Самое сложное для оценки произведение из прочитанных за последнее время. С одной стороны очень хороший язык, читать просто приятно. История подана просто, последовательно, драматическая составляющая в меру. Все характеры выписаны достаточно достоверно, персонажи индивидуальны, поступки их в большинстве случаев понятны (ну кроме главной героини, но она по определению человек достаточно своеобразный, собственно эта ее своеобразность и поддерживает интерес к чтению).

Но с другой стороны:

1.Вроде бы это автофикшн. Повествование ведется от лица писателя К, который имеет так много общего с автором, что текст воспринимается именно как воспоминание. Писатель К собирает воедино все, что помнит сам, все, что могут рассказать другие, все, что есть в каких то сохранившихся письмах, любительских видеопленках и др. И посвящено все это женщине с непростой судьбой, с которой он был знаком и на протяжении некоторого времени достаточно близко общался. И все бы ничего, но несколько эпизодов вызывают у меня большие сомнения относительно их реалистичности.

2.Кроме того в значительной мере напрягает сама героиня. Ее поведение подчас настолько неприятно, что когда случается очередная беда, возникает гадкое чувство злорадства. Вот это нехорошо, но бывают в жизни ситуации, когда так и хочется сказать — так тебе и надо, сам виноват. При этом дух и буква романа показывает, что автор рисует свою героиню как положительную (и это мягко говоря, потому что к финалу появляются даже идеи о святости).

3.Очень показательное начало

Кроме того много достаточно дискуссионных идей о воспитании детей с отклонениями в психическом развитии. Какие-то дурацкие эротические вставки.

В общем книга хорошая, но рекомендовать не могу. Вот не лежит душа и все.

К стыду своему никогда не читал Оэ. Как-то всегда выбирал Кавабату и Мисиму, немножко из Акутагавы, немножко из Абэ, ну и конечно Мураками, который Х, понятное дело. Когда-то, лет 10-15 назад, в каком-то обзоре, причем, мне кажется, даже не профессиональном, я прочитал, что Оэ самый не японский из всех японских писателей (никого не напоминает?). И вот засело в голове, так где-то в подкорке. Так что Футбол оказался первым романом, и как же я ошибался, не простительно вестись на чужое мнение, знаю же, а вот.

Конечно, здесь нет чайных церемоний, катан, харакири, оригами и проч., и проч. Но зато есть многослойное повествование с бездной смыслов, рождающихся на смешении времен, судеб, поступков, ошибочных суждений, сомнительных решений. Тут тебе и внутрисемейное непонимание и отчуждение, и межнациональная рознь, и бунт, пытающийся по примеру бунта столетней давности быть бессмысленным и беспощадным, но скатывающийся в фарс. И проблема самоубийств, какая-то прям национальная японская проблема. И еще много чего.

Кроме того отлично прописанные герои, обычные в общем-то люди, со своими плюсами и минусами, попавшие в чут ли не античную трагедию. А еще очередное указание на то, как легко общество сползает в сторону бессмысленного насилия, главное чтобы вовремя подвернулся лидер. И как лидеру в итоге приходится нести ответственность при любом раскладе, даже избежав прямого наказания.

И как-то подругому воспринимается популяризированное Мураками сидение в колодце (считай в яме) с целью переживания почти мистического опыта, главный герой — крыса у него же (этакий трибют через годы, даром, что Оэ был непримиримым критиком Мураками). А еще вариация на тему отрезанного на несколько дней снегопадом маленького городка (деревни). На эту тему в будущем очень достойно выскажется Памук. Вот такие неожиданные ассоциаации.

В целом очень хороший роман, написанный понятным языком, хорошо переведенный. Может быть местами чересчур мрачный, но с легкой оптимистичной ноткой в финале.

Рекомендую с осторожностью.

Несвятая святая

Мать говорит Христу:

— Ты мой сын или мой

Бог? Ты прибит к кресту.

Как я пойду домой?

Как ступлю на порог,

не поняв, не решив:

ты мой сын или Бог?

То есть, мертв или жив?

Он говорит в ответ:

— Мертвый или живой,

разницы, жено, нет.

Сын или Бог, я твой.

