Литературный критик, 1940, №7-8, с. 103-110
У Эдгара По есть рассказ «Тысяча вторая ночь Шехерезады».
Синдбад мореход, на спине чудовища, выбрасывающего огромные клубы дыма, пробирается в страну могущественных волшебников и видит там чудеса: лошадь с железными костями, у которой вместо крови кипящая вода. Питается она черными камнями, и тащит за собой огромный груз с быстротой птицы. Видит он и другие необычайные вещи, в которых читатель узнает описание воздушного шара, телефона, типографской машины — словом, современной Эдгару По техники.
У калифа разболелась голова от этого гвранья Шехерезады. Он еще никогда не слышал подобной чепухи, не желая ее «больше слушать, он велел казнить Шехере-заду.
Эдгар По очень верно подметил: невозможно поверить в реальность картины, рисующей мир через тысячелетие. Если бы произошел невероятный случай и какой-нибудь писатель мог сейчас верно изобразить технику будущего тысячелетия, он, по-^калуй, тоже был бы осмеян читателями.
Эдгар По, впрочем, сам сделал такую попытку—и смеха она не вызвала., У не-
го есть «Письмо с воздушного шара», датированное 2848 годом.
Эдгар По описывает комфортабельный пассажирский аэростат на 300 пассажиров, двигающийся со скоростью 100 миль в час. Передвигается он с помощью попутных воздушных течений. Читатель узнает, что существует телеграф через Атлантический океан: по его поверхности проложена проволока. ,
Вся вещь две странички. Но в ней много для нас поучительного.
Эдгар По — великий фантаст — оказался очень консервативным пророком: он предвидит через тысячу лет технику своего времени, только немного усовершенствованную — поезда ходят быстрее, воздушные шары стали больше. Что же касается проволоки через Атлантику, то за семь лет до того, как По писал свой рассказ, был уже проложен первый подводный кабель, а еще через три года начали прокладывать кабель по дну океана — в Европу.
Так оказалось, что Эдгар По, думая опередить свое время на тысячу лет, отстал от него на семь лет. Конечно, подводный кабель более остроумное и пере-
103
довое достижение техники, чем проволока, проложенная по поверхности океана.
Эту судьбу разделили впоследствии с Эдгаром По многие писатели. Обычно, научные фантасты, думая, что заглядывают очень далеко вперед, на самом деле выражают технический заказ своей эпохи, а иногда фантазируют о технических проблемах, уж(Г решенных в лабораториях.
Кроме того Эдгар По совершенно игнорирует качественное изменение техники. Он пишет только о совершенствовании уже известных ему вещей. Та же лошадь, только быстрее бежит. А между тем, переход от лошади к автомобилю гораздо
больше меняет мир, чем увеличение скорости автомобиля с 60 до 150 километров в час.
Эдгар По оказался в противоречии сг самим собой. Показав в «Тысяча второй ночи Шехерезады» невообразимую удивительность техники будущего, он в «Письме с воздушного шара» развенчал ее, сведя к небольшим усовершенствованиям известных ему вещей.
Так оказался он не только пионером нового литературного жанра, но и многих ошибок писателей, работавших в этом, жанре после него.
2
Мировая литература не знает других примеров такой точности и такого многообразия технических предвидений, как в творчестве Жюль Верна. Он опередил свое время в среднем на пятьдесят лет (это рекорд!), предсказал почти всю нашу современную технику и притом' почти безошибочно.
В первом же своем романе — «Пять недель на аэростате» он пишет о температурном управлении воздушным шаром -— принцип, использованный тридцать лет спустя Циолковским.
Известный изобретатель Клод почерпнул у Жюль Верна идею своего замечательного двигателя, работающего на разнице температур в глубине и на поверхности моря.
Жюль Верн высказал эту идею в романе «80.000 километров под водой». А написан этот роман еще до изобретения первой электрической лампочки, то есть, когда возможность практического применения электричества еще совершенно не была изучена.
Удивительна точность с которой предсказал Жюль Верн не только форму, двигатель, способ погружения современной подводной лодки, но и все виды будущего применения электричества. Он предусмотрел и освещение, и прожектора, и кухню и даже трубки со светящимся газом.
В других романах Жюль Верн предсказал радио, танк («Паровой дом»), летательный аппарат тяжелее воздуха. Этот аппарат совершеннее не только сделанного 30
лет спустя братьями Райт первого аэроплана, но и нынешних самолетов. Жюль Верн описывает геликоптер, поднимающийся отвесно и способный неподвижно висеть в воздухе, — предмет работы многих изобретателей в наши дни.
