Л. Лагин. Старик Хоттабыч. 1939 (Пионерская правда) газетный вариант

Юмористическая повесть Л. ЛАГИНА

Рисунки Н. РАДЛОВА

1. НЕОБЫКНОВЕННОЕ УТРО

В семь часов тридцать две минуты утра веселый солнечный зайчик проскользнул сквозь дырку в шторе, и устроился да носу ученика пятого класса Вольки Костылькова. Волька чихнул и проснулся.

Как раз в это время из соседней комнаты донесся голос матери:

— Нечего спешить, Алеша. Пусть ребенок еще немножко доспит: сегодня у него экзамены.

Волька досадливо поморщился.

Когда это мама перестанет, наконец,, называть его ребенком! Шуточки — ребёнок! Человеку уже четырнадцатый год пошел.

— Ну, что за . чепуха! — ответил за перегородкой отец* — Парню уже тринадцать лет. Пускай встает и помогает складывать вещи... У него уже скоро борода ра-сти начнет, а ты все: ребенок, ребенок...

Складывать вещи! Как он мог это забыть?!

Волька • моментально, сбросил с себя одеяло/и стал торопливо иатагирать штаны; Как он мог забыть! Такой день!

Семья Костыльковых переезжала сегодня, на новую квартиру. Еще накануне вечерея почти все веши были запакованы.

Не успели напиться чаю. как в квартиру постучались. Двое грузчиков ргароао распахнули обе половники двери и зычными голоегши спросили: '' . ~

У. Можно начинать?

— Пожалуйста, — ответили одновременно мать и бабушка и страшно засуетились.

Волька торжественно вынес на улицу к фургону диванные валики и спинку.

— Переезжаете? — опросил у него Сережа Кружкия, веселый паренек с черными хитрыми глазами.

— Переезжаем, — сухо ответил Волька с таким видом, как будто он переезжал с кваршры на квартиру каждую шестидневку и будто в этом не было для него ничего удивительного.

Подошел дворник Степаныч, глубокомысленно свернул цыгарку я неожиданно завел с Волькой солидный разговор, как равный с равным. У мальчика от гордости и счастья слегка закружилась голова. Он с уважением отозвался о сложности дворницкой профессии, потом набрался духу и пригласил Стеланыча в гости на но-бую квартиру. Дворник сказал мерси. Словом. налаживалась серьезная я положительная беседа двух мужчин, когда вдруг из квартиры раздался раздраженный голос матеря:

— Волыса, Волька! Ну куда девался этот несносный ребенок? х

И все разом пошло прахом. Дворник, очевидно, устыдившись малолетства своего собеседника, еле кивнул ему головой и принялся с ожесточением подлетать улицу. Ребята сделали вид, будто безумно увлеклись слепым щенком, которого еще три дня геведомо откуда приволок на бечевке Сережа. А Волька. понурив голову, пошел в опустешутэ квартиру, в которой сиротливо валялись обрывюи старых газет и грязные пузырьки из-под лекарств.

— Наконец-то! — накинулась на него мать. — Бери твой знаменитый аквариум и срочно влезай в фургон. Будешь там сидеть на диване и держать аквариум в руках. Болыпе девать его некуда. Только смотри, не расплескай воду на диван...

2. ТАИНСТВЕННАЯ БУТЫЛКА

Наконец, фургон, скрипя, остановился ? подъезда их нового дома. Грузчики ловко я быстро перетащили вещи в квартиру и уехали в бодро дребезжавшем фургоне.

Отец, кое-как расставив вещи, сказал:

— Остальное доделаем после работы.

И ушел на завод.

Мша совместно с бабушкой принялись распаковывать посуду, а Волька решил тем временем обновить речку. Правда, отец предупредил, чтобы Волька без него не смел ходить купаться, потому что тут етралкно глубоко,, но Волыса быстро нашел для себя оправдание. /V

— Мне необходимо выкупаться, — решил он, — чтобы была свежая голова. Как это я могу явиться — на испытания с несвежей головой?

Это большое удобство, когда речка недалеко от дома. Волька сказал ламе, что пойдет нЯГберег готовиться по географии. Прибежав к речке, он первым делом раз. делся и бросился в воду. Шел одиннадцатый чаю, и на берегу не было ни одного человека. В этом обстоятельстве были свои. хорошие и плохие — стороны. Хорошо было то, что никто не мог ему помешать выкупаться и хорошо поплавать. Обидно было, что по той же причине никто не мог восторгаться тем, как красиво и л''егко .Волька плавает и, в особенности, как он замет чательио ныряет.. . ^

‘ Волька наплавался и нанырялся до того, что буквально пбеинел. Он уж совсем было вылез из воды, но передумал и решил еще раз нырнуть.

И вот в тот самый момент, когда он уже собирался подняться на поверхность; его рука вдруг нащупала на дне реке какой-то продолговатый предмет. Он схватил его и вынырнул у самого берега. В его руках была скользкая, замшевая глиняная бутылка очень страдной фермы. Ее горлышко было наглухо замазано каким-то смолистым веществом, на котором было выдавлено что-то. отдаленно напоминавшее печать.

Волька прикинул бутылку на вес. Бутылка была тяжелая, и Волька обмер. «Клад!» — мгновенно пронеслось у него в мозгу. — «Клал со старинными золотыми монетами. Вот это здорово!».

Наспех одевшись, он помчался домой, чтобы в укромном уголке распечатать бутылку.

Когда Волька добежал до дому, в его голове уже окончательно сложилась заметка, которая завтра появится во всех газетах. Он даже придумал название. Она должна была называться: «Честный посту, пок». Текст ее. должен был быть примерно такой;

«Вчера в 24-е отделение милиции явился пионер Володя Костыльков и вручил дежурному клад из старинных золотых монет, найденный им на дне реки. По сведениям из достоверных источников, Володя Костыльков — прекрасный ныряльщик».

ВоЛька вбежал в квартиру и, проскользнув мимо кухни, где мама с бабушкой готовили обед, юркнул в комнату и прежде всего запер на ключ дверь. Затем вытащил из кармана перочинный нож и, дрожа от волнения, соскреб печать с горлышка бутылки.

В то же мгновение вся комната наполнилась едким черным дымом и что-то вроде бесшумного взрыва большой силы под--бросило его к потолку, где он и повис, зацепившись штанами за ламповый крюк.

3, СТАРИК ХОТТАБЫЧ

Это может показаться странным, но первым чувством, охватившим нашего героя, когда он очутился в столь неудобном положении, было не чувство удивления, а сильное разочарование. Было совершенно очевидно, что заметке «Честный посту нов» не суждено появиться на страницах газет ни завтра, ни послезавтра. Потом на одно Мгновение Вольку охватило вдруг опасение за свои штата. Новые штаны, в которых он должен был пойти сегодня на испытание, безнадежно порвались, и еще неизвестно, как он сможет вое это дело объяснить родителям.

^ Но оба эти чувства уступили место чувству глубокого недоумения. И в самом деле, что такое произошло с ним? Что оказалось вместо клада в диковинной бутылке?

Пока Волька пытался, раскачиваясь на крюке, придумать мало-мальски правдоподобное об’яенение всему приключившемуся, дым в комнате понемножку рассеялся, и Волька вдруг увидел, что в комнате кроме него находится еще одно живое существо. Это был тощий старик с бородой по пояс, в роскошной шелковой чалме, в таких же кафтане и шароварах и необыкновенно вычурных сафьяновых туфлях.

— Апчхи! — оглушительно чихнул неизвестный старик и дал ниц. — Привет., ствую тебя, о, прекрасный и мУдрый отрок..

—-1 Вы иллюзионист из цирка? — догадался Волька, с любопытством оглядывая сверху незнакомцу

— Нет, пошгатель мой. —■ продолжал старик, оставаясь в том же соложении и немилосердно чихая. — Я не иллюзионист из цщжа. Знай же, о, благословеннейший из прекрасных, что я Г ас-сан Абдурахман ион Хоттаб, или, по-ваше-му, Гассан Абдурахман Хоггабович. И случилась со мной, алчхи, удивительная история, которая, будь она написана иглами в уголках глаз, послужила''бы налипанием для поучающихся. Я, несчастный джин, ослушался Сулеймана. ибн Дауда (мир с ними обоими!). Я и брат мой —Омар Хот-табович. И Сулейман прислал за наши своего визиря Асафа ибн Барахию, и названный Асаф привел нас насильно, введя меня и брата моего в унижение против нашей воли. И Сулейман ибн Дауд (мир с ними обоими!) приказал принести два сосуда: один мевды& а другой глиняный, и заточил меня в глиняном сосуде, а брата моего. Омара Хоттзбовича, в медном: запечатал он" оба сосуда, оттиснув на них величайшее я? пен Аллаха, а потом отдал приказ джинам, и они понесли нас и бросили брата моего в море, а меня в реку, из которой ты. о, благословенный спаситель мой, апчхи. апчхи, извлек меня. Да продлятся дни твои, о..* Извиняюсь, как твое имя, отрок? ''

— Меня зовут Волька, — ответил наш герой, продолжая раскачиваться шит" потолком.

— А имя отца твоего, да будет он благословен во веки веков!

•—г- Папу моего зовут Алеша.

—г Так знай же, о, превосходнейший из отроков, звезда сердца моего. Волька ибн Алеша, что я буду делать впредь все, что ты мне прикажешь, ибо ты меня спас из страшного заточения и я твой. раб.

— Почему ты тав чихаешь? — осведомился ни с того, ни с сего Волька.

Несколько тысяч лет, проведенных в сырости, без благодатно^. * солнечного света, в глубинах, вод. наградили меня, недостойного твоего слугу, хроническим насморком. Но все это сущая чепуха. Повелевай мной, о, Мой юный господин! — с жаром закончил Гассан Абдурадмаа * ибн Хоттаб. задрав вверх голову, но продолжая оставаться на кбленях/ 4 —

— Я желаю немедленно очутиться на полу, — неуверенно промолвил Волька. И в то же мгновение он оказался внизу, рядом со стариком Хотгабычем. .Первым делом Волька схватился за штаны. Штаны был» абсолютно целы. . ♦.-** —

Начинались чудеса.

4- ИСПЫТАНИЕ ПО ГЕОГРАФИИ.

— Повелевай шок». — продолжал старик Хоттабыч, глядя на Вольку преданными ''собачьими глазами. — Нет ли V тебя какого-нибудь горя, о. Волька ион Алеша? Скажи, я помоп тебе. Не гложет ля теб4 ''то ока? I

Гложет,—застенчиво отвечал Водь-ка. «— У меня сегодня испытание по географии.

Старик Xоттаюыч чрезвычайно обрадовался и суматошно замахал руками.

— Не беспокойся, о, мой повелитель,— возбужденно орал он. блестя глазами. — Знай же, что тебе неслыханно повезло, о, красивейший из отроков,, ибо я больше всех джинов богат знаниями по геогоа-фик, я, твой верный ра& Гассан Абдурахман ибн Хоттаб. Мы пойдем с тобой вместе в школу, да будут благословенны ее фундамент и крыша. Я тебе буду незримо подсказывать ответы на все вопросы, и ты прославишься среди учеников твоей школы и среди учеников всех школ, твоего великолепного города.

— Заметано! — сказал Волька. .

Он уже открыл дверь, чтобы пропустить вперед себя Хоттабыча. но тут же снова закрыл ее и строго приказал старику:

— Немедленно смени одежду.

— Разве мои одежды не услаждают твой взор, о. достойнейший из Волек? — огорчился Хоттабыч.

— безусловоо услаждают, — дипломатично ответил Волька, — но все же слишком уж они будут бросаться в глаза.

Еще через дре минуты из дома, в котором с сегодняшнего дня проживала семья Востшьковых, вышел наш герой, держа под руку старика Хоттабыча. Хоттабыч был великолепен в новой пиджачной паре из белого полотна, украинской вышитой сорочке и твердой соломенной шляпе «канотье». Единственной деталью его туалета, которую он ни з» что не согласился сменить, были туфли. Ссылаясь на мозоли трехты-ся’гглетней давности, он остался в вычурных,, богато расшитых золотом и серебром туфлях, которые в свое время свели 5бы, наверно, с ума самого большого модника при дворе калифа Гарун аль Рашида...

-т— Костыльков Владимир. — торжественно провозгласили за столом, где сидела комиссия. ''

Волька нехотя встал из-за парты, неуверенным шагом подошел к столу и вытащил билет № 14: «Форма и движение земли». '' —

4- Тэк-с, сказал разомлевший от жары член комиссии и вытер платком вспотевшее лидо.—Тэк-с. товарищ Костыльков. Что же ты нам можешь интересного рассказать, ну. хотя бы о горизонте?

Старик Хоттабыч, притаившийся за дверью, в коридоре, услышав этот вопрос, что-то беззвучно зашептал.

А Волька вдруг почувствовал, как неведомая сила внезапно раскрыла его рот.

тт Горизонтом, о, высокочтимый мой учитель, — начал он и тут же облился холодным потом,—я осмелюсь назвать, с твоего позволения, ту грань, где хрустальный купол небес соприкасается с краем земли.

— Брось паясничать. Костыльков, — вяло сказал экзаменатор.— Как прикажешь понимать твои слова насчет хрустального свода небес в края земли: в переносном или буквальном смысле этого слова?

— В буквальном, — прошептал за дверью старик Хоттабыч.

И Волька. чувствуя, что порет несусветную чепуху, вслед за ним ответил:

— В буквальном, о. учитель!

Он не хотел этого говорить, во слова вылетали из него помимо его желания.

С экзаминатора мгновенно сошло сонное настроееие. а ученики, изнывавшие на партах в ожидании своей очереди, встрепенулись и зажужжали, как шмели.

— В переносном.— подсказал ему Сережа Кружкин трагическим шопотом.

Но. Волька снова громко й внятно, произнес:

— Конечно, ь буквальном.

— Значит, как же?—забеспокоился экзаменатор.—• Значит, небо — это твердый купол?

— Твердый,— отвечал убитым голосом Волька, и крупные слезы потекли по ею щекам.

— И значит, есть тадое место, где земля кончается?

'' — Есть такое место,—продолжал против своей воли отвечать наш герой, чувствуя, что ноги у него буквально подкашиваются от ужаса.

— Н-да!—промычал экзаминатор и <* любопытством посмотрел на Вольку.— А что ты можешь сказать насчет формы земли? ... — ж ^. — ;

Старик Хоттабыч что-то . трудолюбиво забормотал в ксридорё.

Земля покоится на шести слонах, а те

в свою очередь- стоят, на огромной черепахе... ;

«Земля имеет форму шара»,—хотел было сказать Волька экзаминатору, но. по независящим от него обстоятельствам, отвечал:

— Земля, о, достойнейший, из учителей, имеет форму плоского диска и омывается со всех столон величественной рекою Океан. Земля покоится на шести слонах, а те в свою очередь стоят на огромной черепахе. Так устроен мир, о, учитель!,

Старик Хоттабыч в коридоре одобрительно кивал головой

Весь класс помирал со смеху.

