«Я, находящийся в крепости Петра и Павла, называюсь аббатом Фальери... Мне известно место, где можно найти огромные богатства, и если бы я был свободен, то взял бы их, лишь протянув руки....»

Легендарная книга, о которой ниже пойдет речь, содержит просто потрясающий литературный плагиат не только на «Графа Монте-Кристо» Александра Дюма, но и, что неожиданно — одновременно на «Историю об отрубленной руке» Вильгельма Гауфа. «Мертвые поля Сибири, или Тайны русского императорского двора» — роман объемный, поэтому в данном обзорном отзыве я коснусь только первой его половины, а до второй части руки у меня дойдут, может быть, через несколько месяцев... Этот автор уже без малого около века не является частым гостем на книжных прилавках (хотя до революции он переводился у нас регулярно): как известно, под звучным немецким псевдонимом «Виктор фон Фальк» скрывался поляк из зажиточной еврейской семьи — Генрих Сохачевский. А его роман о холодной Сибири когда-то давно выпускался с неплохими иллюстрациями, он выдержал несколько переизданий — в том числе в Голландии, Австрии и Болгарии.

»- Бояновскую я поручаю вам. В вашем распоряжении будет восемь дней, — сказал Бакунин. Исидор поклонился и поцеловал* руку Бакунину. — Вы будете довольны мною, — сказал он, — даже если мне явится сама Венера, она не ослепит меня».... Нет, это не дон Корлеоне. Главным героем, выполняющим связующую роль среди множества персонажей, является русский нигилист Михаил Александрович Бакунин, ведущий подпольную деятельность в царском Петербурге. Действие разворачивается в 1860-м году. Тайная полиция, по поручению Александра II, выслеживает некую Елизавету фон Паль — роковая повинность которой состояла в том, что она посмела вступить в половую связь с братом царя, и зачать от него внебрачного сына. Женщину конвоируют в Сибирь, где она становится «узницей в маске», и попутно сводит знакомство с новыми примечательными друзьями — беглым анархистом Бакуниным — всегда готовым помочь слабым и обездоленным; а также c безумным коммерсантом Бояновским, чья неверная жена, красавица Федора, является злейшим врагом нигилистов. Что касается маленького Володи, то после нескольких похищений, его следы теряются в Петербурге, и даже добрая горбунья Петровна не знает, кто и где прячет сейчас романовского отпрыска... По возвращении в Петербург, Бакунин превращается в прямолинейного маргинального мстителя — он разрабатывает план похищения дочери ненавистного ему миллионера Ягодкина -план, совершенно идиотский по своей сути, поскольку речь идёт о подмене её в собственном доме на другую девушку сходной наружности; но и продумывает замысел покушения на самого императора Александра. Царская полиция не дремлет — вскоре один из главных приспешников Бакунина, аптекарь Янис, отправляется прямиком в камеру Петропавловской крепости...

Ну что ж, для начала стоит заметить, что роман никак нельзя считать правдивым с т.зр. реальной хроники. Перед нами витиевато изложенная «альтернативная история». Михаилу Бакунину и впрямь приходилось ютиться в суровых застенках Петропавловки, но, только вот незадача — на самом деле в описываемые годы он пребывал в эмиграции. Не существовало и начальника царской полиции по имени «Иван Кардов», а упомянутый пожар в Иркутске хоть и был, но случился четвертью века позднее. Вызывает сомнения и греческая супруга Константина с истеричными наклонностями — по имени Гела. Скорее всего, Сохачевский позаимствовал образ этой женщины для великого князя из чьей-то другой биографии. Вероятно, выдуман и отчим Бакунина — красноярский кузнец Волков. Наконец, немного забавно звучит легенда о жестокости Петра Первого, откуда -то прискакавшего в Первопрестольную- якобы взятая из «московских летописей»: о том, как он отрубил правую руку татарскому князю Ярбо и привязал его к хвосту лошади, пустив вскачь -пристанище несчастный нашел близ монастыря святой Марии (!). Вопрос и кто таков «брат Евстафий», духовник царя, называемый «одним из самых влиятельных людей в России»...Касательно знания быта и географии Петербурга. Возможно, фон Фальк в ряде случаев намеренно упрощал описательную часть, а может и не обладал знаниями для подробных описаний. Хотя вот, в одном эпизоде, когда Александр II принимает Кардова, сказано, что царь достает из миски виноградинки и жует их — вполне сходится с биографическими источниками.