Бродский «Натюрморт»

Этот роман нобелианта и классика японской литературы, Кэндзабуро Оэ в коротком списке номинации «Пропущенные шедевры» литературной премии Ясная поляна 2023. Свои рецензии на книги этого списка я собрала в подборке на канале Book Addict в Дзене, если интересно — заглядывайте. Премиальные списки — один из самых действенных способов привлечь внимание к книге: сильно уступают читательской преданности любимому автору («У N прочту все, даже если ему/ей вздумается пересказать расписание пригородных электричек») и сарафанному радио («- Что вы читаете? — Ремарк, «Три товарища», сейчас вся Москва это читает»), но идут вровень с рекомендациями критиков, книжных обозревателей и блогеров, в основном потому, что на них обращают внимание те же вовлеченные читатели.

Роман «Эхо небес» (1989) продолжает серию книг писателя основанных на опыте воспитания сына с синдромом Дауна, который начат «Личным опытом», и включает также самый известный его роман «Объяли меня воды до души моей».

Это история молодой образованной и очень привлекательной женщина Мариэ, она из обеспеченной семьи, в детстве долго жила в Америке и впитала более «западный» взгляд на вещи. Занимается исследованием творчества Фланнери О’Коннор, и это начало темы страданий в ее изначально беззаботной жизни. Потому что, кто не в курсе, О Коннор писала мрачные книги в жанре американской южной готики и умерла от наследственной волчанки.

Я сказала о страданиях, первенец Мариэ Мусан рождается с синдромом Дауна, собственно это и становится причиной знакомства семьи автора с ней — общие проблемы позволяли сближаться людям и в доинтернетную эпоху. Второй сын Митио здоров и можно жить дальше, но тут героиня принимает странное решение, она уверена, что, посвятив всю себя Мусану сумеет сделать его счастливым и с этой целью... разводится с мужем, оставив ему Митио. Максимально воздерживаясь от оценочных суждений, все же хочется спросить, а о травме, наносимой малышу разлукой с матерью, героиня не задумалась?

Так или иначе, муж даже женится во второй раз, но отношения в новом браке не идеальны, а после несчастья, которое случается из-за школьного буллинга, Митио остается пожизненным инвалидом и семья совсем разваливается: воспитывать чужого ребенка одно, воспитывать нелюбимого ребенка-инвалида нелюбимого мужчины — совсем даже другое. После этого о каком бы то ни было наказании виновнику паралича Митио в книге не говорится, семья воссоединяется, мальчики дружны, а отсутствие материальных проблем делает возможной несчастливую, но комфортную жизнь («Лучше плакать в «Ягуаре», чем в автобусе» Франсуаза Саган).

Эта недолгая стабильность заканчивается двойным самоубийством детей. Муж окончательно отправлен в отставку и тихо спивается, а Мариэ посвящает себя богоискательству. Сначала на некоторое время вступает в секту, затем уезжает в Мексику и трудится там в роде коммуны, которую называют Фермой. Самоотверженным трудом и заботой об окрестных женщинах и детях завоевав в глазах окружающих авторитет святой. Что не мешает местному бандиту дважды изнасиловать ее, за что крестьяне жестоко его избивают и когда, недолгое время спустя, Мариэ умирает от рака, именно он роет могилу.

Как видите, достаточно богатая событиями история оставляет много вопросов каузального свойства: какова мотивация поступков героини? Почему во всех случаях жизненно важных выборов она, умная и образованная, выбирает самый нерациональный способ действий? Почему, обладая приличными возможностями, не добились примерного наказания виновника инвалидности Митио? Здоровья мальчику это не вернуло бы, но пучина отчаяния, в которую он погружался, не была бы такой черной и безнадежной. За что так обошлась с мужем? Что ей эти сектанты? А что за необходимость погнала на другой конец света к мексиканским крестьянам?

То есть, некоторое знакомство с матчастью позволяет предположить, что секта и Латинская Америка дают автору подискутировать с другим нобелиантом, Марио Варгасом Льосой о феномене духовного учительства и роли Наставника в изолятах религиозного толка на материале его «Войны конца света» — Оэ специализировался на изучении латиноамериканского магического реализма. Одновременно, киносценарий, в котором фанаты Мариэ деконструируют ее жизнь в житие святой, напрямую связан с его интересом к кинематографу и женитьбой на дочери успешного кинопродюсера. Такое: «что есть в печи — на стол мечи».

