15. В рубрике “Publicystyka” напечатана очередная статья о польской ретрофантастике Агнешки Хаски и Ежи Стаховича (Agnieszka Haska, Jerzy Stachowicz), которая носит название:
Позитивизм имел полное право не любить фантастику – бродившие по замкам романтические вампиры не очень-то хотели вписываться в научную парадигму мира, а исследователи предпочитали глаз и лупу метафизическим порывам духа. Если исключить изобретения профессора Гейста и страшилку с задвиганием Розальки на сосновой доске в свежепротопленную печь на три «Богородице, дево, радуйся…», то может показаться, что мы не найдем ничего фантастического в польской литературе второй половины ХХ века, озабоченной эмансипацией, ассимиляцией и пропагандированием соответствующих гражданских позиций. Однако благодаря идее внедрения в литературу сюжетных нитей, популяризирующих развитие науки и техники, позитивизм парадоксальным образом заложил фундамент для развития жанра, используя фантастический стаффаж в дидактических романах для детей и подростков. Кажется, это был просто единственный способ слушать, не зевая во весь рот, скучные лекции о хорошем воспитании, а также стрекозах и бабочках.
Так продолжаться не может, потому что иначе болваном вырастешь
Конечно, идея совмещения дидактики, популяризации науки и элементов фантастики не была новой — достаточно вспомнить некоего мсье Жюля Верна. В польской литературе первые подобные попытки предприняла Софья Урбановская/Zofia Urbanowska, автор чрезвычайно популярного романа «Зачарованный Гутя» (“Gucio zaczarowany”, 1884), в котором восьмилетний Гутя, шалопай и бездельник, убегая от гувернера, выражает желание стать мухой (потому что ей «свободу никто не ограничивает и гувернеров не назначает»).
Как обычно в таких случаях бывает, надо осторожнее выражать свои желания, потому что таковые иногда сбываются — вдруг появился некто в черном одеянии, «с сильно морщинистым лицом, торчащим подбородком и огромным носом, на который опирались стекла очков»,
и гутина «красивая синяя одежда куда-то исчезла, сменившись каким-то серым телом, опоясанным полосами и испещренным черными пятнами, нос вытянулся и обрел форму замысловатой трубки (...), а из груди выскочили целых шесть ног».
Плачущий Гутя тут же обещает исправить свое поведение – однако вредный некто в черном объявляет, что вернет ему человеческий облик только тогда, когда мальчик и в самом деле перестанет быть бездельником, и исчезает, оставив ему в утешение красную шапочку, отличающую его от других мух, чтобы его в этом жестоком зверском мире не сожрали случайно. Гутя в ходе серии собеседований с кротом, воробьями, мухами, ткачом-отшельником и принцессой Ëасей/Joasia, превращенной в пчелу за то, что унижала своих слуг, конечно, начинает понимать, что лень хоть и привлекательна, но не приветствуется обществом.
Наконец, наступает момент окончательного покаяния — Гутя подслушивает жалобные сетования матери на надгробии своих умерших братьев, которые были энергичными и трудолюбивыми, не то, что Гутя, растущий лентяем. В этот момент мальчик просыпается в саду в человеческом облике; все случившееся оказывается сном, но очень полезным, потому что с этих пор Гутя всех уверяет в том, что он всегда и всюду будет вежливым и отвратительно трудолюбивым.
Софья Урбановская, одна из самых популярных в те времена авторов романов для детей и подростков, помимо книги о приключениях Гути написала также продолжение повести «Сказка о рассорившихся принцах и королеве жемчужного дворца» Марии Юлии Залеской (Maria Julia Zaleska “Baśn o niezgodnych królewiczach i królowej perłowego pałacu”, 1889).
Залеская, которую сегодня помнят как первую переводчицу романов Джеймса Фенимора Купера и Фрэнсис Ходжсон Бернетт, в своем романе описала борьбу правителей трех королевств: Кристаллика, Зеленки и Хохолка, символизирующих минералы, растения и животных соответственно. В романе Софьи Урбановской «Атланта, или Приключения мальчика на таинственном острове» (“Atlanta, czyli przygody młodego chłopca na wyspie tajemniczej”), опубликованном в 1893 году, сирота Янек помогает королям помириться, после чего они пишут серию статей для журнала «Семейные вечера».
(Продолжение следует)