В романе «Властелин мира» Жюль Верн предложил универсальный транспортный аппарат — автомобиль, который может превращаться в аэроплан, в пароход и в подводную лодку. Писал этот роман Жюль Верн не только за долго до изобретения аэроплана, но и прежде появления первого автомобиля.
О таком аппарате мечтает сегодняшняя техника, и он частично осуществлен: есть самолеты с убирающимися плоскостями, которые можно использовать, как автомобиль, есть плавающие автомобили.
У Жюль Верна было настолько точное представление о задачах науки будущего и способах решения этих задач, что, как это ни удивительно, он предсказал даже дрейф на пловучей льдине, во время которого решались примерно те же вопросы, которые-были поставлены перед папанинцами. Все, что случилось с героями романа во время дрейфа, очень похоже на приключения па-панинцев (кроме намеренности дрейфа .— герои Ж. Верна на льдине оказались случайно).
Чем же объяснить, что Жюль Верну удалось так многообразно, точно предусмотреть и направление, и конкретные формы техники будущего столетия?
104
Прежде вещего, тем, что наряду с литературным талантом, он обладал не только обширными научными познаниями, но и большой способностью к самостоятельному научному мышлению. Его строго логическая мысль доводила теоретические открытия физики и механики до их конкретного технического следствия — машины, аппарата. Вместе с тем он обладал замечательным чутьем и из огромного научного материала отбирал именно то, что впоследствии помогло изменить, усовершенствовать материальную культуру человечества.
Книги Жюль Верна не только натолкнули нескольких замечательных людей на очень ценные изобретения.
Они сыграли очень большую воспитательную роль для многих поколений, утверждая у юношей оптимистическую веру в науку.
Жюль Верн верит в могущество человека, во все возрастающую его власть над природой.
Социально еще неоформившаяся, но оптимистическая мечта Жюль Верна, предсказывающая счастливое будущее человечества — не бесплодна. Она помогает переделывать мир и теми идеями, которые она дала изобретателям, и тем воздействием, которое она оказывала и оказывает на юношество.
Жюль Верн был далеко не первым автором научно-фантастических романов. Генеалогию жанра можно было бы начать хоть с легенды об Икаре, которая содержит не только мечту о человеке, поднявшемся над землей, но и некоторый намек на конструкцию летательного аппарата. Гениальные технические предвидения содержатся в записях и рисунках Леонардо да Винчи. Знаменитый английский философ Фрэнсис Бэкон написал научно-фантастическую повесть на эту тему. У известного мемуариста XVIII века Казановы есть пятитомный роман о путешествии в глубь земли, в котором предсказан электрический телеграф. Многочисленные социальные утопии XVIII и XIX веков не избегали и технических предсказаний.
Интересно, что как раз социальные утопии оказали наименьшее влияние на творчество Жюль Верна.
Зато они были прямым предком романов другого фантаста — Герберта Уэллса.
Уэллс гибридизировал социальную утопию с технической и создал немало романов, пользующихся огромной популярностью.
Уэллс пессимистичен настолько же, насколько оптимистичен Жюль Верн. В «Машине времени» человечество приходит к полному вырождению. В других романах это вырождение намечается. В его романах человек будущего теряет власть над созданной им техникой. Капиталисты, по-
работившие рабочих, сами становятся рабами машины. Великолепная техника в романах Уэллса служит человечеству, почти потерявшему человеческий облик.
Впрочем этот разрыв между социальной и технической утопиями — блестящая техника в руках деградирующего человечества — только кажущийся. Если внимательнее присмотреться, то оказывается, что в своих технических предвидениях Уэллс такой же пессимист, как в социальных.
Особенно характерна его книга «Предвидения», написанная около 1900 года. Когда братья Райт в тиши пустынного Кит* ти-Хок уже запускают свои первые планеры, Уэллс брезгливб отмахивается от возможности серьезных завоеваний авиации в XX веке. Он предлагает довольно нелепый проект дирижабля. Он уверяет, что подводные лодки способны только тонуть И' удушать свой экипаж, а торпеды не могут причинить существенного вреда вражеским судам. Бронепоезд Уэллс признает оружием негодным. Зато он пророчит большую роль в будущей войне привязным аэростатам. Короче говоря, он переносит в будущее ту технику, которая была уже не новой и проверенной в то время, когда он писал свою книгу, и выбрасывает почти все технические опыты своей эпохи, определившие сегодняшнюю нашу технику. В 1900 году он уже не верит в то, о чем за семь лет до того писал в романе «Война в воздухе».
