Вариации на тему

    

Изверился русский человек  в своей уникальной  советской цивилизации  и пошел на поклон к гражданину Запада, чтобы узнать: как ему — убогому — войти наконец в цивилизацию мировую, чтобы жить и быть, как все. Обрадовался западный человек, надулся от гордости за свою бескровную  победу над тоталитаризмом и давай русскому советы давать.
«Прежде всего, — говорит, — надо тебе освободиться от тоталитарной исторической памяти  и всю русскую историю справа налево и снизу вверх переписать». Почесал русский затылок, крякнул и  всю свою историю враз переписал: черное сделал белым, все минусы на плюсы заменил, героев, типа маршала Жукова и Зои Космодемьянской, опустил, а предателей, типа генералов Власова и Калугина, сделал национальными героями. Мало того — своего деда-ветерана, отца-инженера и даже самого себя не пожалел: всех оплевал, высмеял и заклеймил как бессловесных марионеток   коммунистического  режима.

«Достоин я теперь войти в мировую цивилизацию?» — спрашивает он у западного гражданина. «Нет, — отвечает тот, — тебе еще внутренней свободы не хватает. Надо от  рабского  сознания освободиться». Поднатужился русский и выдавил из себя по капле тысячелетнего  раба. И сразу вдруг жене изменить захотелось, и отобрать жилплощадь у соседа-инвалида, и даже однополой любовью заняться. Аж дух захватило у русского от такой свободы.  «Ну, уж теперь я точно дорос до мировой цивилизации, — говорит он западному гражданину, — впускай меня в нее». А тот только ухмыляется в ответ: «Иж чего захотел, мужичина-деревенщина. Мы почти четыреста лет свою капиталистическую цивилизацию строили, а ты в нее одним прыжком вскочить захотел, как Петруша Верховенский из романа  вашего писателя. Рановато тебе пока. Надо еще от  коллективной социалистической собственности освободиться».

«Да это мы теперь зараз», — вскричал русский и отдал  всю проклятую коллективную собственность на раздачу  Чубайсу  с Гайдаром — тем немногим, что  уже почти стали западными  гражданами. Получил русский от своих мудрых «реформаторов»  ваучер, принял его за пропуск в мировую цивилизацию и полетел опять к своему западному «другу»: «Вот мой билет для вхождения в мировую цивилизацию. Давай  впускай!». А западный гражданин опять ухмыляется: «Не все еще тоталитарные цепи ты   с себя стряхнул. Надо  теперь российскую тюрьму народов разрушить и от обезличивающей советской власти освободиться». «Понял!», —  вскричал русский. Схватил свой митинговый  топор и — вжик-вжик — союзное государство вмиг искрошил, советскую власть западной демократией заменил.

Свелась вся русская рыночно-демократическая  жизнь к кормежке на хлебном московском поле. Сидит  там уже русский-не русский, как сытый сурок, в своей евроноре, трескает  суши с гаспаччо и поглядывает равнодушно, как там всякие провинциальные сибирские суслики, не получившие демократической прививки, стонут и вымирают. «Поделом, вам, жертвы тоталитаризма», — бормочет. Но жертвы тоталитаризма вымирают-вымирают, демократические поколения нарождаются-нарождаются, а  картина в стране все неприглядней и неприглядней становится, все дальше и дальше от мировой цивилизации, о которой так сладко мечталось.

Чтобы изжить тоску и получить заряд цивилизационной бодрости, повадился  русский все чаще на Запад на отдых выезжать и как-то  в один из таких приездов спрашивает у  западного гражданина: «От чего мне еще надо освободиться, чтобы мировая цивилизация пришла?».  А западный человек хохочет и говорит в ответ: «А вот теперь ты, русский,  в нашу мировую цивилизацию  окончательно и  вступил, а от самого дорогого, что у тебя  было, —  природного сырья, культуры и человечности — мы тебя сами исподволь освободили. И место для тебя, от всего уже свободного,  — на задворках  нашей капиталистической системы».

Выматерился русский, этакий уже почти идеальный общечеловек, — и поковылял обратно в свою московскую нору. Влез в нее, забился с ногами на кровать, распечатал бутылку водки (от нее, как и от мата,  он освободиться никак не захотел!), хряпнул подряд два стакана, даже не закусывая,  и заснул тяжелым смурным сном. А проснется ли он когда-нибудь и стряхнет ли навязчивый западный морок — о том одному только Богу известно.