Не хочу учиться, а хочу жениться? Как бы не так...

Комедия нравов. Комедия положений.

Вот, в общем-то, всё, что можно сказать об этой пьесе не впадая в анализ характеров и поступков персонажей всех мастей.

А суть морали сей басни в аннотации изложена верна: оженить старого холостяка — практически невозможно.

Жениться надо сразу, как только женилка вырастает, а потом начинает накапливаться опыт бессупружеской жизни, и весьма часто холостяк с опытом уже не решается променять налаженный спокойный свой быт на риски появления в его постоянном почти безмятежном существовании ещё одного человека.

А всякие физиологические потребности — что ж, человек к этому времени наверняка уже научился решать разного рода потребности разными способами — Гоголь об этом ничего не пишет, ну и мы не будем.

Слушал текст пьесы в исполнении чтеца, отчего скорее всего она проиграла, наверное было бы интереснее послушать запись спектакля с актёрской игрой.

Надо будет поискать...

В сущности, Гоголь написал глубокий христианский трактат о смысле современного ему общества и современной ему культуры, а также о том, каким должен быть путь крепко верующего христианина в подобных, по большому счету, весьма неблагоприятных условиях.

Великая вещь!

И какого же петуха дал Белинский, со своей провинциальной горластостью ополчившись на «Избранные места». Высокого полёта человек vs сельский дурачок...

Нечего на зеркало пенять...

Название этого романа-поэмы классика русской литературы знакомо наверняка каждому читающему человеку. Хотя бы потому, что долгое время входило в список произведений, изучаемых в школьном курсе литературы.

Сколько людей из числа прочитавших эту книгу любят её — трудно сказать даже навскидку. Даже я, почитатель Николая Васильевича, вряд ли уверенно скажу, что именно люблю это роман. Вряд ли это отношение можно назвать любовью.

Но вот отрицать всю значимость и остроту книги, её всевременную и потому вневременную актуальность будет явной глупостью. Хотя бы потому, что герои поэмы по-прежнему живы и здоровы и даже процветают. Ибо изменился внешний антураж, ушло крепостничество и вообще мир стал, казалось бы, совсем другим, однако типажи, выведенные Гоголем в романе, все эти маниловы-собакевичи-ноздрёвы-коробочки-плюшкины-чичиковы-теньтетниковы-петухи и прочие, никуда не делись. Как говорится, сменили фамилии, натянули джинсы и обзавелись вместо ландо и колясок другими бензиновыми повозками. Однако как и прежде вынашивают розовые пузырчатые нежизнеспособные мечты, никогда не превращаемые в планы, жуируют и кутят, обжираются сами и обжирают других, пускают пыль в глаза и тупят в самых простых ситуациях, крохоборничают и превращают свою жизнь в захламлённое заплесневелое существование, скандалят и сплетничают, развратничают, покупают и подкупают всё и вся. И всё это не где-то там, на страницах гоголевской книги, а здесь, и не в когдатошные давно минувшие времена, а сейчас.

Нельзя сказать, то все мы являемся ярко выраженными носителями выведенных Гоголем таких вот красочных черт характера, но всё-таки — во избежание — стоит иногда подойти к зеркалу, взглянуть на самоё себя попристальней — а нет ли там чёрточек Чичикова и прочих…

в этом месте текст отзыва обрывается, ибо автор его отправился как раз туда, куда призвал отправляться других, к зеркалу...

Остановились как-то чумаки с (большака) Опішняньской дороги у баштана деда и тут же началась суета, смеются мужики, обнимаются дружески, а дед аж пустился с радости плясать гопака, дотанцевал до середины поля, а ноги сами остановились, начал танцевать с другой стороны к этому же месту, а на нём не танцуется и всё. Не обошлось ведь и здесь без чёрта? Самом собою – он там зарыл «черепки», чтобы другие путали с кладом. В прямо таки в кромешной жути дед рыл безымянную могилу в поле, а реальность вокруг него менялась и каркали-квакали-хрюкали звери по-человечески. Другое дело сцена

Снова очаровательный и крайне живописный рассказ о трагичной любви в которой замешан чёрт: главный герой будучи бедняком (сірим) не мог подкатить к любимой девушке лучшей красавице в хуторе из-за своего жалкого положения, отец красавицы Корж чуть не высек парубка нагайкой, когда застал в его объятиях дочь. Паренька спас маленький мальчик, братик красотки. И тут начинается чистый хоррор, когда чёрт обещая руку любой дівчини, посылает храбреца в мрачный лес к ведьме за папоротником

Вернулся козак из лесу с мешками золота, тут-то сразу стал Коржу любим синком и свадьбу роскошную сыграли с ряжеными, только с каждым днём содеянное всё больше гнетёт его в лучший традициях Эдгара По. На следующий год пішла жінка к ведьме

И в этом сумасшедшем мире к радости хотя бы творчество Николая Васильевича осталось вне политики, ведь автор родом из Украины, но известный конечно больше в роли лучшего русского классика; о том «чей» Гоголь не стану рассуждать, в первую очередь он занял почётное место в мировой литературе, просто замечательный писатель из тех, на чьём творчестве учатся, а также лично для меня вместе с Владимиром Галактионовичем Короленко лучший полтавский автор (или по крайней мере родом из Полтавы).

«Цур тобі пек!» / «Галушки, пампушки і сатана з свинним рилом»

Конечно же Гоголя знают отлично в России и в Украине наверное ещё со школы. В детстве его произведения возможно не каждому «заходили», лично мне со школы запомнились только гротескными до отталкивания образами; в более зрелом так сказать возрасте мне кажется он намного интереснее, хотя некоторые образы действительно карикатурные, однако не лишены прелестей и колорита. Взять хотя бы Сорочинскую ярмарку – это по сути маленький историческо-этнографический экскурс ровненько двести лет тому назад в ныне центральную Украину, а тогда часть русской Империи. В очаровательно изображенных в самом начале вековых дубах полтавщины сразу узнаются Кочубеевские дубы! Что также забавно, князь Кочубей жил в Диканьке в настолько роскошном особняке, что к нему съежились гостить самые знаменитые люди со всего света. Именно из-за того, что интеллигенция устраивала пышные приёмы и всё такое, а также из-за того что в поместье то и дело крутились люди в пёстрых нарядах, некоторые из скажем так – нищих, считали место проклятым и говорили, что водится там нечистая сила. Думаю эта клевета в адрес Кочубеев могла частично лечь в мистическую основу «Вечеров на хуторе близ Диканькы». Повесть совершено очаровательная и по Кинговским меркам даже рассказ, автор торопливо рисует яркую картину, а затем медленно отступает от неё, создавая чуть гнетущее впечатление. Кроме изображения самой реальной Сорочинской ярмарки (которую проводят и до сих пор, только последнее время не в Полтаве из-за ракетной опасности), Гоголь рассказывает настоящий хоррор про красну (рубаху) світку чёрта, а цыган пользуясь ситуацией себе в выгоду, сводит яснооку чорноброву дівчину з бравим козаком вопреки гневу мачехи – злые сквернословные тётки (сварливі баби) кстати одна из фишек произведений автора, а также на ярмарке можно найти местную еврейку, сурових Чумаков, продавцов с Решетиловки и города Лубны! А современная «каменная» Полтава двести лет тому назад только зарождалась, разрастаясь вокруг (перенесённого центра) Ансамбля Круглой Площади. Некоторые из упомянутых в книгах Гоголя здания и постройки сохранились, например церковь в Дыканьке, которую посещал Вакула. И ещё раз большое достоинство повести в живых персонажах, да прошло двести лет, но некоторые черты современников Гоголя сохранились, вместе с особым диалектом, полтавский суржик язык в языке. Произведение разбито на тринадцать главок с эпиграфами в основном из украинских народных песен (слышанных в детстве от стариков!), а также из произведений коллег вроде Ивана Котляревського и Гулака-Артемовського. Ещё обратите внимание на сцену танца дочери перед зеркалом, к которой присоединился воодушевлённый отец – это просто шедевр и в целом очень мне всё понравилось!

Гоголь жил, Гоголь жив, Гоголь будет жить!

Конечно, есть большой соблазн написать отзыв на каждую повесть этого сборника-цикла. Однако можно легко попасть в ловушку, когда у тебя закончились эпитеты, пригодные для характеристики твоего отношения к творчеству Гоголя вообще и конкретно к этому сборнику в частности. И потому — будем вкушать «винегрет» целиком, а не выбирать отдельные ингредиенты.

Вот кажется, что все повести этого сборника имеют один общий подход — все они городские и большей частью бытовые. Хотя не без присутствия мистики в некоторых — тут, наверное, уместно попробовать сформулировать определение жанра — мистический реализм, мне кажется, будет в самую точку. По крайней мере реализма у Гоголя точно хватает и даже с запасом будет.

Однако, при этом общем подходе каждая повесть нацелена на своё — либо на качество и свойство натуры героев, либо на ситуацию и поведение персонажей — в любом случае в центре всегда человек.

В «Коляске» это сатира в адрес болтуна и хвастуна, который под воздействием винных паров рисует радужные картины, которые на поверку оказываются мыльными пузырями — понты не прошли.

«Нос» великолепным образом сатирически изображает городское чиновничество — помните, когда Ковалёв видит на улицах города свой нос, притворяющийся большим чиновником и Гоголь подпускает шпильку, говоря, что порой некоторые чиновники ничего иного из себя и не представляют, а только кажутся чиновниками.

«Портрет» показывает нам, насколько губительна бывает власть злата-серебра над душой человека, в особенности человека творческого, когда погоня за златым тельцом оборачивается потерей души. И, кстати сказать, в этой повести Гоголь как раз один из первых формулирует вот эту губительность потребительства, того, что гораздо позже другие назовут ротожопией и потреблятством.

«Шинель» — ну, тут классический вариант трагедии маленького человека, годного только для исполнения самых простых служебных функций, однако же при этом остающегося человеком и требующего к себе человеческого отношения от власть предержащих и всех прочих.

Наконец, «Записки сумасшедшего» вновь направляют нас к сатире и критике чиновничества как класса и обращают наше внимание на соображение, что не место красит человека, а человек — место. И при этом сам Гоголь уходит от возможной критики в свой адрес, как бы говоря, что это не я, автор, разношу тут чиновничество в пух и прах, а это сумасшедший персонаж повести «лепит горбатого».

И понятно, что из всего этого великолепия уже торчат уши героев и персонажей «Мёртвых душ» — Личности и Персоны времени. Которые на самом деле выросли и вылезли за пределы своего времени и стали фигурами нарицательными и вневременными, или же всевременными. Стоит только приглядеться к нашим современникам, как тут же в некоторых обнаружишь и Акакиев Акакиевичей, и Ковалёвых, и Чертокуцких, и Чартковых с Поприщиными. И порой стоит внимательно всмотреться в собственное отражение...

Меняется мир, но люди те же самые… почти...

