Канарейки в Матрице

Принято считать, что интерес к религии, теологии и прочей метафизике возникал и поддерживался у наших предков потому только, что у них еще не было подлинно научных знаний о мире. Пришла наконец наука — и сразу этот интерес стал угасать, перейдя по разряду если не мракобесия, то какой-то неразвитости и отсталости. Это, однако, крайне поверхностное рассуждение. Истинная причина лежит глубже и не так для нас, сегодняшних, приятна.

Доказанных и проверенных знаний было, конечно же, меньше. Куда больше было слухов и мнений, сомнений и двусмысленностей, смутных ощущений чего-то такого, что определенно лежит за пределами человеческих способностей и воли. Но именно поэтому человек (даже самый рядовой) в целом находился намного ближе к самой границе бытия, за которой только и начинается самое главное и подлинное. Любой крестьянин, сидя долгими зимними вечерами в полутьме своей избенки и слушая нескончаемый вой ветра, волей-неволей оказывался на своего рода экзистенциальной передовой, где растворяется, как сон, тонкая кожура всякой накопленной культуры, где имеют значение только последние вопросы человеческого бытия, где человек один на один с вечностью, смертью и тем бесконечным миром, чья физическая «фотография», будь она трижды больше и богаче современных научных предположений, все равно ничтожно мала и одномерна. Отсюда живой интерес к религиям и прочим теософиям, надменно высмеянный наступившей эпохой модерна, но так и не понятный в своем существе.

Что же принесла с собой эта эпоха? Двумя словами — упоение посюсторонностью. Не только наука, но и вся культура исступленно, массово принялись возделывать почву под ногами человека, вырастив на ней вскоре такой пышный сад, в котором, что неудивительно, тот не замедлил заблудиться. Прежнее потустороннее небо напрочь закрыли яркие, прелестные цветы материальной цивилизации модерна, неодолимо приковавшие к себе все взоры человека. Экзистенциальный фронт отступил куда-то далеко, он совершенно не слышен, а малейшее его приближение теперь вызывает лишь животный ужас и желание поскорее спрятать свою мордочку в уютные животики таких же морлоков, как ты сам. Да и какие в городах темные тоскливые зимние вечера? Круглый год дискотека!

Впрочем, это не просто дискотека, а кое-что похуже. Это настоящая Матрица. Когда Ницше говорил о вреде истории (и культуры) для жизни, он еще не знал этого слова-символа, но проблему ухватил сверхчеловечески верно. Как современному обывателю ощутить хоть на мгновение тут тоску, страх и отчаяние, что обдирает его как липку от условностей культурного багажа, если все, что есть вокруг него — жирная, изощренная, бесконечная на возможности, воздействующая прямиком на центры удовольствия в мозге, привязывающая покрепче героина, мать ее, Матрица? Вы скажете, Матрица была всегда? Была, да не такая — пожиже и неказистей. Как на первых игровых приставках. Про крестьянина, почти не очарованного ею, я уже написал, но ведь и олигарх тех времен легко выпадал из-под ее власти. Ну мог какой-нибудь магарадж в придачу к имеющимся десяти комнатам с золотом и алмазами заполнить еще одиннадцатую, но ведь это уже скучно и вроде как ни к чему. То ли дело сейчас: нет предела возможностям! Есть у тебя триллион, можешь основать собственную космическую корпорацию, много триллионов — организовать проект освоения Марса, Титана, да хоть Альфы Центавра. Техногенный оптимизм опьяняет. Неудивительно, что все человечество нынче ходит слегка навеселе.

Но вот что ускользает от нашего взора. Мы думаем, это наука расширила нам окружающий мир до размеров с трудом обозримой Вселенной (уже сто миллиардов световых лет в поперечнике). Нет, это Матрица так отодвинула свои границы, чтобы не беспокоить нас экзистенциальным Зовом, который все еще — и втуне — доносится Оттуда. Ведь мы по-прежнему не знаем ничего действительно базового: что было до «начала», почему вообще существует нечто, а не ничто, чем все в итоге закончится, — то есть не знаем всего того, чего «не знали» и наши предки, да только незнание это принципиально разное. Потому что кого сегодня это волнует? Не в качестве забавного факта, экспоната википедийной кунсткамеры, а по-настоящему, экзистенциально, чтоб душу вон? Бог волновал, Большой взрыв нет. Так чье же существование (или, если угодно, несуществование) важнее?

Разумеется, Матрицу создали (и укрепляли, и очаровывались ею) мы сами. Не сознательно, а скорее самим ходом вещей. Той склонностью к самоусложнению, наращиванию всяческих культурных слоев, которая так характерна для человеческих обществ. И очевидно, что обратной дороги нет — вернуться по следам прежней колеи не получится. Чашу придется испить до дна, если, конечно, там будет все-таки дно, а не черная дыра, куда все безвозвратно и ухнет. По крайней мере, признаемся сами себе: вместе с метафизикой мы выплеснули не мракобесие — мы выплеснули единственное, что в нас еще отвечало на Зов Извне, а значит, делало нас больше, чем канарейками, запертыми в золотой клетке посюсторонности.