Роман поднимает множество остроактуальных тем и написан в комфортной для читателя манере, когда автор не педалирует разницу между ним и интеллектуалом-собой, хотя забыть о ней не позволяет. Однако он удручающе скучен и повествовательная логика просела так глубоко, что отыскать ее не представляется возможным.

Для общего развития да, для читательской радости — совсем нет.

#японская литература, интеллектуальная проза, Кэндзабуро Оэ, Нобелевская премия, Ясная поляна 2023, Пропущенные шедевры, дети-инвалиды, буллинг, самоубийство, секта, плотское и духовное, жертвенность, перевод Веры Кобец, Амфора

Феноменальный роман. Из всего написанного Оэ — именно его надо читать. В десять лучших из всего написанного в 20 веке не включил бы, но в 50 — точно.

Трое студентов за плату нанимаются рассказчиками в дом к умирающему девяностолетнему японскому дедушке, который перед смертью хочет знать — каково там, в большом мире, а то газеты давно не читаны и телевизор не смотрен, а из людского окружения только строгая сиделка. Ну и студенты, чтобы не обидеть дедушку современными реалиями (на дворе 60-е годы прошлого века), а то не дай бог откажет ещё сердце и помрёт, начинают привирать: рассказывают деду о том, как им представляется будущее лет через двадцать, только выдают его за настоящее.

Однако дед оказался бойким стариканом, стал задавать уточняющие вопросы про современную молодёжь, политическую обстановку, войны и прочее, и студенты, запутавшись, чуть не прокололись. Но в итоге всё же выкрутились и по прошествии недели с огромным облегчением покинули эту обитель приближающейся смерти.

А что старикан?

В общем, короткий рассказик о «современной» японской молодёжи и японском долголетии, несколько суховатый и наивный.

Моя оценка — 2 балла, несмотря на концовку (шоб нам всем так жить!), совсем не впечатлил.

P.S. Больше отзывов в моей авторской колонке здесь: https://fantlab.ru/user157189/blog

Вариация на тему «убили негра»: во время войны неподалёку от японской деревушки падает вражеский самолёт, из трёх членов экипажа спасся только один — выпрыгнул с парашютом. Взрослое население устраивает на него облаву и вскорости в деревню приводят негра, которого и сажают на цепь в подвале дома главного героя-мальчишки. Его отец поручает ему кормить пленника каждый день, остальная пацанва вовсю завидует и подглядывает в окошко за диковинным в тех краях чёрным человеком. Последнего должны то ли казнить, то ли нет, и все ждут вестей из ближайшей префектуры, но идущая где-то вдалеке война затрудняет положение — властям не до того.

Собственно, весь рассказ — это впечатления мальчишки о кормлении и содержании скотины, т.е. негра (именно так тут все к нему и относятся, как к диковинному животному), в ожидании перемен к худшему. А пока что негра освобождают от цепи и он начинает приносить пользу — починять различные сломавшиеся вещи.

Вот и весь сказ. Причём, довольно длинный и абсолютно необязательный к прочтению, читать только японцам и сочувствующим, как дань памяти о тех временах.

Потому моя оценка только 3 балла — в основном, за качественное изложение. Правда, язык суховат и сопереживать за мальчишку или того же негра у меня не получается. Я хоть и люблю Японию, но как-то уж тут всё неинтересно вышло, лучше почитать военные мемуары о нашей Родине.

P.S. Больше отзывов в моей авторской колонке здесь: https://fantlab.ru/user157189/blog

Очень глубокое философско — психологическое произведение с многочисленными аллюзиями из двух традиционных культур: японской национальной и общемировой христианской. В сущности, это книга о взаимодействии этих двух традиций в сознании формирующейся личности с проявлением вовне — на уровень социума. Особенно интересно читать, если знаком с обеими традициями, тогда можно понять все нюансы текста и скрытое цитирование. Но роман интересен и без этого, т.к. написан талантливо, хорошим языком и поднимает множество общечеловеческих психологических вопросов. Совершенно отсутствуют тенденциозность и дидактика, роман можно было бы отнести к постмодернизму, но из-за тонкого символизма и лёгкой мистики это, скорее, магический реализм. Очень рекомендую всем, кто ещё не познакомился: вещь заслуживает гораздо большего внимания, чем имеет сейчас.