Своеобразная ода Невскому проспекту от Николая Гоголя. Ибо начинается вся эта история двух молодых повес именно с воспевания этой центральной коммуникационной артерии города. Конечно воспевание это весьма специфическое и своеобразное, однако же ведь такое внимание этой улице города чем-то да вызвано. Наверное отчасти тем, что это центральная заглавная улица города столичного, а значит этот проспект является символическим центром всей огромной страны, Российской Империи — так, как сейчас мы считаем таким условным центром Красную площадь в Москве.

Ну и конечно же в центре внимания автора становятся нравы. И на примере двух молодых людей с их страстью поволочиться за хорошенькой молодой женщиной в надежде иметь какие-то перспективы на развитие отношений мы получаем два разных варианта. Один романтико-драматический с трагическим финалом, а другой романтико-приключенческий с финалом скорее ироническим и фарсовым. И вот вам два разных человечка примерно одного возраста, но совершенно разные по своим психологическим конструкциям. Один — романтик и трагик, доведший свою жизнь до самого крайнего финала, а другой легковесный циник, который даже нанесённое ему унижение в конечном итоге стерпел — вытерся да и пошёл жить дальше. И кстати, по поводу вот этого самого поручика Пирогова — ведь схлопотал-то он вполне заслуженно, а то что это за манера при муже страстно пожимать ручки да всячески склонять молодую даму к связи и супружеской измене!

А Невский проспект по-прежнему живёт и шумит, и рокочет теперь уже не колёсами пролёток и карет, а моторами бензиновых монстров. И точно также снуют туда-сюда толпы уже современных Пискарёвых и Пироговых, в других званиях и одёжках, но не исключено, что ровно с такими же целями… Меняется мир, но люди те же самые… почти...

В процессе чтения у меня возникал только один вопрос — зачем.

Зачем Тарас Бульба оставил свой хутор без защиты и ушёл на сечу.

Зачем Тарас Бульба по сути дал повод для войны (Худой мир лучше доброй войны).

И т.д.

В итоге — мотивацию героев не до конца понял. Хотя может сказывается не знание культуры, принципов, быта людей того времени.

Но в целом — произведение мне понравилось, потому что если после прочтения книги или просмотра фильма/сериала, он заставляет тебя задуматься и задавать вопросы — значит оно (произведение) того стоит и автор вложил туда смысли и смог их донести до читателей.

Петербург Гоголя притягивает к себе каким-то видом существования вполне живого образования, которое содержит в себе своих жителей, в свою очередь живущих своей индивидуальной судьбой. Мистика писателя просто великолепна, вообще вся подборка петербургских повестей окутана этой таинственной пеленой, она обволакивает читателя, вызывая неповторимую гамму ощущений. «Записки сумасшедшего» органически вплетены в этот общий антураж, по крайне мере так мне кажется. Наверное это объясняется тем, что безумие главного героя, также как и что-то потустороннее, стоит за гранью обычного мира и это позволяет выйти за рамки привычного и по другому посмотреть на обыденность. В данном случае глазами сумасшедшего.

Чего же больше в этой прекрасной повести-юмора над нелепыми поступками бедного умалишенного или же его размышлений, касающихся вполне серьезных социальных тем? Наверное и того и другого, ведь это собственно отражает творческий подход самого писателя. Что послужило причиной страшного недуга Поприщина не совсем ясно, но то, что не давало ему покоя, собственно и составляет основную идею повествования. Это можно выразить как взаимосвязь цепочки: чин-личность-общество. Тема для Гоголя не новая, но здесь она обостряется до предела, до последнего толчка в бездну сумасшествия.

Данная взаимосвязь является предметом вожделения многих совершенно вроде бы нормальных людей. В их понимании на первом месте стоит чин, возносящий счастливчика в обществе вверх и придающий кажущийся вес личности. Последним более-менее здравым помыслом Поприщина было желание такого возвышения, что видимо и окончательно как говорится снесло ему крышу. А ведь к этому стремятся обычные, физически и психически здоровые люди, ставя подобное целью своей жизни. В принципе здоровый карьеризм приемлем, но вот только он очень редко бывает здоровым. И в итоге в повести директор депортамента, как говорится с чувством глубокого удовлетворения, видит, как ему подобострастно затачивает перья абсолютно подневольное существо. Социальная проблема прошлого и настоящего как раз и заключается в том, что наверх как правило возносятся личности столь же серые и бездарные, как и те, кто вовсю им завидует. Помните изречение: «Талантам нужно помогать, а посредственность сама пробьет себе дорогу». Мысль самовозвеличивания как скворченок билась в воспаленном воображении Поприщина и довела его до титула короля Испании. Как обычно у Гоголя все искрометно, все увлекательно, ну и конечно же присутствует глубокий подтекст.

– Подымите мне веки: не вижу!

– Славный был человек Хома! – сказал звонарь, когда хромой шинкарь поставил перед ним третью кружку. – Знатный был человек! А пропал ни за что.

Когда мне говорят «Вий», то я прежде всего вспоминаю отечественный фильм, который впервые посмотрел в передвижном вагон-клубе сразу после его выхода на экраны, т. е. в начале 1968 года — когда на нашу станцию, стоящую на основной магистрали ВСЖД, приехал вагон-клуб с этим фильмом, то родители взяли на просмотр и меня, 10-летнего пацана, и старшего брата. И впечатление было такой силы, что хотя эта сказочно-мистическая повесть прочитана и перечитана уже не единожды, однако же вот всё равно фильм стоит впереди, а уж затем сама литературная основа.

Пересказывать сюжет было бы самым глупым никчёмным занятием, ибо кто не читал всё равно прочтёт, а читавшие и так знают все приключения, случившиеся с семинаристом Хомой Брутом во время вакаций. Могу только сказать, что всё-таки видеоряд изрядно добавляет мощности к получаемым от этой повести впечатлениям, и что одно только чтение не столь сильно пугает читателя, сколь вот эти кадры скатывающейся по щеке покойной панночки кровавой слезы или раскинутые руки старухи-ведьмы, ловящей Хому в овечьем хлеву, да и панночки, стоящей во гробе и как тараном стучащей им в защиту бурсака от нечистой — в общем, если прочитать и посмотреть, то впечатления будут самыми полными.

Дьявол прячется в деталях...

Роман из школьного курса литературы, однако был мной прочитан впервые ещё в среднем школьном возрасте, а потом уже только выборочно то, что требовалось для школы. Т.е. перерывчик оказался лет этак с полста да с гаком. А значит пришла пора перечитать.

Слишком сильно углубляться в сюжет и в самые драматичные и трагичные эпизоды книги мы не будем, ибо об этом сказано много. Но вот при нынешнем чтении вдруг внимание зависло на описании начала похода козаков в Польшу, а конкретно на вот такой фразе:

«Дыбом стал бы ныне волос от тех страшных знаков свирепства полудикого века, которые пронесли везде запорожцы. Избитые младенцы, обрезанные груди у женщин, содранная кожа с ног по колена у выпущенных на свободу...»

И хотя Гоголь упоминает о полудиком веке, всё ж таки мы помним, что вроде как всегда наши симпатии принадлежали именно козакам, а не полякам и прочим, а тут от одной фразы образ козацкой вольницы помрачился. И ты хотя и не переходишь, подобно Андрию, на сторону поляков-католиков, однако же и «свои» тоже не слишком свои становятся, и только постоянное напоминание автора, что они идут воевать за православную веру и за поруганную честь, и за своих сотоварищей (те, кстати, были убиты не менее милосердно, однако ведь они и были не младенцами и не женщинами, а воинами…) как-то всё-таки смягчает тебя.

Впрочем, у Балашова тоже хватало описаний такого рода случаев, разве что Балашов не концентрировал внимание читателя на деталях творимого на войне. И у Сенкевича тоже кровушки хватало в его романах.

Ну, а что касается книги как книги, то Гоголь не разочаровал, и по прошествии полусотни лет этот роман по-прежнему волнует и беспокоит и заставляет думать и чувствовать.

Ладно, теперь пойдём в гости к семинаристу Хоме да к панночке...

Чуден Днепр при тихой погоде...

В списке-перечне школьно-программных русских классических писателей есть один, который для меня со школьных ещё лет стал любимчиком и потому то и дело перечитываемым. Можно сказать, что в этом случае закономерность не сработала и имя изученного/пройденного в школе классика не стало камнем преткновения для любви к чтению, а наоборот подбавило топлива в этот неугасимый читательский костёр. Впрочем, такая же история произошла ещё с одним не менее классическим и не менее школьно-программным писателем, с М.Ю. Лермонтовым — его «Герой нашего времени» тоже то и дело просится в руки. Но всё-таки Николай Васильевич Гоголь для меня в этом списке русских классических любимчиков стоит на первом месте, даже перед А.С. Пушкиным.

И конечно же, на самом деле любовь эта возникла в те времена, когда до школьного курса ещё оставалось несколько лет, а «Вечера на хуторе близ Диканьки» уже были прочитаны и перечитаны, а потом и некоторые повести из «Миргорода» в ход пошли, благо в домашней библиотеке имелся толстый сборник произведений Гоголя. Впрочем, почему имелся — именно этот томик стоит в книжном шкафу и сейчас, заботливо перевозимый при нескольких переездах ещё с середины 60-х — старенький, потрёпанный, выжелтевший, однако бережно хранимый и иногда доставаемый и перелистываемый.

И вот как раз сейчас опять возникло чувство голода по гоголевскому великолепному русскому литературному языку, а значит настало время вновь окунуться в волшебство страшных и лукавых гоголевский сказок и сказаний, повестей и рассказов, былин и мистических историй.

Ничего не буду писать отдельно про каждое произведение этого сборника, прежде всего потому, что вряд ли смогу выделить хоть одно из них, назвав лучшим — каждое по своему хорошо. Разве что повесть об Иване Фёдоровиче Шпоньке и его тётушке выделяется из этого сборника тем, что в своей основе не имеет ничего сказочно-мистического, а совершенно обыкновенна и вполне реалистична. И другое её отличие — произведение осталось недописанным, и чем там закончилось дело мы так и не узнаем. Можно предположить, что из-за некоторой схожести сюжета с пушкинским «Дубровским» Гоголь не стал заканчивать свою повесть, но ведь «Дубровский» опубликован позднее «Вечеров...» и вроде бы приоритет Гоголя неоспорим — в общем, это для литературоведов почва, а для гоголефилов и книголюбов пусть всё остаётся так, как и было.

Чем же люб именно Гоголь? Вопрос совершенно риторический, ибо ответ однозначен и ясен — это совершенно особенный красивый, наполненный великолепными описаниями русский литературный язык. Литературный при всём при том, что язык этот максимально насыщен русскими и украинскими народными речевыми оборотами и фразочками. И это чрезвычайно образный язык делает читателя не просто собеседником автора, но буквально вводит, вбрасывает тебя в гущу событий, и ты добываешь царицыны черевички и ловишь ведьму, женихаешься во время Сорочинской ярмарки и танцуешь гопака на баштане, играешь с нечистой силой в дурня и добываешь цветок папоротника…

В общем, что там говорить о литературном гоголевском языке — Гоголя нужно просто читать. Читать и наслаждаться.

