Ло Гуаньчжун «Троецарствие»

Как описать вкратце свои ощущения после прочтения «монумента» на двенадцать с небольшим сотен страниц? Я попробую, конечно, но ничего не обещаю.

Итак, в первую очередь в глаза бросается архаичность произведения. Художественности в романе крайне мало, во многом она похожа скорее на летопись или хроники. Иные битвы укладываются в пару предложений, однако иные разговоры занимают полдюжины страниц. И, с одной стороны, хорошо, что «Троецарствие» буквально нашпиговано уточнениями родства между персонажами, географическими пояснениями и разнообразными административными замечаниями... Но с другой — роман едва ли не на треть из них состоит, а пользы от этого не сказать чтобы много. Имена собственные неподготовленным читателем воспринимаются бегло и регулярно путаются одни с другими, бесконечные титулы и должности тоже, а разобраться в географии Китая тех лет не слишком-то помогает даже имеющаяся в приложении карта. Дальше я буду очень косноязычно и по памяти приводить примеры, так что ошибки неминуемы, но искать что-либо по тексту в романе тоже максимально неудобно. Например, поначалу регулярно упоминаются города Цзиньчжоу и Цзичжоу. С именами еще хуже — Сунь Ю, Сунь Юй, Сунь Юн, Лю Сунь, Лу Су, Лу Сунь, Лу Кай, Лу Кан... В половине случаев это еще и родственники, в остальных — однофамильцы. Лично мне было чуточку проще — поначалу — ибо с рядом основных действующих лиц я был вскользь знаком по другим источникам, однако знание это было подобно капле в море. Еще я заметил пару полных тезок и одно-два «переползания» персонажа из одного лагеря в другой. То ли тоже тезки, то ли переводчик упустил, то ли автор.

Далее — рубрика «Их нравы». Скажем так, «древние» китайцы, если верить источнику, были не слишком-то симпатичными ребятами. Пальцев не хватит пересчитать случаев, когда некий чиновник/полководец без тени сомнения переходит на сторону противника потому, что сюзерен его не очень ценит, мало платит, к советам не прислушивается. «Умный слуга сам выбирает господина» — утверждают они. И подобные перебежчики не вызывают ни осуждения, ни подозрений в своем новом окружении, а порой — даже и в бывшем. Кроме того, такой персонаж тут же выкладывает всю подноготную бывшего «начальства», включая адреса, пароли и явки, линии снабжения, имена бывших соратников, а частенько даже предлагает «поболтать» с кем-нибудь из них, дабы привлечь оного на «правильную» сторону. И ведь работает! Да, время от времени под видом перебежчиков в лагерь противника засылают шпионов, и тогда уже действует присущее (или нет) предвидение противника. Заведомо гениальные полководцы всегда знают, кто перед ними, а «мальчики для битья», напротив, раз за разом наступают на одни и те же грабли. Добавим безудержную страсть к обезглавливанию всех подряд. Вассал дает «неправильные» советы? Противник попал в плен? «Карманный» император слишком много себе позволяет? Какой-нибудь чиновник смеет выразить верность бывшему сюзерену? Голову с плеч! Причем не только им, но и всей родне до третьего колена, друзьям и прислуге. Помнится, за одну такую «причуду» население какого-то города сократилось на восемь сотен человек. Но что такое восемь сотен для Поднебесной? А вот казненных «правдорубов» действительно жаль. Уж не знаю, задумывал ли товарищ Ло это или нет, но одной из сквозных нитей романа явственно видится обреченность честных и правдивых людей. Жизненно, ага.

Довольно шокирующим был небольшой эпизод об неудачливом охотнике, которому нечем было накормить почетного гостя. Недолго думая, он таки нашел выход, одним махом и гостя порадовав, и бракоразводный процесс «проведя» в одностороннем порядке. Да-да, именно. И вот не знаю, что поражает больше — само пиршество или последовавшая за этим награда — охотника осыпали золотом за то, что он без лишних сомнений пожертвовал самым драгоценным. Такие дела, в общем.

