Из аудитории: (Слышно очень плохо, общий смысл: спрашивают, почему выбрал именно Гуситские войны.)
А. Сапковский: Знаете, это очень интересная тема, история Европы, история Польши — и всей Европы. Я так думаю: если б не было тогда Гуситских войн, если б они этих войн не выиграли, — никогда б не было Мартина Лютера. Если б не было Мартина Лютера — не было бы Реформации. А если б не было Реформации в Европе — то мы до сих пор сидели бы в ямах каких-то и молились богу, грязные и... Это моё мнение. Не хотите — не соглашайтесь, пожалуйста, но моё такое мнение: что Ян Гус, когда его там сожгли в Констанце, он открыл ворота, и если б эти ворота не были открыты, по ним никогда не пошёл бы Мартин Лютер. А Мартин Лютер по ним — именно по этим воротам — пошёл. Он перевёл Библию на немецкий, и он сказал Папе Римскому, что у него монополии на религию не будет — и не будет никогда. Согласны вы или нет? Если нет — пожалуйста...
Из аудитории: В вашем произведении Католическая церковь, она выступает с двух разных сторон. Вы поддерживаете точку зрения, что в средневековой Европе (...) церковь в определённом смысле являлась централизующим фактором?
А. Сапковский: Это вопрос трудный... Что мне сказать, чтоб не быть... Ну я так и думаю, действительно. Я вам как на духу — что не надо так. Теперь что, Польша — стала теперь страной католической, и к тому же не только то, что католической, она стала даже официально католической. Платила деньги большие на Ватикан. А зачем? Если спрашивать меня, если я анти-, если я антиклерикал... Но вопрос такой: я не анти-, это они анти-, а я про-. Всё.
Из аудитории: Пан Анджей, скажите, пожалуйста, а верующие в Польше, когда вышла ваша трилогия, — они не возмущались, не протестовали, не говорили, что презренных еретиков изобразили?..
А. Сапковский: Да ещё как. Конечно, (неразборчиво) что антиклерикал, говорили даже, что злостный коммунист. (Смех в аудитории.) Что он не любит костёл, он не любит Ватикан... Но я это всё выдержал, спокойно, я это выдержал. Ну, потом со «Змеёю» у меня тоже так было.
Из аудитории: А «Змею» будут переводить на русский или на украинский?
А. Сапковский: Контракт подписан, с русскими.
Из аудитории: А когда?
А. Сапковский: Этого не знаю. Конечно... я уже говорил, они спросили: «Есть ли эта книга анти-?» Я им сказал же, что: люди, что я, «угодник черни буйной»? Я не «угодник черни буйной», и я не пою ненависть. Для меня книга это книга, это история, это просто книга.
Из аудитории: Пан Анджей, скажите, вы принимаете какое-то участие или контроль... к иллюстрированию ваших книг? Вопрос: ваше отношение к тому, как книги иллюстрируются, вы это как-то контролируете?
А. Сапковский: (Смеётся.) Нет, нет, абсолютно нет. Это невозможно. Я думаю, что это могло быть возможным, если б я это как-то взял и сказал: надо так, я прошу!.. влияние... Никто этого не делает, никто. А жаль. Потому что некоторые мои обложки — просто ужас, ну просто ужас. Я уж не буду говорить про “Narrenturm” русский и этих самураев... (Смех в аудитории.) Но в Польше тоже бывает. Один единственный раз мне захотелось, чтоб польского “Narrenturm”-а... это трилогия эта гуситская... там моё вмешательство в обложку — было. И потому обложки, по-моему, “Narrenturm” и так далее, — неплохие. Но, знаете, у русских это самый первый том “Narrenturm”-а с самураями... он, конечно, хуже всего... ну хуже всего, это ужас, это жопа (...) (Смех в аудитории.) Но потом тоже не было лучше, эта последняя — Робин Гуд и его друзья. Мама! Почему же не умеют они рисовать обложек, мать!.. Ну это ж такое простое дело, я вам сам нарисую, дайте мне карандаш. Но, оказывается, нельзя. Ну что делать? Плевать только, что ли...
Из аудитории: Пан Анджей, с чего вы начали писать?
А. Сапковский: Ну вот вопрос... Значит, муза, муза летит над городком — на одних спускается, на других талант.
Из аудитории: А в каком виде она к вам явилась, ваша муза?
(Продолжительная тишина, в аудитории начинают смеяться.)
А. Сапковский: Давайте, давайте, давайте. Пока сижу. А то отойду.
(...)
Из аудитории: (...) Скажите пожалуйста, вот это действительно исторический роман, огромное количество исторических подробностей, и бытовых, и речевых, и ещё каких-то. Скажите, у вас много времени заняла подготовка материалов? Долго ли вы готовились, много ли... перелопатили?
А. Сапковский: Очень, очень. Что-то... пять лет, затем я начал писать эту книгу. Пять лет — подготовка.
Из аудитории: Если можно — вопрос-продолжение: говорят, у Сенкевича в исторических романах не все подробности, которые он может обосновать. Некоторые он просто литературно домыслил, исходя из контекста, просто для колорита. У вас есть такое, то, что вы сами... предположили, сделали предположение? Может быть, лингвистическое, речь отдельных персонажей, или какие-то подробности архитектуры, одежды, отношений?
