Я упоминал в тексте о «Господарстве доктора Гальванеску» Юрия Смолича (https://www.facebook.com/alexandr.gusev.7... ), что в антологии Yaryna Tsymbal «Постріл на сходах» есть ещё пара примечательных произведений с элементами хоррора, который не мог быть протащен в советскую литературу иначе, как контрабандой. Я говорю о рассказах Юрия Шовкопляса из цикла «Проникливість лікаря Піддубного», главный герой которого, 32-летний медик Михаил Григорьевич Поддубный, с блеском исполняет роль сыщика-любителя благодаря не только помянутой проницательности, но и мучительному человеколюбию, жизнерадостному любопытству и никогда не изменяющей ему готовности лезть в чужие дела.
Этот обаятельный образ добросердечного толстяка, чувствительного, назойливого и отважного, с безошибочно точными суждениями, дополнен угадывающейся духовной червоточиной, подавленной и постоянной депрессией, о чём можно судить по расплывчатым, словно бы необязательным намёкам- пока в рассказе «Постріл на сходах» Шовкопляс не знакомит аудиторию с душевным состоянием своего героя в выразительных и болезненно узнаваемых строках:
«Коли людина вміє працювати так, що робота дає їй неабияке задоволення, коли інші люди ставляться до неї з щирою пошаною, коли вона знає, що робити зі своїм дозвіллям, і ніколи не нудьгує, лишаючись на самоті, і коли, нарешті, вона помалу заживає собі популярності, -таку людину ми завжди вважаємо за щасливу.
Зі скромного лікаря Михайла Григоровича Піддубного якраз була така людина: він мав усе зазначене і вважав, що від життя йому нічого не потрібно.
Але приблизно раз на рік Михайла Григоровича охоплювала прикра й нудна меланхолія, і він її нічим не міг угамувати. (…) Тоді, перебираючи пам’яттю події життя свого, він доходив виснову, що склалось воно якось невдало й безладно: все відбувалось опріч його волі й бажання, все робилось не як він хотів, наче не він керував подіями, а вони викомарювали з ним усякі непристойні штуки. Він відчував себе нікому не потрібним, зайвим, ніяк не міг примусити себе зосередитися на роботі, бо навіть улюблену лікарську працю вважав тоді за насточортіле ремество».
Это проявление неизбывных скорбей нашего существования, простое личное несчастье, не зависящее от политических катастроф и смены эпох, выступает фоном для криминальных драм, в которых доктор Поддубный проявляет свой талант детектива- драм, являющихся по большей части следствием глобального исторического катаклизма.
Возвращаясь к хоррору, замечу, что одним из наиболее выразительных произведений сборника является, на мой вкус, «Фіалковий колір», в котором использованы мотивы и приёмы рассказов о привидениях. Один из пациентов Поддубного, занявший некую значительную должность благодаря решительным и безжалостным действиям в годы Гражданской войны, рассказывает историю о чудовищной женщине, сестре юноши-белогвардейца, в своё время расстрелянного по его приказу, которая навещает его в самые неожиданные, самые неподходящие моменты, приводя его в смятение злобными, насмешливыми угрозами и своим обликом ходящего трупа, наряженного в платье аристократки безвозвратно ушедших времён.
Объяснение таинственных визитов всегда бесследно исчезающей мстительницы, от которой объятый трепетом аппаратчик не может спрятаться даже в стенах собственной квартиры, так что зловещая гостья наводит ужас не только на него, но и на его жену и друзей, вполне очевидно. Мучительницей, следующей за ним по пятам через всю молодую страну советов от одного ответственного поста к другому, сестрой погубленного им контрреволюционера оказывается его супруга, изображающая злопамятную покойницу благодаря искусному гриму.
Однако материалистическая разгадка не избавляет читателя от тягостного чувства. Злополучное лжепривидение, несчастная женщина, помешавшаяся от горя и ненависти, воспринимается как метафора подлинных призраков кровавых лет Гражданской войны, призраков целого мира, сметённого революцией, блуждающих душ, взывающих к мести, которые тревожат память своих близких и своих убийц.
