Под бескрайним синим небом, в беге облаков, несущихся от неведомых далей Улан-Бургасы до лесистых предгорий Шанатского перевала, степенно несла свои воды Уда, перекатываясь в берегах, питаясь сотнями ручьев, еще недавно бывших талыми водами древних ледников. В ее песне заплетали косы грустным ивам-невестам молодые ветры неведомых степных просторов, в ее голосе таились отзвуки забытых песен.
Мы вышли из таежных урочищ, пыля ботинками по проселку, туда, где упирался в небо причудливыми резными навершиями храмов дацан Гандан Даржалин. Шулутай здесь становился степенным, облагородив свои берега рукотворными каменными доспехами. Перешептывались травы, и спасительная тень береговых деревьев сберегала от вечернего зноя. Мы легли на траву, обратив взоры к небу, затаив дыхание, наблюдая за полетом коршуна Элеэ, а он кружил над гомонящей вдалеке деревней. Его острый взор заметил нас даже сквозь зеленую листву тальника, и радостный клекот предвещал добычу. Сужая круги, он танцевал среди облаков, чтобы камнем упасть на нас, как ему казалось умерших от усталости в дороге. Но стоило нам пошевелиться, и обманутый небесный князь, оскорбившись, уже улетал сторожить нерасторопную домашнюю птицу. Солнце клонилось к закату, и где-то далеко-далеко раздавалась в степи песня табунщика.
Солнце несло свой бег на запад, уже задевая верхушки сосен на склонах невысоких холмов, окружающих улус Шулута. Вздохнув, мы отправились в сторону торжественно стоящего на пригорке дацана Гандан Даржалин. Трепетали ленты хии-моринов на каменистых взгорьях, сверкали узорчатые пагоды храмовых строений. Но повидать местного настоятеля так и не удалось. Все строения были на замке. Расстроенные, мы начали спускаться к деревне. Однако, из дома, стоящего на околице святого места выбежал мужчина средних лет, оказавшийся местным послушником-хувараком. Он, отчего-то подумал, что мы пришли пешком из Ацагата, который находился по ту сторону отрогов Улан-Бургасы, в соседней долине, и никакие доводы, о том, что мы путники, идущие от взгорий Бэльчира, не могли его разубедить. Видимо, многие приходят в этот старинный дацан со стороны Ацагата, более крупного храмового комплекса.
Хуварак отпер нам главный дуган, построенный еще в 1897 году, и начал неторопливый, но восторженный рассказ о том, как в 1891 году Шулутский дацан посетил цесаревич Николай, о том, что дуган, в котором мы находимся, был построен на том месте, где стоял его шатер. Что от Первомаевки до самого дацана была постелена торжественная дорожка, по которой проехал торжественный кортеж цесаревича, что лама Иролтуев лечил будущего императора от ран, полученных им в Японии, участвовал в научных медицинских выставках и Первой Мировой войне, показывая удивительные способности эмчи-ламы, врачевателя.
Удивительно проникновенное повествование удивило нас и растревожило сердца. Сделав небольшие пожертвования, мы поклонились святыне, третий век украшающей долину реки Шулуутай, и вот уже ослепительно белоснежный Renault Logan несет нас на запад, где над Селенгой багровеет июньский закат.