Вот мы и перешли к теме сюжета. Скажем так, будь роман на все сто художественным, несмотря на всю его «средневековую «античность», влепил бы ему двойку-тройку без сожалений. Но тут же, якобы, историчность — а значит описываемые события действительно имели место, наравне со всевозможными сюжетными поворотами. Поэтому Гуань Юй до последнего был непобедим, Чжугэ Лян — гениален, Сунь Цуань — хитер, Люй Бу — чудовищен. Хотя некоторые по ходу сюжета перемещаются по позициям. Цао Цао как ребенка обводил вокруг пальца Юань Шао, затем заняв его место «побиваемого». Чжугэ Лян, будучи гениальным стратегом, и дав высокопарную клятву вернуть былое величие династии Хань, совершенно бестолково целых шесть раз пытался навязать войну вэйцам, в результате чего «сгорел на работе», попутно передав это «проклятье» подающему надежды Цзян Вэю, который провалил уже девять!!! походов на Вэй и внесший свой вклад в развал царства Шу.

Ну и хотя бы тот факт, что нам четыре раза подали один и тот же поворот — «император предается гедонизму, царство разваливается, во всем виноваты — как правило — евнухи» — заставляет задуматься, насколько дееспособными были эти исторические персоны. Династии Хань, Шу, Вэй и У одна за другой шли по проторенной дорожке, причем первая худо-бедно протянула четыре столетия, остальные же развалились за несколько десятков лет. Ну и последний самодержец У на фоне остальных выглядит максимально неадекватным. Евнухи в роли злопыхателей раз за разом вызывают оторопь. Я, конечно, понимаю, что оскопленный службы ради человек в принципе вряд ли будет обожать тех, кто с ним это сделал, но почему об этом не задумываются царственные особы. Сомнения вызывает и действенность принятых «мер», но... видимо, так уж было принято. Любопытный факт — если порыться в общедоступных источниках, можно узнать, что очень скоро по завершении романа, пережившая всех династия Цзинь уже на третьем поколении развалилась на очередную россыпь княжеств. То бишь, каждый раз некий сильный, амбициозный, жестокий и т.д. — подчеркните нужное — политик ценой немалой крови основывает царствующую династию, а спустя пару поколений откровенно бесхребетные, истеричные, безмозглые — выберите правильный ответ — потомки оного абсолютно по-идиотски губят дело всей жизни деятельного предка. Мда.

Персонажей в романе плюс-минус пара тысяч. Серьезно. Да, мало кого из них расписывают хоть сколько-нибудь, и это замечательно, иначе в попытках придать красок трехстраничным действующим лицам с труднозапоминаемыми именами, роман «разбух» бы вдвое-втрое. При этом часть из них — с точки зрения писателя — «хорошие ребята», а остальные — напротив. В роли «хорошистов» преимущественно представители Шу. Замечательный и благородный Лю Бэй, Великолепный Гуань Юй, яростный Чжан Фэй, блистательный Чжугэ Лян, преданный Чжао Юн. Вот Цао Цао — злодей, Сунь Цуань — коварный мерзавец, Дун Чжо — узурпатор, Люй Бу — тигр в человеческом обличье... И если с частью определений я соглашусь, то остальные как минимум требуют оговорок. Весь «благородный» отрезок жизни Лю Бэй был фигурой второстепенной, но вот став наконец-то игроком в престолы, он настолько «растерял позолоту», что надо очень постараться, чтобы увидеть разницу между ним и, например, Цао Цао. Да, за последним водилось несколько грешков, но совершенное Лю Бэем «рейдерство», да еще по отношению к родичу, ставит их на одну чашу весов. Да-да-да, Лю Бэй поклялся вернуть величие династии Хань и покарать узурпатора Цао Цао, но тут и сама Хань к тому моменту просто выродилась. Можно, конечно, поспорить, мол, тому самому императору просто не дали себя показать, с юных лет сделав из него марионетку, но вернитесь к началу романа и посмотрите на его предшественника... Забавно, гораздо-гораздо позже Лю Шань, поименованный уж не помню как, в самом конце правления представляет из себя еще более жалкое зрелище.