105
В 1921 году Уэллс был в Советской России и написал книжку о своем Путешествии. Он рассказывает там свой разговор с Лениным об электрификации России.
«Дело в том, что Ленин хотя и отрицает как правоверный марксист всякие «утопии», — пишет Уэллс, — но в конце ^концов сам вдался в электрическую утопию... Такого рода электрификация существует уже в Голландии, говорили о ней и в Англии... Но вообразить себе применение ее в России можно лишь с помощью очень богатой фантазии. Я лично ничего подобного представить себе не могу».
Это последнее заблуждение Уэллса очень хорошо объясняет пессимизм его социальных и технических утопий. Уэллс повторяет ошибку Эдгара По, но в бесконечно увеличенном виде. Будущее представляется ему прямым развитием настоящего. Он совершенно не учитывает качественных изменений социальной структуры общества и техники. Опять та же лошадь, только быстрее бежит. Лошадь капитализма в романах Уэллса издыхает. Но так как он не мыслит себе возможности иного социального строя, то доведенный до абсурда капитализм знаменует для него конец человечества — морлоков из «Машины времени».
Уэллс не смог заглянуть на пять лет вперед и догадаться, что новая структура общества — социалистическая — дает всз-можность достигнуть результатов, немыслимых в буржуазном обществе. Конечно, Россия капиталистическая не могла бы за несколько лет электрифицироваться так, как это произошло в России Советской. Забыв о принципиальной, качественной разнице между капиталистической и социалистической страной, Уэллс признал мечту Ленина невозможной.
А особенность мечты Ленина была в том, что это мечта, научная, обусловленная глубоким диалектическим анализом возможностей страны, и целей, которые поставил .перед собой советский народ. Это
научное предвидение, блестящие образцы которого показали Маркс и Энгельс, неоднократно проявлял Ленин, с поразительной точностью предсказывавший и политические события, и результаты этих событий, неоднократно проявлял его и Сталин, предсказавший, например, задолго до стахановского движения неизбежность рождения новых форм социалистического труда.
Уэллс, не понимающий диалектики развития общества и диалектики развития техники, не мог не ошибаться в своих научных предвидениях. Он не обладает качеством Жюль Верна — верой в человечество, в его неуклонный прогресс, в его смелую мощь. Разочарованный сын своего класса и своей страны, он выбросил, как мусор, лучшие достижения политической и технической мысли своего времени.
Из всего сказанного вовсе не следует,, что Уэллс плохой или второстепенный писатель. Это, конечно, человек огромного таланта и больших литературных удач. Но удачи его лежат за пределами научной фантастики — они в области чистой фантастики, облеченной лишь в наукообразную оболочку.
Предлагая невозможные составы для того, чтобы сделать человека невидимым, или для того, чтобы преодолеть земное тяготение, Уэллс создает блестящие психологические и социальные композиции. С силой превосходного памфлетиста он показывает противоречия современного ему буржуазного общества и бессилие одиночки, посредственного человека, в руках которого оказалось изобретение огромной значимости. Он остается верным себе •— пессимистом до конца. Казалось бы, научная фантастика Уэллса в силу бесцельности его мечты, в силу технической консервативности не могла оказать заметного влияния на советских научных фантастов.
На деле это не так. Жюль Верн и Уэллс в равной мере определили направление советской научной фантастики.
Одним из первых советских научно-фан- Книга эта интересна для определения тастических романов был «Гиперболоид ин- изменений, которые претерпел этот жанр
женера Гарина» А. Н. Толстого.
в XX веке. Научная фантастика подпала
иод сильное влияние детективной литературы. В предвоенные годы и по количеству названий и по тиражам детективная литература и в Европе и в Америке заняла чуть ли не ведущее положение.
Не в первый раз появляются здесь «лучи смерти». Со времени империалистической войны универсальный аппарат для уничтожения всего живого стал очень модной мечтой.
В стандартном детективном романе характеры, разработанные образы героев — необязательны. Эти книги построены на стремительном движении сюжета. Поступки героев обусловлены не свойствами их характеров, а только сюжетными ситуациями. Частая смена занимательных кадров, монтированных, как в фильме — с постоянными перебивками, обрывками действия, наличие тайны и драматического напряжения — вот и все несложные требования, предъявляемые в детективному роману.