Роман держит память в тонусе — персонажей очень много, и у каждого своя, как правило, трагичная судьба — и для того, чтоб не запутаться в именах и связях, необходимо проявлять должную внимательность. А теперь, наконец, о замеченном плагиате. Заимствование из мастодонтального романа Дюма настолько явное, что пройти мимо просто невозможно. Так вот, когда нигилиста Яниса упекают за решетку (в подземельях властвует примечательный смотритель, старик с садистскими наклонностями — Пэддок), Бакунин занимает его место — вырядившись в рясу священника, и благородно обменявшись с заключенным одеждой во время разрешенного посещения. Сам по себе ход в приключенческой литературе не такой уж редкий, но вот далее...Бакунин знакомится с таинственным аббатом Эрнесто Фальери, в течении девяти лет и семи месяцев копавшим землю между камерами. (К слову — этому Фальери автор приписал еще и лавры Нобеля, именно его указав изобретателем динамита). Приехав в Петербург, Фальери жил в Екатерининском переулке — пока его не упекли в камеру, где он и придумывает массу полезных вещей, и даже сплетает из льяняных рубах веревку, длины которой хватит, чтоб спуститься с высоты Петропавловской крепости. Когда в крепость прибывает вода с Невы — в результате таяния снегов, происходит потоп — Фальери погибает, но перед смертью, по-отечески, успевает передать Бакунину бумаги, где повествуется его история (один в один напоминающая эпизод из рассказа сказочника Гауфа- того самого, где доктор вынимает сердце из груди женщины, ошибочно принимая ее за умершую); а также рассказывается о несметных богатствах аббата в долине Змей. Единственное отличие от Дюма — если Дантес, как мы помним, покинул стены замка Иф водным путем, подменив собой труп аббата Фариа, то для Бакунина путь выхода из крепости был пусть и схожим, но всё-таки земным — в Петропавловке тела умерших, как пишет автор, отдавали студентам-медикам для препарирования. Однако, даже мелкие детали о чём-то говорят. Сравним сцены «прощания»:

Дюма: «распорол страшный мешок ножом аббата, вытащил труп из мешка... поцеловал последний раз холодное чело, попытался закрыть упрямые глаза...»

Сохачевский: «Когда дело было сделано, он одел мертвеца в свою одежду. Затем он укрыл труп своего друга, еще раз поцеловал его в холодный лоб, и промолвил: — Прощай, дорогой друг, прощай, дорогой Фальери»...

«Три переезда равны одному пожару». Что ещё. Бакунин, пусть и прикрывается добрыми помыслами, тяготеет к жестоким порывам — однажды он пробует яд на собаке, и та немедленно умирает. В следующий раз он выкупает женский труп из тюрьмы для подмены (дескать, «там всё равно каждый день умирает по десятку арестантов»). В том же ряду и месть богачу посредством похищения его дочери-красавицы («ты ничего не сделала дитя мое, но согласно Библии, дети расплачиваются за грехи отцов»), и, наконец, его приказ о ликвидации другой женщины — любовницы начальника полиции.... Несмотря на стремительность событий, речь персонажей довольно-таки живая, и иногда они изрекают настоящие перлы:

Абрам Марголинский (хозяин аптеки, где укрывались нигилисты): «не все ли равно, целуете ли вы голову мадам Бояновской, если ее украшает простой цветок или когда на ней диадема стоимостью сто тысяч рублей?».

Смотритель Пэддок (в ответ заключенному, которого мучит жажда — намекая на скорое затопление): «- Воды? Ты хочешь пить? Подожди, пока вода дойдет до твоего рта, тогда ты сможешь пить сколько хочешь; тогда у тебя воды будет больше, чем нужно...»

