«Медведь» Уильям Фолкнер

У автора очень много произведений, но что-то на момент чтения ничего не привлекло внимание, хотя роман «Шум и ярость» давно в планах, только вот душа к нему не лежала. И выбор пал на историю о природе. Такие вещи я люблю, так повесть «Медведь» и появилась в списке моего чтения.

Главный герой мечтает поскорее вырасти и отправиться на охоту со старшим поколением. И вот он подрастает и отправляется на первую в своей жизни охоту.

Эта повесть о времени, когда охота была инициализацией, обрядом, благодаря которому мальчики становились мужчинами; необходимостью, чтобы добыть пропитание, сделать запасы, а также контролировать численность лесных обитателей. И олицетворяет весь этот природный мир и своеобразную гармонию человека и животного старый медведь. Пока жив старый матёрый зверь — живо это непрерывное колесо, повторяющееся из года в год. Как только медведь будет повержен — нарушится баланс, люди перестанут соблюдать границу, прогресс и технологии захватят леса, зверья станет меньше, а человек уйдет от своих корней навстречу будущему и прогрессу.

По сути главный герой наверное последний представитель лесного поколения. Следующие люди уже если и будут охотиться, то лишь за трофеями. Им никогда не будет дано слиться с лесом так, как делали их предки. И от этой утраты становится грустно.

Фолкнер хорошо описал охоту и возбуждение охотничьего азарта, природу и ее обитателей. Говорят, что язык у автора сложный, но в этой истории я этого не почувствовала.

Честно говоря, я не понял этот рассказ и не смог в него погрузиться. Это история о войне, о том, как американцы встретились с британцами. Сначала они хотели показать британцам, как работают, как устроена их служба. Постепенно они подружились, а затем британцы пригласили их на военную вылазку. В итоге, это две военные истории, которые больше похожи на подростково-детское приключение, с элементами экшена.

Несмотря на то, что в конце становится ясно, что война — это плохо, всё же большая часть рассказа передаёт ощущение, что быть на войне — это круто. Летать на самолётах, плавать на катерах, стрелять по другим кораблям — всё это подаётся как весёлое приключение с мрачным оттенком, полное экшена и волнений. Но для меня это не сработало.

«Дым» Уильяма Фолкнера — это рассказ, который начинается как история о конфликтной семье, где происходит борьба за наследство. Первая половина рассказа, с её описательным стилем и хронологией событий, не даёт сразу понять, что ты читаешь детектив. Всё кажется обычным: конфликт, неразделённое наследство, семейные споры.

Однако, по мере развития сюжета, темп рассказа замедляется, и постепенно он превращается в классический детектив. Ключевой момент наступает, когда выясняется, что судья, единственный человек, который мог распорядиться завещанием, найден убитым. От этого момента рассказ сосредотачивается на расследовании, где сыщик уже имеет предположения о том, кто убийца, и через диалог с персонажами добивается того, чтобы преступник сам себя выдал.

Несмотря на эту интригу, я не нашёл в рассказе ничего особенного. Он показался мне обычным, без каких-либо ярких или уникальных черт.

Самый «южный» (по оценке одного американского литературного журнала) роман самого «южного» писателя США. Родоначальник и главный автор южной готики, один из отцов американского модернизма, человек повлиявший на всю последующую американскую (да и не только) литературу и так далее и тому подобное. Как правило, если говорят о фолкнеровских произведениях крупной формы, то как один из лучших, если не лучший (и уж точно самый известный) роман, отмечают «Шум и ярость», но и «Авессалом, Авессалом!», мало того, что очень хорош, но можно сказать архетипичен и символичен для Фолкнера.

История Томаса Сатпена и его семьи, живших в городке Джефферсон, столице округа Йокнапатофа, что в штате Миссисипи. Главный герой появился, откуда ни возьмись, в Джефферсоне в 1833 году, сразу обратил на себя внимание и стал на многие-многие годы одним из известнейших жителей, которого любили и ненавидели, уважали и презирали, но про которого можно сказать однозначно — он оставил яркий след в памяти и душах знавших его людей.

Ритм повествования хаотичный и рваный, разные люди вспоминают Томаса, его сына, дочь, их сложные взаимоотношения друг с другом и с окружающими. Читатель узнаёт разнообразные факты и эпизоды в разных трактовках, из разных моментов жизни героев. Что-то рассказчики знают доподлинно, что-то додумывают, в чём-то демонизируют героев своего рассказа, в чём-то — идеализируют.

Длинные, местами практически бесконечные предложения, не отличающиеся обилием знаков препинания, запутанные диалоги, переходящие в поток сознания — чтение, особенно поначалу, не будет лёгким. Но как награда за усидчивость — удивительное по глубине погружение в книгу, настоящий дух американских южных штатов — той Америки, которая не совсем то, наверное, и Америка.

Не могу удержаться и не процитировать фразу собеседника одного из героев, пытающегося понять Юг и его жителей, которая, как мне кажется, хорошо характеризует этот странный социум (спойлеров в этом кусочке текста нет):

«Мы не живем среди потерпевших поражение дедов, и освобожденных рабов (а может, я понял все как раз наоборот, и освобождены были твои родичи, а поражение потерпели черномазые?), и пуль, застрявших в обеденном столе, и разного тому подобного, что должно нам вечно напоминать о том, чего никогда нельзя позабыть. Что это такое? Нечто, чем вы живете и дышите, как воздухом? Некая пустота, наполненная призрачным неукротимым гневом, славой и гордостью событиями, что начались и кончились полсотни лет назад? нечто вроде святого долга никогда не прощать генералу Шерману, долга, переходящего по наследству от отца к сыну, от отца к сыну, так что во веки веков, пока дети твоих детей будут производить на свет детей, ты будешь всего только отпрыском бесконечной линии полковников, убитых во время атаки Пиккета при Манассасе?»

Довольно болезненная, наполненная библейскими аллюзиями книга про странных, зачастую нездоровых душевно людей (да, Фолкнер — это такой американский Достоевский), которые были той Америкой, которая практически ушла, но, если судить по любви многих жителей США к флагу Конфедерации, до сих пор цепляется за жизнь.

В последние годы стараюсь читать в основном «сложную» литературу. Не все дается легко, не все интересно, не все понятно, что-то заставлял себя дочитывать до конца через силу, мотивирую тем, что мозг, интеллект таким образом получая новый, пусть и трудный, и не интересный, но опыт — развивается.

«Зву и ярость» дался очень легко. По внутренним ощущениям — залпом. Первая часть сложна только если брать роман не зная про него ничего. Я перед началом читал отзыв без спойлеров, в котором просто дается понять — первая часть написана от имени умственно отсталого человека. Зная это, никаких глобальных сложностей с чтением нет. Все основные сюжетные моменты которые заложены в первой части, тоже понятны и никаких откровений чтение расшифровывающего все дополнения (условно глава 5) не принесло. Да, это не классический текст, но удовольствие от того как сюжет начинает связываться в твоем мозгу с углублением в роман, получаешь неописуемое.

Вторая глава, лично для меня, далась даже посложнее. В ней гораздо больше «прыжков во времени» в потоке сознания второго брата. Но и в ней есть серьезные подсказки в виде выделения текста «воспоминания о прошлом» курсивом. Не знаю задумка ли это автора или переводчика с редактором.

В целом история и сюжет описанный в книге банален и характерен для многих семей юга США конца 19 начала 20 века. Но вот то, КАК это написал Фолкнер, в какую оболочку облек, по мне гениально.

10

Многочисленные рассказы Фолкнера не раз подтверждали тезис о том, что южане — сильные и суровые люди. Но их внутренний стержень под воздействием жаркого солнца или жизненных невзгод слишком иссушается и становится хрупким. И тогда, при очередном испытании, человек не гнётся, не склоняет головы, а сразу ломается. При этом, как большое дерево при падении, такой человек может стать причиной и других смертей.

Именно это произошло с главным героем по имени Уош, который не только погубил себя, но и забрал с собой в иной мир своих родных. Сложно его оправдать, сложно даже понять. Но искра уважения к таким людям непроизвольно вспыхивает.

Рассказ строится на образах противоположностей. Главные герои принадлежат разным стихиям: они моряки и лётчики. Некоторые солдаты опытные и молчаливые, а другие — наивные и суетливые. Экипаж даже самой маленькой боевой лодки может противостоять большим кораблям. И финальный образ — молодой пилот, бомбящий старых генералов — тоже символизирует борьбу, только по линии поколений. Вся эта двойственность, ударяясь, как литавры, звенит и призывает обратить внимание на то, что война — это нечто очень честное, увлекательное, но, в то же время, абсолютно несправедливое.

В США написано множество произведений о взаимодействии негров и белых. Не меньше текстов существует про разнообразные отношения между белыми и индейцами. А вот историй про жизнь негритянских рабов у индейцев я раньше не встречал.

Рассказ в меру динамичный, слегка запутанный, немного медитативный, есть даже доля юмора. Впрочем, увлекательным я бы его не назвал. Но было интересно прочитать про столкновение трудно смешиваемых цивилизаций автохтонной Африки и Америки. И про жажду жизни, которая сильнее любых традиций и культур.

Свобода личности сегодня является неоспоримой ценностью, так как она подразумевает независимость при принятии человеком любых решений, касающихся его жизни. И хорошо, когда эти решения связаны с позитивными процессами. А если личность выберет путь саморазрушения? Имеет ли право наркоман стать наркоманом? Нужно ли его ограждать от вредных влияний? А если нужно — на каком этапе забота перерастает в тотальный контроль?

В этой истории такая непростая тема выражена ещё резче благодаря тому, что главным героем рассказа является ребёнок. И от ответа на вопрос о (не)свободе зависит судьба следующих поколений.

Тема двойников и доппельгангеров существует в литературе как минимум со времён немецких романтиков начала 19 века. Она раскрывается с помощью разных приёмов и почти всегда сопряжена с мистическими проявлениями, но главный её посыл состоит в том, что в любом человеке есть светлая и тёмная сторона. В рассказе Фолкнера разделение на добро и зло приобретает оригинальные формы и буквальное воплощение: нога раненого солдата становится его альтер эго. Жуткие подробности и запутанный сюжет не позволяют назвать эту историю увлекательной, на в памяти она остаётся.

Отдельно хочу отметить факт экранизации этого произведения в России в начале 90-х. Фильм сделан добротно и показывает, что война сегодня всё так же жестока, как и сто лет назад, а природа человека дуалистична, как и во все времена.

Однозначно, Авессалом лучший роман Фолкнера из тех, которые я читал. И не смотря на то, что по содержанию это очередной кусок из истории Йокнапатофы, по тексту ближе к Притче. Притча в свое время произвела на меня большое впечатление, хотя и показалась несколько похожей на Дороги Фландрии Симона. Но, впрочем, Дороги были написаны позднее.

Когда говорят о Фолкнере, всегда упоминают о, так называемой, «южной готике». Так вот Авессалом первый роман, к которому слово «готика» применимо на все сто. Уж там южная — не южная, но готика — совершенно точно. Погружение в историю сродни погружению в какой-то вязкий омут, болото. Поступки героев сначала кажутся глупыми, потом не мотивированными, а потом, вдруг, начинаешь понимать их обоснованность и, даже, в какой то мере, неизбежность в рамках представленных характеров. И даже не знаешь, как вообще относится к судьбам этих людей. То ли презирать, то ли брезгливо морщится, то ли, вдруг, внезапно понять (и простить?). Хотя, за что же прощать? Они прожили свою жизнь сообразно собственным представлениям о чести, гордости, правых и не правых поступках и тп.

А потом понимаешь, что никто ничего и не прожил. Это вообще художественный вымысел. Но цепляет, цепляет по взрослому. Если бы не своеобразный языковый стиль, я бы советовал прочитать каждому. Собственно язык здесь отдельная, совершенно самодостаточная ценность. Но ценность эта придется по душе не каждому. Нужно вчитаться, нужно, как у многих самобытных авторов, уловить внутреннюю ритмику. И тогда, да, вероятно зайдет. Особенно если есть опыт чтения сложных текстов.

В общем, с точки зрения художественной ценности, это 10+ без сомнений. А вот с точки зрения читабельности..., ну, очень индивидуально. Рекомендую, с осторожностью.

Душевный такой рассказ о жизни (и смерти) простого американского трудящегося фермера начала — середины двадцатого века. В загадке, почему один из присяжных заседателей упорно против оправдания заслуженного отца семейства, убившего оскорбителя семейной чести, нет особого смысла, важности и необходимости. Но само описание — как по фактуре, так и по эмоциональной передаче, вполне раскрывает Уильяма Фолкнера как достойного автора.

Я читал в детстве, тем не менее, запомнилось весьма хорошо.

В целом, грамотный текст, культурный пласт эпохи американской действительности, ещё не отравленной разными хиппи — яппи и прочими снупи.

Молодого бандита Сэмюэля Бичема, единственного потомка и наследника Лукаса и Молли Бичем, собираются казнить за убийство полицейского в одном из городков штата Иллинойс. В тот же день ,словно предчувствуя беду, его бабка Молли приходит в Джефферсон к доктору права Гэвину Стивенсу с просьбой разыскать ее внука. Она говорит, что некогда его продал фараону в Египет арендодатель Рос Эдмондс, прогнав с плантации.

Этот рассказ о неоплатном долгу белой расы в Америке перед черной. Еще раз проводится мысль, красной нитью проходящая через всю книгу, что какие бы преступления не совершали негры, как бы ни были они ленны и развращенны, вина за это всегда будет лежать на их бывших белых хозяевах.

Довольно справедливая мысль. Контрапунктом к этому короткому грустному рассказу служит дебютный роман другого южанина, Уильяма Стайнера «Ложись во тьму» (1951 г.), рассказывающий о расплате белой расы за этот вековечный грех.

Если не знать, что в этом году рассказу исполняется восемьдесят лет, можно подумать, что это современная история. Вопросы Фолкнера — это наши вопросы. Глобальный экономический кризис, чудовищные несообразности капитализма, война на пороге, защита окружающей среды и ее уничтожение, расовая непримиримость. Мысль читателя находится в эмоциональной связи с каждой строкой классика.