В этой идеальной деревне есть анклав чужаков. Поначалу, в «Опоздавшей молодежи», их было даже два — корейский посёлок и такадзёсцы, потомки коренных жителей долины. Сразу два мини-сообщества, принадлежность к которым вычеркивает из списка людей. В «Играх современников» автор видимо решил не распыляться, к тому же корейский посёлок указывал бы на реальную Корею, размыкал бы пространство, так что остались только так называемые «потомки больших обезьян», отгеноциденные жителями деревни, парии, соответствующие такадзёсцам из «Опоздавшей молодёжи». Если в первом романе герой пытается наладить контакт с изгоями и более того, именно они оказываются самыми человечными из всех жителей долины (такадзёсцы единственные кто сопротивляется оккупантам, когда остальные кричат «ура» (точнее, «хелло»), а кореец Кан — лучший и неизменный друг рассказчика), то в последнем романе этих мотивов нет совершенно. Итак, в архетипической деревне изгои присутствуют, менять их статус никто не собирается.

Деревня (она же государство, она же космос) часто описывается следующими метафорами: загробный мир, могила, земля мертвых, ад. Ад чаще всего. Ад ассоциируется с радостью и весельем, упоминается об эротизме ада (в этом романе, в «Опоздавшей молодежи» и в «Футболе 1860» — сквозной мотив). Целый космос, модель мироздания, образец идейного костяка целого народа помещается в ад! Это совершенно особое мировидение, которое русскому читателю трудно вынести без эмоционального напряжения.

Похоже, в этот всеобъемлющий деревенский идеал входит инцест («Футбол 1860», «Игры современников»).

Таким образом, по основным мировоззренческим интуициям духовный мир, описанный Оэ, явно противоположен духовному миру русской культуры. Я полагаю, что полное приятие этого мира русским читателем невозможно, так как его разрушительный потенциал слишком высок. Авторское мастерство писателя несомненно, но его книги не стоит читать без серьёзной внутренней подготовки.

Деревня-государство-микрокосм — основная тема романа Оэ «Игры современников». Я считаю этот роман лучшим у Оэ и одним из лучших, что мне приходилось читать, хотя идейное содержание этого романа мне полностью чуждо. Это самая лучшая из известных мне реализаций концепции социального номинализма.

Социальный номинализм предполагает, что сложный социальный организм не имеет никаких свойств, которые не выводились бы из свойств его частей. В частности, если государство состоит из деревень, то все свойства государства сводятся к свойствам деревни и деревенской жизни, потому описание государства как самостоятельной сущности избыточно и ненужно. Главное в жизни народа – это деревня.

Такой подход культивирут в последние годы на Украине и вообще в постсоветском пространстве. Эту технологию пытаются применить против России не только на её западных окраинах, Сибирь тому пример. Но в подавляющем большинстве случаев это делается очень неумело. Двадцатый век оставил от архетипической деревни одну этнографию, гибнущие формы, в которые уже невозможно вдохнуть живое содержание. Кокошник красив, но на свидание в кокошнике не пойдёшь. Мы слишком долго живём в Империи и слишком долго были впереди планеты всей в новые технологические времена, потому деревня для нас уже не может быть самодостаточной.

А для Оэ может. У него получилось. Это реальный живой организм, мощный, всеобъемлющий, самовоспроизводящийся. Деревня это живая модель мироздания, замкнутый микрокосм. Там и время течет по-своему. Использованный в «Футболе 1860» прием доведен до совершенства — рассмотрено множество вариантов одного сценария событий, показана его завершенность и целостность.

Оэ сам писал, что эта его книга — реакция на самоубийство Мисимы, который хотел возродить Великую Японскую империю, выступал с позиций всеимперской идеологии. Оэ решил создать идейную альтернативу всеимперской идеологии и мифологии и справился с задачей. Это та мифология, которая на макроуровне породила распад СССР на отдельные государства и в настоящее время плотно смыкается с нациестроительством западного толка, которое используется для уничтожения народного единства. В творчестве Оэ идеология выделения казаков, поморов и сибиряков в отдельные нации получает мощную подпитку снизу, это живое движение навстречу, это момент, в котором сливаются западные и исконно языческие идеи.