*И в этой книге постоянно все что-то целуют: брат царя целует печать на конверте; влюбленный немец-учитель в слезах целует портрет любимой; садовник целует правую ногу князя; в сибирских полях целуют подол юбки подруги надзирателя; ну а сам Бакунин целует прямо в губы своих друзей нигилистов...

Итого: высокую оценку ставлю не за литературное качество текста (здесь-то как раз полным-полно уязвимых мест); а за саму идею создания книги на базе персонажей, которых вряд ли можно было представлять в образах, в каких они здесь преподносятся. Поль Мориа, несомненно, вдохновлялся данной книгой, когда создавал свою нетленную пластинку «Russie de Toujours» и, особенно, трек «Plaine, Ma Plaine» (ладно, это шутка...). Зато какая дань эпохе — уникальный стиль создания таких романов позволял выстраивать приключения столь же неистощимые, что выложи все страницы книги в ряд, вероятно, получится длина рукописи, сравнимая с длиной веревки, сплетенной мудрым аббатом Эрнесто Фальери...

По детективным произведениям я редко когда смотрю чужие отзывы (а если и пользуюсь рекомендациями, то лично запрашиваю их от двух-трёх давно знакомых товарищей, которые как раз-таки отзывы и не пишут). Ведь получается как — зачастую, рецензент, желающий скрыть какие-то детали, сообщает полунамеки о ходе сюжета, используя «язык жестов», либо стремится свести сравнение с чем-то избитым, давно знакомым конкретно ему. Но такая подача малоинформативна, особенно если учесть, что «полярные» оценки у «обозревателей» детективов возникают чаще, чем в других литературных направлениях.

И всё-таки, правила есть правила — как избежать подсказок? И тут вдруг подумалось — а что если полностью изменить в отзыве имена собственные и локации — ведь тогда формально не будет прямых указаний на героев рассматриваемого рассказа. Ну что ж, значит, пусть «北の女» превратится «Женщину с Северо-Запада», и действие в данном рассказе Аюкавы будет разворачиваться не в пригороде Токио, а ... в Ленинградской области, да еще и переместить во времени — лет на тридцать позже, чем в оригинальной истории. (Любые нижеследующие имена собственные являются исключительно совпадением)....

Тогда, если говорить о сюжете (а не говорить о сюжете малоизвестного произведения невозможно...), получится примерно так. Наде около двадцати пяти лет, она работает секретарем-делопроизводителем в офисном центре, расположенном в Гатчине. Ее друг, Сергей, проживает в Луге. У него нет автомобиля, и он часто навещает подругу на съемной квартире в Гатчине, проводя полтора часа в электричке. Однажды Надя коротала вечер дома одна и, будучи в плохом настроении, выбежала на улицу и зашла в близлежащее кафе неподалеку от Дворцового парка — парка, созданного в эпоху императрицы Екатерины... Седовласый бармен, Андрей Николаевич, подал ей бокал пива «Балтика светлое». В колонках радиоприемника у стойки играло радио, где ведущий Леншин проводил конкурс... В 19:30 на городской телефон заведения кто-то позвонил. Звонивший представился Тимофеем и спросил Андрея Николаевича, нет ли среди его посетителей девушки по имени Надя, после чего описал её внешность. Андрей Николаевич задал вопрос в зал и был очень удивлен, что такая женщина, действительно, сидит у него за столиком у окна, после чего поднес ей трубку. Почему-то бармен запомнил, что во время беседы в правой руке Нади застыли палочки для еды...Утром соседи находят труп Нади в ее квартире, на Соборной улице, с запиской приглашением прийти в то кафе ..

Подозрение падает на Сергея — выяснили, что он приезжал в Гатчину как раз тем вечером из Луги. Его вспомнила пожилая дачница из душного шестого вагона, с которой он сидел рядом во время поездки. Она обратила внимание, что этот человек нервничал и часто выходил в тамбур. Кроме того, выясняют, что в прошлой жизни Нади существовал некий врач Петров, под руководством которого женщине несколько лет назад проводили операцию в областной больнице. Сейчас врач женат, но ранее они дружили, а расстались не очень хорошо... Но у Петрова есть алиби — с 19.30 он играл с друзьями в карты на квартире одного из них ....Что же делать? Кто из этих двоих? Как обычно и бывает, всё решает один маленький нюанс. Как выяснили, после той давней операции Надя навсегда осталась оглохшей на левое ухо...