Юмор может быть разным. Может быть плоским, примитивным, основанный на простейших рефлексах, в том числе сальных и вульгарных. А может быть юмор не то чтобы высшего порядка, но берущий свое начало в положительных человеческих качествах. Эти качества всегда высмеивают пошлость, мещанство, другими словами то, что идет в противоположную сторону от действительной эволюции человека. Гоголь как никто другой чувствовал эту высшую струнку, в его творчестве подобное не приобретало вид суровой критики, а ту самую фирменную подковырку человеческих пороков, которая в полной мере удается только гениям.

Безусловно Николай Васильевич гений русской литературы и данная небольшая повесть в полной мере подтверждает это. Наверное произведение не относится к числу лучших, но стиль, отшлифованное писательское перо легко угадываются в нем и мы все так же смеемся над нелепыми мещанскими замашками ротозеев. Чертокуцкому (это надо же было придумать такую фамилию) в повести очень лестно было находиться в высшем офицерском обществе, это тешило его самолюбие, поднимало в своих собственных глазах и как казалось в глазах окружающего общества. К сожалению таких людей преизрядно было в прошлом и ничуть не меньше в настоящем. Глянец гламура может затмить разум очень многим, он заставляет заискиваться, лебезить, чтобы попасть в круг вожделенной богемы. Каждый выстраивает для себя свою систему ценностей и тем более смешно видеть как недалекие люди терпят на этом пути полное фиаско.

Чертокуцкий действительно хотел подготовиться к приему гостей должным образом, но по меткому выражению Гоголя как то странно случилось, что наш герой несколько времени задержался. Но нет ничего случайного, тут взыграла истинная сущность, бес толкнул в ребро, не встретив однако особого сопротивления. Впрочем не стоит заранее раскрывать ход повествования, он как всегда у Николая Васильевича искрометен, остроумен и выписан в лучших традициях авторского стиля. Ну а финал является одним из самых лучших образчиков писательской сатиры, тут уж действительно живот надорвешь от смеха. Не верите-прочитайте сами!

Публикация второго тома «Мертвых душ» включает в себя два фрагмента: первые четыре главы (пусть и с пропусками, но вполне связные — порядка 90 страниц текста) и одну из последних глав романа (30 страниц с хвостиком). Вся беда в том, что это фрагменты из разных редакций произведения и они как-то не очень соответствуют друг другу — ни по сюжетным линиям, ни по образу главного героя. Конечно Чичиков прохиндей ещё тот, но и из первого тома, и из начальных глав второго видно, что он ни по образу мыслей, ни по уму (а он ведь бесспорно умён) не способен на такую грубую авантюру, как подлог завещания.

Что касается текста первых четырёх глав второго тома — они написаны вполне в духе первого романа: прекрасный слог, любопытные психологические портреты, увлекательное повествование. Но, увы, в них совсем уже нет того великолепного юмора, которым так и искрился исходный роман. Да и сатиры стало в разы меньше. Хотя читать всё равно очень и очень интересно. Как жаль, что книга оказалась прерванной практически на полуслове...:(.

Вот вам и школьная классика!

Вряд ли я сильно ошибусь, если предположу, что читатели-почитатели Николая свет Васильевича Гоголя, к коим я прежде всего отношу себя, любимого, конечно же прежде всего любят его сказочно-мистические произведения. Ночь перед Рождеством и Майская ночь, или Утопленница, Вий и Страшная месть, Проклятое место и Сорочинская ярмарка — великолепная блистательная череда перлов русской литературной словесности. Ну, а там уже следуют прочие не менее интересные и замечательные Тарас Бульба и Коляска, Шинель, Нос и Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем, Мёртвые души и Ревизор…

И чуть особняком стоят среди этого фейерверка «Старосветские помещики». По крайней мере для меня это произведение стоит чуть особняком от прочих. Наверное потому, что повесть эта странным образом сумела притянуть и зацепить, в более молодом возрасте в меньшей степени, но вот по мере приближения самого читателя к возрасту героев повести всё глубже проникаешься и всё острее воспринимаешь всё описываемое в тексте.

Хотя, казалось бы, что там описывается-то! Проза жизни двух немолодых уже (стариками называет их автор) людей, бытописание двух полускрипучих особей, сосредоточенных только лишь на процессе жизни — сон, еда, ведение дома и прочие мелочи быта незаметных людей. Однако то, как именно делает это Гоголь, какими словами и какими эпитетами награждает он своих героев, какими выражениями они совершают своё повседневное общение друг с другом и с каким трепетом относятся друг к другу — вот эти детали как раз и составляют ценность этой неяркой повести.

И когда слушал радиоспектакль 1974 г., то вдруг подумалось вот что: мир ведь меняется скачкообразно со сменой поколений. Вот жили эти старички и был их мир. А с их смертью пришли другие люди и стали хозяйничать по-другому, пустили имение в распыл — и всё, тот предыдущий мир исчез, растворился. Так и с нами зачастую происходит — предыдущие что-то строят, создают, устраивают и пристраивают, а потом приходят следующие и решительно всё меняется. Не обязательно к худшему — и к лучшему, конечно же, тоже. Но в любом случае уходит что-то былое и появляется новое. Я понимаю, что это неотменяемые законы, на которых и основаны развитие, прогресс. Но ведь читаешь иной раз соцсети и явственно видишь с какой ностальгией порой люди вспоминают миры своего детства, старые магазинчики и места купаний, улочки и домики…

Но это уже не Гоголь, это то, что приходит в голову читателя благодаря Гоголю. А вы говорите, что классика устарела...

Мой первый университетский преподаватель математики на первой своей лекции, как сие ни парадоксально (тогда мне так казалось) сказал буквально следующее:

«…Ныне вы уже студенты, и ненависть, привитая школой к классической литературе, должна уже потихоньку ослабевать. Не теряйте времени, жизнь — коротка. Нюансов тут масса, но важен сам принцип. К примеру, человек не воспринявший «Мертвые души» — не сможет осознать концептуальную суть формулы Тейлора. И это — не предположение, это — научно доказанный факт…».

Глядя на своих разновозрастных внуков (от детского сада до курсантских погон) вполне себе понимаю — как же оный преподаватель был прав. И что самое интересное, уважаемый потенциальный читатель — изменить ничего нельзя. Не получится.

Утешают только одно. У каждого человека — в обязательном порядке — будет иметь место быть тот возраст, когда «…ненависть, привитая школой к классической литературе, должна уже потихоньку ослабевать…»

Боже Правый, какая взыскательность. Согласись, уважаемый потенциальный читатель, что книжки автора не могут быть плОхи, ежели он ТАК воспринимает мнение читателя и ТАК нуждается в отзывах на свои творения:

«…Об одном прошу крепко того, кто захотел бы наделить меня своими замечаниями: не думать в это время, как он будет писать, что пишет он их для человека ему равного по образованию, который одинаковых с ним вкусов и мыслей и может уже многое смекнуть и сам без объяснения; но вместо того воображать себе, что перед ним стоит человек, несравненно его низший образованьем, ничему почти не учившийся. Лучше даже, если наместо меня он себе представит какого-нибудь деревенского дикаря, которого вся жизнь прошла в глуши, с которым нужно входить в подробнейшее объяснение всякого обстоятельства и быть просту в речах, как с ребенком, опасаясь ежеминутно, чтоб не употребить выражений свыше его понятия. Если это беспрерывно будет иметь в виду тот, кто станет делать замечания на мою книгу, то его замечания выйдут более значительны и любопытны, чем он думает сам, а мне принесут истинную пользу…».

Вот же ж — удивительное дело видеть таковое усердие и смирение в человеке, наделенном несомненнейшим писательским талантом (да чего там «талантом» — гением). Просто какая-то Фантастика.

И — что самое интересное, уважаемый потенциальный, цитатка из академического издания: «… Гоголь прокомментировал это от слов «воззванье несколько неприличное» до «но на моё приглашение я не получил записок»...». Н-да. Не получил записок. Не было у них интернета, вот — и не получил

Удивительная книга. Открыв её и увидев перед собой практически сплошной повествовательный текст вначале просто ужасаешься — да как же вообще такое можно читать? Но... едва начав читать, тут же раз и навсегда влюбляешься в этот текст — умный, интересный, информативный. А часто ещё и очень смешной. И при этом дающий живое представление о том, что из себя представляла провинция нашей родины в первой половине XIX века (с поправкой на очень злую сатиру, конечно :)).

Ну а о героях книги, вплоть до второ- и третьестепенных и говорить нечего. Они настолько ярки, настолько характерны, настолько хорошо выписаны, что уже буквально при первом прочтении становятся для читателя почти родными :).

И вот что ещё удивительно: читая «Мертвые души» повторно, каждый раз получаешь от книги всё большее удовольствие. И, в основном, это радость от встречи со старым (и всегда каким-то новым — время идёт и мы смотрим на жизнь уже чуть-чуть по другому) другом, который не предаст и обязательно успокоит душу и доставит массу удовольствия от чтения. А написана она, при этом, заметьте, почти два века назад !!!

Как бы сочинил «Вия» наш современник? Так, серий на 15-20. Подробно описал бы все контакты с нечистью, физические и ментальные. Ввёл бы долгие диалоги Хомы с ведьмочкой и близкими ей людьми и не людьми. Ввёл бы неоднократные домогательства ведьмы в его адрес. Надо обязательно привести подробные описания осаждающей Хому нечисти и подробности этой осады. Дал бы предысторию конфликта. Вий, при наличии у автора чувства меры, тоже появился бы только раз, но зато во всех подробностях. И эту книгу забыли бы через год. А «Вий» Гоголя бессмертен.

Гоголевский «Вий» — это эталон хоррора. Самое интересное, что вся история уместилась на двадцати страницах. Да, размер имеет значение. Причём бытовые детали занимают у Гоголя больше места, чем сцены с нечистью. Нет ни слова, как выглядели упыри с вурдалаками, и совсем немного сказано о самом «Вие». А ведь вряд ли кто-то из первых читателей вообще слышал о Вие. Это уже после выхода повести стали усиленно копать и докопались всё-таки до чего-то похожего. Да и ведьм, упырей, вурдалаков современники Гоголя видели гораздо реже, чем мы. Каждый додумывает картину в соответствии со своими представлениями. Нечисть Хома не столько видит, сколько слышит где-то за спиной. Вот эта неопределённость больше всего и пугает. Но, конечно, чтобы дать этой пугающей атмосфере бессмертие, нужен гений Гоголя.

В конце повести такие же легкомысленные, как Хома, студенты обсуждают причину трагедии. Вот не надо было бояться ведьмы, и всё бы обошлось. Наверное, это так. Ведь герои «Вечеров» не боятся нечисти, если только не пускают её в свою душу. Да, конечно. Но это легко рассуждать. А ты сам подежурь ночью в старой церкви у гроба с ведьмой, которую сам же и вогнал в гроб.

Душевная ироническая комедия, прямо сплав фильмов «Пять (до семи Гоголь не дотянул) стариков на одну девушку» и «Не может быть».

Одного надворного советника (большая шишка, типа менеджер в полутяжелом весе:)) его друг-товарищ решил непременно оженить (мотивы этого друга легко просчитываются — сам недавно женился и чувствует себя из-за этого дураком).