Одним из первых Фолкнер во всеуслышание заявил, что хищническое разграбление среды своего обитания -это самоубийство для человечества. Отказываясь от связи с природой, человек отказывается от любви к ближнему своему, от потомства, от будущего. Отказ от человечности — это трагедия, исход которой предрешен.

В одном Фолкнер ошибся. Айзек Маккаслин думает, что только через тысячу лет возможна будет в Америке официальная связь белого и чернокожей. Межрасовые браки, кажется, еще при его жизни стали заключаться. Но, конечно, остроты проблемы это нисколько не снизило.

Не удивительно, что и на родине, и у нас эта повесть часто публикуется отдельно от остального цикла. Она огромна по своему внутреннему содержанию и фабуле. Остальные рассказы словно предгорья Джомолунгмы. Повесть делится на две части. Действие их происходит в 1883 и 1887 году. Это охотничьи приключения дружной компании плантаторов и их слуг. Написаны эти главки невероятно увлекательно. Я не большой знаток охоты и охотничьих рассказов, но Фолкнер настолько увлекательно пишет об одном из своих любимейших занятий (наравне с писательством и питьем виски), что невозможно оторваться. Финальная битва с медведем Старым Беном это вообще «Беовульф» какой-то. Невероятно драматичный эпик!

Есть еще знаменитая Четвертая глава. Драматический диалог между отказывающемся от наследства Айзеком Маккаслином и его троюродным дядюшкой Маккаслином Эдмондсом, принимающем на себя управление семейной плантацией. Этот диалог, перемежающийся многочисленными флэшбеками и флэшфорвардами превращает повесть в эпос о Юге, ушедшем и грядущем ему на смену. Этот диалог также является ядром социальных и политэкономических штудий Фолкнера не только в данной книге, но и чуть ли не во всем творчестве.

Потому что здесь автор решает для себя центральный, основополагающий вопрос — почему он отвергает и подвергает ожесточенной критике общество и цивилизацию , в которой родился и вырос. Не центральное отопление, машины, газеты и почту он не приемлет. Для него цивилизация — это прежде всего неравенство и угнетение человека человеком, причем вне зависимости от цвета кожи. Человечество проклято. И проклятие это -частная собственность на средства производства. Оно зародилось в эпоху античного рабовладения и довлеет над общество людей по сию пору. В случае Юга США — это владение землей под сельхозугодья. Отсюда все страдания, войны, раздор и горе человеческое. И есть лишь один способ снять проклятие — отказаться от так называемого «имущественного права» на то, что тебе принадлежать не может. Космос слишком огромен, по сравнению с человеком, чтобы тот мог им владеть.

Айзек Маккаслин именно так и поступает и говорит своему названному отцу, что когда таких, как он, станет много, только тогда человечество и обретет подлинную свободу, справедливость и равноправие для всех. Он даже согласен на насильственное освобождение человека, правда, конкретных методов борьбы не предлагает.

Но почему Фолкнер так упорен в своей жажде свободы и общего коллективного труда на благо всех. Потому что альтернатива — всеобщая и окончательная гибель. Погибнет Земля. обратившись безжизненный камень, а вслед за ней погибнет и самое упорное и живучее существо на планете — человек. Уж слишком могущественны носители зла, носители проклятия. Это хищники, которые не перед чем не остановятся. Как он пишет, их не объединяет ничего, кроме алчности и вражды ко всем себе подобным. Их победу необходимо предотвратить ради жизни на Земле.

Вот так вот просто. Что мне нравится в позднем Фолкнере, это что он перестал наводить тень на плетень. Сохраняет, конечно, свои любимые модернистские кунштюки. Но важные идеи, положения и мысли проговаривает ясно, открытым текстом. Он очень хочет, чтобы его правильно поняли и хочет донести заветное до самой широкой аудитории.

При этом никаких иллюзий он не испытывает — борьба за свободу будет долгой, кровавой и потребует множества жертв от самих борцов, как потребовала она этого от Айзека Маккаслина, всю жизнь на эту борьбу положившему. Но уж очень высоки ставки, выше них ничего нет на белом свете.

Интересно название повести. Медведь с артиклем, то есть конкретный медведь, Старый Бен, некогда покалеченный капканом и носящим под своей шкурой 52 пули охотников. Но при этом медведь — это и символ бесконечного могущества природы, и символ свободы (мне как россиянину такое сравнение лестно)), это и сам Айк Маккаслин, юноша, а потом старик, который неукротимо борется за свои идеалы от первого проблеска сознания и до гробовой доски.

Таким образом, повесть-эпопея Фолкнера , всегда ценная сама по себе, через восемь десятков лет после первой публикации (надо же, а ведь и впрямь юбилей у нее в этом году!), сейчас становится актуальной как никогда. Проблематика и вопросы ,поднятые Фолкнером в разгар Второй мировой войны с каждым годом только обострялись. Борьба идет беспощадная между силами конструктивного созидания и разрушительными силами алчности и собственничества. Хорошо все-таки иметь на своей стороне такой могучий талант, каким обладал Уильям Катберт Фолкнер.

Рассказ-инициация, классический охотничий рассказ. Не о радости убийства, а о слияния человека с природой, почти оторванной частью коей он является. Кажется, буквальное название «Старый народ» было бы более уместно. Очень важную роль в рассказе, во всей книге, во всем творчестве Фолкнера играет роль тема происхождения человека из тьмы первобытности, его эволюция до цивилизованного состояния.

Фолкнера с его любовью к естественным состояниям жизни могли бы поднять на флаг нынешние защитники природы. Но мешает осознанный дуализм человека и природы, борьба и единство противоположностей. Борцам с меховыми манто такое не осилить.

Финал рассказа, философско-поэтический, с пронзительной ноткой юмора, — прекрасен!

У молодого рабочего с лесопилки внезапно умирает жена, с которой он едва полгода прожил. Начал создавать совместное будущее, которого внезапно не стало. Не в силах справиться с трагедией, молодой чернокожий богатырь начинает безумное странствие, которое закончится трагической вспышкой сверхнасилия.

Рассказ страшный и жестокий. На простом обыденном материале гений Фолкнера позволяет как уйти в самые далекие глубины жизни, так и подняться в философские выси. При чтении живо мне вспомнились шедевры Бунина о крестьянской жизни, наполненные такой же мистической тайной и смелым богоборчеством.

В первой новелле книги два старика Маккаслина в 1859 году пытались расстроить связь своего раба-полукровки Таминого Терла с соседской рабыней. У них ничего не вышло. И вот в 1941 году сын этого Терла, сам старик, Лукас Бичем поднял на уши всю округу, затеяв поиски сокровищ со своим самозванным зятем Джорджем.

Но это только внешняя фабула этой удивительной повести, составленной, в свою очередь, из трех ранее написанных рассказов. Внутренне содержание — это невероятная по своему накалу драма о расовых отношениях на Юге США. Фолкнер до предела обостряет ситуацию, показывая, как «линия цвета» проходит не только через общество, но также через одну семью и даже через одного человека, в жилах которого течет и «черная», и «белая» кровь. В конце концов, одна из центральных мыслей автора, если ты ненавидишь человека с другим цветом кожи, ты ненавидишь сам себя. Потому что он брат твой, и вы одно целое.

С формальной точки зрения, повесть уникальна своим слиянием юмора и трагедии. Над одной страницей, описывающей злоключения хлопкоробов-авантюристов смеешься в голос, над другой, где кровные братья собираются убить друг друга из-за ревности и страсти к одной женщине, берет оторопь и охватывает жуть.

Повесть я прослушал в замечательной озвучке Александра Бардукова. Он буквально разыгрывает повесть, как спектакль, при этом не отходя ни на шаг от текста автора. Жаль, он весь цикл «Сойди, Моисей» не озвучил.

1859 год. Два старых холостяка — дядя Бак и дядя Бадди — пытаются всеми силами отбояриться от навязываемого сватовства к соседке Софонсибе Бичем. Беда в том, что их негр-раб Тамин Терл полюбил девушку-рабыню этой соседки и постоянно к ней шастает на свидания. Старые холостяки пытаются упредить его постоянные побеги, устраивая гоньбу за негром, но однажды едва не вляпались по-крупному.

Пасторальная история, рассказанная с большим житейским юмором. Скорее похоже на начало «Унесенных ветром», чем на «Джанго освобожденный» Тарантино. Гармония ушедшего мира, а не ужасы рабства. Интересен весьма метод рассказа. Не от лица автора, а от лица старика-рассказчика Айка Маккаслина, который в свою очередь пересказывает этот сюжет, услышанный от старшего родственника. Сам старик Айк, естественно, не мог быть свидетелем произошедшего, так как является сыном Софонсибы и «дяди Бака». Очень запутанные родственные связи, но, уверен, Фолкнер специально так усложнил, чтобы подчеркнуть патриархальность и цветущую пышность этого уклада жизни, навсегда «унесенного ветром».

Трудно писать о шедеврах литературы, компетентность и начитанность требуются адские. Но в данном случае есть хотя бы от чего оттолкнуться. От очень смешной аннотации на этой странице.

Трагедия южной аристократии. В поселке Французова балка — пропащей дыре в захолустье — нет ни единого аристократа и никто не воздыхает о великом утраченном времени. Плантаторы-рабовладельцы сгинули без следа, а нынешний народишко — нищие работяги, которые поколениями прозябают, тяжко трудясь на скудной земле и вырывая из ее недр столько ресурсов, что хватает лишь не подохнуть с голоду. Есть среди них один кулак-угнетатель, но и тот может считаться богачом лишь по их мизерным меркам. Его власть держится не на страхе, а на личном авторитете, потому что от окружающих нищебродов что так, что эдак большую копейку не выбьешь, поэтому и насилие ни к чему.

Эти люди не верят ни в «американскую мечту», ни в «Град на холме». Они возможно и никогда этих формул и не слыхали, потому что едва грамотные, после школы ни одной книги не читали и газет не выписывают. Земля достаточно слухами полнится.

Прошлого, надежного основания при таком первобытно-общинном строе никакого быть не может, а потому, когда будущее властно войдет в их двери, в лице первого попавшегося проходимца, не отличающегося большим умом, а только хваткой, им нечего будет ему противопоставить. Нет жизненного опыта, они примитивны, как «благородные дикари». Впрочем, и краха они потерпеть не могут, потому как рушиться нечему. Остается только адаптироваться к новым экономическим условиям.

С точки зрения формы. У романа нет четкого сюжета, кроме рамочного — возвышения из ничего будущего «миллионщика» Флема Сноупса. Книга составлена из переработанных и схваченных между собой на живую нитку ранее опубликованных рассказов. Не сказать чтобы это пошло книге на пользу, она и так прекрасна, но сделало ее очень легкой для восприятия. В отличие от ранних шедевров классика. Зрелый Фолкнер подобрел и стал «ридер френдли». Поэтому, если кто решит начать знакомство с нобелевским лауреатом, то с этого романа лучше всего начинать. Для его чтения никакой подготовки предыдущими книгами не нужно.

Да и ужасов, столь привычных поклонникам Фолкнера тут немного. Одно убийство, зоофилия идиота и так, по мелочи)) Нет, правда, и пресловутой «южной готики», разве что за нее сойдут поиски сокровищ на развалинах старой усадьбы.

Язык романа. Понятно, что переводчики старались найти русские аналогии, чтобы перенести писателя-регионалиста на другую почву. И им это с блеском удалось! Получилась удивительная жгучая смесь Николая Гоголя и Михаила Шолохова. В первой половине романа больше малороссийского юмора, во второй — жестокости внутренней борьбы в общине, переживающей имущественное расслоение и капитализацию хозяйства.

В целом, это великий роман, доступный самой широкой читательской аудитории. Читается влет, как детектив, но при этом говорит о важнейших в жизни вещах: любви, силе, отваге, совестливости.

Давненько я не брался за великого Фолкнера, перед которым некогда благоговел. А зря! Буду возмещать это досадное упущение.

Прочитал второй для себя роман Фолкнера после «Когда я умирала» и утвердился в первом впечатлении, что данный автор еще очень сложен для меня. Давайте по порядку.

Для меня оценка произведения идет от того насколько мне интересно читать и не важно, что предо мной динамичный приключенческий сюжет или статичная книга — то и другое может быть интересно в умелых руках писателя. В данном случае было не интересно. И я бы не сказал, что Фолкнер »неумелый» писатель- даже наоборот, он неординарен и талантлив. Просто его техника показалась мне сложной, никак не зацепила моей интерес и не смогла повернуть восприятие в нужном направлении.

Автор пытается одно событие осветить со всех сторон, уникальным языком, через разных персонажей –прием классный. На практике же книга представила собой — сплошной мозговой шторм, что бушует голове каждого человека. Вы когда нибудь вели дневник собственных мыслей? Я вел, и если почитать мой дневник, то это будет очень похоже на эту книгу. Логика в нем отсутствует, либо она скрыта в старых или будущих контекстах, объективность минимальна, информация фильтруется и гиперболизируется,трудно что либо понять, структурировать и привести к логическому развитию- в общем сплошной шум(бред)и ярость. Фолкнер вынуждает нас читать такие дневники на протяжении всей книги, заглядывать в голову каждого и увидеть самые тайные мысли, которые даже сам человек не всегда осознает и потому ведет себя, казалось бы нелогично. Считывание состояния мыслей происходит здесь и сейчас -без контекста, без деталей, без литературных и полных образов, без авторского взгляда и видения. При прочтении было ощущение, словно меня замуровали в мозг идиота или человека с психическими расстройствами. Открою вам секрет, практически, каждый человек болен нервными расстройствами и в каждом море чертей и тараканов, большинство из которых он игнорирует или вытесняет, убеждая себя и окружающих, что он нормален и здоров. Поток сознания, которым нас заливают, не остановить -это превращается в пытку — хочется кричать: «выпустите меня из этого тела, отключите этот сумасшедший и заклинивший мозг!»С идеей о неадекватности и бесконтрольности нашего мышления книга справляется великолепно. Мы видим, что человек это всего лишь реакция, на то, что видит сейчас мозг или что он помнит или придумал независимо от того, что происходит на самом деле –данная задумка очень круто реализована.Но выстраивать большой роман на этом потоке сознания, по моему, это перебор. -Возможно я старомоден, но для меня сюжет и язык первичны -если что то проваливается, то интерес у меня как у читателя падает. Психологичность тоже очень важна, с ней автор справляется. Однако мне показалось или только показалось? но персонажи похожи, в каждом я увидел травмированного мальчика, с кучей обид, комплексов и прочего мозгового мусора. (или это только мои тараканчики?) Стиль у автора уникален и не поддается моему уровню восприятия, не берусь его судить.