Характеры, цельные образы в книгах этого рода встречаются очень редко. Нет
характеров и в романе А. Толстого, но в них есть черты гротескного типа.
Близость этого романа к произведениям Уэллса в том, что научно-фантастический элемент в нем не цель повествования, а повод для памфлетной характеристики современного капиталистического общества.
Примерно то же можно сказать о другом романе того же автора — «Аэлита»
Под Марсом в этом романе подразумевается Земля, марсиане — это доведенные до уэллсовского вырождения нетрудовые классы, а люди с Земли на Марсе — это молодой и сильный советский народ.
Реальный познавательный материал в «Аэлите», так же как в «Гиперболоиде», сведен к минимуму. А ведь обилие его •— основной признак научно-фантастического романа. Таким образом, обе книги А. Толстого лишь по формальному признаку—наличию в них фантастических изобретений— могут быть отнесены к жанру научной фантастики. По существу же это приключенческие романы с некоторым элементом социальной сатиры.
5
За последние 15 лет у нас выходило довольно много научно-фантастических романов, но мало среди них было произведений, достигающих хотя бы среднего литературного уровня.
Один из наиболее интересных романистов, работающих в этом жанре, А. Беляев, книги которого пользуются заслуженной известностью.
У него есть роман «Прыжок в ничто», носвященный путешествию на Венеру. А. Беляев в этой книге подробно разработал идеи Циолковского о ракетном звездоплавании. В роман включен такой большой и разнообразный познавательный материал, что получилась своего рода научно-популярная книга, в которой сюжет играет подсобную роль. Такие романы мы знаем, достаточно вспомнить хотя бы талантливые произведения академика С. Обручева •— «Плутония» и «Земля Санникова».
В романе Беляева есть серьезные достоинства и не менее серьезные недостатки, которые мы не будем сейчас анализиро-
вать, так как эта вещь не имеет большого принципиального или новаторского значения. Без особых претензий она продолжает традицию некоторых романов Жюль Верна.
Для разговора о путях советской фантастики очень интересны два других романа А. Беляева — «Человек-амфибия» и «Голова профессора Доуэля».
В «Человеке-амфибии» гениальный хирург Сальватор оперативным путем пересаживает мальчику жабры акулы. Мальчик становится взрослым юношей—человеком-амфибией, который может жить и на земле и в воде.
У того же доктора Сальватора есть необычайный сад, по нему гуляют голая ро зовая собака, «на спине которой, словно вылезшая из собачьего тела виднелась маленькая обезьяна — ее грудь, руки, голова», змея с двумя лапами, двухголовая, змея, одноглазый поросенок и другие чудовища.
Зачем все это нужно — непонятно. Це-
107
лесообразность опытов возбуждает у читателя самые серьезные сомнения, тем более, что автор этого не объясняет.
В сущности, А. Беляев не знает, что ему делать со своим человеком-амфибией, и он сочиняет несколько приключений, из которых читатель делает вывод, вероятно, неожиданный для автора, быть человеком-амфибией очень неудобно и совершенно незачем.
Но вот что забавно. Роман носит подзаголовок «научно-фантастический», а в конце книги помещено послесловие профессора Немилова, доказывающее, что фантазия А. Беляева совершенно ненаучна. Другими словами, роман этот не научно-фантастический, а просто фантастический.
Он продолжает традицию таких произведений Уэллса, как «Человек-невидимка», «Человек, который мог творить чудеса», «Машина времени», где поводом для фантазирования является изобретение, машина или событие, ни при каких успехах техники невозможное.
Но есть и существенная разница между произведениями А. Беляева и книгами Уэллса. Романы и рассказы Уэллса, построенные на реализации невозможного изобретения, наполнены богатым идеологическим и психологическим содержанием. Создаваемые им художественные образы всегда демонстрируют какую-то идею, отражающую мировоззрение автора.
Было бы безнадежной задачей по «Че-ловеку-амфибии» пытаться определить, за что борется А. Беляев, какие философские, психологические или социальные проблемы его волнуют. Из приключений чело-века-амфибии так же ничего не следует, как из факта его существования. Это чтение, мало дающее уму и еще меньше сердцу.
«Голова профессора Доуэля» занимательнее, но эта вещь тоже порочна в своей
Романы А. Беляева вне времени и пространства. Действие их развертывается в условных городах. К социалистическому обществу, к социалистической науке они имеют самое приблизительное отношение.
А попытки заглянуть в будущее нашей стр&ны, даже отдаленное будущее — были.
