Тут вот Владимир Аренев выкладывал перевод отрывка из "Змеи" — нового романа Сапковского.

А до этого — другой отрывок на польском, изначально выложенный на сайте журнала Newsweek.

Оказывается, у этого отрывка есть перевод.

цитата

Майор Игорь Константинович Савельев был высок, даже тогда, когда сидел. Волосы на висках у него были более чем седыми, а на темени — более чем редкими. Хотя и щуплый, ладони имел как у колхозника — большие, красные и бугристые. По чертам лица был не менее благородный, чем его шеф, а его глаза, задумчиво-добрые, были цвета увядших васильков. Однако это Леварт отметил чуть позже, когда майор наконец счёл нужным поднять голову и взгляд. Но пока не было никаких признаков того, что он сочтёт это нужным. Он сидел за столом, поглощённый, казалось бы, целиком папкой из бурого картона, переворачивая закреплённые в ней документы красными лапищами колхозника.

– Прапорщик Леварт, Павел Славомирович, — выговорил он наконец, по-прежнему с носом в папке, как будто и не говорил, а вслух читал какую-то из папочных бумаг.

– Как там ваш сотрясённый мозг? Успокоился? Находитесь в состоянии полной вменяемости?

– Так точно, товарищ майор.

– Способны отвечать на вопросы?

– Так точно, товарищ майор.

Савельев поднял голову. И увядшевасильковые глаза. Взял карандаш, стукнул им по столешнице.

– Кто, – спросил он, контрапунктически постукивая, — стрелял в вашего старлея? Старшего лейтенанта Кириленко?

Леварт сглотнул слюну.

– Докладываю, что не знаю, товарищ майор.

– Не знаете.

– Не знаю. Не видел этого.

– А что вы видели?

– Бой. Потому что шёл бой.

– А вы сражались.

– Так точно, товарищ майор. Сражался.

– А за что вы, любопытно, сражались, прапорщик? За правое, по-вашему, сражались дело? Или за неправое?

Леварт вновь сглотнул слюну, от неожиданности. Савельев глядел на него из-под опущенных век.

– Прошло, – сказал он, акцентируя важность некоторых сказанных слов стуком карандаша о столешницу, – четыре года и восемь месяцев с заседания Политбюро, на котором незабвенной памяти товарищ Леонид Ильич Брежнев, с помощью совета незабвенной памяти товарища Андропова и Громыко постановил, что нужно помочь партии и пролетарским властям Демократической Республики Афганистан в подавлении распространения контрреволюции. Подогретого через ЦРУ фанатизма. Уже четыре года и восемь месяцев ограниченный контингент нашей рабоче-крестьянской армии под просвещённым управлением партии исполняет в ДРА свой интернациональный долг и обязанность. А в рамках контингента, в составе третьего батальона сто восьмидесятого полка механизованной сто восьмой мотострелковой дивизии также и вы, прапорщик Леварт.

Правильно поняв, что это не был вопрос, Леварт сохранил молчание.

– Воюешь значит, – констатировал факт майор. – Интернационально исполняешь, что следует. С энтузиазмом, рвением и полной увереностью в правильности того, что делаешь. Я прав? С полной? А может не полной? Может у тебя другая оценка советского военного присутсвия в ДРА? Иная оценка решения Политбюро? И его незабвенной памяти членов?

Леварт оторвал взгляд от мерзко облезлой штукатурки потолка, глянул на Савельева. Не на его лицо, а на ладонь и стучащий о столешницу карандаш. Майор как будто это заметил, потому что карандаш замер.

– Интересно, – начал он, – было бы узнать, как же ты, представитель низшего уровня командования, смотришь на эту проблему. Что? Леварт! Открой наконец рот! Я задал вопрос!

– Я, товарищ майор, – Леварт кашлянул, – одно знаю. Родина велела.

Савельев молчал в течение минуты, вертя карандаш пальцами.

– Да уж, – сказал наконец, изменяя тон с язвительного на как будто задумчивый. – Стоит отметить. Представитель младшего командного состава при проверке политической сознательности отвечает не лозунгами, а цитатой из Окуджавы. Думая, наверное, что вопрошающий цитату не распознает.