— Ты, наверно, болен. Воля?—участливо опросил у него директор школы и пощупал его лоб, мокрый от пота. V

— Благодарю тебя, о, учитель,— отвечал ему Волька. изнемогая от чувства собственного бессилия.— Благодарю тебя, я — хвала Аллаху — совершенно здоров.

— Прядешь, когда выздоровеешь. Воля.— мягко сказал ему тогда директор и вывел его под руку из класса г— Придешь, когда выздоровеешь, и я сам проверю твои знания по географии.

По ту сторону дверей -Вольку встретил сияющий Хоттабыч.

— Заклинаю тебя, о, юный мой повелитель.— сказал он. обращаясь к Воль-ке.— Потряс ли ты своими знаниями учи телей своих и товарищей своих?

— Потряс.— ответил, вздохнув. Волька и с ненавистью посмотрел на старика Хоттабыча.

Старик Хоттабыч самодовольно ухмыльнулся.

5. ХОТТАБЫЧ ДЕЙСТВУЕТ ВО-ВСЮ

Домой итти не хотелось. На душе у Вольки было отвратительно, и хитрый старик. почувствовав что-то неладное, добрых три часа рассказывал своему спасителю, сидя на скамейке на берегу реки, о разных своих похождениях. Потом Волька вспомнил, что мама дала ему денег на би-

лет в к идо. Предполагалось, что он пойдет в кино сразу после того, как сдаст испытание.

— Знаешь что, старик,— сказал Волька. загоревшись.—сходим в кино!

— Твои слова для меня—закон, о. Волька иби Алеша.— смиренно отвечал старик.—Но скажи мне. сделай милость, что ты подразумеваешь под этим непонятным для меня словом «кино»? Не баня ли это? Или, может быть, это так у вас называется рынок, где можно погулять, побеседовать со своими друзьями?

— Не прикидывайся, старик;—йыкнул на него ^Волька.— Брось разыгрывать! Каждый ребенок знает, что такое кино. Кано. это...— тут он неопределенно поводил в воздухе руками и добавил:—ну. в обшей.'' придем — увидишь.

Около кинотеатра «Роскошные грезы» стояла большая толпа — очередь в кассу.

Над кассой висел плакат: «Детям доу шестнадцати лет вход воспрещен».

— Лто с тобой, о. красивейший из красавце?,?— всполошился Хоттабыч. увидев, что Волька вдруг снова помрачнел.

— А то со мной,— с досадой ответил Волька,— что из-за твоих россказней мы опоздали на дневной сеанс. Тепфь пускают уже только шестнадцати лет. И потом — видишь, какая очередь. Прямо не знаю, что теперь делать. Домой итти не хочется...

— Ты не пойдешь домой!—заорал на всю площадь старик Хоттабыч.— Не пройдет и одного мгновения, как нас пропустят в твое «ки-но». и мы пройдем в него окруженные всеобщим вниманием и восхищением.

— Старый хвастунишка! — выругался про себя Волька. сжав кулаки. И вдруг обнаружил в своем правом кулаке два билета восьмого ряда.

— Ну, идем,— сказал Старик Хоттабыч. которого буквально распирало от счастья.— Идем, теперь-то они тебя пропустят.

— Ты уверен?— осведомился Волька.

— Так же. как в том. что тебя ожидает великое будущее. Пусть попробуют, не пропустить,— сказал он и лодвел Вольку к зеркалу, висевшему около контроля.

Волька посмотрелся в зеркало и обмер Из зеркала на него глядело Ублюдочное существо в коротких штанишках, в пионерском галстуке и с бородой на розовом мальчишеском лице.

6. НЕОБЫКНОВЕННОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ В КИНО «РОСКОШНЫЕ ГРЕЗЫ»

Торжествующий Хоттабыч поволок Воль. ку вверх по лестнице на второй этаж, в фойе. Наш герой, онемевший от тоски, тщетно пытался прикрыть руками продолжавшие бурно расти бороду в усы. Это дало контролерше повод сурово начать:

— Мальчик, детям до шестна...

Но Волька совершенно машинально отнял руки от своего подбородка, в контролерша поперхнулась.

— Пожалуйста. гражданин,»— сказала она и дрожащими от страха руками оторвала контрольные талоны билетов.

Около самого входа в зрительный зал скучал Женя Богорад, круглолицый, коренастый паренек, выглядевший значительно старше своих четырнадцати лет. Это был старинный волькиа приятель. Он невыносимо страдал от одиночества. Ему не терпелось рассказать хоть кому-нибудь, как сегодня Волька сдавал испытание по географии. И. как назло.— ни одного приятеля!

Он посмотрел на часы. До начала сеанса оставалось еще пятнадцать мозут. и он решил сойти вниз. Авось, судьба пошлет ему кого-нибудь из знакомых. В самых дверях его сшаб с ног старик в канотье и расшитых золотом туфлях, который тащил за руку самого Вольку Костылькова. Волька почему-то прокрывал руками лицо.

— Волька! — крикнул ему Женя.

Но Костыльков не выказал никаких признаков особой радости. Он даже, наоборот. демонстративно ушел в самый дальний угол фойе, и Женя обиделся. Он был очень гордый.

— Ну и не надо,— решил он в пошел в буфет выпить стаканчик ситро.

не буду вам здесь рассказывать о там, что случилось в парикмахерской после того, как Вольку, наконец, побрили; о том, что произошло с Женей Богорадом и Сережей Кружкиным; как они пропади без вести и как они, в конце концов, были найдены; о том, как старик Хоттабыч полностью восстановил свою необычную квалификацию. Обо всем этом я подробно рассказал в десято», одиннадцатом и двенадцатом номерах журнала «Пионер», к которым я и отсылаю пытливых читателей этой повести.

Продолжим свое повествование, начиная с того момента, как старик Хоттабыч пошел смотреть представление в цирке Шапито.

9. СТАРИК ХОТТАБЫЧ И МЕЙ ЛАНЬ-ЧЖИ

— У меня с ребятами имеется к-тебе интересное предложение,— сказал Хотта-бычу Волька.— Мы давно собираемся попросить тебя пойти с нами в цирк.

— С любовью и с удовольствием,—ска-вал Хоттабыч.

И через полчаса Волька, Женя, Сережа ж Хоттабыч были уже в Парне культуры и отдыха, у входа в цирк Шапито.

Огарик принципиально возражал против покупки билетов. Он попытался даже усмотреть в этом некую недооценку своего могущества.

— Нет, вы не знаете еще Гассана Абдурахмана ибн Хоттаба,—сказал он с легкой горечью и, попросив ребят подождать где-нибудь неподалеку, похошел к будке администратора, около которой гудела длинная очередь жаждущих получить контрамарки.

Время от времени из окошечка высовывалась вз’ерошенная голова администратора. Он сердито кончал:

— Напрасно дожидаетесь, граждане, контрамарок нет и не будет: цирк набит доотказа!

Но очередь не двигалась с места, и администратор нсердпах е треском захлопывал окошечко,

Хоттабыч в очередь не полез, а, встав в сторонке, фго-то зашептал, сосредоточенно глядя в стенку, по ту сторону которой притаился администратор. Он глядел так, не моргая глазами, до тех ш>р, пока из окошечка не высунулся , администратор с белым листочком бумага в руке.

— Кто здесь товарищ ХотапченкО?— Выкрикнул он с заговорщическим видом.

— Я тот человек, которого ты ищешь*— сказал старик с достоинством и только усяел взять в руки контрамарку, как око-щечко с шумом захлопнулось, чуть не прищемив ему пальцы.

— Безобразие!— заволновались тогда в очереди.— Тут люди ожидают с шести часов вечера! Сами говорят, что не будет пропусков, и сами же выдают без очереди!

Администратор не вытерпел, открыл окошко. выкрикнул из него:

— Товарищ Хотапченюо—? командировочный!

И снова захлопнул окошко, на сей раз уже окончательно.

Хоттабыч с ребятами вошли в цирк, залитый светом множества ярких электрических ламп.

В одной из лож, около самой арены, было как раз четыре свободных стула, во Хоттабыч категорически отказался занять эти места.

* — Я не могу еогласиться.— сказал он важно,— чтобы хоть кто-нибудь в этом помещении сидел выше меня и моих глубоко чтомых друзей: это было бы ниже вашего и моего достоинства.

Спорить со стариком было совершенно бесполезно, м ребята, скрепя сердце, уселись на самой верхотуре, в последнем ряду амфитеатра.

Вскоре выбежал* униформисты в ярких. расшиты* золотом ливреях и выстрой, лись по обе. стороны арены. Ипрехштал-мейстер зычным голосом об''явмл начало представления* н «первым номером обширной программы» выехала на спену наездница, вся усеянная блестками, как елочный дед-мороз. .V

— Ну кай. нравится?*—спросил Волька у Хоттабыча,

— Не лишено интереса, и для глаз приятно,— осторожно ответил старик.

За наездницей последовали акробаты, за акробатами — клоуны, за клоунами — дрессированные собачки, вызвавшие сдержанное одобрение Хоттабыча. за собачками— жонглеры и прыгуны. На пшгунах закончилось первое отделение, к наши друзья пошли погулять.

Когда после сигнала все снова уселись по своим местам, к Хотгабычу подошла девушка в кокетливом белом переднике с большим подносом в руках.

— Эскимо не потребуется?— спросила она у старика.

И тот в свою очередь вопросительно посмотрел на Вольку.

— Возьми, Хоттабыч: это очень вкусно. Попробуй.

Хоттабыч попробовал, и ему понравилось. Он угостил ребят и купил себе, еще одну порцию, потом еще одну и, наконец, разохотившись, купил у обомлевшей продавщицы сразу все наличие эскимо — сорок три кругленьких, покрытых нежной изморозью -пакетика с мороженым. Девушка обещала потом притон за поднооом и ушла вниз, то и дело оборачиваясь на своего удивительного покупателя.

— Ого!—сказал Женька и подмигнул своим приятелям. — Старик дорвался ко эскимо!

В какие-нибудь пять минут Хоттабыч уничтожил все серок три порции. Он ел эскимо, как огурцы, сразу откусывая большие куски. Последний кусок он проглотил как раз в тот момент, когда в цирке снова зажглись все 01 ни и пгарехшталмейстер, выйдя й* середину арены, торжественно провозгласил:

— Мировой... комбинированный... аттракцион!.. Китайский артист Ией Лань-чжи.

Все в цирке зааплодировали, оркестр заиграл туш, и на арену, улыбаясь и раскланиваясь во все стороны, вышел немолодой уже китаец в расшитом золотыми драконами синем халате» Эго и был Мей Лань-чжи.

Пока его ассистент раскладывал на маленьком столике все. что было необходимо для первого фокуса, он продолжал раскланиваться и улыбаться. При улыбке у него ярко поблескивал во рту золотой зуб.

— Замечательно!—прошептал завистливо Хоттабыч.

— Что замечательно?-спросил его Волька, продолжая аплодировать.

— Замечательно, когда у человека растут золотые губы.

— Ты думаешь?— рассеянно спросил Волька, внимательно следя за начавшимся номером.

— Я убежден в этом,— ответил Хоттабыч.— Это очень красиво и богато.

Мей Лань-чжи кончил свой первый номер.

—^ Н^ как, знаменито?— спросил Волька у Сережи таким тоном, как будто он сам проделал этот фокус.

— Опрашиваешь!—восторженно ответил Сережа, и Волька тут же громко вскрикнул от удивления: у Сережи оказался полный рот золотых зубов.

— Ой, Волька, то) я тебе скажу,— прошептал в то же время Сережа.— Ты только не пугайся: у тебя все зубы стали золотые.

— Ребята» щ мешайте смотреть*-*- вмешался в разговор Женя Богорад, и приятели увидели, что и у него во рту блестели тридцать два золотых зуба.

— Эта, наверное, работа Хоттабыча,— сказал с тоской Волька.

И действительно, старик, прислушивавшийся к их разговору, утвердительно кивнул годовой и простодушно улыбнулся, открыв в свою очередь ори этом два ряде

КРУПНЫХ ЗОЛОТЫХ ЗУбОВ. й :

— Даже у Сулеймана иби Дауда «— мир г ними обоими — не было во рту такой роскоши!— хвастливо сказал он.— Только ве благодарите меня. Я уверяю вас: вы до-

стойны этого небольшого сюрпрй& с моей стороны.

— Да мы тебя и не благодарим,^— сердито возразил ему Женя, но Волька, испугавшись, как бы старик не разгневался, дернул Женю за руку.

— Понимаешь ли, Хоттабыч»—яачал он дипломатично,—это будет дошкой бросаться в глаза, если сразу У всех нас четырех, сидящих рядом, все зубы окажутся золотыми. Па нас все будут смотреть, в мы будем очень стесняться. Л.,-;

— И не подумаю: стесняться!— сказах Хоттабыч*.

— Да, но вот нам-все-таки буДОг как-то не по себе. Мы будем так стесшггься, что у нас пропадет все удовольствие от цирка.

— Ну, и что же? —спросил нетерпеливо Хоттабыч.

— Так вот мы все тебя цросим, чтобы до тех пор, пока мы вердойся домой, у нас были во рту обычные костимые зубы.

— Восхищаюсь вашей скромностью, о; юные мои друзья!—сказал немного обиженно старик, и ребята с облегчением почувствовали, что зубы у них во рту потеряли свой металлический привкус м приобрели прежний вид.

— А когда вернемся домой, они снов г станут золотыми?—с беспокойством спросил Женя.

Волька раздраженно ответил:

— Ладно, потом увидим, может, старик про них забудет.

И он с увлечением принялся смотреть на головокружительные фокусы Мей Ла-нь-чжи и хлопать вместе со всеми зрителями, когда тот из совершенно пустого ящика вытащил сначала голубя, потом курицу и» наконец, мохнатого веселого пуделя.

Только один человек сердито, не дыра? жая никаких признаков одобрения, смотрел на фокуошпса. Это был Хоттабыч.

Ему было очень обидно, что фокуснику хлопали по всякому пустяковому поводу, л он, проделавший со времени освобождения из бутылки столько чудес, ни разу не услышал не только аплодисментов, но щ ни одного искреннего слова одобрения.

Поэтому, когда снова раздались аплодис. менты и китаец, перед тем как перейти к следующему номеру, начал раскланиваться во все стороны, Гассан Абдурахман иби Хоттаб, невзирая на протесты зрителей, полез через их головы на арену. Мей Лань-чжя как раз в это время начал самый эффектный из своих номеров.