Объект женитьбы сей ложный друг по фамилии Кочкарев попросту урвал у старухи — свахи, лишив ту законного гонорара. Однако старушка обеспечила девушке на выданье целую пачку кандидатов, которые одновременно явились на кастинг. Но Кочкарев — делец проворный, да и беззаботное житье холостого «друга» явно жгет его завистливую до чужого счастья душу, поэтому колоритные граждане — претенденты явно не дойдут до финала...

В общем написано с талантом, а фразы типа: «Передайте невесте, что она — подлец» и прочие эпитеты способны повеселить и современного читателя.

Между тем, как отмечалось предыдущими рецензентами, вопрос то на самом деле поднят серьёзный. Брачные обычаи изуродованных цивилизацией хомо сапиенсов усложнились до предела, в результате — падение нравов и рождаемости, что государству отнюдь не на пользу (и эту тему Гоголь тоже озвучил!).

Поэтому и в этой комедии, как и в любой умной шутке, шутки только доля.

Как вывод: в достоинство классика отечественной литературы Николая Васильевича Гоголя посвятили не зря. Талант проявился и в этой развлекательной вещи, пусть и вполне заурядного сюжета.

Вещь, сотворенная классиком, но все же без особого вдохновения. Начинается шикарным гоголевским слогом, с юмором, про уездный городок Б., всякую дрянь, вечно спящего городничего и животных, вяло хрюкающих в грязи, и которых местные называют французами. Но как все меняется, если в городок становится кавалерийский полк!

Дальше собственно про миниглавгероя, помещика Пифагора Пифагоровича (отнюдь не Полиграфа Полиграфовича), личность вполне самолюбивую и примечательную.

И вот опосля великолепного начала, приемлемой завязки с той самой вещицей в названии произведения, весьма посредственное завершение анекдотца.

В общем, маэстро марш урезал.

Н.В. Гоголь.

Записки сумасшедшего.

Как-то на глаза попала данная книга. В школе мы ее тоже проходили, но, естественно, я ничего не помню. Поэтому решил прочитать, и вообще, начать понемногу перечитывать школьную программу уже будучи взрослым.

«Записки сумасшедшего» — это одна из самых знаменитых повестей Николая Васильевича Гоголя. В этом произведении Гоголь представляет нам историю о путешествии в мир безумия и сумасшествия. Далее обзор со спойлерами.

«Разделять мысли, чувства и впечатления с другим есть одно из первых благ на свете.»

Персонаж данной повести — сумасшедший главный герой Аксентий Иванович Поприщин. Он описывает свои мысли и переживания в дневнике, который становится своего рода зеркалом его безумия. Герой, хотя и сумасшедший, обладает острым наблюдательным умом и глубокими эмоциями. Он описывает свои переживания и чувства с такой яркостью и интенсивностью, что заставляет читателя вникнуть в его мир. Вначале, в своем дневнике Поприщин описывает свою работу мелкого чиновника, занимающегося переписыванием бумаг в департаменте. Также окружающих людей, свои жизненные переживания, пишет о своих чувствах к дочери директора департамента Софии. Потом мы видим, что рассудок Аксентия что-то пошатнуло: он начинает разговаривать с собакой Софии, потом откуда-то берет письма, которые собака Софии писала другой собаке. Через какое-то время в дневнике датировано 43 апреля 2000 года, он понимает, что является королем Испании и ведет себя практически соответствующе. В конце за ним приезжают «депутаты» из Испании и за полчаса из Санкт-Петербурга доезжают до испанской границы, где его ждет его дворец и посвящение в рыцари с помощью палки по спине и остальные прелести сумасшедшего дома.

«Они думали, что я напишу на самом кончике листа: столоначальник такой-то. Как бы не так! а я на самом главном месте, где подписывается директор департамента, черкнул: «Фердинанд VIII».»

Как мне кажется, главного героя свело с ума несколько факторов. Во-первых, он страдает от социальной изоляции и одиночества, что приводит к постепенному ухудшению его психического здоровья. Во-вторых, герой подвергается воздействию внешних факторов, таких как убогая нравственность и бездуховность чиновничьей и светской среды, что еще больше усиливает его чувство отчуждения и безысходности, о чем некоторые психиатры и указывали. Гоголь не поставил перед собой цель описать сумасшествие чиновника. Под прикрытием „Записок сумасшедшего“ он описал падение нравов общества. И „дружеская переписка“ собачек Меджи и Фидель и дневник чиновника наполнены такой острой иронией и добротным юмором, что читатель забывает о фантастичности фабулы повести.

«Теперь я вижу все как на ладони. А прежде, я не понимаю, прежде все было передо мною в каком-то тумане. И это все происходит, думаю, оттого, что люди воображают, будто человеческий мозг находится в голове; совсем нет: он приносится ветром со стороны Каспийского моря».

«Записки сумасшедшего» — это произведение, которое заставляет задуматься о природе человеческой психики и общественных нормах. Гоголь великолепно передает эмоции и состояние героя с манией величия, а также вызывает в читателе смешанные чувства от смеха до грусти. Эта повесть оставляет глубокий след в сердцах своих читателей и заставляет задуматься о многих важных проблемах.

Мне понравилось и как написано и сам сюжет. Повесть небольшая и читается за час-полтора.

Если оценивать, то 4 из 5 или 7 из 10.

Пара интересных Фактов:

1)Один из петербургских знакомых Гоголя, во время чайных вечеров на его квартире, подробно, по много часов, рассказывал Гоголю о психологии сумасшедших. Материалы из этих рассказов вошли потом в «Записки сумасшедшего»

2)Известный Советский и Российский литературовед С.Г.Бочаров отмечает, что Поприщин сходит с ума на почве размышлений о собственной человеческой ценности. В каждом его слове ощущается трагизм попытки осознать себя человеком. И только в апофеозе бреда он наконец прорывается к себе самому — в заключительном монологе Поприщина его поиски своего места в мире завершаются словами «ему нет места на свете!»

В этой небольшой повести автор напоминает нам, что жизнь – всего лишь тлен, «суета сует и томление духа». Мирная, идиллическая жизнь двух аккуратных, внимательных друг к другу старосветских помещиков с ее хлопотами по поводу кушаний, посиделок с кошкой, укладываний на печи, прогулками по лесу и всего лишь формальными нагоняями приказчика – всего лишь сон, иллюзия, пыль. Скоро придет смерть и ничего этого не будет. За тихим уютным фасадом всех поджидает небытие и забвение. А наследник – дальний-дальний, совсем неродной и неблизкий вконец промотает и лес, и сад, и дом. И останутся только две заросшие могилки, которые тоже когда-нибудь да и сгинут в этом круговороте жизни и смерти. А что делать? Как быть? А ничего и не поделаешь, давай, хлопочи по части вареников к ужину. Живи пока живется, придет и твое время. Покойтесь с миром Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна. Покойся с миром и ты, Николай Васильевич.

Я решила перечитать «Шинель», потому что она упоминалась в недавно прочитанных «Бедных людях». Захотелось сравнить Макара Девушкина и Акакия Башмачкина. Ну и вообще, половина русской литературы считается вышедшей из гоголевской «Шинели», а я уже смутно помню эту историю.

Пожалуй, половина ее успеха – имя главного героя. Ну назови Гоголь своего персонажа Иваном Степановичем или там, Федором Федоровичем, и все — чиновник и чиновник, а Акакий Акакиевич – сразу вызывает смешанное чувство жалости и презрения. Легкую усмешку опять же. А вроде просто имя. В остальном, меня удивило, насколько легко читается эта небольшая повесть, и то, что она явно не лишена юмора. По школьным годам вспоминалась только некоторая унылость и скучность.

Ежели кто вдруг забыл, то это история о титулярном советнике Акакие Акакиевиче Башмачкине.

Подумалось, что Гоголь почти везде умудряется добавить мистический элемент, даже в такую, казалось бы, банальную историю. Отношения с потусторонними силами явно не давали ему покоя. И, возможно, поэтому, все-таки лучшее, что он написал – это «Вечера на хуторе…», где увлекательность еще не погребена под попытками писать великую остросоциальную литературу.

Человеческая жизнь представляет собой пестрый коктейль событий, причем какой-нибудь пустяк может оказаться жизнеопределяющим, а казалось бы значимое событие ровно ничего не означать. Так в размеренной тихой жизни Акакия Акакиевича такой бытовой эпизод как покупка шинели приобрел поистине грандиозное и трагическое значение. Главный герой повести представляет собой довольно любопытное зрелище. Это ставший сакраментальным «маленький человек», ничтожнейшая примитивная тараканья душонка, насквозь пропитанная строжайшим чинопочитанием и отсюда довольная своим положением в искусственно созданном собственном уютном мирке. Этот мирок созвучен размеренному тиканью часов, спокойный и определенный, где так приятно слышится шелест бумаги и скрип пера, где происходит полное растворение личности в отупляющей однообразной работе и таким образом выводится особый экземпляр homo sapiens. Впрочем к человеку разумному этот вид уже не имеет никакого отношения, здесь эволюция оборотилась вспять и застыла в определенной фазе, представив на своем подиуме некое существо в потертом вицмундире и с лысиной на голове. Акакий Акакиевич представляет собой один из видов чиновничьего клана, так ненавидимого Гоголем, с виду безобидный, однако способный впитывать в себя как губка все прогрессивное и новаторское.

Совсем иной вид чиновника показанный Гоголем-это «значительное лицо». Здесь уже в противовес Акакию Акакиевичу все внутреннее дерьмо выплескивается наружу, стремясь обгадить низшего и на этом возвести себе гранитный пьедестал. Такого добра во все времена было в избытке, это может почувствовать каждый, просидев несколько часов в приемной по пустяковому вопросу и претерпев при этом презрительно-высокомерное отношение к своей столь «ничтожной» персоне. Время идет, но всегда незыблемо это чиновничье племя, с одними и теми же повадками и алчными интересами. Быть «значительным лицом» для людей такого пошива есть предел мечтаний и всегда им становятся по закону естественного отбора абсолютно серые личности, будь то самая высокопоставленная особа или же рядовой крючкотвор. Однако же здесь не важен иерархический статус, главное здесь любовь к форме, манере поведения и главный залог успеха состоит в умении делать умное лицо. Но как говорил Мюнхгаузен в известном фильме Марка Захарова, все самые большие глупости совершаются именно с умным выражением лица. Гоголь это прекрасно понимал и поэтому уделил в повести «значительному лицу» очень большое внимание.

А в концовке как раз и произошел мистический конфликт «значительного лица» и чиновничьего ничтожества. Акакий Акакиевич из потустороннего мира посягнул на высшие привилегии, выраженные для него в шикарнейшей шинели «значительного лица». Таким образом шинель выступает здесь неким фетишем, знаком принадлежности к высшей касте за который необходимо как можно крепче держаться, иначе его отберет у тебя низший твоего чиновничьего племени, попутно растоптав бывшего обладателя в пух и прах. Такие законы этого презренного мирка лицемерия, подлости, честолюбия, огульного воровства. Так перо писательского гения может придать обычному бытовому сюжету определенный символизм, в ореоле так любимой Гоголем мистики на фоне его величества Санкт-Петербурга. У каждого может быть свое, индивидуальное видение повести, тут вопрос личных ассоциаций, ведь из классики каждый может черпать многое, как лежащее на поверхности, так и спрятанное в области собственных впечатлений.

