Взлетевший в 2003 году благодаря премии «Национальный бестселлер» писательский дуэт из Риги — Гаррос-Евдокимов — уже давно не один автор, а два самостоятельных. Алексей Евдокимов выпускает уже вторую самостоятельную книгу — «Ноль-ноль». Обозреватель ВЗГЛЯДА Юлия Бурмистрова встретилась с рижским писателем, чтобы расспросить его о романе про сокрушительные влияния на человеческую жизнь мобильных телефонов, Интернета, офисных будней и слишком серьезного отношения к Игре.

— Ваша новая книга «Ноль-ноль» вызывает желание срочно изменить свою жизнь, а если не получится, то повеситься.

— Если такие желания возникают, могу считать, что выполнил свою цель. Когда книга прочитана не в качестве жвачки и потом выброшена в мусоропровод, а заставляет задуматься и почувствовать нечто, то я не зря работал.

— Вы никогда не заигрываете с читателем, а если и заигрываете, то довольно цинично и жестоко.

— Читателя не так легко пронять, нужны сильные приемы. Его надо сразу бить веслом по голове. Это эффективней. Читатель инертен и не очень хочет думать, автору просто необходимо его шокировать с первых страниц.

— Мир, описываемый вами, страшен, но он именно такой. У мира есть шанс измениться?

— Выступать социальным прогнозистом довольно сложно, считаю прогнозы чем-то вроде жульничества и шарлатанства. Но, в любом случае, ничто не стоит на месте и жизнь видоизменяется. Я не оптимист, шансов на то, что думающим людям в будущем будет более вольготно, крайне мало.

— У современных людей две крайности. Либо без оглядки зашибать деньги в офисе, либо дайншифтинг.

— И они стоят друг друга. Это не противоположности, а две стороны одного явления. Я уж не говорю про то, что дауншифтингом занимаются те, кто плодотворно вкалывал в офисе и заработал себе на это денег.

— Два желания — не работать вообще или работать ненормально. И мало у кого есть желание просто нормально работать.

— Все прекрасно понимают, что та работа, которой они занимаются, бесплодна, бессмысленна и не приносит удовольствия им и пользы кому бы то ни было. Поэтому и возникает желание не работать совсем.

Нормальное состояние любого мыслящего, уважающего себя человека — это заниматься той деятельностью, которая интересна самому и приносит пользу кому-то другому. Работая тупо за деньги, человек изнашивает мысли, чувства, а не работать вообще – порочная, тупиковая мысль.

— Чем отличается самостоятельное авторство от соавторства?

— Соавторство закончилось достаточно давно, года три назад. Произошло это по технической причине – Гаррос уехал в Москву, а я остался в Риге. Но, тем не менее, мы занимались соавторством не на литературном, а на сценарном поле. Я приезжал в Москву, и мы написали два сценария за этот период.

Технология отличается. Писать вдовеем проще — это разновидность приятного времяпрепровождения. Но с другой стороны, когда ты пишешь один, больше свободы. Что лучше, что удобней не могу сказать – у каждого метода свои достоинства и недостатки. Не могу сказать, что мне тяжело дался переход, мы не так долго работали вместе.

— Киносценарии? Какие, когда кино?

— Подозреваю, что никогда. Мы написали пять сценариев, три из которых оригинальные, а два адаптация наших книг – «Головоломка» и «Серая слизь». За исключением одной работы, это было написано по заказу, выплачен аванс. Но потом у продюсеров начинались проблемы, кончались деньги, и все уходило в песок.

Думаю, что это не наше личное невезенье, а особенность российского кинобизнеса. Такой необязательности и халявности я не встречал нигде и никогда. При подобном отношении удивительно, что вообще какие-то фильмы выходят.

— «Ноль-ноль» — абсолютно кинематографический материал, удивлюсь, если не будет предложений.

— Довольно часто слышал и в отношении совместных, и сольных книг, что они кинематографичны. И в этом ничего удивительного нет.

Я страстный синефил с глубокого детства, начинал работать кинокритиком раньше, чем литературным. Мышление уже кинематографичное, сначала возникают картинки и потом описываю это словами.

— Какую роль сыграла премия «Национальный бестселлер» в вашей писательской карьере?

— Безусловно, если бы не было НБ, нам было бы гораздо сложней продавать книги издательству. У человека, которого массированно не пропиарят, будет больше препон и сложностей, да и денег гораздо меньше предложат. Достойному, профессиональному автору очень сложно получить повод для пиара. Сам по себе, конечно, пиар не стоит и выеденного яйца. Он не добавляет качества книжке, как и любая премия не свидетельствует о ее безоговорочном качестве.

Но, к сожалению, в нынешней ситуации, когда реклама решает все, хорошей книжке нужен массированный пиар, иначе она толком не доберется до читателя.

Потому читателю разглядеть в потоке что-то стоящее весьма сложно. До него надо донести, помахать перед носом. Знаю массу примеров хороших книг, которые имели малую прессу, плохо продавались — и это очень обидно.

— Как вы распределяетесь — книга, работа, жизнь?

— Довольно давно не занимаюсь журналистикой, а занимаюсь только литературой. Ну и сценарии еще.

— Хватает?

— Пока хватает, но на будущее сложно сказать. Но должен предупредить людей, которые рассчитывают на литературную карьеру, что моя ситуация совершенно не типична. Наверное, мне повезло, но я знаю слишком мало людей, которые не являлись бы авторами безусловных бестселлеров, а при этом жили бы только на литературные гонорары.