Прежде всего фокусник зажег несколько очень длинных разноцветных лент и запихал их в горящей виде себе в рот. Потом он взял в руки большую, ярко раскрашенную миску с каким-то веществом, похожим на очень мелкие древесные опилки. До отказа набив себе рот этими опилками, Мей Лань-чжи стал быстро размахивать перед собой красивым большим веером. Сначала | опилки во рту затлели, потом появился небольшой дымок, и. наконец, когда в цирке, по заранее разработанному плану, погасили электричество, все. увидели* как в темноте изо рта знаменитого фокусника посыпались тысячи искр и даже показалось небольшое пламя.

Казалось, что цирк обрушится от взрыва аплодисментов. И тогда среди бури рукоплесканий и криков «браво» раздался вдруг возмущенный голос старика Хоттабыча.

— Вас обманывают!— орал он, надрываясь.— Вас нагло обманывает этот старый бездельник! Это не чудеса! Это обыкновенная ловкость рук!

— Вот это «рыжий»!—восхищенно воскликнул кто-то из публики.— За-ме-ча-тельный «рыжий»! Браво, «рыжий*!-— закричал он, и все зрители, кроме Вольт и обоих его друзей, дружво зааплодировали Хотабычу.

Старик не понимал, о каком «рыжем» ому кричат, и иронически продолжал:

— Разве это чудеса?! Ха-ха!

'' Он отодвинул оторопевшего фокусника в сторону и для начала изверг из своего рта один за другим пятнадцать огромных раз* но цветных языков пламени, да таких, что по цирку сразу пронесся явственный запах серы.

Женя Богорад не видел, как вокруг его приятеля и странною ста ржа начал толпиться народ. Когда же он попытался пробиться к Костылысову, было уже поздно. Вольку и старика Хоттабыча окружала плотная стена из многих десятков людей. Толпа продолжала расти. Граждане, грош хал стульями, оставляли свои места перед эстрадой. Вскоре оркестр играл перед пустыми стульями. И так он играл до самого начала сеанса.

— Скажите, пожалуйста, в чем дело?—спрашивал Женя, неутомимо работая л&ктями. Но ему никто не отвечал.

Нанести порядок решил сам директор кино. Он откашлялся и громко произнес:

— Граждане, разойдитесь! Что вы, бородатого мальчика не видели что ли?

Когда эти слова директора донеслись до помещения ^буфета, все брооили пить чай щ прохладительные напитки и ринулась Посмотреть на бородатого мальчика.

— Я погиб, ой, как я погиб!—тихо Шептал Волька, с отвращением глядя на Хоттабыча.

Крупные слезы покатились по его ще Хам и пропали в гуще бороды.

— Бородатый мальчик плачет,— пошед пгопот по всей толпе.

Потом лицо Костылькова вдруг просветлело. Он быстро повернулся к старику, и бказал ему голосом, дрожащим от радостного волнения:

— Я приказываю тебе. Гассан Абдурахман ибн Хотгаб, сделай так, чтобы с моего лица пропала эта проклятая растительность.

’ —Слушаю и повинуюсь,—ответил Хоттабыч и что-то зашептал, сосредоточен-во прищелкивая пальцами.

Борода и усы на волшгаом лице оставались без изменений.

— Ну?— оказал Волька нетерпеливо.

— Еще один миг, о, Волька ибн Алеша,— продолжал старик, нервно продолжая шептать и щелкать.

Но борода и усы попреяснему продолжала мирно расти на липе несчастного нашего героя.

Старик Хоттабыч безрезультатно пощелкал еще немного Потом, к удивлению и восторгу окружающих, он вдруг повалился на пол и завопил, раздирая на себе одежды:

— О, драгоценнейший из отроков, о, приятнейший из приятных, не обрушивай на меня свой справедливый гнев... Я не мюгу избавить тебя от бороды и усов... Я позабыл, как это делается!..

7. ЕЩЕ ОДНО НЕОБЫКНОВЕННОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ В КИНО

Бородатый пионер, старик, катавшийся по полу и царапавший себе лицо—все это было настолько интересно, что публику с трудом удалось заманить в зрительный зал после третьего звонка.

Когда последние зеваки, оглядываясь на остававшихся в фойе Вольку и Хоттабыча, скрылись в зрительном зале. Волька твердым голосом сказал:

— Уйдем отсюда.

^ Но тут взмолился старик Хоттабыч:

Г щ Бесконечна моя вина перед тобою,

О, Волька ибн Алеша. И все же я прошу тебя о великой милости. Пойдем туда, куда пошли все остальные, ибо мне хочется узнать, что такое кино. Сколь прекрасно оно должно быть, если умудренные яизныо мужи ходят сюда в столь изнурительную жару.

— Я не хочу, чтобы на меня глазели я во время сеанса,— отвечал убитым голосом Волька, во тут же. вспомнив, что во время демонстрации картин свет тушат, добавил:

— Впрочем, пойдем!

Они пришли на свои места, почти никем не замеченные. Усевшись в’ кресло, Хоттабыч немедленно снова начал причитать.

— Позор ва мою старую голову,— скулил он, стараясь не обратить на себя внимание окружающих.— Забыть такое простое волшебство. И кто забыл?! Я, Гассан Абдурахман ибн Хотгаб. могущественнейший из джинов, тот, с которым двадцать лет ничего не мог поделать сам Сулейман ибн Дауд, мир с ними обоими!

— Брось хныкать и лучше скажи, что мне делать. Неужели мне до седой бороды придется ходить с этой бородой?

— О, нет, успокойся, мой повелитель!—отвечал, хныкая, старик.—Я околдовал тебя малым колдовством, и через три дня и три ночи лицо твое снова станет гладким, как у новорожденного.

Волька подумал о том, что ему придется в таком виде возвратиться сегодня домой, и он, несмотря на нестерпимую жару, похолодел от тоски.

Как раз к этому времени на экране кончились обильные надписи, которыми обычно начинается всякая картина, грянула музыка, задвигались и заговорили люди. И Хоттабыч самодовольно шепнул Вольке:

— Ну, это я вое понимаю. Это очень просто. Все эти люди прошли к нам через стену. Это я тоже умею.

— Я бы на вашем месте, молодой че-ловек, поступил бы в цирк. ^

— Ничего ты не понимаешь!— поразился Волька невежеству старика.— Все это кино построено по принципу..*

Но в это время с передних рядов зашикали, и волькины объяснения прервались на полуслове.

Вдруг пронзительный паровозный гудок прорезал тишину зрительного зала, и испуганный Хоттабыч схватил за руку спокойно сидевшего Вольку.

— О, царственный Волька!—прошептал он, вздрагивая от ужаса.— Я узнаю этот голос. Это голос царя джинов Джирд-жтаса из потомства Гирджиса. Бежим, пока не поздно.

— Пу, что за чушь!—отвечал Волька, который так увлекся картиной, что позабыл о своем несчастье. — Сиди спокойно! Ничто нам не угрожает!

— Слушаю и повинуюсь,— покорно пролепетал Хоттабыч, продолжая дрожать мелкой дрожью.

Но ровно через секунду, когда на экране помчался, прямо на зрителей, громко гудевший паровоз, громкий крик ужаса раздался в зрительном зале.

— Бежим!—вопил не своим голосом старик Хоттабыч, направляясь к выходу. Но тут же он вспомнил о Вольке, в несколько прыжков вернулся к нему, схватил его за руку й побежал к выходу.

— Граждане!—начал было билетер, преграждая бегущим дорогу.

Но тут же. к великому удивлению всех сидевших в зрительном зале, он совершил красивую дугу в воздухе и неожиданно очутился на эстраде перед самым экраном... ♦

— Чего ты кричал? Чего развел эту панику ?!;— сердито спросил уже на улипе Волька у Хоттабыча., и тот ответил:

— Как же мне было не кричать, когда над нами нависла смертельная опасность. Прямо на нас несся, изрыгая огонь и смерть, великий шайтан Джирджис.

И Волька понял, что объяснить старику, что такое кино и что такое пйровоз,— абсолютно безнадежное дело.

Немножко отдышавшись, старик Хоттабыч смиренно спросил:

— Чего бы тебе хотелось сейчас, о, Волька ибн Алеша?

И Волька отвечал:

— Бриться, и немедленно!

8. «ФИГАРО ЗДЕСЬ № I»

По случаю кануна выходного дня парикмахерская «Фигаро здесь № I» Ростокинского районного банно-прачечного треста была переполнена клиентами.

В семь часов двадцать две кинуты вечера небритый мастер высунул свое распаренное липо из мужского зала и крикнул хриплым голосом:

— Очередь!

Тогда из укромного уголка, около самой вешалки, вышел и уселся в парикмахерском кресле мальчик с лицом, наполовину закутанным в какую-то белую тряпочку.

— Прикажете постричь? — галантно осведомился парикмахер.

— Побрейте аГеня!—ответил ему сдавленным голосом мальчик и развязал платок, в котором были спрятаны его борода и усы.

«Вот что значит работать в душном помещении в такую жару, — подумал с тоской парикмахер. Он решил, что у него галлюцинация.— Доработался!»

— Побрейте меня,— продолжал мальчик,— только как можно скорее.

Парикмахер понял, что это не галлюцинация, сразу повеселел и, ухмыльнувшись, ответил:

Щ Я бы на вашем месте, молодой человек, не брил бы бороду, а поступил бы в цирк. Вы бы там с такой личностью смогли вполне свободно заработать бешеные деньги.

— Да брейте же поскорее!—крикнул Волька, опасливо глядя на соседние кресла.

Парикмахер, глупо хихикая, приступил к делу. Но было уже поздно, потому что все присутствующие в парикмахерской заметили необыкновенного клиента. Мастера бросили свою работу и с бритвами и нож-кипами в руках устремились к креслу, на котором сидел несчастный Волька. Клиенты с намыленными щеками, с наполовину побритыми затылками, с нелостриженными прическами, фыркая и подталкивая друг друга локтями, бесцеремонно обменивались мнениями насчет волькиной физиономии.

Со своей стороны и мастер, польщенный всеобщим вниманием, не нашел ничего умнее, как отпускать грубые шуточки по поводу необычного уродства мальчика.

Старик Хоттабыч еле сдерживал себя, опасаясь повредить Вольке своим преждевременным вмешательством.

Но вот уже последняя полоска мьш снята вместе с волосами с волькиного ляпа, и мастер сказал, давясь от смеха:

— Напрасно, все-таки, изволили сбривать такую ценность. С такой бородой прямая дорога в цирк, а на худой конец ^можно прекрасно подработать на любой ярмарке.

С улыбкой выслушав вызванные этим Ьплодисменты, Хоттабыч схватил Мей Лань-чжи за шиворот и меньше чем в одну минуту превратил его последовательно в кролика, осла, носорога и бочку с водой.

Потом он вернул несчастного фокусника в его обычное состояние, но только для того, чтобы тут же разодрать пополам вдоль туловища. Обе половинки немедленно разошлись в разные стороны, смешно , под скакивая г*» «дая па своей единственной йоге. Когда, щюделав полный круг по арене, они послушно вернулись к Хотта-бычу, ''Он срастил их вместе и, схватив возрожденного Мей Лань-чжи за локотки подбросал его высоко, под самый купол цирка, .яе тот и пропал бесследно.

С публикой творилось нечто невообразимое: люди хлопали в ладоши, топали но гамп, стучали палками, вопили истошными голосами: «Брадо!», «Бис!». «Изумительно!», «Я таких фокусов сроду не видал!» и многое другое, чего нельзя было разобрать в поднявшееся невероятном шуме и гаще. ■ '' ?

•*- Это еще не все!—кричал страшным громовым голосом Хоттабыч, разгоряченный всеобщим одобрением, и стал вытаскивать из-под полы своего пиджака целые табуны раэбомастных лошадей.

Лошади испуганно ржали, били копытами,* моталд головами, развевая свои роскошные шелковистые гривы. Потом, по мановению руки Хоттабыча, лошади пропали, и из-под полы пиджака выскочили один за другим, грозно рыча, четыре огромных берберийских льва и, несколько раз пробегавшись вокруг арены, исчезли.

В это время в действие вмешалось двое молодых людей. По приглашению админи стратора они еще в начале представления вышли на арену, чтобы следоть за Фокусником. На этом оснований они уже считали себя специалистами циркового дела й тонкими знатоками черной и белой магии.

Один из них развязно подбежал к Хот. табычу и с возгласом «Я,* кажется, пони* паю. чем дело!» попытался залезть к нему под пиджак, но тут же бесследно исчез под гром аплодисментов ревевшей от восторга публики. Такая же бесславная участь постигла и второго развязного молодого человека. —

Дальше Хоттабыч действовал уже под сплошные и непрерывные рукоплескания.

Бот он махнул руками, и все, что было на арене: и китаеп — ассистент . несчастного Мей Лань-чжи, и разнообразный многочисленный его реквизит, и нарядные молодцеватые униформисты, и даже часть публика — все это в одно мгновенье взвилось вверх^и, проделав несколько прощальных кругов над восхищенными зрителями, растаяло в воздухе.

Тридцать три оркестранта вдруг сгрудились в одну кучу и огромным комом скатились, со сво^й площадьи на арену. Эт'': ком катился по барьеру, поспешно уменьшаясь в своем об’еме, пока, наконец, не достиг величины горошины. Тогда Хотта-бьгч поднял его, положив себе в правое ухо, и из уха понеслись сильно приглушенные бравурные звуки марша.

Затем старик, когорт й еле держался на йогах от возбуждения, как-то по-особому шелкнул сразу пальцами обеих рук, и все арители, один за другим, стали со свистом срываться со своих мест и, пропадать где-то далеко под куполом.

И вот, наконец, в опустевшем цирке остались только четыре человека: Хоттабыч, устало присевший на барьер арены, и Волька со своими приятелями, скатившиеся кубарем со своих мест к старику на арену.

— Ну, как?— вяло спросил Хоттабыч, с трудом приподнимая голову и глядя па ребят странными, помутневшими глазами.—Это вам не Мей Лань-чжи? А?

— Куда этому жалкому фокуснику до тебя!— отвечал Волька. сердито моргая своим друзьям, которые ьЖ порывались попроси .ъ о чем-то старика.

— А какие были рукоплескания!—г удовольствием вспоминал Хоттабыч.

— Еще бы! А ты мог бы вернуть всех на прежние места. чтс5ы все было так. как было раньше? Это,* наверное, очень трудно?

I, — Нет, нетрудно. То есть для меня.

конечно, нетрудно,— горделиво отвечал еле слышным голосом Хоттабыч. поблескивая золотыми зубами.

Из уст ребят вырвался вздох облегчения

— А мне почему-то кажется, что тебе это чудо не под силу, — коварно сказал Волька, явно подзадоривая старика.