А всё ж таки не так уж и много человеку нужно для счастья! Удивительно, сколько в одной маленькой повести смысла, изображение того времени, характеров и людей с разными внутренними мирами.

Акакия Акакиевича Башмачкина (само только ФИО придаёт комичности персонажу) повесть не щадит. Маленький человек, занимающийся, по своей сути, бессмысленным занятием, но зато как! Лучше него никто не выполняет эту работу. Он замкнутый, немногословный, мелочный, педантичен. Но в лице других — неудачник и вообще незначительный человек. И верно подметили коллеги-лаборанты ниже — вроде шутливо, комично, но не смешно вовсе. Представляешь себя на месте этого маленького человечка. Проявляешь эмпатию.

Но больше всего задело в повести другое...

В ходе истории у Акакия происходит трагедия колоссального, по мнению оного, масштаба — у него воруют шинель прямо недалеко от будочника. Нет, мол, ничего не видели, вы напишите заявление к значительному лицу, он поможет. Но понимает Акакий, не дойдёт оно до него. Отправляется сам лично на аудиенцию. И не знаю, тронул меня их разговор, кольнул. Понимаете-де к кому вы обращаетесь?! Понимаешь ты, что тогда чувствовал Акакий, но своего он не добился, хотя лицо это значительное было на самом деле мягким человеком внутри, но надо соответствовать своей должности, и его «строгость, строгость и — строгость», как и сам диалог их, добивает героя

В общем, по сути он и уничтожил бедного Акакия, сломав его внутрене, сделав ещё ниже. После чего бедняга Башмачник умирает от горячки. И ходит душа его по Петербургу, ищет то, что по праву принадлежит ему — и на ходит. Сдирает таки шинель с значительного лица. И, вроде, душа возносится на небеса. И последнее предложение оставляет ещё больше мистики в этой повести.

Вывод я сделал для себя такой: надо быть самим собой, не казаться людям такими, как, по непонятному мне стереотипу, должен выглядеть человек той или иной должности; сказать так, чтобы не сломать человека, ибо будешь виноватым в, как с Акакием, его смерти (а ведь и правда, что словом человека можно убить, того не заметив). И ведь вспомнил, лицо это многозначительное, про горемыку.

В общем, бесценная классика, ставящая мозги и нравственность на место. Большое спасибо Николаю Васильевичу.

«Смерть поражает нетрогающийся мир».

Чего хотел Николай Васильевич? «Сделайте милость, дайте какой-нибудь сюжет», вопрошает он Пушкина в осень 1835 года. Мелкого не хотелось, великое не выдумывалось, талант Гоголя мечтал о воплощении чего-то истинного, значимого, что изменит судьбы людей, судьбы родины, заставит русских людей быть чуточку лучше, чем они есть. Душа жаждала высказывания. Когда он говорил о позабытом к тому времени замысле «Всемирной истории», то возбуждённо обрисовывал, что приходят к нему мысли крупные, полные и свежие, но вот как облечь их в слова? Как мы знаем, этот поток сознания так и не выкристаллизировался в задуманные «Всеобщую историю», и «Историю Малороссии», но их бурление продолжало беспокоить талантливого художника.

Запомним это — непонимание того, как нужно облечь в слова смутные мысли и образы, коими полон разум?

Подсказанный Пушкиным (по преданию) сюжет упал на унавоженную почту, и, разочарованный приёмом «Ревизора» Гоголь, прибыв в Европу, задумывает новый роман, в котором, как он говорит Жуковскому, «вся Русь явиться в нём!», «вся Русь отзовётся в нём», повторяет он и Погодину. Он планирует что-то грандиозное и «колоссальное», нечто такое, что ополчит на него современников, и одновременно возвеличит имя. «Мёртвые души»...

Впрочем, изначально он и сам не отдавал себе отчёт, что же должно написаться под пером. Фабула романа (скупка «крестьянских душ» до того количества, чтобы хватило для получения крупного земельного участка на осваиваемых правительством югах Малороссии) сама должна была подсказать и направление повествования, и, что самое главное, сама наводить на нужные писателю характеры. Но разве фабула плутовского романа годилась для авторского откровения? «К чему это?...», вопрошал пустой лист. Никак нет, и авторское вдохновение сменилось планом, невыраженные мысли должны были ложиться на бумагу в соответствии замыслу, вот только замысел оставался достаточно смутен в сознании писателя. Но чувствовал он главное — «Мёртвые души» должны были представлять из себя невиданную доселе целостность, какое-то новое, качественное видение России и её великой судьбы в преображении человечества, в её духовной миссии, прежде всего — перед самой собой.

Так был создан «губернский город N».

Каков бы был «Град божий» в интерпретации Николая Васильевича, мы уже не узнаем, но «Град Земной» становится центром универсума «Мёртвых душ», средоточием его мнимой жизни. По «углам» города, на окраинах универсума, обитают его манифестации — всем известные, со школьной скамьи, помещики, ярко воплощающие в себе разыне пороки общества — пять спиц колеса, если применить такой образ к фабуле. Каждый помещик — микромир, модель, вписанная в макрокосм гоголевского универсума. Стоит ли говорить о них? Каждый с детства помним и чубук Манилова, и гончих Ноздрёва, и стулья Собакевича вкупе с кучей рухляди Плюшкина и скупыми разносолами Коробочки.

Куда важнее почувствовать «пошлость» обывательской жизни губернского города N, и недаром Владимир Набоков так любил это слово — действительно, оно очень выразительно и показательно. Помните, насколько «Вишнёвый сад» переполнен пустыми и уходящими в никуда репликами его героев, совершенно забывших, как выглядит человеческое общение? Так и густое, безликое население этих улиц, своего рода «шестая спица в колесе» образов, создаваемых Гоголем, творит эдакий «белый шум», состоящий из бессмысленных разговоров, мелких мыслей, Пустота, пустословие, переплетение сплетен — это и есть пошлость, праздность, бессилие, ведущее только к смерти — таков мир, в котором жуликоватый Чичиков чувствует себя как рыба в воде.

И Чичиков, самый главный, седьмой элемент, основа в этом колесе, на котором держится всё. Человек-хамелеон, который может втереться в доверие хоть к самому чёрту — зря, что ли, Набоков подозревал, что Павел Иванович — лично Враг Рода Человеческого? Он всё время мимикрирует, притворяется, к каждому находит свой подход, но это лишь игра, причём игра неприкрытая и изначально завязанная сплошь на обмане. Он играет даже перед читателем, и до самого конца повествования нам очень сложно понять, кто же перед нами? Чичиков — мистификация, весь его образ состоит из притворства, к нему прилипают все слухи и сплетни, как к вещи, о которой нельзя сказать ничего конкретного. И только под завершение романа мы видим его во всей красе — и он венчает всё — жулик, прохвост, предатель, подлец.

Условный город, воплощение человеческой пошлости, пятёрка помещиков с их пороками, идущий по головам беспринципный Павел Иванович Чичиков, будто родившийся с мёртвой душой — полноте, реализм ли это, на коем так настаивали и Виссарион Григорьевич, и толпы совестких литературоведов на казённой зарплате? Быть может, Гоголь и пытался сотворить реалистичную картинку России «в пошлости», однако каждый её фрагмент поневолей стал глубоко символичен — «маниловщина», «ноздрёвщина» — давно стали нарицательными абстракциями. Знаете, кто самый живой и реальный персонаж всей поэмы? Да сами умершие крестьяне — их образы куда живее любых типажей! А вот умерший непонятно зачем живший прокурор — никак в их компанию не вписывается....

Но они — мертвы. Город неподвижен, неподвижны и помещики. Вспомним «Сорочинскую ярмарку». то, что лишено движения, лишено и жизни, мертво.

Это мир мёртвых. Но Русь-тройка — несётся. Куда? Увы — ни мы, ни Гоголь, не знаем ответа. Второй и третий том были бы «Воскресением» этого универсума... если бы автор смог их создать.

Что же думал сам автор? Уже по издании первого тома он понял его «малозначительность», по сравнению с теми свежими открытиями, которые бродили в его голове, никак не желая воплощаться в жизнь. Он продемострировал «пошлость» дворянского мирка, теперь нужно было создать панораму его исцеления, показать здоровые корни и путь к Небу. Французские романы, считал Гоголь, будут изгнаны из голов людей, потеснённые новыми нравственными идеалами, которые должны были вложить в них новые строки «Мёртвых душ». И сохранившиеся черновики, явно сыроватые, не до конца вычитанные, демонстрируют нам попытку Гоголя придать своему миру движение, жизнь. Тут вам и идейный предшественник Обломова — невольный бездельник Тентетников, и прожектёр и мот Хлобуев, и недоумок Петух — свежие и яркие типажи. Большое уважение у Чичикова вызывают помещик Костанжогло и откупщик Муразов — но полноте, разве это положительные типажи? Увы... Когда читаешь отрывки второго тома, чувствуешь голод — мы не получаем от текста того чего ждём — откровения, авторского высказывания, ответа на вопрос: «к чему это всё»?

Что же произошло? Фиаско «Выбранных мест из переписки с друзьями» и пошедшее под откос здоровье вкупе с экзальтированной религиозностью лишь спутали путь кибитки-тройки господина Чичикова, по всей видимости, была подорвана сама вера автора в своё предназначение, в свои собственные мысли, в свой талант. Белинский в силу своей прозорливости недаром писал, что Гоголь обещал слишком много, так много, «что негде и взять». Гоголь не смог воплотить то, что желал. Мысли, образы, так и не обрели форму, высказывание не получило своё изложение. Могли ли? Увы, никогда мы этого не узнаем. Николай Васильевич попытался выхватить саму суть России — и не смог этого сделать.

Вообще, история «Мёртвых душ» очень печальна. Это трагедия, трагедия не только для человека, но и для всей нашей Родины. Великий писатель постарался найти для неё лучшую судьбу, пересоздать её, сделать её лучше- и не смог. Непосильная ноша сломила его. И жизнь Гоголя закончилась не в 8 утра 21 февраля 1852 года, а несколькими днями ранее, в камине дома графа Толстого.

Классическое и мощное по литературной красоте и раскрытым идеям произведение. Очень четко и исторически достоверно показан как уровень «общественных взаимоотношений» в бунташном семнадцатом веке, так и статус достойного человека, почти всегда выбирающего в то время мученический венец.

История старого авторитетного казака Тараса Бульбы и двух его сыновей, Остапа и Андрия, на фоне разноплановых казаков, ляхов и прочих жидов, татар и турок, походов на города Речи Посполитой и попытки подрыва из «крытки», казни запорожцев и последующего восстания оскорбленного народа — все изложено ярко и верно, с юмором в уместной ситуации и избеганием избыточного натурализма при изображении обыденностей тогдашнего сурового времени.