— Сколько времени занимает книга?

— В среднем от полугода до почти года.

— У вас хорошая самодисциплина?

— Неудобно себя хвалить, но да. Никогда не забрасывал книгу, ожидая вдохновения. Наверное, помог журналистский опыт. Хочешь, не хочешь — тема есть, дэдлайн есть и надо работать.

— А вот есть мнение, что критик — это недорежиссер, а журналист — недописатель. Потому что у него есть штампы, ему тяжело развивать долгий сюжет и так далее.

— Это в большой степени придумано писателями и режиссерами. То есть людьми более творческими, хотя я не люблю разделение на более или менее творческие профессии.

Конечно, журналистская школа дает полезные навыки и одновременно портит руку, но не думаю, что это фатальная порочность. Все зависит от человека, журналист вполне может написать большую, тяжеловесную в хорошем смысле книжку. И примеров этому довольно много среди журналистов, не бросивших журналистику.

— Не было искушения или, может, предлагали – пусть не журналистику, а колумнистику?

— Таких предложений не было, я бы согласился. Потому что колумнистика интересна. Это другая журналистика, другой тип. То, что я сейчас совсем не занимаюсь журналистикой, сказывается – откровенная публицистика порой просачивается в книги. Это потому что нет места, куда можно выливать сиюминутные мысли.

— Можно в Интернет.

— Сразу скажу, что я принципиальный противник блогов. По-моему, это очень порочный формат. Интернет-вседозволенность вкупе с Интернет-анонимностью — питательная среда для графомании всех сортов.

Отмена иерархии, когда бездари равны таланту, а хамство – свободе, чрезвычайно вредна. Из блого-сферы ничего хорошего не вырастет. Блоги популярны давно, но не могу назвать ни одной хорошей книжки и сильного автора, которые пришли оттуда.

— Сиюминутность впечатлений, которые составляют блогосферу, не совместима с литературой?

— Порочна не сиюминутность, а отсутствие цензуры и барьеров. Если ты пишешь колонку о чем видишь и поешь, то тебя не напечатают. Это профессиональный ценз, внутренний.

Я не пишу блогов и не читаю блогов. Хотя, много времени провожу в Интернете, читаю сетевые версии бумажных изданий. Несколько лет назад меня пригласили в жюри сетевого конкурса «БлоГбастер». Надо было выбрать пять достойных. Совершенно искренне не мог найти, скрепя сердце, выбрал два с половиной.

— Может быть, потому что на подобные конкурсы люди сами присылают тексты, а умный человек не пошлет. Он спокойно пишет себе в блог, не гоняясь за рейтингом и Интернет-славой.

— Классическая ситуация графомании. И сетевые конкурсы — система поощрения графомании.

— Вы живете в Риге, а с Россией связаны пространством языка

— Да, все мои читатели, издатели и критики — российские.

— Если бы вы жили в Москве, что изменилось бы в вас как в писателе? Взгляд со стороны помогает?

— Для меня весьма важно жить в Риге, одна из главных причин, почему не пытаюсь переселиться в Москву и вообще в Россию. Оказываясь тут, поддаешься местным гипнозам, соблазнам.

Галлюциногенная атмосфера, которая давит на ход мыслей, и очень трудно от этого отрешиться. Смотрю на тех, кто переехал, на эволюцию их поведения, суждений — они очень быстро начинают иначе себя вести. И мне не очень нравится подобная эволюция.

Определенное отстранение и взгляд со стороны дают большую объективность, возможность заметить то, что не заметишь внутри. Возможность жить вне России, но знать, как тут все выглядит, писать про это и издаваться, весьма ценна. Этим стоит дорожить.

— Как бы вы сформулировали разницу между Ригой и Москвой?

— Огромная. Тут две линии различия. Первая — отношения провинции и столицы. Рига — абсолютная провинция, никакой русской культурной жизни там нет. Рижская пресса на русском языке ничем не отличается от русской прессы любого провинциального российского города.

Вторая – западное развитие. От бытового уровня до мировоззренческого. Отношение друг к другу, к жизни более европейское. Людей, которые долго живут в Риге, а потом оказываются в Москве, многое коробит в российской действительности. Понимание приватности, уважения в Латвии больше. А самое главное — умение быть самим по себе.

В России странное желание записать друг друга и самих себя в кланы, списки. Я согласен, я не согласен, я менеджер среднего звена, я столичный тусовщик. Записаться и подчиниться какой-то схеме. Гораздо меньше людей, которым естественно быть самим собой и никуда не записываться.

— Если бы книга вышла на латышском языке, ее бы читали?

— Это еще одна грустная тема – взаимоотношения русской и латышкой общин. Они никак друг другом не интересуются и не пересекаются. Именно поэтому ни одна книга не была переведена на латышский язык. Только один раз было слабое предложение после нацбеста, но продолжения оно не имело.

— Традиционный вопрос о ближайших планах.

— Если все будет хорошо, то к осени закончу следующую книгу.

— Про что, если не секрет?

— Сложно отвечать на вопрос «про что». Это будет мрачная книжка, начинающаяся как фарс, а заканчивающаяся довольно жестоко и безнадежно. Читателям, которые любят светлые концовки, можно не рекомендовать.

— Вы могли бы написать детскую книгу?

— Это очень интересная задача. Полагаю, что хорошую детскую книгу сложнее написать, чем хорошую взрослую. Я задавал себе такой вопрос не один раз. Может быть, когда-нибудь, но вряд ли скоро.

18 августа 2008