— Под силу, но я что-то очень устал.

— Ну вот, я и говорил, что тебе не под силу.

Вместо ответа Хоттабыч приподнялся на ноги, вырвал у себя из бороды тринадцать волосков, мелко их изорвал: выкрикнул какое-то странное слово, вроде «лехододиликраскало», и, обессиленный, опустился прямо на опилки, докрывающие арену.

Оя превратил Мей Лань-ч>ця в носорога.

■ Тотчас же из-под купола со свистом примчались и расселись согласно купленным билетам беспредельно счастливые зрители. На манеже, как из-под земли, выросли Мей Лаиь-чжи со своим ассистентом и реквизитом и униформисты во главе со своим бравым шпрехшталмейстером.

Оркестр горошинкой-выкатился из правого уха Хоттабыча, быстро вырос в огромный ком человеческих тел. сам по себе, вопреки закону земного притяжения, покатился наверх, на свою площадку, рассыпался там на тридцать три отдельных человека, расселся по своим местам и грянул туш.

Крики восторга, гром аплодисментов, казалось, разнесут сейчас помещение цирка на куски.

— Разрешите, граждане, попрошу вас пропустить,— проталкивался к Хоттабычу сквозь тесно обступившую его восторженную толпу худощавый человек в больших круглых роговых очках.— Я... из Управления госцирков... очень прошу вас (уфф!) а кабинет директора цирка... н<ам нужно экстренно (уфф! уфф!) переговорить с вами об ангажементе... турне по СССР!.. Согласны (уфф!) на любое ваше условие...

— Оставьте старика в покое!— сказал с досадой Волька. — Вы разве не видите, он болей, у него повышенная температура.

Действительно, у Хоттабыча был сильный жар. Старик об''елся мороженым.

10. БОЛЬНИЦА ПОД КРОВАТЬЮ

Тот, кто никогда не возился с заболевшим джином, не может даже себе представить, какое это утомительное и хлопотливое дело. к , ''

Прежде всего, возникает возрос: где его держать? В больницу его не положишь, в дома на виду его тоже держать нельзя.

Во-вторых* как его лечить? Медицина рассчитана на лечение людей. При лечении джинов медицина бессильна.

В третьих, заразны ли для людей болезни джинов?

Все эти три вопроса были тщательно обсуждены ребятами, когда они на такси увозили бредившего Хоттабыча из цирка.

Было решено: во-первых, Хоттабыча в больницу не везти, а держать его со всеми возможными удобствами у Вольки под кроватью, предварительно предложив ему для безопасности сделаться невидимым: во-вторых, лечить его, как лечат людей от простуды: давать на ночь аспирин, поить чаем с малиновым вареньем, чтобы хорошенько пропотел: в-третьих, что болезни джинов людям, очевидно, не передаются.

К счастью, дома никого не было, и Хот-табьгча удалось спокойно уложить на его обычное место под кроватью. Женька с Сережей побежали за аспирином и малиновым вареньем, а Волька пошел на кухню подогреть чай.

— Ну вот и чай готов,— весело сказал он через пять минут, возвращаясь из кухни с кипящим чайником в руке.— Будем пить чай, старина? А?

Ответа не последовало.

— Умер!— ужаснулся Волька и вдруг почувствовал, что. несмотря на все неприятности, которые уже успел доставить Хоттабыч, ему будет очень жалко, если старик умрет.

— Хоттабыч миленький,— залепетал он

и. став на коленки, полез под кровать.

Но'' старика сод кроватью не оказалось.

В это время ввалились''’Женька и Сережа, с шумом волоча «за собой Хоттабыча. Старик упирался и бормотал себе под нос что-то несвязное.

— Вот чудак! Нет, ты подумай только, что* за чудак!—возмущенно орал на всю квартиру Женя, помогая укладывать больного на место.—Возвращаемся это мы сюда, смотрим,—а Хоттабыч-то твой стоит Н1 углу с мешком золота и все норовит всучить его прохожим. Я у него спрашиваю...

— Нет, это я у него спрашиваю.— вмешался Сережа.

— Мы оба спрашиваем у него: «Что ты делаешь здесь, на улице, с повышенной температурой?!» А он мне отвечает...

— Нет, это он мне отвечает, -— снова вмешался Сережа:

— А он нам отвечает: «Я, мол, чувствую приближение смерти. Я, мод. хочу по этому случаю раздать милостыню». Тут я. ему и говорю: «Чудак ты, чудак, кому же ты собираешься раздавать милостыню, раз у нас нищих уже давным-давно нет?» А он тогда мне...''

— Нам,— поправил Сережа

— А он тогда мне,—продолжал Женька раздраженно.— А он тогда мне и говорит: «В таком случае я пошел домой». Вот мы его и привели. Лежи, лежи, старичок, поправляйся.

Хоттабычу дали лошадиную дозу аспирина. скормили ему г, чаем всю банку малинового варенья и. укутав получше, уложили спать.

Старик полетиал некоторое время спокойно, но вдруг заволновался и собрался вставать, чтобы пойти к покойному Сулейману ибн Дауду извиняться за какие-то давнишние обиды. Потом он заплакал и стал просить Вольку. чтобы тот сбегал в Индийский океан, разыскал там на дне медный кувшин, в котором заточен его дорогой братик Омар ибн Хоттаб. освободил его из заточения и привел сюда. ‘ ?

— Мы бы так чудно зажиля здесь все вместе, — бормотал он в бреду, заливаясь горючими слезами.

Через полчаса старик пришел в сознание и слабым голосом сказал, из-под кровати:

— О, юные мои друзья, вы не можете себе вообразить даже, как я вам благодарен за вашу любовь и дорогое ваше внимание. Окажите мне, прошу вас. еще одну услугу: завяжите мне покрепче руки, а то я во время горячки такое наколдую, что потом и сам уже, ничего не смогу поделать.

Старика связали, и он моментально заснул, как убитый.

Наутро Хоттабыч проснулся совершенно здоровым.

11. ХОТТАБСТРОЙ

— А зна-еге, товарищи,— сказал как-то Женя, — наш дом будут скоро сно-сить.

— Прошу прощения, превосходнейший отрок, не скажешь ли ты мне. что значит «сносить дом» ?т— пытливо осведомился Хоттабыч.

— Ну, сломают.

— А зачем, прости мне мою назойливость, будут ломать твой дом?

— То есть как зачем? Чтобы построить на его месте новый дом. дом-дворец. Это не только наш дом ломать будут,— добавил Женя с гордостью.— В нашем*переулке сразу четырнадцать домов снесут.

— А тебе жалко дом?— сочувственно спросил старик.

г- — А то не жалко! Конечно, жалжо, я к нему привык! Мы в нем одиннадцатый год живем. И ребята кругом все знакомые...

— В таком случае,— оказал Хоттабыч, взволнованно облизывая себе губы,— не позволит ли 4не, мой юный повелитель, драгоценнейший Волька ибн Алеша, перенести эти дома в другое место, дабы сохранить их в целости и доставить этим удовольствие тебе и благородному твоему другу Жене?

— Это было бы замечательно!— сказал Женя.

Хоттабыч молча поклонился...

Около четырех часов утра два гражданина возвращались домой из заводского клуба. Вдруг один из них, тот, который повыше, почувствовал, что сверху- ему что-то капнуло на нос. Это при совершенно безоблачном небе! Удавленный гражданин поднял свои глаза вверх, потом торопливо зажмурил их: он явно чего-то испугался, но решил не показывать виду.

— Вася, дорогой мой,— сказал он деланно равнодушным голосом. —"посмотри, сделай милость, наверх...

Вася послушно посмотрел наверх, тоже испуганно заморгал глазами, тоже сделал равнодушное лицо и отвечал более или менее спокойным голосом:

— Так что я. Никйтушка, ничего не вижу. * *

— Ну вот и хорошо,— грустно сказал Никетушка, решив, что у него галлюцинация. .

— Конечно, хорошо,—не менее грустно отвечал ему Вася и подумал, что нервы у него совсем расшатались.4.

Именно поэтому друзья и не сознались, что видели, как по небу один за другим пронеслись четырнадцать многоэтажных домов. Под каждым домом тоненькими, еде заметными усиками болтались обрыйки телефонных и электрических проводов и торчали обломки водопроводных тоуб. Из труб еще канала вода. Одна из капель как раз и упала на нос Никитушке...

Примерно в это же время отец Жени Богорада — Николай Никандрович — проснулся от какого-то резкого толчка, спросонок решил, что уже пора вставать, и пошел на кухню умываться. Он''повернул выключатель, но свет не зажегся. Николай Никандрович решил умыться в полутьме, повернул водопроводный кран, но вода из крана не текла.

— Что за безобразие!—возмутился он тогда и снял телефонную трубку, чтобы сообщать управдому, что сразу Испортились и электричество и водопровод, но телефон бездействовал.

Возмущенный Николай Никандрович реши л пойти разбудить управдома, чтобы сообщить ему об этих странных авариях. Открыл двери парадного и увидел, что дом стоит не в 1-м Снасоболвановском переулке, как обычно, а в совершенно неизвестном месте, где-то за городом...

Было не больше четырех часов утра, когда Вольку разбудило легкое прикосновение чьей-то руки. Он недовольно хмыкнул. повернулся на другой бок и. натянув на голову одеяло, попытался снова заснуть. Это ему. однако, не удалось, пото-му что неизвестно каким путем пробравшийся в комнату сильный ветер сдух е него одеяло.

Тогда Волька огорченно открыл глаза и увидел прямо над собой торжествующее лицо Хоттабыча.

— В чем дело?— сварливо спросил Волька.—Не мешай, пожалуйста, спать!

Ота/ри* сделал вид, что не заметил свар-

ливого тона. Он важно разгладил руками свою бороду и низко-низко поклонился:

*— Если ты, к искренней моей радости, чувствуешь себя здоровым, то соблаговоли встать и почтить своим присутствием 1-й Спасоболвановокий переулок.

— В такую рань?! Скажи хоть, в чем дело?

— Да позволено будет мне не ответить на этот вопрос, ибо я осмелился приготовить тебе, о Волька, скромный сюрприз.

— Ну разве что сюрприз,—сурово сказал Волька и, позевывая и потягиваясь, начал одеваться.

Спустя несколько минут они вышли из дом^ и зашагали по широкому пустынному тротуару. Одинокие шаги далеких пешеходов звонко раздавались в утренней тишине.

— Так что я, Никитушка, Ничего,• >, не вижу.

Город еще спал. Румяное солнце лениво поднималось из-за гсоыш, расталкивая толпившиеся у горизонта желтые, розовые и. оранжевые облака. Высоко в небе еле слшпно гудел самолет, и его крылья на солнце тож^ были розовые. *

Но мере приближения к 1-му Спаообол-вановскому переулку Хоттабыч проявлял все большие и большие признаки волнения. Он то забегал вперед, то отставал, непрерывно утюжа свою бороду. Канотье он сдвинул на самый затылок и был теперь похож на старомодного гуляку.

Но вот они, наконец, Свернули в переулок, и старик, сделав широкий гостеприимный жест правой рукой, произнес:

— Соблаговоли, о мой повелитель, осмотреть дворцы.

— Какие дворцы?— удивился Волька.—Где дворцы?

Но, сделай еще несколько шагов, ол восторженно воскликнул:

— Ух ты! Вот это здорово! Это ты сделал?

— Да. это сделал я. недостойный твой слуга,—■ скромно, но с достоинством ответил Хоттабыч и, с трудом сдерживая горделивую улыбку, повел Вольку в глубь переулка. 1

Еще полчаса назад левую сторону его загромождали четырнадцать мрачноватых серых многоэтажных домов, похожих на огромные кирпичные ящики. Сейчас на их месте возвышались сверкающие громады трех белых мраморных ‘ дворцов. Богатая колоннада украшала их фасады. На их плоских крышах зеленели пышные сады. Капельки воды, бившей из роскошных фонтанов, играли в лучах восходящего солнца, как драгоценные камни.

У входа в каждый дворец стояло по два черных великана с громадными кривыми мечами в руках. Завидев Вольку, великаны^ как по команде, пали ниц и пюмоно-добиьпги голосами приветствовали его. При этом из их ртов вырвались, огромные языки пламени, и Волька невольно вздрогнул.

— Да не страшится мой юный повели-

тель,— успокоил его Хоттабыч.— Это мирные ифриты, поставленные мной у входов для вящшей твоей славы. Они готовы служить тебе до самой смерти.

Великаны снова пали ниш и, изрыгая пламя, смиренно проревели: •

— Повелевай нами, о могучий наш господин!

— Пойдем, Хоттабыч, посмотрим ®ои дворцы,— сказал Волька и. перепрыгивая сразу через несколько ступенек, вошел внутрь.

-V Это не мои дворцы. Это твои дворцы,— почтительно возразил старик, следуя за Волькой, но тот не обратил на эти слова никакого внимания.

Первый двореп был'' целиком из драгоценного розового мрамора. Его восемь тя-желых резных дверей, изготовленных из сандалового дерева, были украшены серебряными звездами и яркоалыми рубинами.

Второй дворец был из голубоватого мра-, мора. В нем бьцю десять дверей из редчайшего черного, дерева. Они были усыпаны алмазами, сапфирами и изумрудами..

Посреди третьего дворца, самого прекрасного, был просторный бассейн, а в нем плескались золотые рыбы, каждая взличи-ной с добррго осетра.

— Это вместо твоего маленького аквариума,— застенчиво об’яспил Хоттабыч.— Мне кажется, что только таким аквариумом ты можешь пользоваться, не роняя своего высокого достоинства.

«Да-а,—- подумал про себя Волчка,— попробуй-ка взять в руки этакую золотую рыбку —без рук останешься».

— А теперь,—сказал победоносно Хоттабыч, — окажи мне честь и окинь благосклонным взором четвертый чертог.

Они вошли в четвертый дворец, блиставший . таким великолепием, что Волька ахнул:

—; Да ведь это вылитое метро! Ну. прямо станция «Киевский вокзал»!

— Все это принадлежит тебе, о лучший из отроков, Волька ибн Алеша!

— Ничего мне этого не нужно,— сердито ответил Волька.

— Иэхх!—горестно воскликнул тогда Хоттабыч и махнул руками.

В то же мгновение дворцы расплылись, в своих очертаниях, заколыхались и растаяли в воздухе, как туман, развеянный ветром. С воплями взвились вверх и исчезли великаны.

Два ражданина, которые так еще и не успели добраться домой, снова увидели, как по небу пронеслись четырнадцать многоэтажных домов, только на этот раз в обратном направлении.

А Николай Никандрович, который, перед тем, как будить соседей, зашел на минутку к себе, чтобы накинуть пиджак, вдруг обнаружил. что в''квартире горит свет. На кухне‘весело журчала "вода из водопровод-'' пого крана.