Что же в итоге. Кое что, конечно, оставлю за скобками, но вот перечитал написанное выше — а что, если бы все так и было, догадался бы кто нибудь о настоящей стране происхождения рассказа? Да, параллельно родился другой вопрос. А, собственно, могло ли произойти всё это в описанных локациях и в другом времени? Ну а почему нет. Могло бы. Как говорил Стивен Хокинг (кажется он говорил, да...) — не существует ни одного закона физики, который бы запрещал временным процессам течь в обратную сторону. И все таки что-то не то. Но вот что? Прихожу к выводу, что все слишком упорядоченно, все слишком разложено по полочкам. Ровесник Аюкавы, предприниматель Акио Морита из концерна «Сони» говорил: «в первую очередь люди должны трудиться ради удовлетворения». Что-то в этом есть. Рассказ исполнен технично, без дурацких диалогов и историй о потере девства. И да, действительно, деньги тут не главное — в первую очередь это занимательная история о том, что мелочи в поведении могут выдавать прошлое человека.

Глядя на имя, вынесенное в название книги, навряд ли кто сможет предположить, что ранее эта дама, протомившаяся двадцать один год в уединенной и ужасной темнице, явилась героиней сразу нескольких книг. Настоящий роман — один из первых, можно сказать, «филофоническая редкость», он выходил на русском языке в Варшаве в 1869-м году, с указанием немецкого автора — доктора Роде. Мне удалось прочесть только три первых выпуска (довольно объемных, каждый по пятьдесят страниц примерно) — их хватило, чтобы оценить закрученность сюжета (недаром издатели, господа Зусьман и Франк пишут в обращении к читателю, что их роман вызовет столь же сильное внимание, как «Монте-Кристо» и «Вечный жид»). Что касается того, кто таков был «А. фон Роде « (или Dr Rode), и подлинное ли это имя — есть некоторые предположения, но вряд ли они доказуемы. Точно можно сказать, что человеком он был образованным, не понаслышке знакомым с языками («dixi et salvavi animam meam») и владел разнообразными способами привлечения внимания читателей.

Продолжительное вступление подкупает — оно является примером волнительного букинистического поиска от лица рассказчика (чем-то, может быть, напоминающего, более позднего Дина Корсо из романа Реверте). Прогулкам по Елисейским полям он предпочитает лавки букинистов, где среди «французского парнаса» -Вольтера, Расина, Корнеля, Буало и проч. наталкивается на латинскую рукопись из отдельных листков, причем видно, что некоторых частей не хватает. Внезапно из-за спины рассказчика появляется представитель духовенства в черной рясе и в ту же минуту начинает торг с продавцом за эту книгу. В итоге иезуит проигрывает — книга достается рассказчику, который из принципа вознамерился ее купить — за 21 франк (пока я писал эту строчку, вспомнил, что число «21» уже появлялось в книге, в предисловии — не скрыт ли здесь метафорический намек от автора — плата будто по франку за каждый год заточения будущей героини). Кто бы мог подумать — окончание рукописи повествователь находит в другой лавке, теперь уже английской («над дверьми висела, на шатком гвозде, скривившаяся и полусгнившая доска с едва заметными следами следующей надписи:«Jedediah Pumpkins, broker»)...