Но я отвлекся. Когда «геройские герои» под началом Лю Бэя налево и направо рубят головы, жгут деревни, подрывают поезда — это все во благо мира во всем мире, добра и справедливости. Когда кто-нибудь из вэйцев пытается вполне обоснованно оборонять вверенную ему провинцию от шусцев — работа ж такая — он злодей и негодяй. Когда Гуань Син и Чжан Бао, ведомые своим престарелым императором ради мести за отцов рубят в капусту и вэйцев, и усцев — это праведный гнев, когда Чжоу Юй требует обещанный город — он бесстыжая сволочь. Двойные стандарты-с. Вершиной подобного лицемерия я бы назвал эпизод, где Цзян Вэй обвиняет род Сыма в захвате власти и убийстве вэйского императора, с которым — на минутку — вели войны сколько себя помнят и чью власть никогда не признавали, используя это как повод для очередного объявления войны. Единственными, наверное, симпатичными персонажами лично для меня оказались — простодушный Лу Су; внезапно — Чжугэ Лян (да, он прагматик до мозга костей и не слишком сентиментален, но большая часть действительно интересных ходов связана именно с ним, чего стоит только эпизод с цитрой); третьим назвал бы Сыму И — он и на фоне соотечественников выделяется, и возможности свои осознает, отдавая дань уважения оппоненту.

К слову, во второй половине романа именно шусцы — основные агрессоры. Но им можно. А вот то, что Цао Цао пытался, пусть и чужими руками, навести в стране порядок (что ему во многом, кстати, удалось) — почему-то ничуть его не обеляет. Как и то, что Сунь Цуань, по большому-то счету всего лишь старался оградить свои территории от остальных «игроков».

«Троецарствие» условно можно поделить на три неравные части. Первые восемь сотен страниц — это примерно первые сорок лет эпохи. Самые насыщенные, подробные и интересные. Именно в это время вершат свои «подвиги» наиболее известные герои, да и читать этот отрезок любопытнее всего. Вторая часть — еще примерно полтора десятилетия, уместившихся на трех сотнях страниц. Довольно эпичное противостояние двух гениев — Чжугэ Ляна и Сымы И. Местами даже забавно. Но львиной доли персонажей к которым ты привык, уже нет. Ну и заключительные полторы сотни охватывают почти полвека. Очень быстро исчезают последние — действительно значимые — герои романа, единственным крепким орешком остается только Цзян Вэй. Имеют место сразу несколько «прошло пять/десять лет», за которые даже те персонажи, которых ты умудрился запомнить во второй части романа, уходят «на ту сторону», сменяемые вереницей абсолютно безликих «героев». Помимо Дэн Ая даже вспомнить некого.

Хочется отметить еще один момент, который стоило бы, наверное, добавить к списку анахронизмов, но он достаточно своеобразен. Товарищ Ло в данном своем труде вызвал у меня смутные ассоциации с тем самым Гомером. Только у того на страницах бессмертных поэм разгуливали кентавры и сирены, здесь же регулярно упоминаются драконы и фениксы, а один раз даже некая лавкрафтовская жуть. Ну и даосы тут — сами себе Мерлины. Надо — ветер нагоним, надо — деревянных быков и самодвижущихся коней сделаем. Почему нет-то? Добавим сюда действительно богатырские габариты некоторых героев. В метрической системе иные из них переваливали за три метра ростом и размахивали в сражениях железками в полцентнера весом. Да, были люди в наше время, как говорил классик. Численность населения тоже вызывает вопросы, хотя утверждать однозначно я не могу. Максимальная цифра в одном сражении с одной только стороны переваливала за восемь сотен тысяч солдат. Куда там средневековым европейцам, для которых даже десять тысяч — хорошая такая армия.

Некоторое недоумение вызывает и количество чиновников на душу населения. Зато все грамотные — любой пастух умеет читать и писать, да еще старинные трактаты перескажет по памяти. Дивное было времечко, судя по всему.

Странная книга, если честно. И воспринимать ее сейчас нужно, полагаю, как работы античных авторов — с оглядкой и осознанием условностей. Полотно любопытное, но малосимпатичное. И хоть невольные аллюзии с миром нынешним наблюдаются, читать «Троецарствие» и непросто, и не слишком интересно.

Хотя, безусловно, будет что вспомнить.