Фолкнер, однозначно, новатор, он ломает шаблоны в литературе, я бы назвал его литературным статистом человеческого мышления. В своих книгах, он бросает нас в беспросветную лесополосу из чужых мыслей и мы пробираемся через неё наугад, долго и мучительно, бесцельно, цепляя репей и царапаясь о колючки навсегда понятных переживаний, воспоминаний и травм. Возможно это новая литература и скоро все начнут писать как Фолкнер, тенденции такие ощущается, например «Радуга тяготения» Пинчона чем то похожа. Что ж литература бывает разная и это здорово.!

В общем рекомендую любителям экспериментальной литературы. Книга абсолютно не для всех –только для фанатов и любителей экспериментальной литературы.

Это мое первое знакомство с автором. Впечатление роман произвел сильное. Трудно выразить словами, те эмоции, что я испытал. Дикость и беспросветное невежество поражала. Люди на страницах книги порою напоминали вьючных животных, что тащат свой груз не видя ничего вокруг и уже не понимая зачем этот груз и для кого он. Причем груз в романе присутствует как моральный так и физический. Во всем в книге зияет беспросветность и обреченность. Персонажи обречены на тяжелую, мрачную, изматывающую до смерти жизнь и даже жизнью это трудно назвать, скорее отрезок существования.

Помимо атмосферы в романе оригинально смотрится манера повествования, читатель как вирус, который перепрыгивает из одной головы в соседнюю и считывает, что в ней происходит . Мы сталкиваемся с разными реакциями одни поражают тупостью и зацикленностью, другие невежеством, эгоизмом и инфантилизмом. Этот прием эстафетного микрофона позволяет глубже понять происходящее в душах и умах людей. Пищи для впечатлений в сюжетной линии предостаточно -смерти, измены, катаклизмы, обманы, аборты, преступления и т.д и все это в таком коротком произведении. Порою, во время чтения, я ловил себя на мысли, что даже после смерти человек в реальности Фолкнера не находит покой.

Роман довольно труден для прочтения, так как построен в форме диалогов, монологов и мыслей персонажей –каждый человек как известно закрытая книга и разобраться в нем не каждому дано. В дебрях этих мыслей, противоречий, страхов, стереотипов и прочих наворотов психики можно легко заплутать и твой мозг начинает отказываться понимать, что вообще происходит в романе. Иногда план психики и внешних событий сливается, и в какие то моменты хочется бросить эту книгу, с криком «да закопайте вы её уже!» Прием внутренних монологов делает роман самобытным, психологичным и еще более атмосферным. В героев, сразу веришь, потому что речь соответствует персонажу. Одни зациклены, ограниченны в своих эмоциях или излишне эмоциональны, в других режет глаз бедный словарный запас и невежественность суждений и ограниченность мировоззрения.

В общем непростое произведение и поэтому оно не для всех. Мне оно показалась сложным, что радует, тем, что есть куда расти и есть что в себе развивать , такие произведения таят в себе новые возможности развития видения в себе.

Не секрет, что некоторые книги за время своей жизни «обрастают» такой аурой, что к ним практически невозможно подступиться без некоторого предубеждения. Я присматривался к этому роману еще со студенческих лет, даже приобрел бумажное издание 1990 г. выпуска, но так и не решился на прочтение. Даже книга куда-то затерялась, что со мной случается крайне редко. И вот, время пришло...

Похоже, так получилось, что большинству русскоязычных читателей роман «Шум и ярость» известен в переводе О. Сороки. Я же для первого знакомства выбрал перевод И. Гуровой под названием «Звук и ярость». В предисловии к своему труду переводчица аргументированно объясняет выбор именно такого заглавия. Но на мой взгляд для обычного читателя разница здесь не существенна. Можно сказать только, что этот роман в силу особенностей своего языка несомненно заслуживает неоднократного перевода. Более того, в данном случае, как в и в случае перевода поэтического, различные варианты просто необходимы, так как они не противоречат, а дополняют друг друга. Так что к варианту О. Сороки я намерен обратиться чуть позже.

История, рассказанная в романе, трагична. Но это трагедия не в смысле «несчастного случая», т. е. неудачно сложившихся обстоятельств. Здесь трагедия в смысле «Царя Эдипа» (если Эдип ослепил себя сам, то Бенджи оскопили родственники) и «Фауста», т. е. трагедия самого бытия человеческого, безотносительно любых обстоятельств. Примечательно, что никто из героев не ропщет на свою судьбу, так же как не роптал на неё сам Прометей.

Думаю, не буду оригинален когда скажу, что главная и самая примечательная особенность романа — это его стиль. Этот «поток сознания» производит сильное впечатление. С одной стороны этот поток «хаотичен», как и подобает ассоциативному ряду мыслей, но с другой — он воспроизводит сюжет настолько, чтобы удерживать неослабевающее внимание читателя. В этом отношении писательское мастерство Фолкнера просто поразительно. Здесь стоит особо отметить первую главу, написанную от лица «идиота» Бенджи. Ясно, что в реальной действительности этот текст никак не может соответствовать «мыслям» героя. И тем не менее, именно в этой главе мне видятся наиболее удивительные и впечатляющие во всем романе находки техники потока сознания. Да и вообще, откровенно говоря, эта техника, этот стиль и составляют основную привлекательность романа, так как, например, социальная подоплека всей истории уже далеко не так оригинальна, хотя она, может быть, имеет особый интерес для американского читателя, так же как «Мертвые души» интересны для русских. Так, к примеру, негров в романе называют именно неграми, а не афроамериканцами. Но, конечно, и помимо стиля нельзя не отметить прорисовку незабываемых характеров и поистине титанический накал страстей. При этом причины, вызвавшие этот накал как-то отходят на второй план, относясь уже к «обычной» и далеко не остросюжетной беллетристике.

В целом можно сказать, что эта книга из тех, что раздвигает горизонты художественной литературы вообще, как области человеческой деятельности. Чтение подобных текстов сродни акту познания, приобретения непосредственного жизненного опыта, а потому оно не может быть «легким», но так же не может быть и бесполезным. Искать какой-то окончательный «смысл романа» в «Звуке и ярости», я думаю, не стоит. Как пишут в учебниках по литературоведению, художественное произведение самоценно и так только и должно восприниматься читателями.

Взяв в руки книгу тонкого формата, точнее не книгу, так как электронное издание не может быть названо бумажной Книгой в полном смысле этого слова, пытаясь испытать чувства, которые возникают от ощущения из детства – поднимающийся интерес к истории, самому процессу знакомства с новыми героями и ситуациями, понимая, что прежние знакомства с творчеством писателя уже создали образ многословного и сложнопонимаемого, да и просто можно сказать занудного и невтемного; и вот уже подчёркивает Ворд это предложение зелёным, жалуясь на трудность восприятия, но надо продолжить развить подобие, что может быть осуществимо лишь потоком ещё каких-нибудь мыслей, а давайте-ка поговорим об обложках да переводах (ведь это часть книги) – “Ход конём”, считаю более приемлемым названием, так как одним из героев второстепенных последней в сборнике повести всё же являются лошади, да можно бы ожидать и название “Конский гамбит”, создающее правда не совсем приличные мысли иль “Лошадиная подножка”, уводящее совсем в сторону иль более приличествующее “Коневой гамбит”, да не для столь шахматных натур рассчитанное произведение и нет в повести никого, кого бы можно назвать “Королём”, а обложка издания 2017 года лишь подтверждает, что конь является обладателем права существовать в названии; но что-то я про другое, а о чём же книга – весьма своеобразные истории лишь очень погранично могущие считаться детективом, так флёр или пыль прошлого месяца, покрывающая верх шкафа, реализм, реализм, порой уже устаревший, да написанные рассказы обладают степенью перескока с одних ситуаций на другие и уже непонятно, кто он – племянник-он или дядя-он или уже испанский язык-сам он; схож сборник со сборником Стейнбека “Долгая долина”, где главы-рассказы не запоминаются, это какие-то журналистские заметки, у Фолкнера к тому же тяжестью своей не осаждаются на дне воспоминаний и радости, а мгновенно улетучиваются, неужели из тяжёлых газов или дыма состояли, а может это ошибка в химическом опыте или автор сделал ход рыцарем, который похож на монаха, и изо дня в день смиренно носил воду слов? А где весло спасительное?

Понимаю для себя, что автор романист, а не рассказчик: хочет в малый объём вместить многое.

Друзья мои, а не читали ли вы Фолкнера? Как, собственно, до этой недели не читал его и я. Знал, что великий американский писатель (ну, это все знают), и думал, что читал. Но вот сейчас смотрю на список написанных им книг и понимаю – ни одно из названий не кажется даже отдаленно знакомым.

К чему, собственно, это я? А к тому, что прочел я его «Поджигателя», не весть как оказавшегося в моем списке «к прочтению». По факту «Поджигатель» оказался совсем не большим произведением – рассказом на пару десятков страниц. Но, черт побери, как же классно написан этот рассказ!

Повествование ведется от имени маленького мальчика. Ему лет 10, вряд ли больше. Время действия – Североамериканские Штаты вскоре после гражданской войны. Отец этого мальчика – ветеран, вернувшийся с этой самой войны. Вернулся, завел семью. У него жена и четверо детей. Герой рассказа – младший из детей Поджигателя. Да-да – заглавный герой рассказа – отец мальчика, героя главного.

В Поджигателе сильна тяга к разрушению. Разрушению путем поджога. Семья особо не устроена. Они переезжают с места на место. Все имущество – умещается в параконном фургоне. Отец нанимается на подработку то к одному, то к другому хозяину сельскохозяйственных угодий. В книге подобный вид занятости называется «издольщик». А чуть что не по нем – пускает хозяину «красного петуха», грузит семью в фургон – и дальше, к новому хозяину. Вот такая, блин, романтика.

Рассказ очень психологичен. Переданный всего несколькими словами характер каждого персонажа предстает выпуклым, объемным, осязаемым.

Прекрасен и язык писателя. Так что – рекомендую к прочтению.

А я, между делом, беру Фолкнера на заметку – и обязательно почитаю у него что-нибудь еще.

Рутина жизни как поток

Книга Фолкнера «Когда я умирала» лучше всего передает ощущение жизненных неурядиц как потока, против которого непрерывно нужно бороться. Это впечатление Алисы, что нужно бежать изо всех сил, чтобы только остаться на месте, только усиленное и данное в трагическом аспекте, потому что нищета и тяжелый труд превращают каждое движение в напряжение всех сил, требуют энергетических и эмоциональных затрат, которых достаточно, чтобы продержаться в доме Павлова, а на выходе получается всё то же всё там же.

Сюжетно книга представляет собой историю похорон крестьянки, матери пятерых детей, в округе Йокнапатофа. Этот округ Фолкнер придумал сам и описывал всю свою писательскую жизнь. В студенческие годы я увлекалась его творчеством и прочитала о Йокнапатофе всё, до чего могла дотянуться, так что топографию и хронологию я представляю, и общий фон повествования мне знаком.

На этом фоне, в глубинке американского Юга, разворачиваются эти поххороны, которые один из персонажей описывает так: ««Мы стараемся как можем, – сказал отец. И начал длинную историю о том, как им пришлось ждать, когда вернется повозка, как смыло мост, и они поехали за восемь миль к другому мосту, но его тоже залило, и тогда они вернулись, пошли вброд, и как там утонули их мулы, и как они раздобыли новую упряжку, но оказалось, что дорога под водой, и пришлось ехать аж через Моттсон, – но тут пришел сын с цементом и велел отцу замолчать».

И такая дребедень целый день, целых девять дней, с гробом на повозке на пути в Джефферсон, где покойная просила ее похоронить. Даются все эти события в максимально импрессионистической манере – как поток сознания разных персонажей, этого большого семейства и тех, кто встречается им по пути. Конструктивно так же написано, например, и «Особняк», но там рассказчиков всего четверо, и трое из них – люди, владеющие словом, которые именно рассказывают историю, связывают факты, объясняют значение событий. В этой же книге большинство персонажей – фермеры, которые говорят мало и редко, приближаясь в этом смысле к Герасиму, когда бурные страсти внутри внешне почти никак не выражаются. Их впечатления и размышления Фолкнер реконструирует максимально достоверно, то есть дает настоящий поток, где местоимение «он», три раза встречаясь в одном предложении, означает трех разных человек, отображая присущую нам всем нечеткость мысли, если мы не стараемся выражаться ясно.

Для читателя такой стиль крайне затрудняет восприятие, заставляя буквально разгадывать шифр, и в то же время показывает, каким на самом деле хаотичным является мир, на который человек не набросил еще сеть понятий и категорий культуры.

Замечательный, искренний, будоражущий рассказ. Первая мировая война не так часто обращает на себя внимание, особенно русского человека — уж слишком безапеляционно забирает пальму первенства памяти ее кровавая младшая сестра. Но война — война всегда, она никогда не меняется. Люди гибнут, лишаются своих молодых жизней, разбивают судьбы, оставляя лишь след на песке, который смывает волна забвения.

Тем больше восхищения и благодарности вызывают такие произведения, как «Полный поворот кругом» Фолкнера. Мастерски ведя читателя по сюжету, играя на его чувствах и образах, автор рассказывает историю парнишки-гардемарина на смешной лодочке и боевого бравого американского лётчика. При прочтении вам обеспечены каскады эмоций, разворот восприятия на 180 градусов и интересные (но до чего ужасающие) исторические подробности о тех далеких годах.

Пусть больше никогда не будет войны — лишь её история, которая, может быть, наконец нас чему-то научит.