Эта книга показывает, что язычество (в отличие от неоязычества) — не абстракция, не выдумка, не бессильное умствование ограниченного круга фанатов. Это реальность, с которой надо считаться и которой надо как-то противостоять.

У Оэ не только японская история перетолковывается на западный манер, но и другие культуры воспринимаются сквозь призму западной.

В романе «Объяли меня воды до души моей...» показана молодежная экстремистская группировка. Для подготовки к будущим боям подростки занимаются английским языком. Они читают на английском Достоевского.

Что мы тут видим? Что англоязычная западная культура является мерой всех культур. Все другие культуры воспринимаются только через этот образец. Эта идея последние двести лет не новость, а в нашем идейном пространстве она последние годы развивается очень бурно, но такого качественного воплощения ее в тексте я не встречала. Обычно эту мысль доносят так убого с эстетической точки зрения, что только свои, уже в нее уверовавшие, могут прельститься такими произведениями. Оэ же в этом плане вызывает столько же восторга, сколько и отторжения. Он несомненно очень хорош.

Название этого произведения отсылает к американской спортивной игре. Как рассказывается в самом романе, бейсбол для послевоенного поколения был чем-то особенным. Те, кому в 1945-м было 10, вкладывали в бейсбол всю душу.Попасть в школьную команду, участвовать в соревнованиях было мечтой. Бейсбол был символом новой жизни, нового единства. Дети следующего поколения не увлечены бейсболом, и это воспринимается как потеря, как что-то достойное осуждения. Когда игрок бежит по полю, зрители кричат ему «ЛИ ЛИ», от английского слова «лидер, лидировать». Это крик «ЛИ ЛИ» звучит в душе главного героя в самые сложные моменты его истории, когда ему нужно принимать важное, определяющее решение. То есть мы видим, что бейсбол и всё с ним связанное несёт в романе исключительно положительные коннотации.

Воспользуюсь комментариями Гривнина. Пинчраннер это игрок, у которого нет закрепленного места на поле, он бежит туда, где он нужен, помогает команде там, где команда не справляется. Другими словами, пинчраннер это помощник, спаситель. Роман называется «Записки Спасителя», что задает определенное восприятие для представителей христианской культуры.

В центре повествования Мори и отец Мори, испытавшие то, что отец Мори называет «превращение». Это событие мистического плана, которое воспринимается не как точечное чудо и локальная флуктуация, а как прообраз будущего спасения всей нашей планеты. Отец и сын, которые своим превращением спасут всё человечество.

В этом романе встречается единственная на весь корпус цитата из Евангелия, с характерным изменением:

«Я лежал на полу, налипшая на ней давнишняя и свежая грязь пропиталась кровью, которая струилась из носа и ушей. Я лежал на мятых, перепачканных листовках, пахнувших типографской краской. Усугубляя жестокую физическую боль, меня мучило и нечто иное — страшное предчувствие. В ушах звучала строка из Библии, правда несколько измененная: «Прежде чем пропоет петух, ты трижды отречешься от себя, превратившегося». Причем «ты» относилось не ко мне, а к Мори. Мной овладел ужас — а вдруг Мори забыл о миссии, ради которой произошло наше превращение, переметнувшись в лагерь тех, кто называет его наш боец?!»

Противостоящий Мори Могущественный Господин А. сравнивается с Гитлером, а Гитлер — с Антихристом. Могущественный Господин А. олицетворяет большую политику западного толка и в то же время его происхождение из архетипической японской Деревни показывает, что порожден он самой Японией, вышел из народа. Могущественный Господин А угнетает деревенских, они его боятся, это показывает, что в принципе тут возможен конфликт и отторжение этого явления самой Деревней, но в рассматриваемой книге этого не происходит, деревенские всё-таки его слушаются. Вот так традиционная Япония вместе с Западом порождает подобного героя, который стремится ввергнуть мир в ядерную катастрофу. Мори удается сорвать его планы ценой собственной жизни.