Безусловно, идеи автора — о вере, о товариществе, о том, почему никто и ничто не сможет пересилить русскую силу можно отливать и в бронзе, и в золоте, хотя этот литературный памятник не нуждается в таком материальном воплощении. Каждое слово автора за прошедшее немалое время с момента написания подтвердилось и подтверждается. К сожалению, абсолютно зеркально — и сейчас, спустя почти четыреста лет от событий романа.

Более того, за глумление жидов и ляхов над русскими людьми один Тарас Бульба «выжег восемнадцать местечек». Нынешние «жиды и ляхи» явно не восприняли предупреждение Гоголя всерьез.

PS. правилами сайта очень верно запрещается писать отзывы на комментарии, плюс установлен запрет на разжигание негатива текущей ситуации. Но тут вынужден отметить, что предыдущий комментарий лжив до последней буквы и провокационен.

Относительно лжи про Гоголя — в книге нет ни слова против любой национальности или веры, слово «жид» не является дискриминационным, это славянизированная форма германского корня джуде — иудей. Джус по-английски — до сих пор.

Достоверное описание жестокостей — это не поддержка этих методов.

Относительно казаков автор наоборот пишет, что казак был на все руки мастер, от кузнечного и оружейного дела до кораблестроения и подготовки продуктов.

И т.п.

Мое мнение — превращать сайт в гнилой блог и хайповать на откровенной провокации и лжи — недопустимо.

Что у нас тут? Прославление пьянства. Козаки только и делают, что бухают по-чёрному, не просыхая.

Итак, пьянство, показное христианство, лицемерные понятия (красть нельзя, а грабить пожалуйста), мизогиния, заставляющая задуматься о наклонностях, антисемитизм и погромы, кровожадность, коварство (как ловко Бульба сменил власть и подбил на клятвопреступление!), внушаемость. Что сказать, идеальный образ козака.

Мне кажется, Гоголь всё-таки троллил читателей, издевался.

Если коротко — поверили наговорам, пошли в Польшу устраивать русский мир, младенцев копьями в горящие церкви закидывать. Прелесть.

С момента глупой смерти Андрия повествование переходит в совсем уж какой-то былинно-сказочный эпос с повторением всего трижды.

То ли прославление, то ли высмеивание ЧВК пятнадцатого века. Сообщества мужчин, не умеющих ничего, кроме как пить, грабить, убивать и умирать.

Неужели это в школьной программе было? Может в другой редакции? Где поменьше ненависти к евреям?

В я некотором шоке от повести.

3(ПЛОХО)

Не остаться с носом… или без носа?

И вот ещё одно прикосновение к волшебству. Волшебству русской классической литературы. К таинству театра. К голосам с детства знакомых и любимых актёров — Евгения Лебедева и Бруно Фрейндлиха, Юрия Толубеева и Игоря Дмитриева, и менее знакомых, но не менее мастеровитых Рэма Лебедева и Нины Мамаевой, Ивана Абрамова (но не того, который ныне известный и популярный комик).

Радиоспектакль выполнен в очень динамичной и слегка нарочитой манере, точно попадающей в жанр фантастического анекдота середины XIX века. Актёры дружно и без пауз перехватывают друг от друга свои реплики и возгласы и всё повествование движется быстрым темпом, не давая возможности слушателю не то что заскучать (заскучать и сам сюжет не позволит, да и мастерство Николая Васильевича Гоголя тут как тут), но даже дух перевести. И хотя сюжет повести знаешь назубок, однако интерес от этого не умаляется ни на гран — тут вам и Гоголь, тут и актёры, тут и режиссура…

Всё-таки хорошее было время, когда вовсю можно было настроить радиоприёмник и слушать с наслаждением великолепные радиопостановки!

Добрый вечер всем почитателям творчества Николая Васильевича. Посмотрел книги, что выходили, обнаружил у себя 1958 года, Вечеров. Обращайтесь ведущий колонки, скину фото.

В «Дневнике писателя» Достоевский рассказывает, как «пошёл… к одному из прежних товарищей; мы всю ночь проговорили с ним о «Мёртвых душах» и читали их, в который раз не помню. Тогда это бывало между молодёжью; сойдутся двое или трое: «А не почитать ли нам, господа, Гоголя!» — садятся и читают, и пожалуй, всю ночь».

**********

«Мёртвые души» входят в десятку моих любимых книг.

В этой поэме прекрасно всё: язык и юмор автора, глубина и, конечно же, одни из самых ярких персонажей во всей мировой литературе, которые вам запомнятся навсегда: Чичиков, Манилов, Коробочка, Ноздрёв, Собакевич, Плюшкин.

Про каждого из них ничего не буду рассказывать, так что лучше просто прочитайте «Мертвые души» и вы поймете о чём я. От себя лишь замечу, что мне больше всех нравится Собакевич: про обед у него и то, как позже он описывал умерших крестьян, я люблю, бывает, просто так перечитать, не читая книгу снова целиком.

К сожалению, книга очень актуальна и в наши дни (как и пьеса «Ревизор»). Так же и сидит «мошенник на мошеннике, да мошенником погоняет». Да и вообще хватает людей, наживших имущество воровством (как например, полицмейстер и прочие чиновники в «Мёртвых душах») или просто чужим трудом (помещики). В то же время, эти люди совершенно бездарно прожигают своё время и высокомерно смотрят на остальных, мнят себя пупами земли. Всё это никуда не делось.

Поэма читается очень легко и однозначно заслуживает вашего внимания. Мне очень повезло, что у меня в школе её не проходили на литературе и потому у меня не было школьных штампов и предвзятого мнения. Тем, кто будет читать в первый раз, я очень завидую!

Если бы была возможность поставить этой поэме выше 10 балов, я бы это незамедлительно сделал.

Читал я повесть «Вий» когда-то в школьные годы и могу подтвердить, что и кровь стыла, и поджилки тряслись. А, вот, перечитал сейчас и не испугался. Наоборот, посетила мысль о том, насколько я тогда был глупый. Может мы все немножко глуповаты? Старуха, тянущая к тебе свои руки — это просто смешно! И страшно! Точно так же страшно, как и красавица, лежащая в гробу. Страшно, потому что противоестественно. А русалки, как раз, не очень пугают. Мертвецов в те времена почаще видели, чем романтических наяд. Слишком много за небольшой повестью тянется размышлений. Так что, поиск смыслов в классических произведениях, все-таки, лучше оставить профессиональным литературоведам. Но людям, утверждающим, будто книга погружает Вас в мир сверхъестественного, непонятного и недоступного — не верьте. «Вий» — это и есть настоящая мистика, раскрывающая всю свою суть. Гоголь смог погрузить читателя в мир легенд, только сделав саму жизнь — легендой. Все описания примитивны и очень коротки. А зачем красочно описывать то, что всем понятно? Страх Хомы перед мертвецом реален, а для казаков-вояк зеленеющие мертвецы уже годятся только детей и заезжих пугать. И как это между собой связано? Что из чего произрастает? Откуда узнать, если и история Хомы доходит до его друзей через третьи руки и уши. Мне уже не страшно потому, что настоящий пронизывающий страх — иррационален. Когда даже точное знание отступает перед одним единственным допущением. Хотя, между панским гневом и встречей с чертями, я бы, тоже, выбрал второе. Что уже говорить о людях, для которых легенда — не только часть жизни, но и единственный способ описать происходящее. Точно могу сказать только одно: если хоть через тысячу лет найдется этот хутор и в стенах развалившейся церкви не найдут застрявших чертей, то неизменно будет произнесено каноничное утверждение:«Брехня!», — и история будет рассказана по-новой. Это — бессмертная литература!

Актуально? Не без того...

Школьно-программное произведение, о котором не может не знать буквально каждый человек. Сатирическая пьеса Николая Васильевича Гоголя ставилась, вероятно, на сценах всех приличных театров, и вариантов прочтения вкупе с режиссёрскими находками (и потерями — добавляем мы) было множество. Ибо трактовок того, как именно нужно играть героев этого произведения, как должны выглядеть эти люди и как именно произносить свои бессмертные монологи множество.

Я для себя выбрал вот эту радиоверсию. В которой задействованы великолепные отечественные актёры — всех перечислять не буду, скажу только, что в роли Городничего неподражаемый и колоритнейший Евгений Весник, а в роли Хлестакова не менее феерический Олег Павлович Табаков. Актёры, которые феноменально умеют играть не только всем своим существом, но и голосом выделывать такие взрывные коленца, что даже не видя происходящего, зримо представляешь себе и Городничего, и Хлестакова, да и всех прочих Ляпкиных-Тяпкиных, Бобчинских и Добчинских, Земляник и иже с ними.

И слушая эту радипостановку, конечно же понимаешь (уже без всяких учительских подсказок), что Николай Гоголь высмеивал не только вот этих конкретных людей, но вообще всё современное ему общество, всю современную ему систему государственного устройства и общественной жизни. Ибо нет в этой пьесе ни одного Чацкого, ни одного человека, который бы восставал против чинопочитания и произвола городничих, мздоимства и взяточничества, всеобщего воровства и обмана; нет ни одного лучика в тёмном царстве...

И поневоле задумываешься (особенно после недавнего прочтения документально-публицистической книги Евгении Волунковой «Подтексты. 15 путешествий по российской глубинке в поисках просвета» о параллелях с нашим временем и с нашими нравами. И вспоминаешь не менее школьное «Кто виноват?» и «Что делать?» — вопросы, возможно, вечные, ибо такова природа человека. А может, всё-таки, не такова, а?..

Все величие своего дарования писатель выражает совершенно простым способом-берет бумагу, перо и пишет (или печатает) совсем обычные слова, те которые знают все люди. Но сообразно таланту эти слова слагаются особым образом, заставляющим читателей размышлять, плакать и смеяться, сопереживать героям. Ведь в слове заключена сила идущая от души писателя как источника и попадающая в душу читателя как в приемник этой энергии. Таков Гоголь, такова природа его гения, такова вневременная связь писателя с читателем. Эту же силу Николай Васильевич вложил в данной повести в искусство живописи, взяв в первой части пример судьбы Чарткова. Но согласно законам философского дуализма, все в мире имеет свою противоположность, есть энергия положительная, есть отрицательная и полем их битвы является человеческая душа.

Гоголь мастер обнажать людские души. Чартков предстал перед нами как на ладони, со всеми метаморфозами наличествующего и погибшего таланта. Человек слаб и поэтому я все же склонен утверждать, что дарованию обязательно должна придаваться нормальная материальная база, рая не существует ни в шалаше, ни в убогой студии художника. Унизительная бедность, неустроенный быт все равно убьют талант, заставив следовать хорошо оплачиваемой пошлости. «Терпи, но ведь и терпенью наступает конец, а на какие деньги я завтра буду обедать?»-восклицает Чартков от безысходности и тут в игру вступает извечный враг рода человеческого. Как он хитер и коварен, какие только формы и обличья он способен принимать! В повести дьявол воплотился в обычном портрете и полотно стало источником черной силы, губящей все светлое в человеке.