основе. В книге рассказывается об опытах оживления головы умершего человека. Доктор, ожививший голову своего учителя про-фессора Доуэля, пользуется ее советами для продолжения работы. Целый доктор и кусочек профессора придумывают новую операцию. Оживленную голову умершей женщины они пришивают к обезглавленному трупу другой женщины, погибшей от несчастного случая. Из двух покойников делают одного живого человека.
Беляев превосходный рассказчик, роман очень увлекателен. Но эта вещь принципиально еще более неверна, чем «Человек-амфибия». Беляев так и не раскрыл читателю секрета этой необыкновенной операции, да и трудно было это сделать.
В самом деле: если раскрыть несколько затушеванное в романе его идейное содержание, то окажется, что Беляев предвидит возможность массового механического воскрешения покойников, умерших от случайных причин. Урон они терпят только в том, что из двух покойников получается один живой человек.
Это механически созданное бессмертие противоречит всему, что мы знаем о природе.
Для плодотворного научного фантазирования недостаточно подхватить какой-нибудь любопытный опыт (вроде оживления отрезанной головы собаки) и безмерно-расширить его значение и перспективы. Нужно овладеть методом научного мышления и, оттолкнувшись от современного состояния науки, применить этот метод для определения основных путей дальнейшего развития науки.
Только при этом условии научное фантазирование может стать биноклем, при~ ближающим к нам завтрашний день, а не развлекательным чтением, лишенным вся~ кого познавательного интереса.
6
Мы имеем в виду романы Адамова «Победители недр» и «Тайна двух океанов»,-книгу Гребнева «Арктания».
Гребнев описывает воздушную метеорологическую станцию над Северным полюсом. В устройстве этой станции Гребнев проявил немало выдумки. Ее поддержива~
ют в воздухе понтоны, наполненные гелием. Реактивные двигатели автоматически направляют станцию в сторону, противоположную направлению ветра со скоростью, равной скорости ветра. Поэтому станция остается неподвижной.
Герои романа переживают самые разнообразные приключения. Действие развертывается уже после победы коммунизма во всем мире. Сохранилась только одна подводная крепость последних защитников капитализма. Мальчик Юра, отправляется на поиски трупа замерзшего во льдах Амундсена, чтобы попытаться его оживить, используя последние достижения науки. Он попадает в плен к врагам. Во время поисков Юры находят труп другого замерзшего мальчика. Его оживляют. На «Арк-танию» проник шпион последних капиталистов. Его изобличают, а затем, чтобы освободить Юру, нападают на подводную крепость и разрушают ее.
Гребнев привлек большой материал научных разработок, проявил немало остроумия в решении технических проблем. Не все его предвидения удачны, но мы так не избалованы удачами, что некоторое их количество достаточно отрадно.
Но вот что интересно: Гребнев попытался показать нам не только технику коммунистического общества, но и людей будущего — иначе и невозможно в романе. Ведь действуют-то в романе люди — значит надо создать их образы. Было бы преувеличением сказать, что Гребнев справился с этой задачей. В конце концов он не пошел дальше демонстрации гуманизма и сознания людьми будущего своей коллективной силы. Это черты, характерные уже для сегодняшнего социалистического общества. Бу^ем все же благодарны Греб-неву и за эту еще робкую попытку,—она, пожалуй, первая. А всерьез о требованиях, которые мы вправе предъявить в этой области научным фантастам, поговорим несколько дальше.
Интересен роман Адамова «Тайна двух океанов». Он довольно точно повторяет схему знаменитого романа Жюль Верна «80.000 километров под водой». Это экспедиция на подводной лодке очень совершенной конструкции, преследующая одновременно и военную цель (помешать выступлению островной державы на Дальнем
Востоке против Советского Союза) и научную (исследование глубин океана). Автор сообщает очень обширные сведения о глубоководной фауне и флоре, об устройстве подводной лодки, высказывая ряд продуманных и остроумных предположений о технике недалекого будущего. Он не заглядывает очень далеко, развивая и совершенствуя во многих случаях лабораторные изыскания и опыты сегодняшнего дня. Это часто уберегает его от ошибок. В романе показана борьба советского коллектива за выполнение серьезного поручения правительства. Самоотверженно преодолевают герои романа невероятные опасности и трудности путешествия—пожалуй, слишком сложного, чтобы поверить в реальность такого гладкого и благополучного исхода.
Чрезмерное нагромождение приключений в романе Адамова несколько уменьшает реалистическую достоверность событий.