– А цитата та, – майор вернулся к обычному тону, – в твоём конкретном случае на шутку похожа. Фамилия такая какая странная, ой, Русью-то оно не пахнет, не пахнет. А русский дух? Укрепился ли через поколение? Прадед, польский бунтовщик, умер ведь и лежит в могиле тёмной, к тому же дурной католической, в Таре, в бывшей Тобольской губернии. Дед тоже поляк... Хочешь что-то сказать? Говори.

– Мой дед, – сказал спокойно и тихо Леварт, – не вернулся в свободную Польшу, хотя мог. По возвращению из Сибири остался в Вологде, у бабки, из дома Молчановых. А его младший сын, мой отец...

– Участник Великой Отечественной, награждённый Орденом Славы I степени за бой на Курлянском полуострове в марте года 1945, — так же спокойно не позволил закончить майор. – Самый молодой, наверное, в истории кавалер этого ордена. Всё есть в документах. Всё, Леварт, о тебе, и твоей семье, о родственниках и знакомых. И это есть великая сила бумаги, многое из того может быть использовано... Когда будет нужно. Потому ещё раз спрашиваю: кто стрелял в спину старшему лейтенанту Кириленко?

– Не знаю. Не видел. Шёл бой.

– Если, – карандаш снова завис в воздухе, – я узнаю от тебя то, что хочу знать, обещаю, за неделю ты будешь дома. В Питере. Тьфу, хотел сказать: в Ленинграде. Войну будешь смотреть по телевизору. Ходить на Фонтанку на пиво с приятелями. Привлекать девушек медалью и афганским загаром. Ну, пускай, устрою тебе интервью в «Комсомольской Правде», а после, возможно, сам начнёшь какую-нибудь деятельность, сам понимаешь, какие откроются перспективы... Устрою тебе это всё. Если скажешь, кто стрелял

.

Перевод: Марьян Яремко

За наводку спасибо Леониду Таубесу.

цитата

ДГ: Вы знаете историю со «Сталкером»?

ОЛ: А, да, расскажи.

ДГ: Когда … фраза опять же из обсуждения книг серии «Сталкер» (все знают, о чём идёт речь?): «Это, типа, крутая серия! Говорят, в неё даже Стругацкие когда-то написали»! Сам читал в сети.

Из зала: Я просто постоянно в этом варюсь, я тебе потом скажу, кто это пишет. (смех)

АВ: Это пишет народ.

Из зала тот же голос: Это не народ. Это очень редкие исключения.

ДГ: Вторая история … Хорошо. Нет, я же не говорю, что это каждый второй пишет. Но и такое тоже бывает.

ОЛ (? Могу ошибиться в идентификации, прим.): И такое бывает.

ДГ: Много таких случаев было, когда... недавно Гриша Панченко нам рассказал замечательную историю, когда к нему пришли какие-то деятели и спросили: «Слушай, ты там с фантастикой, в общем, связан: ты не знаешь, у кого права на фильм «Обитаемый остров»? Хорошо бы новеллизацию написать». Значит, Гриша посмотрел на них … сначала подумал, что люди злобно прикалываются. Потом он через пять минут разговора понял, что они не прикалываются. И решил их просветить, что, вообще-то говоря, это повесть по известной… то есть фильм по известнейшей повести Аркадия и Бориса Стругацких «Обитаемый остров», которая сто раз издавалась. Очень известная. «Вот, блин, жалко», — сказали люди.

ОЛ: Так а что жалко? Вы что, думаете, что сейчас кто-то при словах «Ночной дозор» вспомнит Рембрандта?

Из зала: Так кого ещё?

ОЛ: Ага! Разбежались!

ДГ: Та же самая история с Панченко. (смеётся). Да, да. Когда он приехал… в Голландии он был?

ОЛ: В Голландии.

ДГ: В Голландии. И когда его спрашивают: «А что тебе больше всего понравилось»?

«Ну, вот «Ночной дозор» посмотрел».

«Тю! Что, не мог здесь посмотреть»?

«Да нет, я имею ввиду картину Рембрандта»!

«Ну да, картину. Но какой Рембрандт? Бекмамбетов!»

Вопрос: Скажите, пожалуйста, если бы вам по вашим книгам предложили начать проект, то есть кто-то будет продолжать вашим книги, вы бы согласились?

АВ: Подумали бы.

ОЛ: Подумали бы. А почему нет? Моя ж книга от этого хуже не станет. Подумали бы. Почему нет.

АВ: «Мир Рубежа».