Детектив Раймонда Чандлера «The Big Sleep» — очень известная в англоязычных странах книга, входит во многие списки лучших книг XX века. У нас же этот роман известен не так хорошо. До сих пор можно встретить разные варианты перевода — «Большой сон», «Вечный сон», «Глубокий сон», «Большая спячка», — что не способствует запоминанию и узнаванию книги. По сути этот роман — это компиляция двух ранних рассказов: «Убийца под дождем» и «Занавес». Поэтому, если вы их читали — ничего нового вы не узнаете.

Перед Уильямом Фолкнером, который через три года получит Нобелевскую премию, стояла задача адаптировать книгу для кино. Но дело в том, что уже сам роман написан словно сценарий — очень-очень подробные описания помещений, героев и предметов, короткие диалоги, много действия. Поэтому посмотрим, какие изменения внес в сценарий Фолкнер на примере первых 5 минут фильма.

1 минута. Главный герой книги Филип Марлоу входит в дом генерала, где его видит дочка генерала.

в книге: «Tall, aren't you?» she said. «I didn't mean to be.» («Высокий, не так ли?» — «Я не хотел»)

в фильме: «You're not very tall, are you» — «Well, I tried to be» («Вы не очень высокий» — «Ну, я пытаюсь им быть»)

Рост Хамфри Богарта, который исполнил главную роль, — 173 см. В книге Марлоу 33 года, Богарту на тот момент уже 47. В киноадаптации 1978 года Марлоу играл уже Роберт Митчем, которому было в то время 61!

2 минута. Дальше идет диалог.

в книге: «Are you a prizefighter?» she asked, when I didn't. «Not exactly. I'm a sleuth.»

в фильме: «Are you a prizefighter?» — «No, I'm shamus»

Sleuth и shamus — это сленговые обозначения детектива. Фолкнер заменил одно выражение словом-синонимом.

3 минута. Марлоу разговаривает с генералом.

в книге: «How do you like your brandy, sir?» — «Any way at all» («Как вы предпочитаете брэнди» — «Как угодно»)

в фильме: «How do you like your brandy, sir?» — «In a glass» («Как вы предпочитаете брэнди» — «В стакане»)

4 минута. Обсуждают орхидеи.

в книге: And their perfume has the rotten sweetness of a prostitute

в фильме: their perfume has rotten sweetness of corruption

Здесь чуть более любопытно. Фолкнер заменил выражение «гнилая сладость проституции» на «коррупции». На мой взгляд в оригинале у Чандлера выражение более точное.

5 минута. Продолжается диалог

в книге: «Ah» I said. — «That means what?» — «Nothing» I said.

в фильме: «Hm» — «What does that mean?» — «It didn't go through the district attorney's office».

Итак, только на 5 минуте появилась фраза, которой нет в оригинале.

Чтобы не было спойлеров, дальнейший анализ делать не буду. Но как видно, работа Фолкнера как сценариста минимальна: замена одних слов другими, перестановка фраз местами. Все остальное — дословно, как в книге. Всю работу за него сделал Чандлер.

Хотя, нет, признаю, что концовка у фильма другая. Но лучше или хуже — не могу сказать.

Без оценки.

Очень тяжело было продираться через эти мысленные, такие недосказанные и сбивчивые, монологи поначалу. За первые два дня я одолела не более 30 электронных страниц. Но постепенно войдя в ритм этого хора голосов, я уже с трудом отрывалась от книги, чем дальше, тем с большим напряжением следя за происходящим.

Отношение к смерти Адди, матери и жены, может и кажется странным сначала, но потом понимаешь, что другим оно быть не могло. Этим людям не до ахов-охов. Смерть придет за каждым, для умирающего — она избавление, и именно так ее и воспринимают — отмучилась. Они переживали ее смерть в душе, каждый по-своему, но все философски, и только для самого младшего Вардамана как будто что-то в мире перевернулось, просто потому что он еще ребенок и до этого философского отношения к жизни еще не созрел. Но вот обещание похоронить Адди, как она хотела, для всех них столь свято, что выполняя ее волю, они снова и снова теряют что-то или кого-то. И вот это жутко, это бессмысленно (для меня, но не для них), жестоко.

Если сначала мне казалось, что все герои думают очень похоже, что в мыслях не угадываются разные люди, то потом я поняла, что все они одного круга, что жизнь их очень похожа, а потому и образ мыслей, а еще дальше я увидела и характерные особенности каждого в их мысленных монологах.

Кеш поначалу показался мне чуть ли не умственно отсталым, как-то ни о чем, кроме своего ремесла он не думал, ни о чем, кроме своих инструментов не беспокоился. Но последние два его монолога все перевернули: Кеш просто прагматичен и очень рассудителен. Да и что еще он мог сделать хорошего для матери напоследок, если не гроб, и делал он его на совесть.

Кора — несколько злобная ворчунья, навязывающая без толку свое общество соседям, почему-то имеющая склонность к Дарлу и невзлюбившая Джула настолько, что сама себе перевирает события и меняет в них роли братьев.

Пибоди, как самый образованный, отличается и самыми связными мыслями.

Уитфилд — ханжа до мозга костей, который даже сам себе боится признаться в истинной причине, почему он отправился к Бандренам, и как же ему полегчало, что Адди ничего не рассказала.

Адди — темная лошадка, жила сама в себе. Ее жизнь была разделена на две: внешняя, обыкновенная, видная всем и ее внутренняя, которая и в голову никому не приходила. «Смысл жизни — готовиться к тому, чтобы быть мертвым». Эти слова своего отца Адди в разные периоды жизни понимала по-разному, но всегда жила соглашаясь с ними. Она любила своих детей как-то по-своему, по-животному что ли (хотя у меня есть сомнения, что она любила Дюи Дэлл и Вардамана), но только ее любовь к Джулу была для всех очевидна. И странно, что слова ее о Джуле оказались пророческими: «Он мой крест и будет моим спасением. Он спасет меня от воды и от огня. И хоть сгубила я жизнь свою, он меня спасет.»

А Джул — единственный, кто любил мать, ощущая свое единство с ней, на каком-то чувственно-эмоциональном уровне. Так вышло, что он не подошел к ней, не взглянул на нее перед ее смертью, потому что они были не одни. Для Коры это было проявление безразличия, где же ей было понять, что она как стервятник ждет смерти Адди, что все, даже братья и сестра, мешают Джулу побыть с матерью, что не в его власти избавить ее и себя от всех них.

Дарл всегда казался соседям чудаковатым, он и мыслит наиболее образно и сложно, в нем явно угадывается как практичность, так и творческое начало, особая душевная организация, поэтому, возможно, он и не выдерживает и срывается в конце, сходит с ума (а сходит ли? последние его мысли больше похожи на панический страх перед будущим, на внутреннее перенапряжение, а не на лишение разума).

Гроб везут 10 дней, все воротят нос от их повозки, над ними летают грифы, но странно, что ни у одного члена семьи Бандренов не возникает мысли о трупной вони

И хотя все соседи считают Анса неудачником, он в этой истории оказался на коне: и жену похоронил согласно ее воле, и утопших мулов заменил на других, и зубы вставил, и новую жену нашел (вот где я глазам не поверила, хотя медлить ему, конечно, смысла не было: без жены он себя не представлял, а где бы он ее взял, если бы не воспользовался этой поездкой в город; а вот как женщина так быстро решилась, да еще на ферму из города уехать? неужто давно знала Анса?). А вот все другие члены его семьи — только теряют.

«Когда я умирала», на мой взгляд, самая настоящая черная комедия в духе братьев Коэн.. Правильнее будет сказать, что фильмы братьев Коэн, словно списаны с этого сюжета Фолкнера.. И если по началу о жанровой принадлежности книги только начинаешь догадываться,выбирая между драмой и черной комедией, в эпизоде, где Кэш показывает стоящей у окна матери свежевыструганные доски для её же гроба, то начиная с эпизода, в котором отец заливает сломанную ногу сына цементом, уже невозможно удержаться от смеха.. Настолько абсурдными, до идиотизма, выглядят все злоключения этого деревенского семейства. Хорошая книга для начала знакомства с творчеством Фолкнера..

» ...из посторонних туда мог ступить безнаказанно один господь бог, да и то только днём и в воскресенье...»

Фолкнер «Осквернитель праха»

«Писать надо так, чтобы словам было тесно, а мыслям просторно.» Кто первым высказал эту мысль, Некрасов, Шиллер или Чехов, не имеет значения, т. к. на деле всё ровно наоборот. Когда словам в тексте тесно, т.е. их слишком много, а мыслям просторно, т. е. от одной мысли до другой, как поётся в популярной песне, «ехать и ехать» (а бывает, «лететь и лететь»), то такой малоинформативный текст не стоит потраченного на него времени. В произведениях хороших писателей тесно как раз мыслям, концентрация которых высока, а словам просторно — повествование движется свободно, каждое слово на своём месте и они не мешают друг другу, благодаря чему следить за мыслями легко и приятно. В число таких авторов я всегда включал У. Фолкнера, а темой нижеследующей заметки является краткий анализ его романа «Осквернитель праха» в отличном переводе М. Богословской-Бобровой.

Несмотря на некоторое сходство отдельных страниц романа то ли с проповедью, то ли с политическим трактатом, в нём поразительно много динамики, причём часто весьма напряжённой. Интересен способ построения романа, каркас, на котором он держится. Автор даёт блестящее описание кровожадной толпы т. н. свободных белых южан, толпы прокажённых (а расизм это и есть разновидность проказы, её социальный аналог), терпеливо ожидающей суда Линча, просто таки мечтающей убрать с лица земли в могилу ещё одного ненавистного ей (толпе) чернокожего (они употребляют только слово черномазый). Активно противостоят дикарям всего три человека, «оскверняющие прах» ради справедливости, ради спасения жизни невиновного. Одни готовят новую могилу, другие раскапывают только что засыпанную, и это служит фоном для рассуждений автора на тему будущего Америки — что ожидает страну, могила или процветание. Одержит ли победу проказа или восторжествует закон? Что нужно сделать, чтобы расизм не похоронил нацию, созданную не так уж давно поражением* южан при Геттисберге? Выходит, речь в романе идёт не об одном маленьком городке, а обо всей стране не только в монологах адвоката Стивенса (альтер-эго Автора), но и вообще везде, в любой сцене, на любой странице. Это и есть то, что я называю эффектом (скрепляющим действием) каркаса, который, как уже понятно, сконструирован из людей и могил, или, — может быть так вернее, — из жизни и смерти.

Не буду повторять написанное об этом романе профессиональными критиками. Несколько слов о частных, хотя и далеко не второстепенных моментах, кажущихся мне особенно важными. Возвращаюсь к Геттисбергу. Фолкнер уделяет этому важнейшему для истории США событию так много внимания в романе потому, что видит в этом сражении начало того неверного пути, по которому пошла страна. Отдавая дань памяти нескольким погибшим в этом сражении генералам-южанам (о северянах — ни слова), Фолкнер упоминает тот момент сражения, когда г-л Пикетт ожидает команды от г-ла Лонгстрита, чтобы двинуть свою дивизию в ту гибельную для южан атаку, после которой их поражение стало неотвратимым. Это ожидание якобы имеет место в самом начале сражения, в ночь на 1-е июля 1863 года, в действительности же этот эпизод произошёл 3-го июля днём, около 15 часов. Известно, что американцы с большим пиететом относятся к истории своей Гражданской войны и стараются не путаться в именах и датах. Очевидно, что Фолкнер намеренно объединил в романе эпизоды сражения, которые никак не могли произойти одновременно. Это моменты, когда всё ещё «на весах, ещё не произошло, даже не началось, и не только не началось, но есть ещё время не начинать, не выступать против того положения и тех обстоятельств, которые заставили задуматься не только Гарнетта, Кемпера, Армстида и Уилкокса,** а многих других, и всё же оно начнётся, мы все знаем это, мы слишком далеко зашли и слишком много поставили на карту...». Автор сочувствует южанам (как это ни парадоксально)***, считает, что та война была их огромной ошибкой и явно жалеет об отсутствии у истории сослагательного наклонения.

Невозможно пройти мимо правовой тематики романа. Цвет кожи в южных штатах — основа права, как юридической категории. Если подозреваемый негр, о презумпции невиновности не вспоминает даже адвокат, за плечами у которого лучшие университеты Европы. О толпе дикарей**** и говорить нечего. Работа шерифа в такой среде, особенно если он, как в «Осквернителе...», порядочный человек, — это каждодневный подвиг; чуть что не так, и на представителя власти, избранного этими же больными, нацеливается дуло револьвера.

Есть в романе одна деталь, показавшаяся мне психологическим просчётом автора. Это почти постоянное присутствие во рту Лукаса Бичема золотой зубочистки. Другой такой нет ни у кого даже из белых на многие мили вокруг. На этого необычного человека дикари могут наброситься в любой момент, повод найдётся всегда, и один такой случай в романе подробно описан. И в этой взрывоопасной обстановке Лукас как ни в чём не бывало посверкивает этим своим символом независимости.

Так вот, по-моему, здесь просматривается уж слишком явно то незаслуженное уважение, которое автор испытывает к этой благочестивой (все ходят в церковь) толпе душегубов. Стоит чуточку подумать, как становится очевидным, что негр с золотой зубочисткой, да ещё и довольно прилично одетый, проходил бы в таком интерьере максимум неделю, после чего был бы найден его труп с выколотыми этой самой зубочисткой глазами.

Фолкнер сильно преувеличивает благородство и терпимость этих людей, потому что верит, что даже и с таким народом у страны есть надежда на светлое будущее. Но, сравнивая нынешнюю Америку с изображённой в романе (там и тогда — через примерно 77 лет после войны, здесь и сейчас — примерно через 77 лет после «там и тогда»), приходишь к очень неприятному прогнозу — а не ждёт ли США южноафриканский финал? На эту мысль наводит и никуда не девшийся расизм и динамика изменения численности белого и цветного населения этой страны. В этой затянувшейся гражданской войне Юг может всё-таки одержать победу над Севером, но это будет намного более страшный Юг, чем тот, который проиграл в 1865 году.