А. Сапковский: Не знаю. Честно, не знаю. Потому думаю так: то, что мне надо было узнать, чтоб писать дальше, чтоб сочинять сюжет, — я нашёл всё, что надо. Но конечно, я думаю, что есть ещё многие вещи, которых я не нашёл. Если бы я их нашёл тогда, мой сюжет был намного получше. Но не получилось. Это же история, там же фабула, что там творится... Смогу ли я взять все эти подробности? Не смогу, абсолютно не смогу. Но если читатель этого не заметит, этих тонкостей, — хорошо. Он даже не может их заметить. А если заметит, он скажет: «Я поумнее автора». Пожалуйста. Ну что делать.
(...) Говорил: коньяк, а принесли чаю... (Смех в аудитории.)
Из аудитории: Отношение к оформлению ваших книг? Если бы вы могли руководить этим процессом, какую бы стилистику вы выбрали? Что вам близко из визуального искусства?
А. Сапковский: Из визуального, да?.. Из визуального... Не знаю. (Смех в аудитории.) Нет, правда, правда, правда, так говорю, как на духу: не знаю.
Из аудитории: (Спрашивают по-украински, верит ли Сапковский в прогресс.)
А. Сапковский: Слушайте, вы мне философские вопросы задаёте. Что ж я, мудрец какой-то?.. Откуда мне знать? Не знаю! Мужики да бабы! Я не какой-то пророк здесь! Я просто простой автор. А вы мне задаёте такие вопросы, что будет, чего не будет. А хрен с вами, что будет, а чего не будет, наплевать мне на это.
(Сапковскому принесли коньяк.) (...) Ну ладно, ещё, давайте, давайте, только не про что будет. Ничего не будет.
Из аудитории: Пан Анджей, вот вы сказали только что, что если читатель придумал за вас сюжет, то он умнее вас. Вот вы сейчас вернётесь после трилогии, вернётесь опять к «Ведьмаку». И окажется, что ваши читатели, пока вы писали трилогию, уже за вас придумали продолжение «Ведьмака», и когда вы им предложите свой вариант, они скажут: «Как же так? Всё должно быть по-другому!» Как вы будете вообще с ними (дальше неразборчиво)?
А. Сапковский: Проблема есть, проблема есть. Я забыл про это, что теперь уже продолжение пишут всякие. Есть фанфикшен, пишут продолжения. (Смеётся.) Ну что делать. Но — есть ещё оригинальный писатель. (Смех в аудитории.) Оригинальный. И его не солгать (звук открываемой бутылки), он будет всегда оригинальным. Вы моё чтение, вы мою фразу — вы поймёте сразу: это же оригинальный Сапковский! Это не подделка! (Смех в аудитории, аплодисменты.)
Из аудитории: Скажите, пан Анджей, русские нашли переводчика, достойного ваших произведений?
А. Сапковский: Русский переводчик умер, пусть земля будет ему пухом. Но жаль, что есть его, скажем, наследники... Нет, не хочу про это.
Из аудитории: Скажите, а вы довольны качеством украинского перевода?
А. Сапковский: (Перебивает.) Не хочу про это. Знаете, итальянцы говорят: “traduttore — traditore”, это обозначает: «переводчик — предатель». И так всегда получается. Переводчик — он тебя предаст. Ты никогда не будешь таким же, как в переводе. Жаль, жаль просто. Я сам же лингвист, я... языков... Я вам уже говорил, сколько я их знаю? Двадцать пять, да? Я бы сам охотно переводил себя (смеётся), но не получается. Надо же, чтоб был переводчик, который меня переводит. Жаль, что есть такие, которые тебя вообще не спрашивают. Я ж употребляю иногда слова польские, про которые я прекрасно знаю, что не каждый будет их знать. Переводчик не спрашивает, что они обозначают. Для меня это обозначает просто: он их просто... вот над ними переводит. Жаль. Жаль потому, что вы именно, люди, с языка чужого для меня, вы не понимаете меня вообще. Потому что вас переводчик обманул.
Из аудитории: (Очень плохо слышно, спрашивают что-то про сериал, снятый по книге, и про то, удалось ли воссоздать атмосферу.)
А. Сапковский: Можно второй вопрос? А то мне, знаете, употреблять буквы (sic) на четыре буквы не хочется. (Смех в аудитории.) Тем более на три.
Из аудитории: Пан Анджей, скажите, пожалуйста, как вы работаете над характерами своих персонажей, есть ли у них прототипы?
А. Сапковский: Нет, прототипов там нет и карикатур тоже нет. Они исполняют свою роль в сюжете, и всё. У меня есть сюжет, да? — и все там исполняют роли, в сюжете. Конец.
Из аудитории: Ну хорошо, пан Анджей, если они исполняют роли, то расскажите нам, как вы это делаете? Вы всё-таки мужчина, да? Как вы... (окончание вопроса тонет в хохоте слушателей, Сапковский тоже смеётся).
А. Сапковский: Но как мне... доказать, что ли?
Из аудитории: ...вопрос у меня такой: как вы ухитряетесь так точно описывать женских персонажей, женское поведение, женский образ мысли, будучи сам мужчиной? С кого вы списываете это?
А. Сапковский: Ну, я бы очень охотно вам ответил, что у меня опыт большой, но это неправда. Поверьте, что персонажи (...) они есть такие, потому что я их очень люблю. Они из любви делаются такими, какие есть. А во-вторых это просто соображения. Соображения, абсолютно не опыт, я признаюсь вам как на духу. Я не такой уж Казанова, абсолютно нет. Ну бывало там... (смеётся) что бывало.
(Продолжение следует.)
цитировать
свернуть ветку
, или во время
, вместе с ними.
Пан Анжей жжот, пъёт и рассказывает одновременно
.