ОЛ: Другое дело, что я бы не делал ставки на то, что в этом проекте будет что-то, что я бы прочёл … больше, чем с удовольствием узнать, что он там в моём мире нарулил?

ДГ: Более того, я подозреваю, что мы бы половину из этого даже не прочли никогда.

Из зала: Ваше отношение не было бы каким-то обособленным?

ОЛ: Да, да.

Д: Ну, приблизительно так.

АВ: Если бы мне предложили…

Из зала: С вашим детищем же что-то творят!

ОЛ: С моим детищем ничего не творят.

АВ: Ничего не творят, абсолютно.

ОЛ: Ничего. Моё детище как издавалось, так и издаётся.

ДГ: Ну это всё равно, что взяли и написали кучу пародий на нашу книгу. Ну и что?

ОЛ: Пожалуйста!

АВ: Более того, это всё равно, что сарай в аренду сдать. К литературе это отношения не имеет.

ОЛ: Абсолютно. Мы же ещё раз говорим, что это всё развлекательная индустрия, здесь другие законы. Законы аренды, найма, переуступки каких-то прав... Это разные принципы.

Из зала: Тогда советский вопрос: а вы предполагаете какое-то идейное воздействие литературы или темы, героев на молодое поколение?

ОЛ: Предполагаем. Судя по реакции ряда читателей…

Продолжение из зала: Как ваши идеи будут развиваться?

ОЛ: Это не наши идеи. Потому что один прочитал Достоевского и пошёл тоже зарубил старушку. Виноват разве Достоевский?

Из зала тот же голос: Ну, это натянуто.

АВ: Почему?

ДГ: Почему натянуто? Такие случаи имели место быть.

ОЛ: Ну хорошо, ряд революционеров обожал Тургенева «Отцы и дети», образ Рахманова…

Тот же голос: Есть статистика, есть исключения. Я как раз интересуюсь статистикой.

ОЛ: По статистике…

Тот же голос: Вы когда писали, наверное, вы какие-то идеи имели ввиду? И, наверное, какое-то воздействие этих идей?

ДГ: Да.

ОЛ: По статистики влияние литературы на человечество ничтожно мало.

Тот же голос: Не соглашусь.

ОЛ: Ничтожно мало.

АВ: То, что вы не согласитесь…

ОЛ: Невероятно. Если мы посмотрим на историю…

Из зала: … на всех убиенных во всех войнах. Поверьте.

АВ: Могу ещё раз рассказать: писатель пишет не для читателя. Если читателю интересно ознакомиться с его посланием, то честь и хвала читателю. Если он там почерпнёт что-то хорошее, тем более хорошо. В принципе, да, такое воздействие есть, но оно очень небольшое. И очень часто читатель видит то, чего в книжке, с точки зрения писателя, нету. Вот допустим, Достоевский не призывал убивать старушек топором. А некоторые видели пособие и думали, что…

ОЛ: Тут имеет смысл заострить чуть-чуть. Понимаете, как только звучит заявление, а его произносят, грубо говоря, от Шекспира до Ольги Славниковой, что когда писатель пишет, он пишет не для читателя, у меня … Я же тоже читатель, да? Ну, я ж писатель только по будним дням, а в остальное ж время я читаю. Мне становится обидно: «Он же для меня всё-таки, да?» Вот тут надо чётко понять, это – «Не продаётся вдохновенье, но можно рукопись продать». В тот момент, когда человек творит… сочиняет ли он музыку, стихотворение, роман, ну что ещё сочиняют?

ДГ: Картину.

ОЛ: Картину пишет, да. В этот момент, если он действительно творит, он один на один со своим творением. Вот это и подразумевается «пишет не для читателя». Не в обиду: зачем ты мне читатель. Понятно о чём речь? В момент акта творения никого между мной и моим творением нету. И не может быть. Иначе нету акта творения. Дорогие девушки, вы когда… женщины… вы , когда рожаете, думаете, что он будет двухметровый блондин с голубыми глазами? Между вами и вашими родами ничего нету. Ни будущий судьбы ребёнка, ни в каком классе он закончит школу — в восьмом или всё-таки до десятого доучится, ни какая у него будет жена или муж? Нету этого. Есть роды. Процесс самодостаточный. Это знает любой профессионал, работающий в области искусства.