*) Именно так — Геттисберг был не столько победой юнионистов (северян), сколько поражением конфедератов (южан). Сражение проиграли их бездарные генералы, чьи имена американская история сейчас чтит, как имена героев.

**) Названы фамилии четырёх бригадных генералов армии конфедератов. Гарнетт и Армстид погибли в этом сражении.

***) Городок, в котором происходит действие романа, назван именем первого и последнего президента конфедерации Джефферсона Дэвиса (под этим названием Фолкнер изобразил свой родной город Оксфорд, штат Миссисипи), а фамилия адвоката (Стивенс) взята Автором от вице-президента Александра Гамильтона Стивенса. Эти совпадения, разумеется, не случайны.

****) Эти люди в чём-то даже примитивнее дикарей. Последние имеют обыкновение делать запасы на всякий случай. Как, впрочем, любые нормальные люди. Белое население Юга живёт одним днём, о чём свидетельствует совершенно необъяснимая привычка по вечерам колоть дрова для приготовления завтрака. Да, да — не заготавливать заранее поленницу дров на полгода хотя бы, а колоть их для каждого завтрака (а, возможно, и для обеда, о дровах для обеда в романе не говорится).

Использованная литература:

1. Карл Смит «Геттисберг 1863 год. Битва, создавшая Соединённые штаты».

М. : Эксмо, 2012.

2. Джеймс Макферсон «Боевой клич свободы : Гражданская война 1861 — 1865.

Екатеринбург : Гонзо, 2012.

3. «Литературная история Соединённых Штатов Америки» т. III. Москва, «Прогресс», 1979.

Звук и Ярость — это, пожалуй, самая любопытная и сложная по своей структуре семейная сага длиной в половину меньше, чем другие известные, но вобравшая в себя столько бессмысленной сути бытия, — уж простите за оксюморон! Само название, кстати, вдохновлено пьесой Шекспира “Макбет”, которая тоже многослойна в смысловом плане, однако не такая запутанная по структуре.

В романе настолько виртуозно и необычно Фолкнер описывает падение рода Компсонов, которое зациклено на Кэдди и ее дочери, что ему просто хочется пожать руку.

Первая глава – это символичный рев слабоумного, бьющегося в пространстве, человека, который чувствует запах деревьев, и словно завороженный смотрит на происходящие вокруг события, не понимая сути. Самая сложная часть, поданная в виде смешанных фрагментов о разных событиях их семейства, которые он, Бенджамин – сын моей печали, — переживал, независимо от времени года и других обстоятельств. Советую всем пробраться сквозь этот паззл, потому что вторая глава – это второе дыхание.

Вторая глава – это, по большей степени, внутренний поток сознания Квентина. Размышления о все убивающем времени под такт тиканья разбитых часов, а также попытки обогнать свою тень. Ускользающая часть, как само время, битва с которым не выигрывается. Мало того – даже не начинается. И такая жгучая ненависть – ярость! – и попытка задушить ее перемешалась с запахом жимолости. Взросление Квентина, осознание самой сути мироздания через призму отцовских умозаключений. Но к чему это приведет – узнаете сами.

Третья глава – это логично структурированная история от лица Джейсона, брата Бенджи, Квентина и Кэдди. Здесь в чистом виде проявляется ярость. Самая холодная часть. А в мыслях у Джейсона только пустяковые, мелочные вещи. Как в детстве, так и в зрелости он мешает самому себе быть счастливым – точно так же, как и его мать.

Четвертая (заключительная) глава – повествуется в классическом стиле. Обреченная и ревущая, в которой все катится к своему логическому завершению. В ней четко вырисовываются звук и ярость. Если в первых главах мы видели все по кусочкам, то в третьей и четвертой картина видна целиком. Гнетущая, она, однако, дарит какое-то освобождение – словно бьющий утренний дождь – от “компсоновских” оков, которые точили первых и последних представителей их рода.

И вот в конце я задаюсь вопросом: “А могло бы все сложиться иначе?” И ответом нахожу только рев Бенджи, которым все сказано, в котором заключалась не сама память, а чувство утраты, только черт-те знает утраты чего.

И все же книга великолепна! Фолкнер с таким изяществом ведет повествование, с такой красотой слога, и с таким смыслом; я остался поражен тем, как четко он выписал влияние общества на судьбы людей, разрушая их. Фолкнер показывает невидящую, холодную мать, отца пьяницу, и всех детей – и все они не слышат друг друга, вместо этого живя в своем мире, где место только Звуку и Ярости. Где место только попыткам, каждая из которых не увенчается успехом.

Цитата:

“Отец сказал: человек — это итог своих несчастий. Можно бы подумать, что в один прекрасный день несчастью надоест, но ведь твое несчастье — это время, сказал отец. Чайка, прикрепленная к невидимой проволоке, увлекаемая сквозь пространство. Ты уносишь символ своего душевного крушения в вечность. Крылья там пошире, сказал отец, только кто умеет играть на арфе.”

Это был мой второй подход к классику американской литературы. В этот раз я продвинулся дальше, но все равно завяз не доходя даже до середины. Бесконечные описания с практически полным отсутствием диалогов, пространные ненужные отступления и при этом минимальное движение сюжета. Нет, может во второй половине книге сюжет стремительным домкратом и разгоняется до второй космической скорости, но моих сил дочитать до этого момента не хватило.

Для разнообразия решил ознакомиться с чем-то для себя новеньким. Под руку попался Фолкнер с романом «Похитители», при чём роман – лауреат Пулитцеровская премии и его как раз советуют как подходящий для начала знакомства с автором. Ладно, сказал я себе, приступим к чтению. И надо сказать получил я совершенно не то, что ожидал, глядя на картинку обложки, хотя и обложка содержимому таки соответствует.

Для начала про стиль автора. Он весьма самобытный. Я, например, тяготею в своих текстах к написанию длинных, сложных предложений, с чем, по мере сил, стараюсь бороться, чтоб не затруднять восприятие текста. Но Фолкнер с этим даже не пытается бороться, это его фишка, при чём в таких предложениях и вообще по тексту он не спеша растекается по типу, куда мысль пошла, туда и пишу. Об этих двух особенностях переводчик, во вступительном слове, сразу и предупреждает, что старался максимально следовать авторскому стилю и не упрощать текст, дабы максимально передать автора. Перевод, кстати, — Р. Доценко — к нему практически нет нареканий, и с этих позиций читать было однозначно приятно. В общем, к такому стилю требуется определённое привыкание, но видимо мы с автором в этом немного схожи и через каких-нибудь пару десятков страниц я уже перестал на это обращать внимание.

Теперь к сюжету самой книги. Повествование от 11-летнего Лусьеса, который на пару с наёмным работником Буном и ещё одним негром упёрли дедов автомобиль, чтобы покататься. Но, как водится, единожды совравши или пойдя на маленькую сделку с совестью, дальнейшие прегрешения начинают накручиваться на первое событие как снежный ком. Вот так и здесь, начав с покататься, пока родственники уехали на несколько дней на похороны, главный герой неспешно, но не успевая опомниться как, уже обращает одну из жительниц публичного дома на путь праведный, автомобиля уже нет, а Лусьес верхом на тоже сомнительной принадлежности скакуне, во что бы то ни стало должен выиграть скачки местно-районного разлива.

Надо сказать, что поначалу было немного скучновато, и я уже подумывал жалеть о впустую потраченных деньгах, но потом неспешные события, постепенно перешли в такую точку накала, что я уже начал сопереживать героям и волноваться за них, а чуть ближе к концу, я уже с сожалением отрывался от книги, когда приходило время прерваться. В детстве мне нравились истории про дикий Запад, сначала про индейцев, потом Вестерны; эту историю можно рассматривать, как продолжение той эпохи, время, наступившее чуть позже, и в начале книги автор даёт даже небольшую ретроспективу. А когда герои путешествуют автомобилем по стране, мне даже немного напомнило Трое в лодке… Джерома или сцену автопутешествия из Золотого телёнка Ильфа и Петрова.

В целом книга не плоха, но в сравнении с другими чуть менее интересна, скажем немного затянуто начало, хотя читать было интересно, но дальнейшая судьба Йокнапатофского цикла меня увлечь не смогла и дальше Фолкнера пока читать не планирую, потому 7. И в концовке я так и не понял всех нюансов с тем конём:

Мне как-то сказали: «Это очень тяжелый и жестокий роман. Тебе точно понравится». Я прочел и мне действительно понравилось.

Фолкнер гениальный стилист. Он подает сюжет через обрывки фраз, метафоры, длинные монологи, образы и религиозные мотивы. В его романах жестокость и расизм воспринимаются, как само собой разумеющееся. Американский юг представляется местом без времени, пустыней забвения, где семьи аристократов живут в лучах былого величия, а в деревенских церквях негры поют грустный блюз и заунывные госпелы.

Еще один рассказ о войне. Яркий и пронзительный до боли, хотя это не наша война, и гибнут там английские мальчики. Но менее беспощадной история от этого не становится.

Фолкнер показал, как легко заблудиться в оценке качеств человека по одной лишь видимости. Он показал также безумство храбрых, которому нельзя петь песен, поскольку оно основано на мальчишеском безрассудстве. Военная машина эксплуатирует это безрассудство, поручает мальчишкам то, за что не взялись бы более взрослые и здравомыслящие люди, ибо безумие воевать такими методами, когда речь не идет о войне отечественной или освободительной, направленной на защиту своей страны и своих близких.

Говоря коротко, Фолкнер показал безумие и бесчеловечность войны, когда жизнь бойца ценится крайне низко, причем правительством своей же страны, за интересы которой он как бы воюет.

Пожалуй, это одна из самых сильных антивоенных вещей, прочитанных мною за последнее время.

Высокий рейтинг книги и куча хвалебных рецезий подталкивают меня вставить свои 5 копеек. 5 копеек полных ярости и негодования. Если коротко — мне не понравилось.

Книгу посоветовала подруга с которой до данного казуса вкусы на книги всегда совпадали.

Если вы ценитель-фанат, спишите мое мнение на невозможность понять великое простым обывателем)

Имхо. Слишком невнятно, сложно для восприятия. Первая часть написана от лица олигофрена (?). Но изначально мы этого не знаем, просто читаем как кто-то долго трогает забор, сначала зовется Мори потом Бенджи, и между делом перемещаемся то в прошлое, то в настоящее.

В своё оправдание скажу, что прочитала много книг от лица шизофренников, людей с диссоциативным расстройством, и мне было интересно!

Здесь же яркого интереса не возникает, хотя есть опр извращённое удовольствие разбираться в этом хаотичном наборе пазлов.

Не могу назвать первую часть абсолютно скучной на общем фоне, т.к.вторая мне показалась призером конкурса нудности мирового масштаба.

Третья и четвертая часть в некоторой степени расставляют всё по своим местам (вспомним — чтобы добраться до сюда, нужно прочитать полкниги). Но яркой кульминации или неожиданной концовки так и не наступает. И встаёт вопрос зачем всё это было?

Общий смысл книги понятен, угасание старого рода, старого образа жизни... Но почему выбрана такая форма повествования? Что автор хотел этим сказать?!

Была в целом интересна техника потока сознания, с переплетением прошлого и будущего, но на мой взгляд поток мог бы быть и покороче.

Дабы расставить всё в голове по местам в хронологическом порядке — надо перечитывать. О боги.

Очень интересная структура у рассказа. Как будто автор открыл собственную черепушку и выплеснул весь творящийся там хаос на бумагу – путаница событий, образов, мыслей и при этом всё вместе складывается в красивую логичную картину. Будто мысли автора стекают с бумаги в мозг читателя и становятся его собственными воспоминаниями. И это настолько круто, что уже не особо важно, каков там сюжет, каков смысл и тому подобное. Хотя они тоже имеются.

Простые люди, длинные разговоры, перемежающиеся байками о жизни своих соседей, недоверие к незнакомцам, предрассудки и невозможность выбраться из границ своей округи — все это очень напоминало американскую южную готику, пока сеть доброжелательно не сообщила мне, что именно Фолкнер со своей трилогией о Сноупсах и является законодателем канона. Да, это именно то, к чему хотелось прикоснуться, когда столько об этом слышал, но, казалось, никогда раньше не имел возможности прочувствовать. Современная готика ушедшая в ужасы с их фантастикой и уже ставшими типичными гротескными образами монстров и сумасшедших уже не определяется читателями как готика. В то же время наша собственная, русская провинциальная готика рассматривается как сатира, и даже её лирические образчики уходят в сознание как обыкновенная внежанровая классика определённой эпохи. Но нет. Так любящие все определять англо-саксы не могли не разложить по полкам своих литературных мэтров. И вот нам предстаёт такая знакомая действительность под четким определением, но с вполне себе реалистичным повествованием о простой провинции — посёлке Французова Балка, небольшом городе Джефферсоне в штате Миссисипи.

Первая часть трилогии начинает историю того, как семья Сноупсов в поисках земли для жизни обосновывается в небольшом посёлке, где, вроде как, вполне себе честно обустраивается. Пока загадочный, но очень свойский, постоянно перемещающийся с места на место торговец швейными машинками Рэтлиф не начинает рассказывать известные слухи о новичках. У него вообще много историй чуть ли не о каждом жителе Йокнапатофского округа, они наслаиваются одна на другую, словно сказки тысячи и одной ночи, а в следующих романах будут повторяться вновь и вновь, как будто стоит рассказать это тем, кто ещё не слышал, как будто всегда готов пояснить, кто есть кто, и каким был, и в каких историях был замешан. Все это делает самых обычных людей частью цельного йокнапатофского мира, вмещая в него все личные трагедии и успехи, а быть может, и рассказы обыкновенного быта. Может статься, что именно благодаря Рэтлифу персонажи этой саги не превратились в чудовищ, потому что о них рассказал более-менее отстранённый зритель, а не постоянно зависающий во все более озлобляющейся среде заезжий семьянин.