Гоголь гениально показал деградацию художника, живо описал говорящие изнутри голоса говорящие и о сладкой прелести и о страхе расплаты. Чартков сделал всего лишь один неверный шаг и все рухнуло, все мечты и порывы сжались в комок, претерпели дьявольскую алхимическую трансмутацию и выплеснулись вовне в виде черной злобы и зависти , перешедших в безумие. Впрочем был у бедняги один шанс спастись-в тот момент, когда он увидел истинный шедевр живописи, вышедший из под кисти бывшего товарища. Прав Гоголь, бушующий океан внешнего мира необходимо уметь размещать в капле своего сознания, чтобы затем выразить в грандиозном произведении искусства. Это закон уже божественной трансмутации и тогда в воспринимающем подобный шедевр человеке вспыхнет искра, которая может перетрясти всю сложившуюся натуру. Подобное качество дано только немногим предметам объективного искусства, то есть такого искусства, которое оказывает одинаковое влияние на всех воспринимающих. Гоголь знал это, о подобном он и говорит в повести языком художественной формы.

А Чартков оказался слишком закостенелым, партия с дьяволом была уже проиграна и все вылилось в жутчайшее безумие уничтожения всего прекрасного и в конечном счете самого себя. Таков печальный конец обращенного в пепел таланта, несостоявшегося гения превратившегося по меткому выражению Гоголя в пепельного человека. И совершенно справедливы слова отца уже другого художника из второй части повести: «Талант есть драгоценный дар бога... умей находить внутреннюю мысль и пуще всего старайся постигнуть высокую тайну создания». Но как ни печально, это факт: человеческая натура восприимчива к легкой и быстрой лепке бесовского, а ангельское получается только через тернии, в результате огромных личных усилий. В этой печальной истине наверное и состоит основной смысл сюжета повести.

Великолепная повесть, как и все «Вечера на хуторе близ Диканьки». К тому же, источник одной из самых знаменитых цитат Гоголя о птице, что долетит до середины Днепра.

Вкратце повесть про приключения молодой семьи, Данила и Катерины Бурульбашей и их сына-младенца. Данило с Катериной жили-не тужили, как вдруг после многолетнего отсутствия объявился отец Катерины, и выяснилось, что он колдун, много народу уже порезал и теперь намеревается Катерининых мужа и сына погубить, чтобы самому на ней жениться.

Как говорил Жакоб из Формулы любви, «В общем, все умерли».

Пересказ содержания, однако, ни на грамм не передаёт смысла, красоты и духа повести. Великолепие «Страшной мести» становится понятнее, если условно разделить повесть на три основных мотива.

Первый — это собственно история Катерины и Данила и Катерининого отца, борьба добрых людей со злым колдуном. Здесь много из фольклора, много из народного, много описаний сельской украинской жизни. Красиво, красочно, жутковато, особенно где покойники на кладбище из могил вставать начинают.

Второй мотив — гимн красоте. Гоголь периодически делает длинные, на пару страниц, отступления, где поёт песню великолепию украинской природы. Сюда входит и знаменитая ода Днепру: «чуден Днепр при тихой погоде», «редкая птица долетит до середины Днепра» и так далее. К сюжету эти отступления не относятся никак, они самостоятельные, но без них вся повесть была бы уже не то.

А под конец, постскриптумом, коротенькая, на три страницы, мини-притча. Жили-были два брата, всё делили поровну, но однажды одному повезло чуть больше, а другому чуть меньше. И он позавидовал.

Гоголь притчу о братьях поместил в самый-пресамый конец, но, прочитав всю повесть, понимаешь, что мотив этот присутствовал с самого начала, и особое удовольствие — тут же, дочитав, перечитать повесть ещё раз, но уже с притчей в голове.

Итого: твёрдое 10. Любители мистики и фольклора с ужастиками, любители Гоголя, да и вообще любители красивой литературы получат большое удовольствие.

Самый первый рассказ Гоголя, написанный им в 21 год. Помню читал эту жуть ещё в школьные годы и охреневал, что в произведении, рекомендованном к чтению детям, происходит сцена отрубания головы у невинного мальчика с последующим выпиванием крови из фонтанирующей шеи. Вот уж воистину сатанинская вещица. Сегодня мне уже 37 лет, но тем не менее читать эту сцену было довольно жутко. Плюс на фоне всех этих событий в мире как-то напрягало это постоянное «цыгане, жиды и москали», типа как самые отвратные существа. Даже черти и те вроде как не такие негодяи, как кляты москали.

По поводу Любви, тут до меня правильно сказали: никакой любовью тут не пахнет. Обычная страсть вперемешку с нищетой, которая свела с ума бедолагу Петруся. Кстати имя Петрусь я больше ни в одном фильме, книге не встречал. Так он и остался символом хоррора из детства: тёмный лес, папоротники, Петрусь и кровавая простыня на мальчике..Бр-р-р

Название, ставшее нарицательным. Правда, немного по другой причине, нежели задумывалось Гоголем. У него получился прелюбопытнейший этюд поступательного попутнения сознания клерка. Так что, если вы включили режим ветхозаветного Адама и Гарри Поттера и начали понимать речь змей (зачеркнуто) собачек, то это начало конца человека разумного. А Гоголю вполне можно доверять, ведь и он к концу жизни, малость того, пошёл супротив разлинеенных строчек.

Правда, «Записки сумасшедшего», были написаны задолго до конца, как, впрочем, и всё остальное, кроме злосчастных «Мёртвых душ», но ведь и сознание мутнеет по непредсказуемым законам.

Конечно. литероведы расскажт, что в повести все глубже содержания, мол, «все мы Поприщевы», вплоть до матушки России. Но. конкретно для меня, больше любопытна не социальная, а медицинская составляющая. Если коллега по офисному кабинету вдруг влюбляется в дочку префекта, это означает начало сумасшедствия или нет? Или когда он начинает считать себя королем страны Эксель, то тогда точно психиатрия? Где грань между шизофреником и чудаком. И, если другим ставить диагнозы мы все умением, как диагностировать самого себя.

Но всё-таки «Записки сумасшедшего» — это этюд, глава. Она бы хорошо смотрелась в тех же «Метрых душах» (только, ясно, не от первого лица). В «Петербургских повестях» она не совсем органична. хорошо сочетаясь с «Шинелью» и не гармонируя с мистическим «Портретом» и сюрреалистическим «Носом».

В отличии от «Вечеров...» данный цикл по своему внутреннему содержанию несомненно более разнопланов. Здесь всего четыре повести и каждая из них по своему отличается от остальных. «Старосветские помещики» вводят читателя в мир тишины и покоя деревенской жизни с ее маленькими бытовыми радостями и огорчениями. Такой жизненный уклад умиротворяет, здесь находит покой душа, но к сожалению ничто не вечно, время забирает отпущенный человеческий срок, оставляя печать незаживающей раны.

Следующая повесть «Тарас Бульба» на мой взгляд является самым противоречивым произведением Гоголя. Имея несомненные литературные достоинства, повесть по своему внутреннему содержанию вызывает большие вопросы по отношению к таким понятиям как патриотизм, вера, любовь, взаимоотношение отцов и детей. Тем более когда данные вопросы очень актуальны в нынешнее время, когда текущие события заставляют задумываться над вышеназванными понятиями. И если сопоставлять имеющиеся факты с содержанием «Тараса Бульбы», то выводы по этому поводу далеко не однозначные. Так что в этой связи повесть вполне может служить зеркалом для отражения текущей действительности и проведения заметных параллелей. Это еще раз подтверждает тезис, что классика вневременна.

«Вий» тематически больше имеет отношение к циклу «Вечеров...», но коль скоро он представлен именно здесь, то мы опять имеем удовольствие насладиться мистикой Гоголя подходящей вплотную к жуткому ужасу жанра хоррора. Любопытно было наблюдать противоборство человеческой души с сонмом упырей и вурдалаков под предводительством обворожительной ведьмы. Красота может быть как от Бога, так и от дьявола и в случае тандема со злом прекрасное обращается в свою противоположность, сбивая слабого человека с пути Света в сторону Тьмы. И гибнет Хома Брут не в силах противостоять подобной армии Тьмы.

Ну и завершает цикл повесть о двух Иванах буквально пропитанная едким гоголевским юмором над людской пошлостью, глупостью, мещанством. Деградация человека может идти не только по прямому пути порока, она может возникнуть в вполне «приличном» обществе в кругу «уважаемых» людей и тогда вспыхивает тупая злоба, способная в своем невежестве разорвать бывшего друга на части. Увы, это вновь показывает как слаб человек и сколь многих усилий требует работа по формированию настоящей личности.

Вот такой вид имеет данный цикл, такая картина фонтанирующих людских страстей, желаний, страхов и сомнений на полотне Жизни. Гений писателя оставил в Вечности нетленный труд к которому имеют возможность прикоснуться читатели различных времен, находя несомненную пользу для анализа такого понятия как человек. И будет ли это слово звучать гордо зависит от того, какие уроки мы будем извлекать из прочитанного.

Помню как в детстве чтение классической литературы представлялось мне занятием скучным и малоинтересным, являющимся лишь данью необходимости изучения школьной программы по литературе. Но это обстоятельство абсолютно не касалось данного цикла, явившемся одним из немногих образцов классики прочитанных мною в ту пору с интересом и по доброй воле. Конечно с годами пришло осознание величия произведений гениев мировой и русской литературы, сформировался неподдельный интерес к такому чтению, но повести данного цикла так и остались для меня окрашенными в тона той непосредственной детской увлеченности.

Действительно, если классика облачена в форму интересных, захватывающих произведений, заставляющих неотрывно читать книгу позабыв обо всем, то такие вещи становятся достоянием для всех возрастов читателей. К тому же Гоголю удалось создать здесь причудливую атмосферу синтеза сказки, мистики, фольклора вплетенных в оправу простых человеческих характеров, доступных и понятных всякому человеку.

При сходстве в общей тематике, каждая повесть имеет и свои отличительные черты. «Сорочинская ярмарка»-это водевиль, праздник народного духа, ода любви двух юных сердец в комической форме преодолевающих все преграды. «Вечер накануне Ивана Купала» представляет собой воплощение тяжелого давящего ужаса, переводящего повествование вплотную к жанру кровавого хоррора. Под стать этому и «Страшная месть» с восстающими мертвецами и родовым проклятием, с просто потрясающими фантасмагорическими картинами и философской темой расплаты за содеянное. Значительно смягчает зловещую мистическую составляющую «Майская ночь, или Утопленница», синтез любви и мистики, вводящий читателя в заманчивый мир грез потусторонней реальности. Но наиболее полно выражает эту тонкую грань между миром вещей и миром чудес, реальным и потусторонним-жемчужина цикла «Ночь перед Рождеством», наиболее полно выражающая внутреннюю наполненность сборника. «Пропавшая грамота» и «Заколдованное место» также представляют собой небольшие истории о переплетении бытового и мистического, а также хитрой игре нечистого с человеческими страстями и пороками. Несколько выделяется из общей канвы повесть «Иван Федорович Шпонька и его тетушка» с описанием простого деревенского быта и соответствующими ему психологическими типами людей.