Из зала: Я всё-таки обострю дальше. Очень многие профессионалы, особенно былых веков, когда была иная мораль, иная религиозность, они осознавали, когда писали, свою ответственность за то, что они пишут. И за то, как это будет влиять на людей.

ОЛ: Кто?

Далее из зала: Извините, договорю. Я вам проведу прямую жесткую параллель.

ОЛ: Давайте.

Далее из зала: Эйнштейн, Бор, Оппенгеймер, которые занимались исследованием этих вещей, они не думали, во что это выльется, а потом схватились за голову, письма начали писать.

ОЛ: А кто из них писатель? Писатель кто из них?

Далее из зала: Я вам говорю об этом процессе: «Я творю!» Они творили для науки. Они не думали, как это будет воздействовать…

АВ: Это разные вещи.

ОЛ: Нет, я здесь не смогу отвечать. Это…

Далее из зала: …а потом начали писать письма президентам США. Они, выражаясь, уже высказанным термином — участвовали в проекте. Просто их наука влияла на физическое существования тел. То, чем занимаетесь вы, влияет на души.

ОЛ: Я понял. Смотрите как, а нет ли тут момента передёргивания? Я сказал: «Влияние литературы на человечество ничтожно мало». Вы мне говорите: «Влияние науки на человечество огромно». А я разве с вами спорю? Влияние науки, безусловно, огромно.

Далее из зала: Я не поддержал тезиса…

ОЛ: Ну, а что делать? Ну, если б литература…

Далее из зала: Просто вам хочется, чтобы так было, наверное. Так проще.

ОЛ: Нет.

ДГ: Наоборот!

ОЛ: Наоборот!

ДГ: Нам бы хотелось, что бы она влияла в сто раз больше.

ОЛ: Наоборот.

ДГ: Но, увы, она влияет недостаточно.

Далее из зала: Просто вы это не можете оценить. Вот и все.

АВ: Ничего подобного. Вы пытаетесь жёстко передергивать. Более того, пытаясь, так сказать…

Далее из зала: Я пытаюсь обострять.

АВ: Да, но дело в том, что это не обострение, это неумение спорить. 90%, меньше даже, людей с каким-то там образованием спорить не умеют. Это я заметил. Так вот, по сути, вы пытаетесь сравнить несравнимые вещи. Дело в том, что мы творим виртуальные образы, мы создаём или разрушаем миры. Причём свои собственные. Если, конечно, не пишем фанфик по «Гарри Поттеру», тогда мы, в общем, пытаемся…

ДГ: Тогда мы разрушаем чужой.

АВ: Чужой мир. Но если мы честным, работая, мы работаем исключительно в виртуальном, который создаём и разрушаем сами. Помянутые вами господа и товарищи делали атомную бомбу. Что общего, кроме абстрактного процесса творчества? Ничего. Разные инструменты, разные результаты, разные площадки работы. То есть мы говорим об абсолютно разных вещах. И не надо взывать к нашей, понимаете ли, ответственности, всё остальное. Я, честно говря, этих взывателей, во-первых, ещё помню по большевистским временам. Тогда взывали, пытались учить и тому подобное. Я один раз при сов… большевизии пытался напечататься не что-то большое — стихи всего на всего. Но то, что я там услышал, мне хватило. Поэтому не надо взывать. Я этих взывателий, скажем так… как же это покультурней? Не слушал бы.

Из зала: Хорошо. Вот параллели вашей области: Рон Хаббард, писатель фантаст.

АВ: А его фантастика кому-то мешает?

Далее из зала: Вошёл во вкус и основал одну из самых страшных сект XX века.

АВ: А причём здесь это?

Далее из зала: Я продолжаю. Эти же параллели. Дяченки. (произношение говорящего искажено – Дьяченки – но мы будем придерживаться правильного написания, прим.) Вы просто не хотите понять мои тезисы. Дяченки: по некоторым их последним книгам, по их концепциям можно организовывать секты. Я вам это говорю как специалист по сектоведенью.

АВ: А-а-а! Господи! (общий смех и аплодисменты). Свят, свят.

ОЛ: Ладно, да, чтобы не сводить беседу к одному человеку.

ДГ: Нет, на самом…

Далее из зала: Вы пройдитесь по Петровки, какой лабудой заполнены прилавки.

ДГ: Согласен.

АВ: Я завтра этим займусь, кстати.