Начну с того, что я поставил «Троецарствию» оценку 5, то есть относительно низкую. Причин тому много. Во-первых, роман в значительной мере является нехудожественным, и смешение лапидарного стиля летописи с некоторыми (довольно слабыми) чертами художественности выглядит неорганично. Во-вторых, автор очень пристрастен, что неуместно для взгляда на конфликт между разными частями одной страны и одного народа, тем более спустя почти 11 веков. Эта пристрастность к тому же приводит к очень упрощенному представлению о тогдашних реалиях Китая. Например, полководец и политик Цао Цао — основатель царства Вэй — очернен автором романа; при этом Ло Гуаньчжун совершенно не упоминает о весьма толковой хозяйственной (и довольно гуманной по тогдашним меркам) деятельности Цао Цао, благодаря которой его царство являлось самым крепким государственным образованием эпохи Троецарствия и в итоге (уже при последователях Цао Цао) поглотило своих соперников. В-третьих, сюжет произведения очень скудный и представляет собой по большей части набор повторяющихся сцен битв (при том, кстати, что некоторое их число в прослушанном мной варианте перевода опущено). В-четвертых, брутальность действия временами утомляет и угнетает: чего стоят только сотни (я не преувеличиваю) раз встречающиеся речевые обороты про обезглавливание. В-пятых, крайне неудачным приемом является использование некоторых элементов мистики. Понятно, что китайцы (все, от нищего до Императора) очень склонны к архаичной вере в духов и гадание. Но, на мой взгляд, элементы мистики реализованы Ло Гуаньчжуном предельно слабо, не вызывают никакого интереса и воспринимаются удручающе.

Кроме того, недоумение вызывает то, что в «Троецарствии» автор легко оперирует армиями численностью в сотни тысяч человек, и даже упоминается число миллион (!!!). Конечно, это преувеличение, и очевидно, что в ту эпоху большинство «воинов» были наспех мобилизованным сбродом практически без вооружения; естественно, эти люди при первой же возможности сбегали. Реально сражались отряды профессиональных воинов числом максимум в несколько тысяч. А вообще многие битвы представляли всего лишь архаичный поединок командиров противоборствующих отрядов. Если командир одного из них побеждал, то весь отряд второго мог сразу покинуть поле боя.

Из интересного по существу я могу назвать то, что именно в «Троецарствии» описан полководец Гуань Юй — культовый персонаж китайской истории. Культовый в прямом смысле, ибо впоследствии он был официально обожествлен как бог войны под именем Гуань-ди, и его храмы и статуи можно в большом количестве встретить в Китае. Замечу, кстати, что в статье в русскоязычной Википедии Гуань Юя крайне неудачно сравнивают с Робин Гудом, для чего нет ни малейших оснований. Робин Гуда в Англии (и вообще в западной культуре) чтят за защиту слабых, благородство и справедливость, а Гуань Юя в Китае чтят за силу и верность. Последнее я хочу особо подчеркнуть, так как в Китае эта добродетель, хотя и почитается, конечно, но при этом, если судить по роману «Троецарствие», занимает, скажем так, боковое место в тамошнем менталитете. С этим следует сравнить то центральное место, которое занимало понятие Fides в римском менталитете (впоследствии перешедшее в европейский рыцарский кодекс). В «Троецарствии» огромное число персонажей совершенно спокойно переходит вражескую сторону (некоторые не по разу) — исходя из простого соображения, что враг сейчас сильнее, и надо спасать свою жизнь.

Также любопытна фигура Чжугэ Ляна, являвшегося военным советником правителя одного из Трех Царств (Шу) — Лю Бэя (который в пристрастной трактовке Ло Гуаньчжуна является одним из лучших персонажей эпохи). Он выступает как олицетворение мудрости, опыта, военной хитрости и изобретательности. Его реальные военные победы приукрашены и романтизированы, так как автором романа использовались не только исторические, но и фольклорно-легендарные источники. Особенно интересно многократное акцентирование Ло Гуаньчжуном внимания на том факте, что Чжугэ Лян был даосом (в романе даосы окружены буквально сверхчеловеческим ореолом мудрости, и некоторые совершают чудеса — что, как я уже говорил, выглядит неудачными вставками). Это обстоятельство хорошо иллюстрирует существенную эволюцию даосизма. Такие древние трактаты, как «Чжуан-цзы» и «Ле-цзы», содержат массу антисоциальных и антигосударственных пассажей (что касается «Дао Дэ цзин», то эта приписываемая Лао-цзы книга, на мой взгляд, вообще находится за пределом социума). Но уже во II веке от Р.Х. появляются школа и трактат «Хуайнань-цзы», которые представляют собой сплетение даосских, конфуцианских и легистских концепций. Так что нет ничего удивительно в том, что даос Чжугэ Лян, живший в конце II — начале III веков, служил советником государя.