Этот брак между чиновником восторжествовавшего строя и представительницей старого, уничтоженного порядка, его осколка можно назвать одним из самых пронзительных в книге отражений реальности «наших 20-х». Ещё один роковой союз описан в рассказе Смолича «Мова мовчання», которого я, кажется, прежде не касался. В этом произведении, напротив, супругов связывает горячая любовь и идеологическая общность, однако взаимная страсть и привязанность, укрепившиеся в революционном подполье, не помогают им обрести семейное счастье. Героиня мечтает о детях, но её партнёр указывает на неуместность подобного желания, ссылаясь сначала на трудности военного времени, затем на «напружений темп нашої роботи», эту вечную отговорку, а также высказывает сомнение, что они, «хворі, поламані життям люди», могут стать родителями здорового ребёнка. Когда же он в конце концов решает уступить, выясняется, что «тяжке попереднє життя, рани під час боїв, поразки нервової системи» сделали его бесплодным.
Как тут не вспомнить одного из наиболее отталкивающих персонажей Шолохова «Тихого Дона», большевика-пулемётчика Илью Бунчука, чья импотенция стала тяжким оскорблением для его возлюбленной и соратницы, решившей, что сексуальные проблемы объясняются пресыщением разгульной жизни- однако мигом простившей обиду и проникшейся к нему сочувствием, когда выяснилось, что Бунчук просто страдает от стресса в связи с участием в массовых расстрелах.
«Мова мовчання» изображает отражённую во взаимоотношениях одной четы апокалиптическую картину: «весь мир насилья», как и предполагалось, разрушен «до основанья», однако ростки нового мира с трудом пробиваются сквозь его обломки, и, похоже, разрушителям старого нет пути в новую жизнь. Они так и останутся неприкаянными обитателями руин, не способными вернуться с войны вечными бойцами за светлое будущее, вызывающими неприязнь и даже ужас у своих современников- как героиня рассказа, промышляющая подпольными абортами, обслуживая всех тех, кто по каким-либо причинам не спешит заводить детей в этом новом, освобождённом от гнёта царизма обществе.
Возвращаясь к проницательному доктору, нужно отметить, что в рассказах Шовкопляса вообще нередко поднимается тема призраков прошлого, заявляющих свои права на социалистическое настоящее, отказывающихся безропотно растворятся в небытии исторических учебников. Подчас это откровенные душегубы вроде главаря разбойничьей банды из рассказа «Норовистий кінь», сбежавшего из тюрьмы, чтобы отомстить врагам. В других же случаях речь идёт о героях, в чьих действиях лишь идеологическая предубеждённость может помешать читателю увидеть определённую правоту. В первую очередь здесь стоит вспомнить, помимо героини «Фіалкового кольору», рассказ «Житлокооп №...», действие которого разворачивается в многоквартирном здании, чей прежний хозяин был вынужден бежать за границу. Затесавшийся в ряды его жильцов, добропорядочных пролетариев и прогрессивной интеллигенции, племянник домовладельца пытается различными интригами вернуть семейную собственность, и, когда его происки не приводят к цели, идёт на убийство.
Пожалуй, не стоит и упоминать, что никто из персонажей не решается высказать вслух, что злодействующий племянник столь негодными средствами боролся за имущество, принадлежащее ему по справедливости. Более того, героям «Житлокоопа» кажется вполне естественным, что этого племянника, ещё до того, как он стал преступником, собирались лишить жилплощади на основании того лишь, что он оказался родственником владельца дома (точно также и в «Фіалковом кольорі» никто не выражает сочувствия женщине, пытавшейся отомстить за своего брата).