— Что за чудеса*— поразился Богорад-старший.— А ну, давай посмотрим, может быть, и телефон сам собой исправился?!

Недоверчиво улыбаясь, оа снял с рычажка телефонную трубку. Послышался обычный непрерывный гудок низкого тона: телефон был в полной исправности.

Николай Никандрович посмотрел на часы. Часы показывали без четверти пять. Он подошел к окну, распахнул его настежь, рьгсунулся из него, чтобы глотнуть свежего воздуха, С увидел, что дом снова находится на своем обычном месте, а в нескольких шагах от тротуара стоят Волька и какой-то чудаковато одетый старичок. Волька был явно чем-то расстроен,

— Костыльков?— удивился Николай Никандрович.— Ты как сюда попал в такую рань?

— Да так... вышел прогуляться,—зага? дочно ответил Волька.

— А-а-а-а.— протянул понимающе Николай Никандрович. Он еще хотел спросить, что это за старичок, с кото-рем юный Костыльков разгуливает на рассвете так далеко от своего дома, но потом решил, что это не его де^о, закрыл окно. Зевнул и лег ёпа4ь.

«Что-то нервы у меня начинают4, пошаливать, схожу-ка я завтра к доктору»,— успел он еще подумать и уснул, как убитый.» . I V. . • V.

12» КТО САМЫЙ БОГАТЫЙ

Пять дней Хоттабыч обижался на Вольку и отсиживался в аквариуме. На шестой день, с удовлетворением убедившись, что мальчик тяжело переживает их размолвку, старик вылез, наконец, из воды.

— Пойдем погуляем, что ли, о кристалл моей души,— сказал он таким тоном, как будто между ними ничего особенного не произошло.

— Только при одном условии,—твердо заявил Волька,— при условии, что ты не будешь больше шарахаться от каждого автобуса, как деревенская лошадь. Хотя, пожалуй, я напрасно обидел деревенских лошадей. Они уже давно перестали бояться машин. Да и тебе, пожалуй, пора привыкнуть, что это не Джйрджисы какие-нибудь, а честные советские двигатели внутреннего сгорания.

— Слушаю и повинуюсь, о Волька ибн Алеша,— покорно отвечал старик.

— В таком случае повторяй за мной: я больше не буду бояться...

— Я больше не буду бояться...—повторил с готовностью Хоттабыч.

— ...автобусов, троллейбусов, грузовиков, трамваев, самолетов...

— ...автобусов, троллейбусов, грузовиков, трамваев, самолетов.

— ...автомашин, прожекторов, экскаваторов, пишущих машинок...

— ...автомашин, прожекторов, экскаваторов, пишущих машинок...

— ...телефонов, патефонов, радиорупоров, пылесосов...

— ...телефонов, патефонов, радиорупоров, пылесосов...

—...электрических выключателей, примусов, дирижаблей и вентиляторов...

— ....электрических выключателей, примусов, дирижаблей м вентиляторов...

— Ну, вот как будто и все,— сказал Волька.

— ...Ну, вот как будто и все,—машинально повторил вслед за ним Хоттабыч, и оба рассмеялись.

Чтобы закалить стариковы нервы, они раз двадцать пересекли пешком самые оживленные городские перекрестки, проехали по нескольку станций на трамвае м, наконец, утомленные, но довольные, залезли в автобус.

Они ехали, блаженно покачиваясь на кожаных подушках сидений. Волька углубился в чтение «Пионерской правды», старик о чем-то думал, изредка благожелательно погаодывая на своего юного спутника. Потом лицо Хоттабыча расплылось в довольной улыбке: он, очевидно, придумал что-то приятное.

Автобус довез их потаи до самого дома. Вскоре они уже были в волькиной комнате. Было очень жарко, и Волька не заметал, как стакан за стаканом осушил весь графин с тепловатой кипяченой водой.

— Знаешь что, о достойнейший из учащихся неполной средней школы,—промолвил после некоторого молчания Хоттабыч,— ты должен был бы, на мой взгляд, быть холоднее и сдержаннее в обращении с юными обитателями твоего двора. Поверишь ли, сердце разрывалось у меня на части, когда я слышал, как огак встречали тебя криками: «Эй, Волька!», «Здорово, Волька!» и тому подобными явно не достойными тебя возгласами. Прости мне мою резкость, благословеннейший, но ты совершенно напрасно распустил их. Ну, какая они ровня тебе, богатейшему из богачей? Уже не говоря о прочих твоих поистине неисчислимых достоинствах.

— Ну вот еще!—несколько удивленно возразил ему Волька.— Они мне как раз самая ровня, а один даже из седьмого класса. А насчет моего богатства ты жестоко ошибаешься — у меня на сберегательной книжке всего двадцать восемь рублей пятьдесят копеек. А у некоторых ребят на нашем дворе — по полторы сотни. Тоже нашел богача!

Вольке от этих слов самому стало смешно, и он фыркнул.

— Нет, это ты ошибаешься, о опахало моей души!—торжествующе вскричал тогда Хоттабыч и подвел Вольку к окну.— Смотри и убеждайся в правоте моих слов!

Перед глазами Вольки предстала удивительная картина.

13. ОДИН ВЕРБЛЮД ИДЕТ

Во дворе было полным-полно тяжело нагруженных слонов, верблюдов и ослов. В раскрытые ворота продолжали прибывать все новые и новые караваны. Брики чернокожих погонщиков, одетых а белоснежные бурнусы, сливались с трубными звуками, которые издавали слоны, с воплями верблюдов, ревом ослов, топотом многих сотен копыт, мелодичным позвякиванием колокольчиков и бубенцов.

Коротенький, до черноты загорелый человечек в богатой шелковой одежде слез со своего слона, вышел на середину двора, троекратно ударил палочкой о неостывший еще от полуденного зноя асфальт, и из мостовой забил мощный фонтан. Сейчас же погонщики, с кожаными ведрами в руках, озабоченно выстроились в длинную очередь. Вскоре двор наполнился сопением, чмоканьем и пофыркиванием жадно пивших животных.

— Смотри же, о Волька!—воскликнул Хоттабыч, стараясь перекричать гам, сто-

явший за окном.— Смотри, как высоко я ценю оказанную тобой услугу. Все это — твое!

— Что все?—спросил оглушенный шумом Волька.

— Все: и слоны,, и верблюды, и ослы, и все золото, и драгоценности, груженные на них, и люди, состоящие при этих грузах и животных. Все это твое!

День ото дня становилось не легче» Пятидневку тому назад Волька чуть не стал домовладельцем. А сейчас он становился сразу несметным богачом, скотовладельцем и, так сказать, на, сладкое, рабовладельцем!

Первой мыслью было упасть на колени перед Хоттабычем и умолять его убрать эти ценные дары, пока еще никто их не заметил;

Но Волька сразу же вспомнил историю с дворцами в Первом Спасоболваповском переулке. Если бы он тогда тактичнее повел разговор, можно было сделать так, чтобы дворцы остались украшать собой город без ущерба для волькиного пионерского достоинства.

Одним словом, нужно было выиграть время для размышлений и выработки оперативного плана.

— Знаешь что, Хоттабыч,— сказал он, стараясь говорить как можно непринужденней,— а не покататься ли нам на вер-(Цюде, пока рабы управятся с караваном?

— С радостью и удовольствием,—доверчиво отвечал старик.

Через минуту^ двугорбый корабль пустыни, величественно покачиваясь и надменно оглядываясь по сторонам, вышел на улицу, неся на своей спине взволнованного Вольку и Хоттабыча, который чувство-

вал себя как дома и томно обмахивался шляпой.

— Верблюд! Верблюд!— обрадовались ребятишки, высыпавшие на улицу одновременно и в таком количестве, как будто у них было принято ожидать в это врем* появления верблюда. Они тесным кольцом окружили невозмутимое животное, возвышавшееся над ними, как двухэтажный троллейбус над тележками с газированной водой.

Верблюд подошел к перекрестку как раз тогда, когда на светофоре загорелся красный свет. Не приученный к правилам уличного движения, он хладнокровно переступил жирную белую черту на мостовой, хотя около нее было большими буквами написано: «Стоп!» Но напрасно Волька старался удержать животное по эту сторону черты. Корабль пустыни, спокойно перебирая ногами, продолжал свой путь прямо навстречу милиционеру, который уже приготовился к достойной встрече нарушителя и уже вытащил из сумки квитанционную книжку для взимания штрафа.

Но тут вдруг раздался громкий рев сирены, зловеще заскрежетал тормоз и под самым носом флегматически посапывавшего верблюда остановилась голубая машина. Из машины выскочили шофер с двумя пассажирами и с места в карьер принялись ругать перепугавшейся экипаж невозмутимого верблюда.

Действительно, еще одна '' секунда —и произошла бы непоправимая катастрофа.

— Попрошу поближе & тротуару,— зловеще сказал милиционер и приложил руку к козырьку своего белого шлема.

Вольке с Трудом удалось заставить верблюда подчиниться этому роковому распоряжению.

Собравшаяся толпа была настроена резко отрицательно к нашим героям. До слу~‘ ха сразу поскучневшего Волыш доносились отдельные мало утешительные реплики:

— И откуда только люди сейчас верблюдов достают, уму непостижимо...

— Эта животная краденая...

— Ничего, в отделении разберутся.

Волька, почувствовав, что он влип в

неприятную* историю, свесился с верблюда и принялся неловко извиняться перед милиционером.

— Товарищ милиционер, я больше ног буду, отпустите нас, пожалуйста... Нам верблюда кормить пора... Ведь в первый же раз...

— Ничего не могу поделать, гражданин,— сухо отвечал милиционер,—в таких случаях все говорят, что в первый -раз.

Между нами говоря, милиционер в данном случае был неправ, потому что это был действительно нервы# в истории того города случай нарушения правила уличного движения верблюдом. г 4

Волька продолжал свои тщетные попытки разжалобить сурового милиционера, когда вдруг почувствовал, что Хоттабыч дернул его за рукав.

— О юный мой повелитель!—сказал он, и это были первые его слова за все время этого прискорбного инцидента.— О юный мой повелитель, мне грустно видеть унижения, на которые ты идешь, для того чтобы избавить меня от неприятностей. Все эти люди не достойны целовать твои пятки. Дай же им понять пропасть, отделяющую их от тебя.

Волька в ответ только досадливо отмахнулся. Он лихорадочно подбирал в уме самые жалостливые и убедительные слова, когда вдруг почувствовал, что с ним повторяется та же история, что и во время испытаний по географии: он снова не был волен над своей речью.

Он хотел сказать:

— Товарищ милиционер, но я очень прошу вас, отпустите меня. Н обещаю вам до самой смерти никогда не нарушать правил уличного движения.

Но вместо этой смиренной просьбы он вдруг заорал на всю улицу:

— Как ты смеешь, презренный, задерживать меня! На колени! Немедленно на колени предо мной, или я тебя тотчас же разорву на куски!

Хоттабыч при Этих словах удовлетворенно ухмыльнулся и тщательно расправил пальцами усы. Что асе касается милиционера и окружающей толпы, то все они от неожаданности были далее не столько возмущены этими наглыми речами, сколько ошарашены тк и;

— Я попрошу вас повторить произнесенные вами слова,— обратился, к Вольке милиционер, стараясь сохранить спокойствие.

— Я самый выдающийся отрок этого города!—■ продолжал Волька орать, изнывая от чувства собственного бессилия.— Вы не достойны целовать мои пятки! Я красавец! Я ум-ни-па! А ну, попробуйте-, ка поцеловать мои пятки!

— Ладно,— хмуро ответил милиционер,—-там в отделении разберутся насчет пяток тоже. % пятки вы, гражданин, ответите отдельно.

. — Что со мной будет? Ой-ой-ой, что со мной будет!*—ужасался Волька, в то время как из его рта вылетали грозные слова: . ,» •-

— Остановись и замолчи, недостойный страж! Смирись и жди, пока не нолучишь заслуженного наказания из моих рук!

8 это врем# что-то отвлекло внимание Хоттабыча. Он перестал нашептывать Вольке свои высокомерные слова, и Волька, к которому на короткое время вернулась самостоятельность, умоляюще забормотал, низко свесившись с верблюда и жалостливо заглядывая своим слушателям в глаза:

— Товарищи... Братцы... Вы меня не слушайте... Разве это я говорю?.. Это вот он/ этот старый болван, говорит... Я официально заявляю, что за эти слова не отвечаю.

Во тут Хоттабыч снова взял нить разговоров в свои руки, и Волька, не переводя дыхания, закричал:

— Трепещите же и не выводите меня из себя, ибо я страшен в гневе! Ух, как страшен! Честное пионерское!

Он уже прекрасно понимай!, что его слова никого не пугают, а только возмущают, а некоторых даже смешат, но ничего сделать не мог. Между тем чувства недоумения сменились у тех, кто слушал Вольку, чувством легкого беспокойства и даже сочувствия. — • .* «

Вот мы, граждане, ругаем этого /мальца, смеемс# над дам, а он, может быть, сумасшедший, то. есть, я хотел выразиться; ненормальный,— сказал проникновенно оДин старичок/ И как бы перекликаясь с этими-словами, вдруг раздался взволнованный голос какрйгто женщины:

— Граждане! Что я вижу, у него же сильдой яед>! Мальчик ведь п$ямо дымится!

— А му: молчать* если хотите со мной разговаривать! — проревел им в ответ Волька н вдруг е ужасом почувствовал, что вместе со словами из его рта вылетают боодпие огненные языки.

Кто-то испуганно вскрикнул, кто-то побежал в аптеку вызывать «скорую помощь», н Волька, воспользовавшись сОз давшейся сумятиней, шепнул Хоттабычу:

—• Гассан Абдурахман ибн Хоттаб! Приказываю тебе Немедленно перенести верблюда вместе с наии подальше от этого места. Лучше всего за город! А то нам худо будет. С милицией хлопот потом не оберешься.

• Слушаю и повинуюсь,—также топотом ответил старик. И в ту же секунду верблюд со своими седоками взвился в воздух и исчез, оставив всех в глубочайшем недоумении.

X через минуту он плавно снизился на окраине города, где и был навсегда остав-ч лен своими неблагодарными пассажирами Он, очевидно, и по сей день пасется где-то в ‘ окрестностях города. Его очень легко узнать, если он вам попадется на глаза у него уздечка вся усыпана бриллиантами Ш изумрудами.

14. ТАИНСТВЕННАЯ ИСТОРИЯ "V п В ОТДЕЛЕНИИ ГОСБАНКА

гВо1т(а Волька вместе с Хоттабычем вернулся домой, было уже часов одиннадцать вечера. Несмотря на все пережитые

— Невероятно! Просто невероятно!