Кстати, что касается психологических типов, то персонажи цикла, включая и рассказчиков, не так уж простодушны и наивны. За ними стоит вековая народная мудрость, чуждая вычурности и выспренности, с отличной практической хваткой, способной к примеру добиться благосклонности любимой, пусть даже для этого потребуется лететь к царице верхом на черте. И если откинуть внешнюю простоту, то герои повестей в своей внутренней наполненности могут дать фору многим «просвещенным» личностям. Это и есть настоящая человеческая душа без фальши и прикрас, душа способная впитать в себя красоту мироздания, изгнав при этом все дьявольское зло.

Классика вечна и находит свое отражение в любом обществе и в любые времена. Браво, мастер!

Иной раз я понимаю, почему Гоголь сжигал свои произведения. Уж очень он болезненно относился к их интерпретации, к их истолкованию другими людьми. Казалось бы, «Ревизор» — самок известное прижизненное произведение автора, при всём уважении, «Мёртвые души» всё же далеко не для всех. А пьесу и видели многие, и многие же читали, для восприятия она куда более проста, по крайней мере, при поверхностном отношении точно. Однако верхоглядство зрителей ещё больше выбивало Гоголя из колеи, и он неоднократно пытался объяснить, что же имел в виду, влить в старые мехи новое вино.

У «Развязки...» две редакции. Одна из них производит странное впечатление даже на современного зрителя, ведь автор пытается выставить всю пьесу глубокомысленной аллегорией, exempla-притчей, в которой каждая деталь и мелочь имеет скрытый религиозный смысл, призывы к покаянию и смирению. Неудивительно, ведь первый текст «Развязки...» создавался синхронно с самым странным и противоречивым произведением Николая Васильевича «Выбранные места из переписки с друзьями», где он с высоты того, что считает глубоким религиозно-мистическим опытом, пытается учить всю Россию, как жить, как молится, как каяться. И сие дополнение к «Ревизору» — из той же степи поиска глубокого смысла. Но, после того, как Гоголь получил отпор со своим потоком нравоучений, он выпускает другую редакцию, где уже относится к толкованию своей поэмы без горделивого пафоса. «Автор не дал мне ключа...», говорит ведущий актёр теперь, и вновь новые поколения актёров получают индульгенцию на своих Хлестаковых, городничих, Добчинских-Бобчинских и «немую сцену».

Нужна ли была эта «Развязка...»? Для самого «Ревизора» — нет. Но для автора, для его сознания, его рефлексии — более чем.

Не довелось прочесть в детстве эту повесть, прочёл в зрелом возрасте, зная основные вехи сюжета.

Что же можно сказать, когда всё уже сказано-пересказано, написано-переписано. В Википедии, например, указывается, что гоголевская повесть критикуется некоторыми литераторами, что, дескать, повесть пропитана антисемитизмом, жестокостью ко всему живому, где всё нещадно истребляется из чувства жгучей мести. Но что же делать, как обо всём этом рассказывать, если в описываемых временах действительно в избытке всё это присутствовало? Искажать всё во благо сегодняшних дней? Согласимся, не лучший выход. При всём при том, сам автор не сказать чтобы одобрял действия своих героев, хотя, безусловно, питает симпатию к заглавному герою. Более того, Гоголь нам уже далеко не современник и отражает взгляды на события той эпохи с преломлением духа своего времени. Равно как и пишущий данный отзыв, для которого непонятен необъятный уровень антисемитизма в повести (а евреи в «Тарасе Бульбе» описаны гипертрофированно и чрезмерно стереотипно) и всеобщей, часто ничем не обоснованной жестокости с воспоминанием о былых обидах и распрях. Все мы в той или иной мере – дети своего времени.

Убеждён, виноват во всём случившемся сам Тарас Бульба: кипит его казацкая кровь, жажда новых сражений всё никак не умиряется в нём, лишь в битвах ощущает он своё предназначение, дикий норов его так и мечет, не дают покоя чувство неудовлетворённости умиротворённой жизнью, ну а раз так – добра ждать не приходится.

Но главная нить повествования всё же проходит через предательство и контраст между сыновьями, переходя затем к батьке Тарасу. Вместе с этим, из всего этого можно вычленить мысль о том, насколько короткий и тупиковый путь уготован для свирепого неистовства и безумного зверства.

Отдельного внимания достойны красочные описания природы, выходящие из-под пера Николая Васильевича! Как же просто и вместе с тем оригинально ему удаётся описывать, например, небо и делать это неоднократно! А описание чувств и внутреннего мира Андрия при виде паненки просто завораживает!

В целом же повесть эта сочетает в себе несколько жанров и литературных течений: в первом случае, это и повесть, и эпос, что же до литературных течений, то это немного и реализм (вышеупомянутая ярко описываемая кровожадность), и некоторые элементы предшествующего ему романтизма (сражения Тараса, Остапа, любовь Андрия). Но от романтизма здесь только крупицы, не решился бы начисто приписывать гоголевское творение чему-то одному.

Нам же остаётся только благодарить Николая Васильевича за предоставленную нам историю о тех лихолетьях.

Николай Васильевич молодец — сам того не зная, он умудрился с нуля предвестить современный интернет-дискурс. И ведь как дивно похож этот разноголосный гам непрожёванных мнений на литературный форум! Каким плоским и банальным представляется современникам то, что (внезапно!) пройдёт проверку временем! Думаю, это самая сложная зарисовка автора, каждый из почти полусотни персоналий имеет свой голос, свой оттенок, свою неповторимую изюминку, будто взятую из жизни. Как много мнений! И как, по большей части, они плоски, поверхностны и просты!

Но с другой стороны — это интеллектуальная пьеса, как справедливо отмечал Юрий Манн. Гоголь болезненно переживал реакцию на «Ревизора», и постоянно, до конца жизни осмыслял её провальный успех, пытаясь объяснить, что же он хотел сказать. И не только о пьесе — драматург пытался рассказать людям о важности смеха, о глубинах комичности, о её глубоком смысловом содержании. Пожалуй, именно этот текст можно считать смысловым завершением всего творческого пути Гоголя, венчающий его.

Ещё одна вариация истории Шпоньки, правда, в её ещё более хтоническом варианте. Тётка Фёдора Ивановича была сурова, но башковита, мамаша же нашего тридцатилетнего юнака — тупа как пробка, и светскость собственной жизни её интересует куда больше, чем жизнь собственного сынка. Не перечь матери! Будешь военным, иначе с меня графиня N смеяться начнёт. Понял? Отож...

Собственно говоря, Гоголь достаточно времени повращался в «высшем свете», чтобы понять, что это за террариум, и продолжает вытаскивать живейшие и для нашего времени типажи, выворачивая мелкую человеческую ленивую тупость, и единственный более или менее живой персоналий здесь — повеса и плут Собачкин.

Мда, жаль, что «Владимир III степени» канул в печку, ой жалко...

Пожалуй, из всех читанных мной драматургических зарисовок Гоголя «Лакейская» является наиболее выразительной.

Главная интересность в ней такова, что лакейские будни являются своего рода зеркалом жизни господ, и здесь уже веет эдаким маленьким «Ревизором». Как и тамошние чиновники, эти полусонные лакеи прекрасно знают свои обязанности, и ни одному из них не приходит в голову их выполнять. Но дело даже не в этом. Лакеи люди простые, и стараются тщательно копировать жизнь своих господ — и в дремотной лени в смеси с постоянным враньём и нерасоропностью, и — тягой к красивой жизни. Что есть, то есть — барство у всякого лакея в крови, желание выпендриться, показать свою «светскость». Щелчок пальцем — и вот уже лакеи со слугами и конюхами во главе с дворецким устраивают «бал», светский приём для привилегированного «дна», полностью мимикрируя в своих бар, которых они скрыто презирают, и завидуют их праздной жизни.

Злой вы, господин Гоголь.

Главная беда Тараса Бульбы — то как определяют его жанр.

Это не историческая повесть, не исторический роман. Это — героический эпос.

И многие вопросы отпадают сами. Ибо закон жанра определяет все смыслы. Главный герой — Герой. Все отсальные — его враги. И нельзя обвинить ни Гоголя, ни его произведение в юдофобии и ляхофобии, как нельзя обвинить Одина в жестоком обращении с великанами или Беовульфа в том, что он оторвал Гренделю руку. Никто, читая Беовульфа, не сострадает Гренделу, не разделяет его страданий. А вдруг он ранимое создание, которому просто мешали крики и песни. До боли невыносимо мешали? И он просто хотел покоя и чтобы боль прекратилась, а убивать и вовсе изначально не хотел никого. Кто не понял — я про голливудскую трактовку Беовульфа от Земекиса 2007 года, жанр которого фентези. А вот оригинал — героический эпос.

Жиды и ляхи в Тарасе Бульбе — это великаны и драконы или прочие чудища. Тарас не жесток — он Герой. Практически сказочный. И концовка поэтому не трагичная — а героическая. Герой пал смертью храбрых, почти как герои вышеупомянутых скандинавских мифов развеялся пеплом над рекой. И обрел бессмертие в сказаниях и песнях: «...вспоминая своего атамана», — об этом последние строки.

И второй отрывок — столь же вырванный из контекста, что и «Утро делового человека», но более цельный. Мы хотя бы получаем яркий и эмоциональный рассказ о причине тяжбы двух близких родственников, рассорившихся, как водится, из-за наследства. Однако настоящий клад нас ждёт в конце. Судейский чиновник Пролётов, получив компромат на сослуживца, испытывает воистину божественное наслаждение, сравнимое с рождением собственного первенца, или государственной наградой. И это низкое наслаждение чужой подлостью и возможность нагадить ближнему, снова уводит нас в неизвестную нам, к несчастью, комедию, которая сразила бы нас своим сатирическим задором.

Отрывок «Владимира III степени», где открывается актуальное и по сию пору тема подковёрной борьбы между чиновниками — борьбы подлой, бесчестной и для их собственных дел совершенно бесмысленной. Сражение пустых амбиций и дутых наград, зависть и коварство — это ли наполняло не только утро, но и день «делового человека»? Становится ясно, что сожжённая пьесы была бы для нас настоящим подарком, но — на всё воля автора.

Ни в коем случае не эпохальная вещь, наоборот, довольно проходная, откровенно комедийная, даже водевильная. Но под видом пустячка скрывается интересная сюжетная диспозиция.

Как и в «Ревизоре» — сочетание «миражных миров». Игра в карты, коя должна быть честной и предполагается, что пойманный за руку надувала получит изрядную «тёмную». Но это иллюзия. Никому не приходит в голову играть честно — каждый старается надуть друг друга похитрее, выцыганить краплёные карты, обчистить простецкого денежного «начинашку», и сколотить барыш. Но даже этот мир — иллюзия. Для опытного надувалы можно разыграть целый искусный спектакль, сотворить целый мир — тонкая игра умов и характеров, настоящих талантов, пущенных на добывание нечестных денег. Это жульничество высокохудожественно, талантливо, ярко — как всё великое. Здесь деконструируется сама идея игры, которая разрушается дважды, в двух воображаемых мирах.

Так какой же мир — подлинный?