Но что действительно примечательно, так это то, как дедуктивный метод сплетается с идеологическими установками. Принадлежность одного из жильцов дома, в котором был убит еврей-коммунист, к кругам «колишніх власників», убеждает доктора Поддубного в его виновности. Поскольку именно на этих кругах лежит ответственность за еврейские погромы («це наймерзенніше утворення династії Романових»), то, стало быть, их представитель «з молоком матері» усвоил не только «почуття свого класу», но и антисемитизм. Шовкопляс создаёт таким образом яркую иллюстрацию к обыкновению тирании, всегда претендующей во взаимоотношениях с простыми гражданами на место Господа Бога, приспосабливать к своим целям идею первородного греха- людей объявляют преступниками, подлежащими ущемлению в правах или полному истреблению, исходя из их врождённых качеств, из их классовой, национальной или религиозной принадлежности.
Весьма показателен также диалог трёх представителей интеллигентского сословия, в котором позитивный персонаж узнаётся по высказыванию, где он выражает согласие со своей принадлежностью к гражданам второго сорта: «Не будь з вас такий розхитаний інтелігент, (…) ви гарно розгледіли б ту лінію, що її веде в нашому житлокоопі Марк Адольфович. Він дуже уважно ставиться до інтересів не такого, як от ми з вами, а робітничого населення нашого будинку».
Несмотря эту игру в поддавки с актуальными социально-политическими воззрениями, остроумно вплетённую в детективную интригу, рассказы Шовкопляса в целом совсем не производят впечатления идеологически ангажированных. Напротив, мне показалось, что именно в цикле о докторе Поддубном с наибольшей полнотой и убедительностью воссоздана в этой антологии послевоенная повседневность, быт, разговоры, характеры наполненного надеждами и свершениями десяти- или, скорее, пятилетия, заключённого между Гражданской войной и сталинскими репрессиями. Кажется, что автор не склонен идеализировать действительность, изображая не только трагические следствия социально-политических конфликтов, но и вечные пороки человеческой природы, на которые нисколько не влияет разгар социалистического строительства.
Обращает на себя внимание то обстоятельство, что главный герой становится жертвой прихоти руководства- в одном из рассказов его увольняет с работы главврач-самодур. Как мне кажется, в литературе последующих лет подобная перипетия не могла быть показана без дальнейшего восстановления справедливости, чего у Шовкопляса не происходит.
Отдельно хочу отметить литературное мастерство, с которым Шовкопляс меняет место действия, отправляя своего героя из загородного санатория в Харьков, из Харькова- в дальнее плаванье. С одинаковой виртуозностью совсем ещё молодой автор описывает прогулку по лесу, пожар в селе и шторм в океане. Последний доброму доктору приходится пережить во втором из рассказов сборника, использующем мотивы хоррора, «Фантастиці під тропіками». Это произведение вообще отличается исключительной жанровой оригинальностью, детектив сочетается здесь не только с ужасами, а именно- образом корабля-призрака, представленном Шовкоплясом с замечательно зловещей живописностью, -но и с приключенческой литературой. Да и сама детективная интрига весьма необычна, поскольку доктору-сыщику приходится опираться в своих умозаключениях лишь на усеянное трупами место преступления. Полагаю, «Фантастика під тропіками» является также одним из первых произведений советской литературы, изображающих ужасы капиталистической действительности, в частности, бесчеловечность колониализма.
Добрых слов заслуживает и исключительная изобретательность (пускай и не всегда сочетающаяся с правдоподобием), с которой злоумышленники осуществляют свои преступления- чего стоят хотя бы два самоубийства, замаскированных под убийства. И, во всяком случае, с рассказом «Стриб з поїзда» следует познакомиться ценителям детективного жанра, коллекционирующим самые причудливые из вымышленных злодеяний.
В качестве иллюстрации не откажу себе в удовольствии разместить обложку первого издания сборника Шовкопляса (из замечательной статьи Ярины «Червоний pulp fiction»), которая украсила одну из закладок антологии, настоящих библиофильских изюминок издания.