— Очень хорошо,— сказал Волька,— в таком случае сделай их, пожалуйста, пока что невидимыми и давай ложиться спать. Завтра нам придется встать к восходу солнца. ,

-г- Слушаюсь и повинуюсь.

И вот зеваки, собравшиеся на дворе, чтобы поглазеть на шумный и необычный караван, внезапно увидели, что двор абсолютно пуст, и, удивленные, разошлись по домам.

Волька, наскоро поужинав, с удовольствием разделся и улегся в кровать, прикрывшись по случаю жары одной только простыней. А Хоттабыч очень удобно устроился у Вольки под кроватью..

Некоторое время оба наших героя лежали молча. Волька никак не мог решить, с чего начать предстоящий щекотливый разговор.

— Спокойной ночи,— доброжелательно произнес Хоттабыч из-под кровати, и Волька понял, что нора начинать.

— Хоттабыч — сказал он, свесив голову с кровати,—мне нужно с тобой немножко поговорить.

— Уж не насчет ли сегодняшних моих даров? —опасливо осведомился Хоттабыч и, подучив утвердительный ответ, тяжело вздохнул.

— Видишь ли, стэдик, мне хотелось бы знать, имею ли я право распоряжаться твоим подарком так, как мне заблагорассудится?

-г» Бесспорно; о благословенный богач!

—* 1 как бы я им ни распорядился, ты не будешь на меня в обиде?

Не буду, о .Волька. Смею ли я обидеться на человека, столь много сделавшего для меня!

— Если тебе нетрудно* : Хоттабыч, то, Пожалуйста, поклянись.

— Клянусь, глухо сказал из-под кровати Хоттабыч, понимавший, что это все неспроста.

— Ну, вот и хорошо, -—обрадовался Волька и даже присел от волнения на кровати. — Значит, тц не обидишься, если я тебе скажу, что не могу'' принять твой подарок, хотя очень и очень, очень благодарен тебе за твою щедрость.

— О горе мне, почему ты отказываешься от моих даров? Это ведь не дворцы. Ты •ввдищ^, о к Вольку, я тебе больше не щ* рго дворцов* 1 ч* ^

— Но те еввёршейо Ш к чему ‘"все эти тюки золота, р серебра и драгоценных камней. щ ''•>, ■

— Это очень странно и непонятно для моего разуменья, — буркнул Хоттабыч из-под кровати и замолчал...

На рассвете следующего дня телефонный звонок поднял с постели заведующего районным отделением государственного банка. Заведующего экстренно вызывали в отделение. Взволнованный таким ранним звонком, он примчался к месту работы и увидел во дворе дома, где помещалось отделение банка, несколько сот слонов, верблюдов и ослов, груженных тяжелыми тюками.

— Тут один гражданин хочет внести вклад, — сообщил ему растерянный дежурный.

— В чем д§ло? — спросил тогда заведующий.—Разве вы не . знаете, что прием вкладов производится только с десяти Часов утра? §

В ответ на это дежурный молча протянул заведующему исписанный неровным мальчишеским почерком листок из ученической тетради. Заведующий прочитал бумажку и попросил дежурного ущипнуть его за руку. Дежурный С охотой выполнил эту просьбу. Заведующий поморщился от боли, снова посмотрел на листок и промолвил1:

— Невероятна Просто невероятно!

Гражданин, пожелавший остаться неизвестным, подарил государственному банку на любые нужды, по усмотрению последнего,. двести сорок шесть тюков золота, серебра и драгоценных камней общей стоимостью в три миллиарда четыреста шестьдесят семь миллионов сто. тридцать . пять тысяч семьсот три рубля восемнадцать копеек.

Эта сумма могла получиться рублей на тридцать больше, но Волька оставил у Себя три золотые монеты, чтобы заказать для бабушки несколько золотых коронок...

■ Самым удивительные во всей истории этого необычного вклада было то,'' что животные, на которых привезли сокровища, и люди, сопровождавнше- их, растаяли в воздухе, лишь только ценности были сданы под расписку заведующее отделением.

за день неприятности, у Вольки было приподнятое настроение^ Он наконец придумал, что ецу сделать с несметными богатствами, бйаливпшмйся^ / как с#ег на Т&лрву. . ''г //'' ''■ г 3.;; Щ

Прежде всего он справился у Хоттабыча; может ли он сделать всех этих погонщиков, с их слонами, верблюдами, ослами « всей клажей, невидимыми для постороннего глаза.

—: Только прикажи^ о богатейший из богачей,— с готовностью отвечал Хоттабыч. *

15. СЛУЧАЙ В МЕТРО

В один из веселых солнечных дней наши друзья отправились на футбольный матч. Ехать репшли в метро.

Против всяких ожиданий Хоттабыч «очень спокойно отнесся к спуску на эскалаторе. Он с любопытством ступил на движущуюся бесконечную ленту, которая тут же превратилась в лестницу с красивыми металлическими ребрами, и уже внизу, на перроне, скромно сказал своим молодым спутникам:

— Движущаяся лестница—это ведь Очень просто. Если тебе, о Волька ибн Алеша, это доставит удовольствие, я сегодня же превращу в движущуюся любую лестницу твоего дома, да будут благословенны его фундамент, крыша и в особенности надстройка, в которой ты столь счастливо проживаешь.

— Потом поговорим,-^-уклонился Волька от прямого ответа. Он сомневался, подучится ли что-нибудь путное из предложения Хоттабыча.—Я подумаю.

Но додумать не пришлось, потому что как раз в это время из черной глубины туннеля донесся глухой грохот приближающегося поезда, в темноте засверкали прожекторы головного вагона, предостерегающе загудела сирена, и к перрону с лязгом подкатил нарядный, ярко освещенный голубой поезд.

— Айда, ребята, во второй вагон,— озабоченно скомандовав Волька и тут же обнаружил, что Хоттабыч исчез. Тогда они ринулись сквозь толпу с тревожными криками: «Хоттабыч, Хоттабыч! Куда ты девался, Хоттабыч?!»

— Я здесь, о друзья мои! Я здесь, ваш несчастный слуга!—донесся откуда-то издали печальный голос пропавшего старика.

Через минуту они увидели Хоттабыча. Он пытался выбежать на улицу по тому самому эскалатору, который только что Доставил их на перрон. Все старания Хоттабыча ни. к чему не приводили, потому .что, пока он делал ослабевшими от страха йогами несколько шагов вперед, лестница на такое же расстояние спускалась вниз.

— Слезай с эскалатора! — крикнул ему Шизу Волька. Но старик, очевидно, никак не мог догадаться, как это сделать, хотя для этого достаточно было просто повернуться лицом к перрону.

Делать нечего, пришлось Вольке взбежать по эскалатору, подымавшемуся вверх, чтобы спуститься затем к застрявшему на лестнице Хоттабычу.

— Чего ты удрал, чудал-человек?— раздраженно спросил он у старика.

— Я увидел, повелителе мой, как из подземелья выползало гремучее чудовище с. огненными глазами, и я не мог не бежать. Я не труслив, во укажи мне хоть одного джина, который бы не испугался, увидев эти страшные глаза. д

— Никакое это не чудовище, это обыкновенный поезд, и давай, пожалуйста, не задерживай нас больше твоими глупыми страхами.

Они побежали по перрону к только что прибывшему поезду и, работая локтями, стали пробираться внутрь вагона.

16. СКОЛЬКО НАДО МЯЧЕЙ?

Стадион бурлил той особой, праздничной жизнью, которая кипит на нем всегда во время решающих футбольных состязаний. Играл оркестр. Восемьдесят с лишним тысяч человек, срдя на своих местах, с жаром обсуждали возможный исход матча, и от этого обсуждения в воздухе все время стоял ровный, ни с чем несравнимый гул человеческих. голосов. Все с нетерпением ждали начала матча.

г И вот, наконец, на изумрудно-зеленом футбольном поле появился судья со своими помощниками. В руках у судьи был мяч, которому суждено было в этот день вынести Немало ударов, проделать по земле и в воздухе не один километр с тем, чтобы, попав десколько лишних раз в чьи-то ворота, решить тем самым, какой из команд достанется в этот день победа. Судья положил то в самом центре поля. Обе команды выбежали из дюка и построились друг против Круга. Капитаны пожали друг другу руки, Просиди жребий, какой команде играть про-

тив солнца. Этот печальный удел выпал на долю команды спортивного общества «Зубило» (красная майка, белые трусы), к великому удовольствию команды общества «Шайба» и части болельщиков.

— Не сочтешь ли ты, о Волька, возможным, объяснить твоему недостойному сЛуге, что будут делать с мячом эти двадцать два столь симпатичных мне молодых человека? — почтительно осведомился Хоттабыч, но Волька в ответ только нетерпеливо отмахнулся:

— Сейчас все сам поймешь.

Бак раз в этот момент форвард «Зуби-ла» звонко ударил носком бутцы по мячу— к матч начался.

— Неужели этим двадцати двум приятным молодым-людям придется целых девяносто минут бегать по этому обширному полю, терять силы, падать и толкать друг друга только для того, чтобы иметь возможность несколько мгновений погонять этот невзрачный кожаный мячик? И лишь потому, что на всех их нашелся для игры только один мяч?—-недовольно спросил Хоттабыч через несколько минут* ,

Но Волька, увлеченный игрой, и на этот раз ничего старику не ответил. Было не до Хоттабыча: нападение «Шайбы» завладело мячом и было уже у. самых ворот «Зубила».

— Знаешь что, Сережка,—шепнул своему приятелю Женя Богорад,— мне кажется, наше счастье, что Хоттабыч ничего не понимает в футболе. А то бы он тут таких дров наколол, что ой-ой-ой!

— И мне так кажется,— кивнул утвердительно головой Сережа и тут же, ахнув, потрясенный, вскочил со своего места.

Одновременно с ним вскочили на ноги и взволнованно загудели и все остальные восемьдесят тысяч зрителей. Пронзительно прозвучала сирена судьи, но игроки и без того застыли на месте.

Случилось нечто неслыханное в истории футбола И; абсолютно необъяснимое с точки зрения законов природы: откуда-то сверху, с неба, звеня, упали и покатились по полю двадцать два ярко раскрашенных во все цвета радуги мяча. Бак выяснилось при ближайшем ознакомлении, они были изготовлены из превосходного сафьяна.

— Это безобразие! Неслыханное хулиганство! Вывести со стадиона того, кто позволяет такие возмутительные шутки! — возбужденно кричали на трибунах.

Конечно, следовало бы немедленно вывести со стадиона и даже предать суду виновника этого переполоха, но никто не в силах был его обнаружить. Только четыре человека из восьмидесяти с лишним тысяч зрителей знали, кто этот виновник: Хоттабыч и три его молодых друга.

— Что ты наделал? — назидательно зашептал Волька Хоттабычу на ухо.— Ты остановил всю игру и лишил шайбовцев верного гола.

Насчет неудачи шайбовцев Волька, впрочем, сказал без особого огорчения, так как он «болел» за «Зубило».

— Я хотел, чтобы было лучше,— также шопотом оправдывался смущенный Хоттабыч.—-^Я думал, будет удобнее, если каждый игрок будет иметь возможность, не толкаясь и не бегая, как сумасшедший, но этому огромному полю, вволю поиграть собственным мячом.

— Ну что мне прикажешь с тобой делать! — развел Волька руками, усадил старика на место и наспех об’яснил ему основные правила футбола.

-г- Вот жалко только, что «Зубилу» приходится играть против солнца, а во втором тайме, когда команды поменяются местами, солнце уже успеет закатиться. Получается, что шайбовцы ни за что, ни про что находятся в лучших условиях, — выразительно сказал напоследок Волька. Он не Ш основания надеялся, что Хоттабыч учтет его слова.

— Действительно несправедливо,— согласился старик, и в то же мгновение солнце, к огорчению шайбовцев* скрылось за легким облачком и уже не появлялось до самого конца матча.

Между тем с поля убрали все лишние мячи, судья зачел время, ушедшее на ликвидацию инцидента, и игра продолжалась.

После волькиных объяснений Хоттабыч стал следить за состязанием со все большим и большим интересом. Шайбовцы, лишившиеся в результате инцидента с двадцатью двумя мячами верного гола, нервничали, часто «мазали», и старик чувствовал себя виноватым перед ними и терзался'' угрызениями совести.

Так* роковым образом разошлись пути и симпатии Вольки Костылькова и Гассана Абдурахмана ибн Хоттаба. Когда первый сиял от удовольствия (а это бывало каждый раз, когда кто-нибудь из . команды «Шайбы» бил мимо ворот противника), старик сидел мрачнев тучи. Зато, когда нападение «Зубила» било мимо ворот «Шайбы», картина резко менялась: Хоттабыч заливался счастливым смехом, а Волька страшно злился: *

— Не понимаю, Хоттабыч, что ты находишь в этом смешного! Чуть-чуть не было гола.

— Чуть-чуть не считается, о драгоценнейший, —торжествующе отвечал ему Хоттабыч где-то подслушанной фразой.

17. ХОТТАБЫЧ СТАНОВИТСЯ БОЛЕЛЬЩИКОМ

Старик, впервые столкнувшийся с футболом, не знал еще, что бывают болельщики. Волькино огорчение по поводу солнца, бившего в глаза команде «Зубило», он воспринял как простую заботу мальчика

о справедливости. О том, что он сам стал болельщиком, он, конечно, и не подозревал, как не подозревал об этом и Волька. Волька был так увлечен тем, что происходило на поле, что на остальное не обращал ни малейшего внимания. Это прискорбное обстоятельство, и послужило причиной необыкновенных событий, приключившихся в этот день на стадионе, к великому огорчению Волоки Костылькова и его друзей и не менее великому удивлению

* остальных зрителей этого, небывалого матча.

Началось с того, что в один особо напряженный момент, когда нападение «Зубила» приближалось к воротам «Шайбы», Волька, таинственно нагнувшись к Хоттабычу, доверительно ему прошептал:

— Хоттабыч, миленький, пододвинь, пожалуйста, чуточку ворота «Шайбы», когда зубиловцы будут по ним бить.

Старик насупился и впервые с момента их знакомства вместо беспрекословного согласия спросил:

— А какая, осмелюсь я осведомиться, польза будет,от этого «Шайбе»?

—■ «Шайбе» и не надо. От этого «Зубилу» польза будет, — с жаром ответил Волька. '' ’ 4 у

Старик промолчал. Зубиловцы снова промазали. А через две-три минуты дюжий молодец из нападения «Шайбы» под одобрительный. рев толпы забил классический мяч в ворота «Зубила»,.

— Егорушка, ты только. не вздумай, пожалуйста, надо мной смеяться, — сказал вполголоса вратарь «Зубила» одному из запасных игроков, когда игра перешла на поле «Зубила», — но я готов поклясться, что штанга моих ворот подыгрывает шай-бовцам...