Адамову хорошо удалось показать спаянность, дружные усилия коллектива. Го-раздо меньше удались Адамову характеристики членов этого коллектива. Характеристики общи, заданы раз навсегда, люди в романе не меняются. Впрочем, условность персонажей обычна в научной фантастике, как и во всякой почти приключенческой литературе. Какие же у нас основания считать эго недостатком книги?
Основания есть. Некоторые особенности романа заставляют подходить к нему с мерками несколько иными, чем к обычной приключенческой литературе.
Тема книги — не только будущая советская техника, но и советский патриотизм.
Речь идет о поведении советских людей завтрашнего дня, вооруженных совершенной техникой, и у нас возникает законное желание познакомиться с этими людьми.
Но ничего, кроме героизма людей завтрашнего дня, Адамов нам не показал. Их поступки всегда вытекают не из сочетания идеологии со свойствами характера, а только из общего положения, что всякий советский гражданин в трудных обстоятельствах героичен и внимателен к товарищам.
Несомненно, что коммунистическое воспитание уже ближайшего поколения еще во много раз увеличит число героев. Но героичны-то люди будут по-разному: в каждом их поступке неизбежно будут
109
сказываться личные свойства ума и характера. Невозможно дать художественное изображение этих людей, забывая об индивидуальных условиях развития.
У Адамова заранее ясно, что люди окажутся всегда на высоте положения и по своим душевным, и по умственным качествам, и по физической силе, и по степени преданности общему делу.
Прочитав Адамова, всякий подросток по-
думает: и я, конечно, вел бы себя так же.
Героизм только и показан как единственно возможная линия поведения и потому кажется очень простым и доступным.
В этой незатрудненности героизма, в отсутствии индивидуальности, пожалуй, главная, не только литературная, но и воспитательная ошибка талантливого романа Адамова.
7
Зародыши удач, которые мы находим в романах А. Беляева, Гребнева, Адамова, показывают, что у нас есть писатели, не только увлеченные своим жанром, но и обладающие необходимыми качествами, чтобы успешно в нем работать.
А качества эти многообразны. Для успешной работы в области научной фантастики, надо обладать не только литературным талантом, но и той способностью к самостоятельному научному мышлению, которое обусловило блестящие предвидения Жюль Верна. Мало писателю ознакомиться с состоянием работ изобретателей сегодняшнего дня. Мало даже самого серьезного знакомства с современной наукой. Он должен самостоятельно, диалектически, продумать пути дальнейшего развития науки. Вот этой подлинной научности мышления нехватает, например, А. Беляеву в «Человеке-амфибии» и в «Голове профессора Доуэля».
Но и этого мало. Научно-фантастические романы — бинокль, в который мы рассматриваем завтрашний день. Свойства бинокля известны—он позволяет видеть отдаленные предметы и при том все предметы, попадающие в поле зрения. Мы не хотим этим сказать, что наши научные фантасты должны показать всю технику хотя бы близкого будущего. Задача невыполнимая. Но в поле зрения должна попасть не только техника. Надо показать, что изменившаяся техника находится в руках изменившегося человечества — без этого невозможно создать полноценное художест-
венное произведение о завтрашнем дне нашей страны.
Мне кажется, что большая помеха к развитию советского научно-фантастического романа — излишняя приверженность писателей к его традиционным формам. Они не выходят из круга, очерченного Уэллсом и Жюль Верном. Одни берут за образец романы Уэллса, другие—романы Жюль Верна.
А. Беляев в одной статье, оправдывая это, писал, что мы еще не вышли из стадии ученичества. Слабое оправдание для художника! Да и кроме того, ученичество еще не означает подражания. А большинство писателей с абсолютной точностью повторяют схемы — и композиционные и сюжетные — своих литературных учителей.
Это мешает им создать убедительные образы людей завтрашнего дня, людей с изменившимся сознанием, показать не новые вещи в окружении старых людей, а новых людей, окруженных новыми вещами.
Задача сложная, но безусловно разрешимая. Нужно только больше литературной смелости, больше живых наблюдений не только за работами изобретателей, в лабораториях, но и за направлением науки, за людьми, создающими новую науку и новую технику. Нужно больше внимания, памяти, зоркости ко всему, что окружает нас, и меньше внимания, памяти к литературный! предшественникам, меньше зоркого разглядывания романов Уэллса и Жюль Верна, сыгравших очень значительную роль в литературе, но не могущих раз навсегда определить и ограничить пути научной фантастики.