Так или иначе, недоверие селян к Сноупсам во многом породило то, кем они стали — завоевателями власти над всем хозяйством Йокнапатофы. Так, бывший владелец большей части земли Билл Уорнер вместе со своим сыном Джоди решает перестраховаться и даёт одному из Сноупсов — Флему — сначала должность приказчика в местной лавочке, за которой временами никто и не смотрел, позволяя жителям оставлять деньги самим, а там уж все равно сдирать с них проценты за долги, в плате за аренду и жулить при взвешивании урожая. Флем Сноупс отличался от Уорнеров своей точностью, но вскоре именно ему предстоит стать главным хозяином местной земли. Таким образом первая книга задаёт интригу и знакомит с основными участниками глобальной истории смены Хозяина.

В трилогии нам встретятся и хитрые деревенские ростовщики, и примеры родового вырождения (умственно отсталый Айк и его романтическая история), и народные боги (девушка-полубогиня Юла-Елена и её дочь Линда), и религиозные секты (от баптистов и методистов до новообразующихся религиозных течений ветеранов войн), и монструозные детишки (отпрыски Сноупса-многоженца от индианки). При этом самый колорит показан в «Посёлке», где Фолкнер нас впервые сталкивает с очень оригинальными и невероятными людьми, а уже в «Городе» нам вместо них предложат тех же, но обычных, пока в самом конце нам не встретится стайка малолетних маньяков. В последней же части, «Особняке», поднимается вопрос того, кто из всей своры распространившихся по округе Сноупсов, вытаскивающих своих родственников повсюду, чтобы закрепить на местах, которые покинет предыдущий Сноупс, — настоящий, а кто — нет. В сознании Минка (ненастоящего Сноупса) возникает образ Хозяев, так сливающийся то с теми, кто владеет землёй, властью и умами, то с богами, способными плести человеческие судьбы. И понимаешь, что в сознании маленького человека Хозяевами всегда будут кто-то вроде Сноупсов, которых невозможно обсчитать, невозможно обойти на выборах, невозможно согнать с места. Но только при одном условии — если ты честен и не играешь вместе с ними в грязные игры.

Но на беду главного «злодея» трилогии Флема таковые нашлись. В собственном роду. А на помощь им пришли честные делец, юрист и коммунистка. Заключительная часть трилогии заканчивает историю новообъявившегося в Йокнапатофе Хозяина и, несмотря на повторы, читать её было так же увлекательно, как и первый том. А вот вторая часть, состоящая из «исповедей» Рэтлифа, юриста Гэвина Стивенса и его племянника Чарльза Маллисона оказалась скучноватой. Все время эта тройка старалась как можно внимательней следить за тем, что творят переехавшие из Французовой Балки в Джефферсон Сноупсы — этим был чуть ли не одержим Рэтлиф и заразил своим интересом Гэвина и маленького Чика. Приятней всего было читать детский взгляд на вещи, хотя казалось странным, как нам сообщается история — устный это рассказ или письменное сообщение, исповедь наедине или в кругу знакомых?.. Истории каждого последующего рассказчика перехватывают друг друга, но диалогом настолько длительная беседа быть точно не может. Очень раздражал исступленный пафос Гэвина, влюблённого то в Юлу, то в Линду и его наивные выводы. Здесь вообще встречается довольно много дешёвых обобщений, от которых морщишь мину, чтобы отплеваться от таких глупостей.

В третьей части всего этого не будет. Хоть нас и ждут рассказы от первого лица, большая часть вновь будет принадлежать автору, который будет размышлять на более высоком уровне, чем все ещё оставшиеся наивными герои. Наконец, мы будем знать всю историю досконально из уст творца и сможем сравнить с тем, что останется в домыслах Рэтлифа, чтобы стать достоянием йокнапатофского фольклора и материалом для новых слухов. Разговорчики и байки, слухи и молва здесь чуть ли не основа жизни, еще одни боги местного пантеона. И в связи с этим интересно, что, кажется, Сноупсы им не поклоняются, а ещё коммунисты, которые в этой книге либо не знают языка, либо просто-непросто глухи. Но в этом вся соль — чтобы жить в рамках готики, нужно верить в деревенские и городские легенды, подкрепляемые мнением местных сект, и, таким образом, иметь безусловного Хозяина. Другими движет комплекс импотента (невозможность быть частью полноценной семьи), социально-политические идеи, писаные законы, наконец, Бог Истинный. Для всего остального есть MasterCard.

Люди в этом мире живут по разному. Чужую культуру порой трудно понять, ибо с привычной с детства она практически не соотносится. Такое впечатление оставляют у меня истории из жизни индейцев. Культура их настолько чужда, что даже не вызывает интереса.

В данном случае довольно любопытно было наблюдать результаты заимствования индейцами так называемых достижений европейской цивилизации. Очевидно, что наша культура им столь же абсолютно чужда. Поэтому любые заимствования дают нелепые результаты, постепенно переходящие в сюр: туфли, не пригодные для носки, кровать, не пригодная для сна, разрушающийся дом из остова парохода, чернокожие рабы, мешающие хозяевам... Заимствуется ненужное. Явление это могло бы быть забавным, но Фолкнер показывает нам, как такое заимствование исподволь разрушает менее агрессивную индейскую культуру, разрушает уклад жизни древнего народа, в котором явно видны черты вырождения.

Наверное, поэтому рассказ назван «Красные листья» — листья осени, начало конца. Вот только народности человеческие — не природа. Возрождение весной им не светит. И это даже не особенно пугает: каннибализм, похоронные обряды с жертвами и прочие элементы архаичной культуры не вызывают сочувствия к персонажам и сожаления о закате целого народа. Одна цивилизация сменяет другую, такова жизнь.

Рассказ не вызвал во мне ни интереса, ни скуки. Прочитать можно. Учитывая статус Автора, прочитать нужно для общего развития. Слог легкий, сюжет не лишен приключенческой увлекательности, отдельные моменты забавны, что-то вызывает неприятие. Читается история, хотя и воспринимается несколько отстраненно, уж очень далекие от нашей жизни проблемы.

http://kobold-wizard.livejournal.com/770723.html

Это было еще одно долгое погружение в собрание сочинений Фолкнера. Четвертое по счету, но пыльный Юг продолжает открываться с новых сторон. Общим во всех прочитанных мной текстах Фолкнера является мотив обреченности этой земли и людей, ее населяющих. В то же время автор показывает, что рок, преследующий людей, родился вовсе не в угаре Гражданской войны, а сама Война была лишь следствием череды роковых поступков и мыслей.

В этом романе Фолкнер развил метод повествования, найденный еще в «Сарторисе», где Вирджиния Дю Пре является носительницей памяти о полковнике Джоне Сарторисе, герое Гражданской войны. Все персонажи так или иначе слышали ее воспоминания о бале в Балтиморе и о удалых выходках полковника с захватом пленных. Пространство настолько заполняется памятью, что мысли даже молодых героев постоянно возвращаются на полвека назад. Логично представить, что такая история не была чем-то абсолютно оригинальным. В «Авессалом, Авессалом!» о гибели рода Сатпенов рассказывает старушка Роза Колфилд, которая после смерти своей сестры Эллен Сатпен чуть не стала невестой ее вдовца полковника Томаса Сатпена. Однако, есть и еще один повествователь — герой романа «Шум и ярость» Джейсон Компсон, рассказывающий ту же историю своему сыну Квентину. Его знание основано не на личном участии в событиях тех далеких лет, а на рассказах его отца, бывшего другом Томаса Сатпена, которого тот посвятил в некоторые свои мысли. В итоге мы получили сложную цепочку, в которой слова Томаса Сатпена проходят последовательно через восприятие трех представителей рода Компсонов, а напоследок Квентин еще рассказывает эту историю своему другу по общежитию в Гарварде.

Каждый наверняка привносит в рассказ что-то свое, и в результате жизнь проходимца, бросившего жену с ребенком из-за доли негритянской крови, а потом сколотившего состояние на грабеже, превратилась в нечто, напоминающее библейскую притчу о том, как паренек из Виргинии шел к успеху, не считаясь ни с чем, а потом уже в статусе отца двух детей и хозяина сотни акров земли, начал все терять, чтобы завершить свою жизнь на острие косы у простого работяги. Рассказывая об этом романе, можно не бояться спойлеров, потому что весь сюжет в общих чертах мы узнаем еще в первой четверти текста. Дальше, как и у всякой семейной истории, с каждым повторением появляются новые детали, надуманные или же забытые ранее. Мы знаем, что Генри Сатпен, сын Томаса, убьет жениха сестры, но не знаем за что, а потом Фолкнер подбрасывает нам мотив, оказывающийся в итоге полуправдой.

Большое место в романе уделено Гражданской войне. В этот раз видно коренное отличие их войны от нашей: побежденные оставались живы в своей же стране. Погибала культура Юга, а они с этим не могли ничего поделать. Арендатор Томаса Сатпена, ставший потом его убийцей, на их попойках часто повторяет: «Ну что ж, полковник, они нас убили, но не

побили, верно?» Хилая надежда, что поражение не было позорным. Томас Сатпен раз за разом восстает, чтобы дойти к заветной цели, но оказался не способен к победе над обстоятельствами, собирая на себе виснущие собаками грехи. Ветхозаветному герою не нашлось места.

Итого: Как всегда это было долгое погружение. Под конец на некоторых страницах терпение просто накалялось от путанного текста, рассказываемого одновременно четырьмя персонажами. Теперь текст завершился, но я понимаю, что его можно еще перечитывать и перечитывать, пытаясь понять, где же полковник допустил свою первую ошибку.

Книга читается местами легко, а местами не очень. Тема рабства до этой книги мне как-то не случалась. Причем к «поверхостному», фактическому рабству здесь еще примешивается проблема рабства мировоззрения как такового. В книге ярко изображено несколько губительными могут быть идеалы, убеждения, расизм и другие понятия, которые отличают любого над кем-либо. Читая книгу, понимаешь сколько много было сделано в прошлом веке для решения этой проблемы. Видимо к этому моменту я даже не задумывался насколько эта проблема была и остается важной, и как это может влиять на судьбы людей.

Знакомство с Фолкнером я собирался начинать не с этой книги, но так уж сложились обстоятельства, что мы с одним другом решили его прочитать. Чтение шло тяжело, безумно тяжело. А остроты к ощущениям добавила моя простуда. И в итоге получилось то, что получилось. А что получилось, читайте ниже.

Глава первая. Бенджамин или как во время чтения не сойти с ума. Если бы Фолкнер поставил эту главу по очереди второй, третьей или четвертой, я понял бы из этой главы намного больше и как следствие, лучше воспринял бы книгу. А так, я ровным счетом ничего не понял. Потому что в этой главе четко очерченных временных границ нет и слабоумный Бенджамин вспоминает параллельно несколько событий из своей жизни и почти всегда непонятно, когда он перескакивает с одного временного слоя на другой. Плюс ко всему еще перед глазами мелькают имена, которые ничего не говорят читателю, так как Фолкнер не прилагает усилий, чтобы объяснить кто есть кто. И даже записи в блокноте мне не особо сильно помогли разобраться в этом. Встречаются два героя с одним именем или один герой с двумя именами или два персонажа с практически идентичными именами. Первая глава самая сложная для восприятия, и, повторюсь, поставь Фолкнер эту главу на любое другое место, он облегчил бы жизнь многим читателям.

Глава вторая. Квентин или Знаки препинания, грамматика? Не, не слышали. Домучивал первую главу и думал, во второй главе я получу связное изложение сюжета, но не тут-то было. Квентин довольно интеллектуальный молодой человек, но в голове у него примерно такая же каша, как у слабоумного Бенджамина. Тут присутствую связное изложения о настоящем, но когда воспоминания вмешиваются и вплетаются наглым образом в настоящее, пиши пропало. Опять тот же водоворот слов, с которой я пытаюсь справиться, читая медленно и вдумчиво, перечитывая непонятные фрагменты (хотя вся глава мне практически непонятна), но ясности мои усилия не привносят и я отдаюсь этому безумию в руки. Пусть несет меня река.

Глава третья. Джейсон или даже Википедия вам не поможет. Ага. Тут уже внятная, прямолинейная (почти) подача материала. Это нам знакомо, это мы проходили. Но, так как из-за предшествующих двух глав я мало информации перенес с собой в третью главу, мне непонятно о чем толкует речь Джейсон. Обращаюсь за помощью к специальной хронологической таблице, написанный вумными людьми, и к Википедии, где имеем краткое изложение по главам. Читаю краткое изложение предыдущих двух глав, из которых я ранее мало что понял и картинка у меня немного проясняется, хотя я остаюсь в недоумении, как столько материала прошло мимо меня, неужели обо всем этом рассказывалось в этих главах? Я точно читаю «Шум и Ярость» Фолкнера? Мелькают не самые симпотичные герои и не встречаешь ни одного героя, которому хочется сопереживать. А раз никому не сопереживаешь, то и особого желания продолжать чтение не имеется. Но 3/4 книги уже за плечами, было бы просто трусостью и неуважением к себе просто так бросить книгу, на которую ты угрохал столько усилий. Едем дальше.

Глава четвертая. Фолкнер или крушение надежд. Наконец в дело вступает Сам Автор, чтобы разъяснить мне все, что я до этого, глупый читатель, не понял. Чем руководствовались герои, когда совершали те или иные поступки? Что случилось с Кэдди? Он поможет мне собрать целостную картину сюжета, объяснит прямым текстом все то, о чем в предыдущих главах лишь упоминали вскользь или говорили намеками. Но нет, Фолкнер не хочет опускаться до моего уровня и тратить на объяснение и так понятных вещей свой гигантский интеллект. Оставайся, говорит, Ренат, с носом. Тебе не привыкать. Что правда, то правда.

ИТОГ: Книга написана таким образом, что одним прочтение вы от него не отделаетесь. Если захотите полно понять книгу, ее обязательно придется перечитать, как минимум первые две главы (что уже есть полкниги). Проскальзывают какие-то непонятные мне библейские аллюзии (хотя я не читал Библию и понятно, почему они мне не понятно). Сюжет оригинальностью не отличается, чтобы претерпевать все эти издевательства ради него. Есть много книг, описывающих увядание/падение одной семьи/одного рода. Я могу навскидку вам порекомендовать «Замок Броуди» Арчибальда Кронина и «Сагу о Форсайтах» Джона Голуорси», которые по моему скромному мнению заслуживают большего внимания и дадут этому роману 100 очков вперед.

