Амор Тоулз «Джентльмен в Москве»

Начало довольно симпатичное — двадцатые годы двадцатого же века, графа Ростова судит революционный трибунал за какое-то довольно нелепое стихотворение:

«Вышинский: Род занятий или профессия?

Ростов: Джентльмен считает ниже своего достоинства иметь профессию.

Вышинский: Хорошо. Чем тогда вы занимаетесь?

Ростов: Обедаю, обсуждаю, читаю, думаю. Заполняю время обычными пустяками.

...

Вышинский: Так почему же вы вернулись?

Ростов: Соскучился по здешнему климату.

(Смех.)

Вышинский: Граф Ростов, вы, судя по всему, не осознаете серьезности своего положения. И не выказываете достаточного уважения людям, которые здесь собрались.

Ростов: Императрица в свое время высказывала мне претензии по тем самым вопросам, которые вы упомянули».

и в итоге назначает ему наказание в виде заключения в отеле «Метрополь», где он и так жил до этого. Ну разве что графа переселяют из роскошных апартаментов в скромную коморку под крышей. «Что ж, в таких обстоятельствах самое время почитать Монтеня», — решает он, — «надо же когда-то осилить этот занудный том». Спойлер

Новая его комната так мала, что вещи графа в ней просто не помещаются. Но граф старается не унывать:

«– Дорогие друзья, – произнес граф. – Вне всякого сомнения, вы сгораете от любопытства, желая узнать, что со мной произошло в течение этого дня. Я был в Кремле, куда меня вызвали на небольшой tête-а-tête, во время которого представители нынешнего режима решили, что я виновен в том, что являюсь аристократом, за что и должен быть приговорен к пожизненному заключению в этом отеле.

Гости ответили ему аплодисментами и возгласами одобрения, а граф подал им руки и сердечно поблагодарил за участие».

Дальнейшее повествование в размеренном умиротворяющем темпе рассказывает нам о жизни графа в отеле. В деталях о том, как он ест, стрижется, размышляет и немного о том, как общается с постояльцами и персоналом. Поначалу это все любопытно — эдакая ленивая робинзонада в духе Обломова, но с оттенком английской иронии. Однако, где-то к четверти книги понимаешь, что вот эта неторопливая комфортная жизнь — и составляет все содержание романа. Сюжет слабо-слабо просвечивает сквозь бесконечные главы о посещении ресторана «Боярский», выборе блюд и вина и то, только ближе к концу. Впрочем, раз граф принес мороженного для гостиничного кота. Кот вообще несколько оживляет происходящее, как это вообще свойственно котам.

Признаюсь, середину я пропустила, устав от монотонности, и дочитала только финал (все-таки было интересно выяснить, кончилось ли чем-нибудь это все). Надо признать, что повествование при этом практически не нарушилось. Знаете, как если бы вы смотрели длинный сериал, пропустили десяток серий, и вернувшись к нему, обнаружили бы, что те же люди продолжают сидеть в том же помещении и обсуждать те же темы. Так и здесь. Можно спокойно выдрать из середины пару сотен страниц, это совершенно ни на что не повлияет, более того, вы скорее всего, даже не заметите, что чего-то не хватает.

Пожалуй, единственное, что любопытно в этой книге — это то, что она очень органична. Обычно произведения, написанные зарубежными писателями про русских или про Россию, полны сомнительных штампов и нелепостей. Горящая на воре шапка видна издалека. Здесь не так. Если бы я не знала, что роман написан американцем, то приняла бы его за постмодернистскую игрушку одного из наших соотечественников. Чуть альтернативная реальность (но все сильные мира сего присутствуют в своих амплуа), знакомая щемящая тоска аристократов по бывшей России, и даже про бабочку березовую пяденицу — словно дословно списано из советского учебника биологии. Да, внимательные читатели замечают всякие неточности, вроде того, что в двадцать-каком-то году граф еще не мог смотреть на кремлевские звезды за их отсутствием. Ну пусть не мог. Но зато сама ремарка насчет «света кремлевских звезд» и настроение с которым он на них смотрит... Это все точно передано. В общем, удивительно, но это совершенно российская по духу и атмосфере книга. И даже абсурдность происходящего в ней скорее Булгаковская, чем допустим, Кэрролловская. Например, Быков мог бы такое написать — в меру стилизовано, не в меру занудно и с явным презрением к советской власти.