Джайлз Брандрет Оскар Уайльд и смерть, не стоящая внимания / Перевод с английского И. М. Бессмертной. — М.: Книжный клуб 36’6. 2008. — 352 с. — (серия Мистерия)

Не дожидаясь второго пришествия, современная англоязычная литература занялась воскрешением мертвых. Впрочем, даже не воскрешением, а скорее — дописыванием и расширением границ и без того досконально изученных биографий. И выяснилось, что новые страницы этих биографий часто пестрят дерзкими кражами и кровавыми убийствами. Возможно, русскоязычному читателю будет довольно нелегко представить, скажем, Ивана Сергеевича Тургенева в роли ловкого детектива, меняющего личины, подсматривающего и подслушивающего в надежде раскрыть загадочную смерть Муму, но его английскому собрату пришлось понаблюдать за тем, как добропорядочная мисс Джейн Остин разоблачает заговор против английской короны, мистер Диккенс при помощи безупречной дедукции раскрывает мелкое мошенничество Эдгара По, а Роберт Браунинг расследует злодейское убийство англичанина во Флоренции.

В популярных исторических романах “под викторианство” или неовикторианских романах, как их окрестила исследовательница жанра английский критик Дана Шиллер, новую жизнь обретают самые удивительные персонажи — расширение границ привычного викторианства становится той самой приманкой, на которую и ловится внимание потенциального читателя. Вкупе с детективом — самым популярным и самым викторианским жанром литературы — мир такой книги становится чем-то наподобие кэрроловского Зазеркалья, в котором Белый Рыцарь может пленить тебя, только свалившись с коня. Впрочем, выбор типично викторианских писателей на роль сыщиков зачастую ясен и неслучаен. Так, американская писательница Стефани Бэррон, подарившая Джейн Остин карьеру сыщика, полную убийств и заговоров, считает, что именно Джейн, с ее острым умом и наблюдательностью, как никто другой “прекрасно приспособлена для расследования убийств”. То же самое можно сказать и о Чарльзе Диккенсе, применив к нему слова его же героя мистера Пиквика, что это удивительный “исследователь и знаток человеческой натуры”. В романе же “Оскар Уайльд и смерть, не стоящая внимания” английский журналист и писатель Джайлз Брандрет, в Британии больше известный своими биографиями королевских особ, предлагает на эту роль, как видно из заглавия, экстравагантного поэта и драматурга, создав, впрочем, нечто большее, чем простой детективный роман с викторианскими картинками и разговорами.

Не стоящая внимания смерть — это убийство Билли Вуда, мальчика-проститутки и подопечного Уайльда. Труп мальчика — с перерезанным горлом и в обстановке, наводящей на мысли о том, что убийство носит ритуальный характер, — обнаруживает сам Уайльд и решает взяться за расследование. Впрочем, обо всем этом мы узнаем не от него самого, а от Роберта Шерарда, в реальности близкого друга и биографа Уайльда, который в романе становится своеобразным Ватсоном при Уайльде-Холмсе. Роман предваряет вступление Шерарда, в котором он традиционно решает поведать миру некие неизвестные доселе факты из биографии великого писателя.

Разумеется, читателю не раз приходится ощутить незримое присутствие на страницах романа другого великого литературного призрака викторианской эпохи — и дело тут не только в ясно считываемой оппозиции Холмс — Ватсон и Артуре Конан Дойле в качестве одного из действующих лиц романа. Оскар Уайльд водит не только близкое знакомство с Дойлом, но и зачитывается приключениями его самого известного персонажа, с успехом применяя на практике его знаменитую детективную методу. Впрочем, как сыщик Уайльд напоминает скорее Белого Кролика — он не идет, а прямо-таки мечется по следу, так что невольно ждешь восклицания: “О мои ушки, о мой хвостик!” Между какими-то осмысленными действиями Уайльда как детектива может пройти много дней и страниц. Поэт с присущей ему непосредственностью может прервать расследование ради подробного обеда в ресторане, а то и вовсе удалиться из романа на несколько месяцев — создавать своего “Дориана Грея”, оставив за главного Шерарда, который к середине романа безнадежно влюбляется и становится совсем уж скучным рассказчиком.

Да и сама по себе детективная интрига довольно проста и распутывается проницательным любителем жанра в два счета — к моменту развязки все более-менее подозрительные личности сходят со сцены, так что волей-неволей ждешь, что Первый и Второй убийцы появятся, как кролики, из шляпы, либо начинаешь выбирать из того немногого, что осталось.

Но все дело здесь, конечно, не в детективном сюжете. Яркая, хоть и прерывистая канва событий романа похожа на представление Панча и Джуди, которым любителя викторианства приманивают поближе к рампе, чтобы потом возникший из ниоткуда Кукольник развернул перед ним полотно посерьезнее.