Положительные моменты, конечно же, присутствуют, но я не буду их перечислять. У этой книги и так достаточно хвалебных рецензий, в которых вы можете узнать о положительных сторонах этого романа.

Несколько улиц, несколько домов, несколько людей. И весь мир, вся вселенная, весь человек. В этом монументальном творении я впервые за долгую читательскую жизнь увидела одновременно «звёздное небо над нами и нравственный закон внутри нас». И безнравственный. И беззаконие.

Создатель локальной вселенной Йокнапатофы, не больно-то чистой капли под мощным и безжалостным микроскопом, одним вольным взмахом руки очерчивает круг, в котором помещается мир — с его величием и равнодушием, с его вечным колесом смены времён года и часами суток, потёмками непоняток и ослепительной ясностью. Круг этот сплошь исчерчен линиями персонажей: муравьиными тропками, треками частиц, орбитами шальных комет. Нет-нет, да и «мелькнёт в толпе знакомое лицо»: доктор Люш Пибоди, Джон и Баярд Сарторисы, старый Баярд, Нарцисса Бенбоу, мисс Дженни... встрепенёшься радостно, ан нет — не о них теперь речь. О семействе Сноупсов, взявшихся непонятно откуда и серо-мохнатой плесенью всё шире расползающихся по деревушке, городку, дальше, дальше... Порядочным людям омерзительно иметь с ними дело. Порядочные люди кто в сторону смотрит, кто ноги повыше подымает, на цырлах гарцует, чтобы не вляпаться ненароком, не запачкаться. Не получится, милые простаки и белые рыцари. Возьмите-ка линялую синюю тряпочку (можно лоскут от старой рубашки В.К. Рэтлифа) и приступайте к уборке. Иначе съедят вас Сноупсы, не поперхнутся. Разве только сами у себя костью в горле станут, а так спасу от них нет.

ДЕРЕВУШКА

Тёмное, неуютное, неудобное, жуткое впечатление «Деревушка» производит. Все, кто при словах «Американский Юг» представляет себе белые платья, качели на веранде, лёд в запотевших кувшинах с лимонадом, статных конфедератов в благородной серой форме, пятнадцатилетних девочек со сложными греческими именами — ало-румяных, с опасным огоньком в глазах слишком близко подходящих к пожилым джентльменам чуть ли не сорока лет, — эта книга не для вас. Вообще, как только завидите дорожный указатель с надписью «William Cuthbert Faulkner, 1 Mile» — сразу поворачивайтесь и бегите что есть духу куда подальше.

Бедность, смыкающаяся с нищетой, труд бессмысленный и беспощадный, овечья тупость и ослиное упрямство, жестокость, идущая не от садизма, а от полного отсутствия представления о человеческом достоинстве — и тьма, тьма поистине египетская, в которой и персонажи и читатель вынуждены ориентироваться на ощупь, спотыкаясь и бранясь шёпотом, приходя в отчаяние и незаметно для себя становясь фаталистами.

Нет, я не говорю, что это ужасно — напротив, восхитительно. Фолкнер мастерски передал дух глухомани, провинции, медвежьего угла, где все всё знают, но не говорят — в лучшем случае, изъясняются неуклюжими намёками, а то и врут, не краснея.

Особый случай — даже не убийство, мрачная тень которого протянется вперёд на много лет (во вторую и третью части трилогии), а тоскливо-болезненная история с коровой и беднягой Айком, парией среди парий, семейства Сноупсов. Можете меня разубеждать, но я вижу явственную и глумливую параллель, проведённую писателем между этой злосчастной коровой и... Юлой Уорнер, средоточием животной женственности, которой бессильны противостоять деревенские дурачки от мала до велика, не исключая самых что ни на есть благородных господ, которых вроде бы умом бог не обидел. И финал её так же печален, но это уже следующая история.

ГОРОД

Город?.. Городок, а то и ПГТ, как пишут на картах. Три тысячи жителей, помилуйте. Всё у всех на виду, не скроешься. Здесь страницы освещены солнцем — когда ласковым, а когда и беспощадным. Рассказчик распадается на несколько личин, из которых некоторое недоверие вызывает Чарльз Маллисон, который слишком уж наблюдателен, мудр и велеречив для 12-летнего.

Флем Сноупс, словно конкистадор, захватывает всё новые территории, хотя некоторые из его операций-махинаций внушают искреннее недоумение: чего он добивается, этот странный тип? Себе же во вред иногда действует! Или он терпение Провидения испытывает на прочность? Может, ему и не дано по-другому обратать жизнь, тем более, что и без него тут есть кому любовью заняться — во всех смыслах.

Гэвин Стивенс, прокурор, участник войны, смелый, решительный, изобретательный, если надо применить ум (причём быстро применить, без сельских раскачиваний), — становится натуральным мямлей и рохлей, жертвенным телёнком, когда дело касается любви всей его жизни. Он даже готов на поколение продлить своё рыцарственное служение той Прекрасной Даме, которой оно вовсе и не надо.

По сравнению с «Деревушкой» тут и язык попроще, и действие попонятнее, и повествование побойчее идёт... только почему-то куда скучнее становится, и совсем уж я собралась оценку конкретно «Городу» ещё на балл снизить — ан нет, трагический водоворот развязки и предельно неожиданное, на грани абсурда, сюжетное ответвление финала (с новой, совершенно гротескной уже порослью Сноупсов) вновь взметнули её на максимальную высоту.

ОСОБНЯК

А вот тут-то было великолепно с самого начала. Просто до восторга.

Минк Сноупс, да, убийца и одновременно жертва обстоятельств. Помните ещё: я выше лепетала что-то о муравьях и кометах? Минк среди них — механическая игрушка. Дешёвая, старенькая, жестяная. Со взведённой до отказа пружиной он будет неумолимо двигаться всё вперёд и вперёд, туда, куда его толкают судьба и предопределённость. Натыкаясь на препятствие, будет буксовать или падать, жалобно тарахтя шестерёнками — до тех пор, пока его не выровняет нетерпеливо, не поставит вновь на колёсики чья-нибудь рука... о, этот эпизодический персонаж, сержант-пастырь Гудихэй с его «клокочущими холодом глазами» (каков образ!) запомнится мне надолго.

Минк, рука судьбы.

На его фоне линия Линды Сноупс кажется бледной и невыразительной. Горький сарказм вызывает аннотация из бумажного «Особняка» — как ни странно, 1982 года издания... да позвольте, я вам процитирую (целиком для наглядности):

«Особняк» — роман известного американского писателя У. Фолкнера (1897–1962), завершающая книга трилогии («Деревушка», «Город», «Особняк») о семье Сноупсов. Последний роман трилогии посвящён жизни и деятельности героической американской коммунистки Линды Сноупс.»

Ну что, читавшие?.. Вместе со мной поперхнулись? И правильно сделали, ибо героической коммунистической деятельности Линды в романе из 400+ страниц посвящено максимум три, и то довольно скептических.

Перед нами тяжёлое наследие советских времён, так называемый «паровозик», долженствующий протащить в печать что-нибудь действительно достойное, но не слишком благонадёжное — под флагом безусловной солидарности автора с делом строительства социализма-коммунизма, верности ленинским идеалам и тэ дэ, и тэ пэ. Печально всё это.

И опять мелькающая каруселька бесконечных повторов (это тоже тонко пойманная стилистика коловращения жизни и разговоров, провинциальных в особенности), ожидание Минка, который не обманул, не подвёл — равно как и Фолкнер, снова ошеломивший ожидаемым финалом... Это надо уметь. И мало у кого получается.

Прекрасная трилогия. Нещадно жалею, что прочитала её совсем недавно, а не в прошлом веке :) как могла бы.

Фолкнер говорил: «В августе… появляется какой-то необыкновенный свет, как будто он дошел к нам не сегодня, а из далеких классических времен».

Дурак тот, кто назовет его проповедником христианских истин; гуманистических – еще может быть, но это словечко настолько набило оскомину, что кроме раздражения ничего не вызывает. Но нет в нем ничего христианского: слишком по-животному ведут себя люди, и слишком сомнительна конечная мораль. Это простая языческая жажда жизни, приправленная фатализмом непонятного, но явно не христианского, происхождения.

Фолкнер странный. Я постоянно, читая, сравниваю его с другими – Набоковым, Маркесом и Улицкой в первую очередь. У него есть набоковская неспешность и стиль, маркесовские семейные узы, оплетшие весь роман, и легкая бытовая сумашедшинка Улицкой. Конечно, это очень глупо, поскольку скорее они из Фолкнера, чем как-то иначе, и как ни крути, Фолкнер всему этому развернувшемуся на двадцатый век интересу к простым истинам – предтеча.

«Свет в августе» — название очень удачное. Потому что в целом, несмотря на все перипетии в судьбах героев роман оставляет именно такое впечатление – теплого, чуть пыльного света. Неторопливого, который смягчает даже самые страшные трагедии настолько, что они становятся всего лишь строкой в изустной городской летописи. Трагедии не больше и не меньше, чем, например, в «Шуме и ярости», но за счет этого света приобретшие какой-то умиротворенный оттенок. Все равно остается впечатление, что герои слегка сумасшедшие, что они говорят и поступают не так, как поступил бы на их месте любой из нас. В них есть какая-то червоточника, и отстраненность Лины, и упертость неизвестно в чем Хэйтауэра, и мужественное терпение Байрона Банча – можно было бы без всего этого, и людям было бы легче. Одно но: вероятно, тогда они не заслужили бы романа в свою честь, но это отдельная песня.

Текст начинается неторопливо, с достоинством Сарамаго, но постепенно разворачивается, захватывая в много-геройную эпопею, с периодическими отступлениями вперед и назад на много лет. И заканчивается так же неторопливо, пыльно и светло; намек на хэппи-энд, но настолько неуловимый, да и значение этого энда не так уж велико – с тем же успехом все могли бы погибнуть, и в описании Фолкнера это не лишило бы текст очарования.

Удивило по-настоящему: то, что еще в начале нашего века негры и их права действительно были проблемой. И немалой, из-за которой продолжали ломать копья, правда, уже в меньшем масштабе, но накал страстей меньше как раз не стал. Я-то всегда привыкла воспринимать это с типично советских позиций: правящий-де класс и угнетаемые, которые все перед господом (зачеркнуто) партией равны. Мне и в голову не приходило, что рядовые (белые) американцы считали негров низшим слоем из чисто субъективных ощущений – точно так же, как человек относится к животным. Что негры в их глазах были действительно не равны белым – не в плане гражданских прав и богатства, а в духовном, психологическом аспекте, что рабы воспринимались как домашний скот подсознательно. А теперь, кажется, на то были вполне логичные причины. Потому что изъятые из родоплеменного строя негры никак не могли адекватно вписаться в капитализм белых, потому что они действительно намного отстали в общественном и личном развитии, и иначе как к животным к ним относиться не имело смысла. Потом – да, не захочешь, так научишься, и вот негры уже выбирают президента и возглавляют ООН, но в начале слишком уж были неравны сами культуры.

Из всей любимой мной классики Фолкнер для меня больше всех нуждается в толковании. Мораль Стейнбека, к чему он ведет, в принципе понятна. Но с Фолкнером всегда есть какой-то подвох, и чувствуется, что не так уж он жалеет своих героев, не так уж одобряет, и христианство их сомнительное, и семейные ценности их сомнительные. Причем это дается настолько тонко, что нельзя толком указать на место в тексте, которое позволяет однозначно судить о герое — плохой или хороший. «Когда я умирала» — отличный пример такого подвоха.

В семье американских фермеров умирает мать. Тема сама по себе достаточная для романа, во всяком случае, для романа по-фолкнеровски. Но здесь это только начало. Оказывается, отец обещал похоронить ее в другом районе, вместе с ее родственниками, так что они заколачивают гроб, садятся в повозку и везут ее черт-те куда. И это можно понять, бог с ним, каждый имеет право, чтобы родственники выполнили его последнюю волю.

Но здесь — до абсурда. Собственно, на отвезении тела куда-то на похороны наставивает отец, а дети (некоторые — вполне взрослые) покоряются его воле. Скорее по привычке, чем из «христианского смирения» — в конце концов, отцу должно быть виднее. А вот дальше — все по принципу «учи дурака богу молиться, он лоб себе разобьет». Герои тыкаются и мыкаются, и со всем-то им не везет, причем не везет совершенно фатально. То самый младший ребенок немного сошел с ума (впрочем, этого никто не замечает, потому что никому нет дела), то они утопили повозку вместе с мулами, гробом и собой, пытаясь перебраться через разлившуюся реку вброд. Если поначалу их еще немного жалко, то дальше уже хочется просто пристрелить, чтобы не мучались и не позорили своими личинами род человеческий.

И — как всегда — потрясающее изображение всех этих безумных происшествий *изнутри*. Каждый из участников и посторонних лиц периодически становится репортером, причем отличить по-настоящему безумных от более ли менее нормальных не представляется возможным. Как в «Шуме и ярости»: поток сознания, причем раскрывается только внутреннее мироощущение героя, а о происходящих с ним событиях мы узнаем только от других репортеров. Манера письма, которая немного сводит с ума читателей; захватывающее, невероятно красивое безумие, как водоворот, и не важно, Ниагара это или деревенская мутная речка, разлившаяся от дождей. Люди тонут, люди теряют контроль над своей жизнью, и у них уже нет сил бороться с другими людьми.

А в конце Фолкнер наносит последний удар. И я наконец твердо уверилась в том, в чем изначально сомневалась: кто на какой стороне. Потому что весь текст — просто наглядная иллюстрация, как ублюдки-родители, которых следовало бы стерилизовать в младенчестве, могут искалечить жизнь своим детям. Искалечить в обоих смыслах слова, причем. При этом оставаясь в полной уверенности, что они имеют на это право, ведь они же их родили, воспитывали, ночей не спали и тд. Очень жестоко и очень мерзко. Несчастные заброшенные дети, с горем пополам добравшиеся до места назначения и похоронившие свою мать, в итоге узнают, что ехали они туда вовсе не за этим.