Роман «Троецарствие» в художественной форме описывает период в истории Китая от восстания желтых повязок в 190-е годы до объединения страны под властью династии Цзинь. Собственно эпоха Троецарствия, начавшаяся в 220 году свержением Ханьской династии, занимает меньшую часть романа. Это история о крахе привычного мира. Война, губящая Поднебесную, набирает обороты постепенно. Восстание желтых повязок, затем – узурпация власти Дун Чжо. Князья объединяются против узурпатора и побеждают его. И вот вчерашние союзники грызутся ради власти, пока государство не распадается на три части.

В начале книги встречаются три героя, которые на всю жизнь становятся друзьями и братьями по оружью. Вместе они будут сражаться против повстанцев, войск узурпатора Дун Чжо и амбициозного полководца Цао Цао. Постепенно круговорот событий поднимет их на вершину – один из друзей станет императором царства Шу, двое других – его полководцами.

К средневековой литературе часто относятся снисходительно. Да, читая ее, я вижу, что сейчас так писать нельзя. Говоря о «Троецарствии», я не хочу придираться к исторической неточности многих эпизодов. Кто-то всерьез собирается учить историю по «Троецарствию»? Я не хочу придираться к десяткам однообразных битв и поединков. Я не хочу придираться к десяткам незапоминающихся эпизодических героев.

Я хочу вспомнить лучшие эпизоды «Троецарствия», читая которые понимаешь, почему эта книга стала одним из классических романов Китая и находит читателей, воспитанных совсем на другой литературе.

Напряженные главы о кануне и битве у Красных Скал. Интриги трех противников – ложные известия, гонцы. Высокий драматизм битв Цао Цао против Ма Чао. Трагическое описание последнего боя Гуань Юйя.

Книгу делают интересной герои. Читатель «Троецарствия» забудет подробности бесконечных битв, но запомнит мудрого Чжугэ Ляна. «Я вернусь, как только служба моя окончится», — говорит полководец, покидая уединенное жилище, но сразу понятно, что он не вернется домой. Противостояние Чжугэ Ляна и полководца царства У Чжоу Юйя – один из лучших моментов романа. Оба они – талантливые полководцы, но Чжоу Юй всегда на шаг позади соперника, поэтому вынужден применять свои таланты, чтобы играть роль в пьесе, написанной Чжугэ Ляном. Чжоу Юй придумывает один за другим хитрости, чтобы погубить соперника, но Чжугэ Лян преодолевает их одним взмахом руки с веером. И, наконец, похороны Чжоу Юйя. Чжугэ Лян плачет – Чжоу Юй был благородным человеком, талантливым полководцем, и победы у Красных Скал не было бы без его плана и воинского мастерства, как и без даосской магии Чжугэ Ляна.

Благородный Лю Бэй – герой с безупречной репутацией. Но даже такого человека власть меняет не в лучшую сторону. Не зря после коронации его зовут в тексте только тронным именем Сяньчжу, потому что Сяньчжу уже не совсем Лю Бэй. Он более жесток, мстителен, раздражителен. Возможно ранняя смерть не позволила Сяньчжу-Лю Бэю стать новым Цао Цао.

P.S.

Некоторые заметки по ходу чтения:

Это второй из четырех классических китайских романов, который я таки сдюжил до конца. Кун-фу про заводи мне не пошло, мелодраму про красный терем я бросил читать довольно быстро, ну а про царя обезьян мы поговорим как-нибудь в другой раз.

С одной стороны перед нами масштабное фентезийно-историческое (ибо тут есть и маги-даосы, и призраки, и генерал, в одиночку вырезающий несколько застав просто потому, что они у него на пути) полотно с кучей убийств, интриг, предательств и действующих лиц.

С другой – местами унылое и затянутое произведение, где персонажа могут описывать целую страницу только для того, чтобы убить его через абзац. Ну и едва ли не самый известный пример так называемого «черного пиара» в азиатской литературе. «Троецарствие» очерняет типичного правителя своего времени Цао Цао не меньше, а может и больше, чем знаменитый роман о мушкетерах – кардинала Ришелье.

Я в общем-то не жалею времени, потраченного на чтение этого произведения (таки один из краеугольных камней китайской литературы), но и советовать всем и каждому его не стану. Все-таки минусов у него хватает, да язык стандартно-тягомотный для литературы далеких лет.