17 июля 1883 года Оскар Уайльд, не выдуманный, настоящий, пишет своему другу Роберту Шерарду: “Дружба — это огонь, который превращает все изъяны в пепел и не очищает нас от наших недостатков, а лишь сжигает их...”

31 августа 1889 года Джайлз Брандрет с помощью Роберта Шерарда начинает свое повествование о том, как Оскар Уайльд обнаруживает труп Билли Вуда, но в действительности рассказывает нам очень старомодную и оттого неожиданно свежую историю о дружбе. И в эту историю прекрасно укладываются и выбор Шерарда на роль рассказчика, и прерывистое повествование, и, конечно, деликатная тема отношений Уайльда с мальчиками и мужчинами.

Массовый неовикторианский роман во многом эксплуатирует приемы своего предшественника — сенсационного романа XIX века, но уже с расчетом на более искушенного и пресыщенного читателя века XX. И если Уилки Коллинзу достаточно было удивить публику историей о тайном браке и попытке мужа убить нелюбимую жену, а Мэри Брэддон — сделать главной героиней бигамистку, то нынешнему роману “под викторианство” необходимо быть более изощренным и изобретательным. Так, букеровская номинантка Сара Уотерс придумывает историю о лесбийской любви и выпуске порнографической продукции, Майкл Фейбер отдает повествование в руки проститутки, а Берил Бейнбридж в романе “Мастер Джорджи” рассказывает об инцесте на фоне Крымской войны. Инцест как некая интрига — вообще самая популярная неовикторианская тема, к ней прибегают многие писатели, начиная от таких, как Антония Байетт и Мэтью Нил, и заканчивая детективщиками масскульта вроде Роберта Годдарда и Энн Перри.

И казалось бы, Брандрет с его романом тоже вписывается в эту тенденцию — мальчики и Уайльд, чего проще. Однако роман “Оскар Уайльд и смерть, не стоящая внимания” становится своеобразной апологией Уайльда, попыткой изобразить его не скандальной, а лишь талантливой и весьма экстравагантной фигурой. Не выставить его тайны и слабости напоказ, а представить миру Уайльда-человека — и притом довольно приятного. Так поступил бы друг, и так поступает Роберт Шерард Брандрета. Уайльд оказывается нежным мужем и примерным семьянином, и этой его стороне уделяется гораздо больше романного времени, нежели его таинственным отношениям с покойным Билли. “Он сиял красотой юности. А у меня страсть к красоте”, — говорит Уайльд устами Шерарда и Брандрета, и у читателя нет оснований им не верить. Разумеется, в романе есть место и тайному гомосексуализму, и миру мужской проституции, и отвратительным сутенерам, но все это старательно отгорожено от фигуры Уайльда — гения, “почитающего дружбу превыше любви”. Все изъяны и недостатки Уайльда-человека исчезают в том самом огне дружеского и даже в некотором роде рыцарского отношения Брандрета к своему знаменитому персонажу.

Естественно, при переводе любого романа под викторианство встает вопрос не только о том, в каком именно ключе стилизовать русский текст, но и о том, насколько русским этот текст должен быть. Всякий раз натыкаясь в переводном тексте на какой-нибудь огрех или спорное стилистическое решение, мы сразу склонны обвинять переводчика, разумно предполагая, что именно его слово является законом для издателей и редакторов. Однако в случае с романом “Оскар Уайльд и смерть, не имеющая значения” сложилась парадоксальная ситуация — переводчик, открыв книгу, сам ужаснулся тому, что получилось в итоге, поскольку по воле издателей в романе осталось все то, против чего он решительно возражал. Совершенно неожиданно в готовой книге возникли “госпожа” и “господин” вместо мистеров и миссис, возчики вместо кэбменов, а эстет и сибарит Уайльд вдруг изъявляет желание стать сорняком вместо изначального цветка и бросается словами вроде “кормежка”. У издателей романа оказалось несколько иное видение текста, и они подобрали к нему свой стилистический ключ, в результате чего роман местами напоминает пресловутое смешение французского с нижегородским. Такое вольное обращение издателей с переводом и переводчиком не может не настораживать.

Впрочем, за исключением этих вольностей, перевод романа выглядит органичным и блестящим продолжением “уайльдовского” текста. Даже говоря о кровавом убийстве, Уайльд Джайлза Брандрета изъясняется как денди — максимами и остротами, прячась, как он сам когда-то писал Конан Дойлу, “за дымкой слов”.

Брандрет задумал цикл из девяти детективных романов с участием Оскара Уайльда — и теперь читателю предстоит увидеть, удастся ли автору и впредь обойтись без легкого привкуса скандальности, присущего большинству неовикторианского чтива, и будет ли образ его Уайльда по-прежнему нарисован в дружеской, а не в шаржевой манере...