И если Стейнбек пишет про моральные метания и проступки людей, которых еще можно понять и простить, людей, чье предательство не разрушает целого, семьи, общества, то Фолкнер подрывает самые основы этих ценностей. У Стейнбека запутавшиеся, усталые дети могут предать родителей, у Фолкнера родители ничтоже сумняшеся предают детей, а это уже за гранью.

Вполне допускаю, что в данном случае я ничего не понимаю ни в литературе вообще, ни в Фолкнере в частности, но этот роман показался мне каким-то недопеченным, поверхностным. Обычно фолкнеровские вещи производят на меня сильный эффект, от них остается очень *тяжеловесное* и сильное впечатление, потому что за его потоками сознания, беспорядочными нелогичными действиями дурацких персонажей очень четко ощутимо движение жизни, такое же беспорядочное и неумолимое. У «Святилища» для такого эффекта чего-то не хватает. С одной стороны, есть извечные дурацкие персонажи, которые, кажется, задумываются о своей жизни не больше, чем на пять минут вперед, живут и действуют исключительно по наитию, что, как и всегда, приводит к страшным фатальным последствиям. С другой стороны, есть порожденные этими персонажами события, драмы почище, чем у Достоевского, рожденные на пустом месте, просто потому, что кто-то вовремя не остановился, не совладал со своими слабостями, пороками, страстями.

В «Святилище» все это есть, но в нем слишком много героев и слишком много фатальных событий в жизни каждого из них. Первую половину романа путаешь имена, кто есть кто и кто кому кем приходится. Дальше привыкаешь, но количество трагедий в качество, натурально, не переходит, а напротив, все они в отдельности утрачивают свое значение. Начинаешь просто принимать как данность, что это какой-то сумасшедший мир, в котором приличные девушки с пьяными кавалерами попадают в притон самогонщиков и подвергаются насилию, приятели стреляют друг в друга по пьяни, бордель-маман оказывается самой доброй и адекватной женщиной, а вместо правосудия над уже осужденным преступником устраивают суд Линча. В отдельности, в качестве завершающего аккорда истории каждого из этих персонажей это было бы сильным и страшным финалом, но за счет обилия историй не знаешь, какой больше ужасаться, и в результате это проходит слегка мимо.

А еще — это роман очень «грязный», не в плане языка или детального описания каких-то нелицеприятных подробностей, а в плане описания мелких, незначительных деталей. Это вообще отличительная черта Фолкнера, конечно — когда он говорит о каком-то персонаже, обязательно не забудет упомянуть, что у того пальто с засаленным воротником; изнасилованная девица находит в себе силы достать пудреницу и попытаться привести себя в порядок, хотя никому нет дела до того, как она выглядит. В целом остается впечатление какой-то неопрятности, неряшливости, которая происходит в том числе от беспорядочного образа жизни героев, и через детали материального мира (мятая грязная одежда, скудная посуда, курение) эта неустроенность персонажей в мире только подчеркивается. Остается впечатление, что они сюда пришли не чтобы жить, а так, между делом заглянули, и им в принципе все равно, что случиться с их жизнями, так что можно отыграть свою роль, особо не напрягаясь. Другие вещи Фолкнера, несмотря на те же детали, такого впечатления у меня не оставляли. «Святилище» само по себе — какой-то очень неустроенный, неуютный роман.

Второй том Фолкнера я начал еще в ноябре и поначалу он не показался мне слишком сложным после «Шума и ярости». То есть было известно, что «Свет в августе» — это христианский роман, но текст оказался выше человеколюбивого пафоса. Пафос просто утонул в атмосфере. В итоге на роман ушло около двух с половиной месяцев, и я не могу сказать, что я его прочитал. Просто потому, что некоторые куски нельзя читать линейно, по предложению или по строчке, а нужно воспринимать в целом. Иначе увязаешь. А уже хотелось вынырнуть.

Да и вся структура текста такова, как мне кажется. Есть история Лины Гроув, которая ищет отца своего ребенка. Он работал на лесопилке рядом с ее домом и встречался с ней по вечерам. Когда же она сказала, что беременна и нужно как-то узаконить их отношения, у пацана со шрамом возле губы вдруг нашлись дела в соседнем округе. Оттуда он должен был прислать письмо, как устроится... Но когда письмо не приходит, девчонка на девятом месяце сама отправляется из Алабамы в штат Миссисиппи. Там, в Джефферсоне, она не находит женишка, но один из местных жителей, Байрон Банч, узнает его по описанию. А дальше затвор передергивается, и дается флешбек о прошлом Байрона. Следующая глава расскажет про историю о том, что тот сделал, узнав о бросившем девчонку пацане. И новый флешбек о еще одном работнике строгальной фабрики. Получается постоянное возвратно-поступательное движение, в результате которого обыденная драма разрастается и в прошлое, и в будущее. Человеческие жизни связывают между собой относительно независимые события.

Отдельно проводится расовая тема, во главе которой Джо Кристмас — белый человек, в котором течет половина черной крови. Социальные проблемы вкупе с постоянным неврозом на почве собственной исключённости из социальных групп приводят к жестокости и разрушительным поступкам. Это общество Юга, которое продолжает свое чахнущее сопротивление по отношению уравниванию в правах.

Если же говорить о религиозной стороне текста, то здесь все совсем непросто. Как минимум по причине того, что нет ни одного чистого персонажа. Каждый грешен по-своему, и каждый приходит со своим счетом к Богу. В результате не возникает доверчивого эмоционального сопереживания, но на основании известных фактов мы можем понять тот или иной поступок персонажа. Мир это не выбор между черным и белым, и даже не выбор между черным и еще более черным. Наверно, мир — это попытка осознать себя в сером и двинуться хоть куда-нибудь.

Итого: Роман читается непросто, но некоторые образы южной земли вызывали восторг. На мой взгляд, это образец очень интенсивной проработки персонажей, которые в результате далеки от стандартных схем.

Представим себе, что писатель — это хозяин какого-нибудь дома, а читатель — это путник. Хозяин никогда точно не знает, каким человеком окажется странник; его будущий гость не знает, кто его встретит и главное как. Некоторые хозяева встречают радушно, просто и весело болтая с путником, предлагая отужинать и переночевать, гость соглашается и уходит довольным. Другие оказываются недружелюбными, малообщительными, трапеза тогда для путника оказывается очень скромной, почти спартанской. На вопрос же о ночёвке, такие хозяева кисло поднимают взор, и предлагают переночевать в сарае, не в доме.

Если Фолкнера приспособить к этой параллели, то он, скорее второй тип хозяев. Угрюмый, разговоров и шуток не любит, выражается прямо и без обиняков, в его обращении с гостем нет никакого радушия, но и презрения нет. Однако если вам всё же удастся разговорить этого человека в тёплый августовский вечер, чем так порой славен американский Юг, вы будете удивлены, что этот человек не только замкнутый, но и очень интересный, мудрый и много знающий.

Вы усаживаетесь поудобней в кресло, напротив него, и он начинает рассказывать вам историю...

...очень непростую историю. Во всех смыслах.

Проза Фолкнера очень сложна. Его язык своеобразен, сложен для восприятия. Сперва вы придёте в недоумение от него, будете видеть знакомые буквы, слова — по отдельности понятные, но вместе, в едином предложении, в точности да наоборот, и вам придётся возвращаться в начало и перечитывать, чтоб понять смысл. Однако постепенно к языку приноравливаешься, начинаешь им проникаться, и оказывается, что старая ириска, которая липла к зубам и дёснам вовсе никакая не ириска, а вкусный, хороший шоколад, пусть несколько своеобразный и на любителя, но тем не менее.

Однако вязкий язык Фолкнера не единственная особенность книги, это лишь начало. Вторая причина сложности — не менее важная, чем первая — это структура, манера построения романа. «Свет в августе» постоянно виляет, делает петли, собирая в кучу все способы построения текстов. Только привыкнешь к тому, что Фолкнер избрал параллельную стилистику повествования, как он сделает огромный флэшбек в прошлое, только начнёшь отходить от последнего — он вводит новых персонажей. Фолкнер очень серьёзно относится к времени, в его романе, если быть кропотливым и учесть все года и дни недели, можно установить всю хронологию действий персонажей романа, начиная с Гражданской войны (если брать в учёт флэшбеки).

Третья особенность — в книге практически нет положительных героев. Вот совсем, кроме разве что Лины Гроув, да и то она скорее дурочка, от того и такое впечатление. Фолкнер описывает поступки своих героев, описывает их одержимость, терзания их призраками прошлого, их ошибки, побуждения. Все они люди, это так. Но никто из них особо несимпатичен. Разве что преступник Джо Кристмас (повезло ему с фамилией!), вокруг которого вертится добрая половина событий романа, вызывает, не то чтобы больше уважения или сочувствия, чем остальные, но как минимум больше понимания, почему он такой, почему он так поступил, а не иначе, почему он такой жестокий и малоприятный человек. Если уж на то пошло, то вершитель порядка, член Национальной гвардии Америки, милитарист и фанатик Гримм, ничем не лучше него, когда устроил свой собственный суд, в котором мало человеческого, но много от животного. И после всего этого возникает вопрос, который так и повисает в воздухе: «Кто хуже? Кто виноват во всём этом безобразии, происходящем в городке Джефферсон, его жители и одновременно его судьи, или Кристмас?». И я склоняюсь к первому варианту.

Что подводит нас к одной из центральных идей романа, отношений белых людей с неграми. Больше полувека прошло со времён Гражданской войны, а экстремистские взгляды и ненависть по отношению к чёрным, здесь по-прежнему сильны и процветают; мало, что изменилось. Да, негры уже не рабы. Однако выкарабкались ли они со дна, уважают ли их в обществе, да хотя бы не уважают, но относятся по-человечески? Нет и нет. Их и терпят то с трудом. Вот почему так страдал Кристмас, ведь в нём текла негритянская кровь, он не чистый белый, но и не нигер, он ни то, ни другое. Изгой. Именно эти мысли заставили его странствовать, скитаться долгие года. Он всё больше ожесточался и верно, как здесь размягчаться, ведь узнай, кто о его происхождении, с ним бы даже разговаривать не стали. В лучшем случае. Но это лишь одна проблема, есть другая, не менее, страшная и отвратительная. Религия. Возникает ощущение, что Американский Юг так и не вылез из Средневековья, ведь вера в Бога здесь не просто сильна, она буквально разъедает мозги его жителей, и они, уже полоумные, изводят своими проблемами и верой молодых, чтоб этот замкнутый круг никогда не разорвался. Не имею, ничего против религии, но после прочтения романа нужно сказать, фанатики, особенно религиозные, это страшные люди.

Заключительный штрих, который подводит черту этому роману — его атмосфера. Она мрачна, жестока, и в то же время дышит волшебством. Не смотря на разложение городка и большинства людей, которые есть в городе, свет ещё остался. Яркая природа. Солнце. Проблески доброты у людей, странные и кажущиеся здесь невозможными.

Я не знаю стоит ли кому-нибудь читать эту книгу. Она тяжёлая и психологически и физически. Не смотря на небольшой объём, читается текст крайне медленно. Однако... это стоящая вещь. Да, где-то роман затянут, где-то автор перемудрил по части построения книги, но «Свет в августе» даёт отличный взгляд на Юг США. Взгляд незамыленный, острый и чёткий. Как жизнь.

http://kobold-wizard.livejournal.com/695831.html

Неверно думать, что из какой-либо ситуации есть только один выход. На самом деле пространство возможностей всегда достаточно широко. Вопрос лишь в тех ограничениях, которыми мы очерчиваем выбор. Неадекватные варианты выхода из ситуации есть всегда. Не говоря о скрытых, для реализации которых нужно сильно извернуться. И «Шум и ярость» — это книга о различных вариантах выхода.

Отправная точка — это грехопадение дочери семейства Компсонов, изменившей своему мужу и забеременевшей от любовника. Этот адюльтер становится последним толчком к разрушению семейства Компсонов, которое день за днем начинает терять себя. В первых трех частях поочередно героями становятся каждый из сыновей Компсонов. Первый из них — Мори, ставший потом Бенджамином — это выход из катастрофы через безумие — яростная попытка чувственно сохранить непоколебимость привычного порядка, при которой нет никакой возможности повлиять на происходящее. Второй — Квентин — жертвенный идеализм Юга, круговорот памяти, постоянно забрасывающий его к самым тягостным моментам жизни — попытка, если не развернуть ситуацию вспять, то хотя бы остановить лавину перемен. И третий — Джейсон Компсон — злое стремление построить свой порядок на пепелище, принять новые правила игры, но оказаться при этом хитрее этих «евреев из Нью-Йорка» — неудачная попытка перерождения в новых условиях.

Четвертая часть романа отстоит от первых трех — крупный план, лишенный субъективной окрашенности и позволяющий взглянуть на деградацию во всей ее печали. Старая служанка пытается спасти то, что можно еще спасти.

Различные точки зрения ведут к различному языку повествования. Если первую часть, рассказанную от лица олигофрена, читать сложно по понятным причинам, то гораздо неожиданнее и сложнее для меня оказалась вторая — тот самый круговорот болезненных воспоминаний. Тяжело себе признаваться, но это действительно очень правдоподобно — круг за кругом дрожать под шелестом травмы. Дальше читать уже проще, даже при всем сумбуре первых частей из них удается склеить общий каркас произошедшего. На этом фоне Джейсон Компсон встает как выживший крысеныш над трупами динозавров — борьба мелочная, жесткая, но борьба, живая в ее злобе. Его племянница, та самая, которая родилась после адюльтера, очень похожа на своего ненавистного дядю. Она — это четвертый выход — отказ от корней и побег в будущее без оглядки. Господь — им судья.

А теперь стоит признать, что с точки зрения воплощения этот роман сейчас мне гораздо интереснее, чем с точки зрения сюжета. Потоки сознания поданы так, что ты вынужден жить рядом с героями, не отдавая предпочтения никому. Открытым текстом говорится далеко не все, и читатель должен крутить намеки, случайные фразы, обрывки бреда. Укатились.

Итого: Фолкнер крут, и тут я ничего не могу с собой поделать. Тот случай, когда чтение — это длинная трудная дорога, не захватывающая, но делающая тебя счастливее и сильнее.