Далее из зала: Эта лабуда печатается. Я готов к тому, что здесь будут смеяться. Я этого смеха ждал.

АВ: Но мы-то приём?

ОЛ: Мы-то причём?

Далее из зала: Эта лабуда печатается миллионными тиражами, все, кто её печатают, считают — «Мы пишем это для себя и нам за это платят деньги», — не думают о том, что будет твориться с мозгами и душами тех, кто это читает.

ОЛ: Когда заканчиваем?

АВ: А вы из какой секты?

Ответ: Я православный христианин.

ОЛ: Так отлично.

АВ: А так что же вы проповедью вне храма занимаетесь?

Ответ: Я не проповедую. Я не священник.

АВ: Так, а что вы тогда тут?

ДГ: Нет, на самом деле всё очень просто.

Все то же голос: Когда человек читает фантастику …

ОЛ: Нет, стоп, иначе мы разговор… во-первых, надо заканчивать, попросили нас. Во-вторых, мы весь разговор свели к одной теме.

ДГ: Буквально одна минута. Я хочу расставить точки над «i». Я считаю, что то, что мы закладываем в наши книги – это хорошо. С нашей точки зрения.

ОЛ: С нашей!

ДГ: Я не считаю, что мы несём какие-то деструктивные, разрушительные, вредные и так далее идеи. Кто-то может не согласиться и сказать, что наши книги очень вредны. Но с нашей точки зрения, мы считаем, что мы сеем разумное, доброе, вечное, как бы пафосно это не звучало. Это раз. Второе, я не обвиняю учёных, которые занимались наукой, но в итоге которой получилась, скажем, атомная бомба или что-то ещё. Если бы не они, то кто-то другой бы всё это сделал. И всё ровно, тогда бы не было ядерной энергетики, не было теории относительности, не было бы квантовой физики и так далее. То есть что, не развивать прогресс и уйти обратно в пещеры? Я это тоже не приемлю. Я считаю, что с одной стороны: да, у науки есть оборотная сторона. Но сами по себе научные исследования, научно-технический прогресс негативным не являются. Другое дело как его применить? Это уже второй вопрос. Всё.

ОЛ: Поэтому нас просят просто заканчивать. И буквально два слова. Вообще спасибо, кстати, за разговор. Получился нормальный разговор. Да, безусловно, мы тоже обостряем с огромным удовольствием, иначе разговора не получается, вы же сидели и молчали в начале. Вспомните. Вот. Так что... все знают, что мы резки в суждениях. Кто из поэтов, художников, писателей, был не резок в суждениях и при этом интересен публики? Где они? Кто, Есенин? Высоцкий? Кто?

ДГ: Пушкин?

ОЛ: Пушкин? Кто? Все были резки в суждениях, это нормально. Единственное что, если мы возьмём любое разумное, доброе, вечное: роман Толстого «Война и мир», пьесу Шекспира «Буря», — не важно, назовите что там, — и задумаемся, какой процент людей из всех миллиардов человечества это читал? То тогда мы и поймём влияние литературы на человечество. Собственно я это так примерно представляю.

Из зала: Большой.

ОЛ: Большой? Я не думаю, что за два процента мы выйдем.

АВ: А что же не спросили про творческие планы?

ДГ: Да. (смеётся).

ОЛ: Это в другой раз. Всё. Ираклий просит завершать, поскольку тут должно быть следующее действие.

цитата

Очень не просто производить качественный текст со скоростью 2 романа в год. Даже у принтера в настройках печати есть выбор между "скорость" и "качество".

С форума, octon.

цитата

11 Международная ярмарка интеллектуальной литературы NON/FICTION

5-я Книжная Антикварная ярмарка

2 — 6 декабря 2009 года

Центральный Дом Художника

...

Издательская группа АСТ устаивает дискуссию с участием Сергея Лукьяненко и Леонида Юзефовича

Газета.ру

Полна информация.

цитата

Сергей Лукьяненко, писатель: "Подловил момент, когда сильно заболел. В такие периоды курить не хочется. В руки попала книга "Легкий способ бросить курить". Автор советовал не торопиться бросать, спокойно дочитать книгу. Я дочитал. И тут же бросил. Метод завязан на психотерапевтических уловках. Человеку дают понять, что, закуривая, он не получает удовольствия, а защищается от него".

Источник где-то тут.