— Что?!

— Понимаешь, когда они били по голу, я ясно видел, как правая штанга отодвинулась сантиметров на пятьдесят в сторону и пропустила/мяч...

— Температуру мердл? — иронически спросил запасный игрок.

— Чью, штанги?

— Нет, свою. У тебя, наверное, сильный грипп.

— Тьфу! — плюнул обиженно вратарь и заметался в воротах. Шайбовцы, ловко обводя защиту, приближались к воротам «Зубйла» стремительно, как лавина.

Бац! Второй гол за три минуты. Причем . оба раза по совершенно не зависящим от вратаря «Зубила» причинам. Вратарь дрался, как дев. Но что он ног поделать, когда в самый момент удара по воротам верхняя их планка сама по себе приподнялась ровно- нздтолько, чтобы мяч свободно мог пролететь, чуть задев кончики пальцев поднятых вверх рук йратаря. ^ Бому сказать об этом? Кто поверит? Вратарю стало грустно и страшно, как ^ маленькому мальчику, попавшему ночью в дремучий лес.

— Видел? — спросил он безнадежным голосом у Егорушки.

— К-к-к-кажется, видел,—заикаясь, ответил запасный игрок. — Только никому не скажешь. Все равно никто не поверит.

А в это время в восьмом ряду северной трибуны разгорался тихий скандал.

— Ты все перепутал, — сказал Волька Хоттабычу, когда «Зубилу» забили первый гол,— Я тебя просил помочь зубиловцам, а ты почему-то подыграл шайбовцам.. Нужно быть внимательней. Слышишь?

Слышу, суха ответил старик, г* Гассан Абдурахман ибн Хоттаб никогда не страдал рассеянностью.

Приближался конец первого тайма, и счастье как будто обратилось, наконец, лицом к «Зубилу». Игра перешла на поле , «Шайбы». Зубиловцы, что называется, землю рыли, н вскорости лучший их форвард с невероятной силой подал мяч в верхний угол ворот «Шайбы».

Все восемьдесят с лишним тысяч зрителей в неописуемом волнении привскочили со своих мест, затаив дыхание. Этот верный гол должен был размочить «сухой» счет «Зубила». Волька, Сережа и Женя, дружно брлевшие за «Зубило»,, радостно подмигнули друг другу, но тут же разочарованно вздохнули и грустно усе-дцсь на свои места: был верный мяч, а ударился в верхнюю штангу, да еще с такой сйлой, что звон пошёл па всему ста-*иойу.

Звон мяча, кстати говоря, слился с громким воплем, который издал вратарь . «Шайбы». Стремительно опустившаяся на одно мгновение штанга- спасла вратаря от гола, но зато пребольно ударила его по голове

Только теперь Волька, наконец, догадался, что Хоттабыч не ошибается, а дей ствует совершенно сознательно. Тогда он ужаснулся:

— Гассан Абдурахман ибн Хоттаб,— сказал он дрожащим голосом, — что же это такое? Ты же знаешь, что мы все— и я, я Сережа, и Женька — болеем за «Зу било», а ты, выходит, совсем наоборот болеешь за «Шайбу»?

— Увы, о благословенный, это так,— удрученно ответил старик.

— Разве я не спас тебя из заточения я глиняной бутылке? — горько продолжал Волька*.

— Это верно, как то, что сейчас день,

■и как то, что тебя ждет великое будущее, — еле слышно отвечал Хоттабыч.

— Смотри, — угрожающе заявил тогда Волька,—будет скандал.

— Пусть будет, что будет,—сказал ему

I в ответ Хоттабыч, и в тот же миг вратарь

«Зубила» поскользнулся на совершенно сухом месте и пропустил в ворота третий мяч.

— Ах так?! — заскрежетал тогда зубами Волька.—Значит, по-хорошему ты не хочешь? Ладно!

Он вскочил на скамью и, указывая пальцем на сидашего у его ног расстроенного Хоттабьищ, заорал:

— Граждане! Он все время подыгрывает «Шайбе»!

. — Кто подыгрывает? Судья подыгрывает? Что вц говорите? Оказывается, судья подыгрывает, — взволновались кругом.

— Да нет же, не судья,—взволновался Волька.—Причем здесь судья? Это вот этот старичок подыгрывает... Отстаньте от меня!

Последняя фраза относилась к Сереже и Женьке, которые испуганно дергали своего приятеля за рукав. Но Волька не унимался, хотя теперь уже никто не относился серьезно к волькиным словам:

— Так ты говоришь, — покатывались все. кругом со смеху,— так ты говоришь,

что старичок отсюда, из восьмого ряда серверной трибуны, почем зря передвигает ворота? Хи-хи-хи! Он, наверно, в кармане такой штепсель особенный имеет, чтобы управлять воротами на расстоянии? Может быть, это он и мячики давеча на поле понакидал?

— Ну да, он,—ожесточенно подтвердил Волька, вызвав новые взрывы смеха/

А землетрясение в Чили — тоже его рук дело? Хо-хо-хо! Ха-ха-ха! Хи-хи-хи!

— Нет, в Чили не он,—честно раз’яс-нил Волька. — Землетрясение — это от катастрофических сдвигов почвы. Тем более в Чили. А он совсем недавно из бутылки вылез.

— Ну вот что, паренек, — благожелательно сказал Вольке один пожилой болельщик, когда смех немного утих,— не срамись перёд людьми, не говори глупостей

— И не говори. Срам-то какой, скандал на всю Европу.

Но вот, наконец, зубиловцы прорвали фронт нападения и полузащиты «Шайбы» и яростно повели мяч к ее воротам. Защита шайбовцев от долгого бездействия разложилась и не смогла быстро мобилизовать свои силй на борьбу с неожиданной опасностью. А вратарь, тот и вовсе сидел себе спокойно на травке.

Пока он вскакивал на ноги, зубиловцы ударили по незащищенным воротам в самый центр.

— Хоттабыч, миленький, дорогой, дай " зубиловцам хоть размочить игру, — взмо- и лился в этот момент Волька. > м

Но Хоттабыч прикинулся, будто ничего г не слышит, и мяч, летевший в центр во- л рот, неожиданно свернул к левой штанге ч. и ударился о нее с такой силой, что про- с летел через все поле, старательно облетая всех встречавшихся на его пути зубилов* и пев, как если бы он был живой, и плавно м и мягко вкатился в многострадальные воро- * та «Зубила». ; с

24 : 0! | При игре равных, примерно, по силе команд этот счет просто поражал. * И тогда Волька Совершенно вышел из с себя. т~, |

— Я требую, я, наконец, категориче- * ски приказываю тебе немедленно прекра- 5 тить это издевательство! прошипел он, ( глотая слезы, Хоттабычу. — А то я навсегда прекращаю с тобой знакомство. „ Выбирай: я или «Шайба»! (

— Ты ведь сам болельщик, о прекрас- г пейший из гневающихся! Так неужели ты а не можешь меня понять? — запротестовал * Хоттабыч с отчаянием, но, почуяв по воль- ° киному тону, чю на сей раз действительно может притти конец их дружбе, он ! простонал: — Я смиренно жду твоих дальнейших приказаний. 1

— Зубиловцы не виноваты, что ты болеешь за «Шайбу». А ты их ни за что, < ни. про что опозорил перед всей страдой. 1 Сделай, чтобы все видели, что они не виноваты в своем проигрышен.

— Слушаю и повинуюсь/ о юный вра- \\ тарь моей души. 1

Еще не замолкла сирена судьи, извё- ■ щавшая о конце первого тайма, как все 1 одиннадцать игроков команды добровольного спортивного общества «Зубило» дружно * начали чихать, кашлять и сморкаться. Они кое-как построились в затылок и, вяло перебирая ногами, поплелись в раздевалку унылой рысцой, непрерывно чихая, сморкаясь и кашляя.

Через минуту туда вызвали врача — вся команда чувствовала себя нездоровой. Врач пощупал у всех пульс, предложил всем снять майки, потом осмотрел у всех полость рта и, в свою очередь, вызвал в раздевалку судью-

— Вот что, Лука Евгеньевич, придется матч отложить, а сегодняшний счет признать недействительным.

— То есть, собственно говори, почему? — удивился судья.

— А потому, — растерянно произнес врач,— что команда «Зубила» не может быть по крайней мере семь дней выпущена на футбольное поле — она вся сплошь больна. /

— Больна?! Чем?

— Очень странный медицинский случай, Лука Евгеньевич. Вее эти одиннадцать вполне взрослых товарищей одновременно заболели детской болезнью—корью.

Я бы, Лука Евгеньевич, сам не поверйж,: если бы только что не осмотрел их всех самым тщательным образом.

Так закончился единственный*в истории футбола матч, в котором болельщик имад возможность активно воздействовать на ход состязания. Как видите* это нй к чему хорошему не привело. -Редкий факт, когда одиннадцать взрослых спортсменов вторично в своей жйюни и одновременно заболели корью, а на дру- < гой день проснулись ервершенно здоровыми, был подробно описан в статье известного профессора Л. И. Коклюш, напечатанной в научном медицинском журнале «Корь и хворь».

и не мешай следить-за игрой. Там, брат, сейчас такое делается, что и без тебя тошно (гражданин тоже болел за «Зубило»).

Действительно, до тайма оставалось еще целых одиннадцать минут, а счет уже был 14 : 0 в пользу «Шайбы».

С командой «Зубила» происходили все время какие-то очень странные вещи. Она как бы разучилась играть, паесовка поражала своей беспомощностью и нелепостью, игроки то и дело падали, как будто они только сегодня научились ходить,

А потом совершенно непонятно повела себя защита. Боевые беки и хавбеки стали при одном виде мяча испуганно шарахаться в сторону, как от бомбы, которая вот-вот должна разорваться. ''

15 : О!

16 : О!

18 : О!

23 : О!

В среднем падали мячи каждые сорок се~ кунд в ворота «Зубила», как яблоки падают в корзины в саду во время уборки.

Что стало с вратарем? Почему он прижался лицом к боковой штанге и только вскрикивает «Ой, мама!» каждый раз, .когда бьют по его воротам? Почему и он вдруг ни с того, ни с сего уходит с задумчивым лицом из всрот каждый раз в самый решающий момент, когда бой разгорался у самой штрафной площадки?

— Ты что, очумел, Грищка, что ли?— бесновался за сеткой Егорушка, и вратарь отвечал ему со стоном.

— И верно, очумел. Меня все время как будто за шиворот кто-то волочит. Я упираюсь, а он меня толкает из ворот. Я к мячу, а он меня к штанге прижимает так, что не оторваться.

— Ой и худо же тебе, Гриша!

18. НА «ЛАДОГЕ» В АРКТИКУ

В жаркий июльсккй поддень от Красной пристани Архангельского порта отчалил ледокольный пароход «Ладога», ихея на своем борту шестьдесят восемь экскурсан-тов-стахановцев. Духовой оркестр на пристани беспрерывно играл марши. Провожающие махали платками, кричали:

— Счастливого плавания!

Пароход осторожно выбрался на середину Двины и, оставляя за собой белоснежные облачка пара, поплыл мимо множества советских и иностранных океанских и речных судов, держа курс на горло Белого моря.

Толпившиеся на спардеке экскурсанты на целый месяц прощались е Архангельском и Большой Землей.

— Волька! — крикнул один из экскурсантов другому, озабоченно шнырявшему у капитанской рубки. — Куда девались Сережка с Хоттабычем?

Из этих слов наблюдательные читатели могут сделать безошибочный вывод, что среди экскурсантов, находились и наши старые знакомые.

Погода благоприятствовала «Ладоге». Три дня пароход шел чистой водой. Только к концу третьих суток он вошел в полосу однолегних и разреженных льдов.

Ребята как раз играли в шашки в кают-компании, когда туда вбежал, придерживая правой рукой свою неизменную соломенную шляпу, взбудораженный старик Хоттабыч.

— Друзья мои! — сказал он, широко улыбаясь.— Вы можете мне не поверить, и я нисколько не обижусь. Я бы сам не поверил, если бы не увидел это собственными глазами. Удостоверьтесь, прошу вас: все море, насколько можно охватить его взор я, покрыто сахаром и алмазами.

Старику эти слова были вполне простительны: никогда за свою почти четырехтысячелетнюю жизнь он не видел ни одной льдины.

Все находившиеся в кают-компании бросились на палубу и увидели, как навстречу «Ладоге» бесшумно приближались мириады белоснежных льдин, ослепительно блестевших под яркими лучами полуночного солнца. Вскоре под закругленным стальным форштевнем парохода заскрежетали и загремели первые льдины.

Поздно ночью экскурсанты заметили в отдалении группу островов. В первый раз они увидели величественную и угрюмую панораму архипелага Земли Франца-Иоси-фа. Впервые они увидели голые, мрачные скалы и горы, покрытые крупными, сверкающими ледниками. Ледники были похожи на светлые, острогрудые облака, крепко прижатые к суровой земле.

— Пора на боковую,— сказал Волька, когда все уже вдоволь насладились необычными видами далеких островов.—И делать, собственно говоря, нечего, а спать никак не хочется. Вот что значит не привыкли спать при солнечном свете.

— А мне, о благословеннейший, представляется, что спать мешает не солнце, а совсем другое,— смиренно высказал свое мнение Хоттабыч, но никто, к сожалению, не обратил на его слова никакого внимания.

19. РИФ ИЛИ НЕ РИФ?

Не успели еще экскурсанты заснуть В своих каютах, как раздался сильный толчок, и они посыпались со своих коек на пол, как спелые плоды. В то же мгновение прекратился ровный гул машин. В наступившей тишине послышалось хлопанье дверей, топот ног экскурсантов, выбегавших из кают, чтобы узнать, что случилось. С палубы доносились громкие слова команды.

Волька свалился со своей верхней койки очень удачно. Он тотчас же вскочил на ноги, машинально потирая рукой ушибленные места.

«Неужели мы наскочили на подводную Скалу?—подумал он, поспешно натягивая на себя штаны, и тут же поймал себя на том, что эта мысль пс только не испугала его, но даже доставила какое-то странное, Жгучее чувство тревожного удовлетворе-

ния.— Как это здорово,— пронеслось у него в мозгу, пока он лихорадочно зашнуровывал ботинки,— вот я и попал в настоящее приключение! Красота! На тысячи километров кругом ни одного ледокола. А у нас, может быть, и радиостанция не работает».