Как замечает комментатор, обращаясь к христианским образам, автор не имел ввиду ничего такого, просто выбрал понятную западному читателю форму, чтобы донести свою мысль, объяснить, что хорошо и что плохо. Скорее всего, это так и есть У меня создалось впечатление, что автор не уделял этой теме особого внимания. В его время было очевидно, что прогресс не остановить, успехи науки бесспорны, а религия — пережиток отсталого темного прошлого. Можно использовать эти образы как символы, чтобы очертить борьбу всего хорошего против всего плохого, и не более того. Язычество у Оэ получается куда живее и убедительней, оно такое полнокровное, мощное и жизнеспособное, что христианские абстракции совсем теряются и гаснут на этом фоне. Неудивительно.

Итак, мы тут видим часто использованный автором приём — описание христианства как части западной культуры, даже более узко, как части американской поп-культуры. Это всё что у автора есть по данной теме.

Романы Оэ посвящены жизни послевоенной Японии. Основная тенденция этой жизни — включение Японии в демократический западный мир, ее вестернизация, столкновение Японии с американской культурой. Эти моменты отражены во всех романах Оэ.

Название произведения всегда несет особую смысловую нагрузку. Мы видим, что из пяти главных романов писателя в двух американские игры упоминаются в названии. Это игры, получившие распространение после войны, под американским влиянием. В «Футболе 1860» подчеркивается, что до эпохи Мэйдзи в Японии не было футбола. Что же тогда значит это название?

«Футбол 1860» — это первый подход к играм в одновременность, которые так хорошо получаются у Оэ. Апофеоз этого подхода — «Игры современников» (другое название, на мой взгляд, более точное — «Игры в одновременность»), но и в этой книге уже видны все важные моменты.

В романе рассказывает о двух событиях, которые происходят в одном и том же месте, функционально с одними и теми же главными героями, но разделены эти события столетием. Это крестьянское восстания 1860-го года и выступление деревенской молодежи против сложившихся порядков в 1960-м году. В 19-м веке это было обычное крестьянское восстание, в 20-м — лидер деревенской молодежи заставляет ребят играть в футбол, чтобы сплотить их, сделать из аморфной массы боевой отряд, и футбол становится символом всех случившихся в деревне беспорядков.

Несмотря на некоторые заметные отличия, события развиваются по одному сценарию, в романе описан как бы скелет, форма, голая структура, которая может по-разному заполняться конкретикой, но по сути остается неизменной и воспроизводится с интервалом в сто лет. Почему же не восстание выбрано для обозначения этого повторяющегося события, а футбол?

Таким образом автор показывает, что именно является моделью и образцом. Не новые американские влияния интерпретируются им в духе японской культуры, а наоборот — события японской истории, повторяющиеся не одно столетие, переосмысливаются с позиций американской культуры.

Такого рода прогрессизм подразумевает, что все народы должны пройти одни и те же ступени развития, что Япония отстала на этом пути, а Америка впереди всех, потому необходимо как можно активней двигаться по этому пути и пересмотреть всю свою историю на предмет соответствия эталону — западной культуре

Несмотря на то, что рассказ публиковался в антологии мистики и хоррора, больший интерес он представляет для тех, кто предпочитает серьёзную литературу, поднимающую острые моральные проблемы, с упором не на действие или интригу, а на атмосферу и тонкий психологизм. В зависимости от того, считать ли главного героя психически здоровым человеком или нет, рассказ можно трактовать как мистическим, так и реалистическим — в той же мере, в какой можно считать мистикой или реализмом «Записки сумасшедшего» или потрясающие «Зубчатые колеса» Акутагава Рюноскэ. В любом случае, это чтение не для всех — плотная насыщенная проза, по-азиатски утончённая, жестокая и сентиментальная, рассчитанная исключительно на взрослого читателя, хотя секса или обсценной лексики здесь практически нет. Зато есть насилие, чёрная безнадёга и чувство вины за содеянные ошибки.

Стоит попробовать, если вы считаете «своими» таких писателей, как Кобо Абэ, Рюноскэ Акутагава, Юкио Мисима, или в равной степени цените как фильмы Хидео Наката, так и Нагиса Осима.