Вмиг перед ним вырисовалась увлекательнейшая картина: корабль терпит бедствие, запасы пресной воды и продовольствия иссякают, но все экскурсанты и команда «Ладоги» держат себя мужественно и спокойно, как и надлежит советским людям. Попрежнему продолжаются на «Ладоге» научные работы (по совести говоря, ни одного научного работника на паррходе не было, но, упоенный своими мечтами, Волька забыл об этом немаловажном обстоятельстве). Но лучше всех ведет себя, конечно, он, Волька Костыльков. О, Волька Костыльков умеет мужествспно смотреть в глаза опасности! Он всегда весел, он всегда внешне беззаботен, он подбадривает унывающих. А когда от нужды и лишений заболевает капитар «Ладоги» Степан Тимофеевич, он, ВолПька, по праву берет руководство экспедицией в свои руки...

— Какова причина, нарушившая сон, столь необходимый твоему неокрепшему еще организму?—прервал его сладостные мечты позевывавший со сна Хоттабыч.

— Прежде всего спокойствие,— ответил Волька,— никаких оснований для паники нет. Не пройдет и десяти дней, как за нами приедут на каком-нибудь мощном ледокол? и преспокойно снимут нас с мели. Можно было бы, конечно, сняться и самим, но, слышишь, машины не шумят.

Волька с гордостью слушал самого себя. Он и не предполагал, что умеет так легко успокаивать людей.

— О горе мне! — неожиданно засуетился старик, бестолково засовывая босые ноги в свои знаменитые туфли. — Вели вы погибнете, я этого не переживу. Неужели мы напоролись на мель? Увы мне! Уж лучше бы шумели машины. А я хорош! Вместо того, чтобы использовать свое могущество на более важные дела, я...

— Хоттабыч, — строго сказал тогда Волька,— признавайся, что ты там такого натворил?

— Да ничего особенного я не натворил, о справедливейший Волька ибн Алеша. Просто, заботясь о твоем спокойном сне, я позволил себе приказать машинам не шуметь.

— Ты с ума сошел! — ужаснулся Волька. — Теперь я понимаю, что случилось. Ты приказал машинам не шуметь, а работать без шума они не могут. Поэтому пароход так внезапно и остановился. Немедленно отменяй свой приказ, а то еще, того и гляди, котлы взорвутся.

— Слушаю и повинуюсь, — отвечал дрожащим голосом Хоттабыч.

В ту же минуту машины вновь зашумели, и «Ладога», как ни в чем не бывало, тронулась в путь, оставив капитана, судового механика и все остальное Население парохода теряться в догадках о причине внезапной и никак с точки зрения законов механики необ’яснимой остановки машин и столь же загадочного возобновления ^их работы.

20. ОБИДА СТАРИКА ХОТТАБЫЧА

К утру «Ладога» вошла в полосу густых туманов. Она медленно продвигалась вперед, каждые пять минут оглашая пустынные просторы мощным ревом своей сирены,—так полагалось по законам кораблевождения. В туманную погоду корабли должны подавать звуковые сигналы, все равно, находятся ли они на самых бойких морских дорогах или в пустыннейших местах Северного Ледовитого океана, чтобы не было столкновений.

Вскорости снаружи донесся резкий свисток. От неожиданности все вздрогнули, а Сережа весело вскрикнул: »

— Безобразие! Кто-то на ходу вскочил на пароход!

Но рассмеяться никто не успел, потому что в то же мгновение «Ладога» сильно содрогнулась, что-то сильно заскрежетало под дном судна, и оно второй раз за эти сутки остановилось, густо на этот раз окутанное молочно-белым туманом.

— Опять твои штучки, Хоттабыч?! — угрожаюше прошипел Волька, позабыв об элементарной осторожности.

Но Хоттабыч в ответ только суматошно замахал руками:

— Что ты, что ты, о прелестнейший из учащихся неполной средней школы! Клянусь тебе, я знаю о причинах столь неожиданной остановки корабля не больше тебя...

И точно, на этот раз старик был абсолютно ни при чем. Заблудившись в тумане, «Ладога» наскочила на банку.

Высыпавшие на палубу пассажиры с трудом могли различать в тумане бортовые поручни. Свесившись над кормой, можно было все-таки заметить, как от бешеной работы винта пенилась темнозеленая неприветливая вода.

Прошло полчаса, а все попытки снять «Ладогу» с банки, пустив ее обратным ходом, кончились ничем. Тогда капитан судна Степан Тимофеевич приказал сухонькому боцману Панкратьичу свистать всех наверх.

— Товарищи,— сказал Степан Тимофеевич, когда все обитатели «Ладоги», кроме занятых на вахте, собрались на спардеке,— об’является аврал. Для того чтобы сняться с банки без посторонней помощи, у нас остается только одно средство— перебункеровать уголь с носовой части судна на корму. Тогда корма перетянет, и все будет в порядке. При настоящих стахановских темпах тут работенки часов на десять-двенадцать — не больше! Боцман разобьет вас сейчас на. бригады, быстренько переоденьтесь в одежду, которая похуже, чтобы нежалко было запачкаться,—и за работу!

— Вам, ребята, и тебе, старичок, можно не беспокоиться. Эта работа не по вашим силам,— добавил капитан, обращаясь к нашим друзьям.— Вам еще рано, а тебе уже поздно возиться с тяжестями.

— Мне не по силам возиться с тяжестями?!—свирепо отозвался Хоттабыч.— Да знаешь ли ты, что никто из присутствующих здесь не может сравниться со мной в подымании тяжестей, о высокочтимый Степан Тимофеевич?!

Услышав его хвастливые слова, все, несмотря на серьезность положения, дружно рассмеялись.

— Ну и старичок! Здоров врать!

—■ Ты, милый, заливай, да знай меру!

— Ишь ты, чемпион какой нашелся!

— Вы меня плохо знаете! — вскричал тогда запальчиво Хоттабыч.— Сейчас вы сами удостоверитесь, говорил ли я хоть раз в своей жизни неправду.

С этими словами схватил Степана Тимофеевича, весившего по меньшей мере девяносто килограммов, и легко, как перышко, подбросил его выше пароходной трубы. Ничуть не пошатнувшись, он подхватил падавшего капитана на свои вытянутые руки и бережно поставил его на ноги. Затем, не переводя дыхания, он выхватил из окружавшей его пораженной толпы трех экскурсантов и стад ими жонглировать, как если бы это были легонькие палочки, а не плотные, уже не молодые люди.

—■ Вот это да! Мировой чемпион, а не старик! — воскликнул кто-то из окружающих, и раздались такие оглушительные аплодисменты, как будто дело происходило не на палубе судна, терпящего бедствие далеко от земли, а где-нибудь на чемпионате бокса или французской борьбы.

— В отношении старика беру свои слова обратно,— торжественно провозгласил Степан Тимофеевич, когда аплодисменты, наконец, утихли.— А теперь за работу, товарищи! Время не терпит!

— Хоттабыч, — внушительно сказал Волька, отведя старика в сторонку,—это не дело — перетаскивать двенадцать часов подряд уголь из одной ямы в другую. Надо тебе постараться самому стащить пароход с банки:

«— Это выше моих сил, о Волька ибн Алеша, — печально отвечал старйй. — Я уже думал об этом. Можно, конечно, стащить его с камней но: тогда продерётся дно корабля, а починить я его не сумею ибо никогда не видел, как оно выглядит, и все мы утонем, как слепые котята в бочке с водой.

— Подумай лучше, Хоттабыч, может быть, тебе все-таки что-нибудь придёт в голову.

— Нет, не придет, уверяю тебя, не придет, — сокрушенно отвечал старик и тут же спросил: — а что, если уничтожить самую мель? Это не стоило бы мне никакого труда.

— Хоттабыч, дорогой, какой ты у меня умница! — воскликнул Волька и бросился пожимать старику руку. — А еще говоришь, что ничего не придумаешь! Это же замечательно! Немедленно ликвидируй эту проклятую банку.

— Слушаю и повинуюсь,- сказал Хоттабыч с готовностью.

Уже первая авральная бригада спустилась в угольный трюм и стала с грохотом загружать антрацитом большие железные ящики, когда «Ладога» вдруг вздрогнула и быстро завертелась в глубоком водовороте, образовавшемся на месте провалившейся банки. Еще минута — и пароход разнесло бы в щепки, если бы Волька ее догадался приказать растерявшемуся Хоттабычу прекратить водоворот. Море сразу успокоилось, и «Ладога», повертевшись еще немножко в силу инерции, благополучно продолжала свой путь.

И снова никто, кроме Хоттабыча и Вольки, не ног понять, что такое произошло.

Опять потянулись увлекательные и один на другой не похожие дни путешествий по малоизведанным морям и. проливам, мимо суровых островов, на которые не ступала или. почти никогда не ступала человеческая нога. Экскурсанты высаживались на острова, где их торжественно встречали ружейными салютами мужественные советские зимовщики, н на совершенно не обитаемые одинокие скалы. Вцесте со всеми остальными экскурсантами наши друзья лазали на ледники, бродили по голым, как камни в банной печи, базальтовым плато, скакали со льдины на льдину через метровые полыньи и охотились на белых медведей. Одного из них бесстрашный Хоттабыч собственноручно привел за холку на «Ладогу». Медведь под влиянием Хоттабыча ‘ сразу сделался ручным и ласковым, как теленок, и впоследствии доставил немало веселых минут экскурсантам и команде парохода. Этого медведя сейчас показывают в цирках, и многие из наших читателей его, вероятно, видали. Его зовут «Кузя».

21.ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ АВТОРА

Ну, вот, дорогие читатели, и подходит к концу смешная и трогательная повесть о Гассане Абдурахмане ибн Хоттабе и его юных друзьях — Вольке Костылькове, Сереже Кружкине и Жене Богораде. Не знаю, как вам, но мне как-то жалко расставаться с героями этой повести. Очень возможно, что кое-кто из читателей очень спокойно отнесется к тому, что повесть заканчивается. Но мне почему-то кажется, что большинство ’ зх, для кого она писалась, простит автору отдельные ее недостатки и спросит, может быть, даже не без сожаления:

Неужели не было больше приключений Хоттабыча, которые стоило бы описать и довести до сведения читателя?

Конечно, далеко не все еще рассказано

о необыкновенных похождениях старого джина, сделавшего по воле автора и Вольки Костылькова. огромный скачок через три тысячелетия из технически отсталого, дремучего рабовладельческого общества в страну социализма и передовой техники.

Я постараюсь, как только найдется для этого достаточное время, описать со всей присущей мне добросовестностью истории о том, как Хоттабыч и его друзья построили ковер-гидросамолет и летали на нем в Италию разыскивать брата Хоттабыча — Омара: как они, наконец, нашли Омара совсем неграм, гДе предполагали, и как он впоследствии, по глупости своей, превратился а спутника Земли; о том, как Хоттабыч и ребята попали в Италии в тюрьму и как их пытали там вареньем; как Хоттабыч поехал вместе с Волькой в Артек и что из этого вышло; как Хоттабыч столкнулся при очень интересных обстоятельствах с последним московским частником Феоктистом Хапугиным и т. д. и т. п.

А пока что учтем, что наши друзья благополучно вернулись из Арктики, влюбленные в нее, как и все, кто когда-нибудь побывал в этих краях.

22. РОКОВАЯ СТРАСТЬ ХОТТАБЫЧА

— Возможны осадки,— заявил Сережа авторитетно.

Он только что ввалился в вольки ну комнату. Волька и Женя тихо беседовали с Хотгабычем, который продолжал нежиться под кроватью.

Вскоре, действительно, все небо покрылось тучами и заморосил противный, не по сезону холодный дождик.

— Может быть, послушаем? — спросил Волька. небрежно кивнув на новенький радиоприемник — подарок родителей за успешный переход в 6-й класс.— и с видимым удовольствием включил радио.

Мощные звуки симфонического оркестра заполнили комнату.

Удивленный Хоттабыч высунул свою голову из-под кровати и спросил:

— Где находится это множество людей, столь сладостно играющих на различных музыкальных инструментах?

— Ах, яа!— обрадовался Женя.— Ведь Хоттабыч не знает радио.

Добрых два часа ребята наслаждалась, наблюдая за Хоттабычем. Старик был совершен») иотрнсен достижениями радиотехники. Волька ловвл для него Владивосток и Анкару, Тбилиси и Лондон, Киев и Париж. Из рупера послушно вылетали звуки песен, тремели марши, доносились речи на самых разнообразных языках.

Потом ребятам наскучило радио. Они ушли на улиту, оставив очаровантого Хоттабыча у радиоприемника.

Именно в этому времени относится та-инственная история, по сей день не разгаданная в семействе Кружкиных. Волькина бабушка пришла выключить приемник и слышала в совершенно пустой комнате чье-то стариковское покашливание. Затем она увидела, как сама по себе передвигается по шкале приемника вороненая стрелка вариометра.

Перепуганная насмерть старушка решила не дотрагиваться до приемника, а бежать за Волькой. Она поймала его у автобусной остановки. Волька страшно заволновался, сказал, что он совершенствует радиоприемник, автоматизирует его и просит родителям об этом не рассказывать. -потому что он готовит для них сюрприз. Отнюдь не успокоенная его словами бабушка все же обещала хранить тайну. До вечера она с трепетом прислушивалась, как в совершенно пустой комнате изредка раздавался странный стариковский голос. В этот день радиоприемник не отдыхал ни одной минуты. Около двух часов ночи, правда, рупор замолк, но оказалось, что старик просто забыл, как принимать Лондон. Он разбудил Вольку, расспросил его и снова приблизился к приемнику...

Случилось непоправимое: старик Хоттабыч до самозабвения увлекся радио...

Если кто-нибудь из читателей этой глубоко правдивой повести, проходя в Москве, по улице Разина, заглянет в приемную Главсевморпути, то среди многих десятков граждан, мечтающих о командировке в Арктику, он увидит старичка в твердой соломенной канотье и вышитых золотом и серебром туфлях.

Это старик Хоттабыч, который, несмотря на все свои старания, никак не может устроиться радистом на какую-нибудь полярную станцию.

Уже один его внешний вид — большая седая борода, а следовательно, и бесспорно почтенный возраст — является серьезным препятствием на пути реализации его мечты. Но еще безнадежнее становится его положение, когда он начинает заполнять анкету.

На вопрос о свое! профессии до революции 1917 года он правдиво пишет: «Злой дух»; на вопрос о возрасте—«3732 года и 5 месяцев»; на вопрос о семье он простодушно отвечает: «Имею брата Омара Хоттабовича, который находится где-то на дне не то Средиземного моря, не то Индийского океана в медном сосуде»,-—и так далее и тому подобное.

Прочитав анкету; вее решат, что он сумасшедший, хотя читателя наше! повести знают, что старик пишет сущую правду.

Если кто-нибудь сумеет разъяснить это недоразумение и поможет Хоттабычу стать радистом на любой из полярных станций, то старев ему будет очень обязан и заранее обещает оказать не меньшие знаки благодарности, чем он оказал Вольке Костылькову, когда он освободил его из замшелой глиняной бутылки, покоившейся несколько тысяч лет на дне реки.