Далее следует известный прием, когда повествование ответвляется уже от другой линии — каковой и будет являться раскрытие рукописи. Несмотря на почтенный возраст, это занимательная история противоборства духовника-францисканца Григория и римского посланника иезуитской ложи Ребинского (шел последний год XVIII века). Оба они встречаются где-то за Беловицей в замке тяжело больного графа Жолкевича — человека с бурным и кровавым прошлым, чье огромное состояние и привлекает их алчное внимание («во всей русской Польше нет никого, кто мог бы помериться с ним»). Да, к умирающему графу приходит время, когда уже не человек покидает грехи, а грехи человека... Хитрый патер-францисканец и камердинер Петр vs приезжего иезуита и примкнувшего к нему управляющего Станислава — чья возьмет? Одновременно Ребинский ведет уроки у юной Эльки (Елены то есть), и, похоже, он проявляет чересчур заметное внимание как к её обществу, так и к обществу матери-графини: «...им овладели самые странные чувства. Можно быть иезуитом и быть все таки способным воспринимать человеческие чувства.»... Всё это описано достаточно характерно, да так, что собственно, и забываешь об имени в заголовке («читатель спросит нас теперь, где же во всем этом Варвара Убрык? До сих пор по крайней мере об ней не было и речи, да и не видно, родилась ли она ещё» восклицает сам автор в главе VIII...). Всё так и есть — нам лишь косвенно сообщают о семье варшавского крестьянина Яромира, который за пять тысяч злотых («польский злот= 15 русским копейкам») осуществляет преступную подмену детей — и увозит с собой маленькую Варю, дочь дворянина. Однако, забывает грудного ребенка в корчме, где «они храбро тянули спиртуозные напитки».

Что же в итоге. Способность авторов тех лет работать с историческим аппаратом. Они умели выстраивать поразительно длинные истории на основе каких-то избирательных эпизодов, расширяя и романтизируя биографии некоторых ключевых персонажей — причем, как видно, они необязательно должны быть наделены непременно положительными качествами. В данном романе доктора Роде, пожалуй, не нашлось места ни одному благонравному образу; при этом повествование обладает высокой связностью. Понятно, что из-за отсутствия полного текста, пришлось остановиться только на части произведения — но не думаю, что это проблема. По мне так, прочитать не до конца книгу, но при том узнать что-то ранее неизвестное — это намного лучше, чем прочесть какую-либо книгу целиком и прийти к выводу о бесполезно потраченном времени.

Во введении редактор доверительно сообщает: «Настоящий роман, предлагаемый вниманию публики, описывает трогательную судьбу молодой бесприютной девушки. Этот роман беспрекословно можно считать в высшей степени нравственным и поучительным, он стоит на высоте своего достоинства и для известных слоёв общества может вполне заменить классические произведения. Рекомендуем его также всем тем, кто после трудового дня нуждается в облагораживающем отдыхе; для них этот интересный роман будет незаменимым вкладом в своё духовное развитие.».. И что, разве можно пройти мимо после столь щедрой и нескромной аннотации? Как говорится, «годы промчались — давно уж нет старого Карла, где его дочка никто вам не сможет сказать...» (c).

Книга с красивым заголовком «Марго — певица улиц Лондона» была выпущена на русском языке в Варшаве, издателем Левинсоном. На обложке изображена в профиль женщина, увлеченная, правда, совсем не тем занятием, которое бы соответствовало профессии, указанной в названии. Кто такая (или такой) Маргарита Лебрун доподлинно неизвестно. Говорят, существует около десятка — полутора произведений, выпущенных под данным именем — и повествуют они о нелегкой женской судьбе (напр. «Эрика — степная принцесса. Печальная судьба страдалицы».)

Дело было в Лондоне. Со времён почившего Джека Потрошителя мало что изменилось — грязь и нищета соседствуют с роскошью и лоском дорогих заведений. Главные герои слегка настораживают — это слепой шарманщик и его дочь, бредущие в потемках по закоулкам Стрэнда. Хотя как сказать, настораживают — вполне себе симпатичный дуэт. Жаль, старый шарманщик лихо помирает в больнице. А дочь его (Марго) едва не становится жертвой преступных объятий «благодетеля» — лорда Брэддона. («Всё я тебе дам, что только захочешь, если ты меня немного будешь любить...»). А вот если б дрогнула, то стала бы, как тогда говорили, «одной из многих». И, далее автор закрутил такое...

Конечно, разные бывают в книгах встречи, неожиданности, сюрпризы — но то, что произошло здесь, иначе как умопомрачением и не объяснишь: героиня выходит замуж за отца и сына единовременно. Как это получилось? Да очень просто. Автор резко переносит действие из Англии в Германию, и направляет Марго в замок Фалькенберг на Рейне. Но перед тем Марго успевает многое: выйти замуж за другого, честного «спасителя» — с деревенским именем Джек Вилькенс, бросить его, и вернуться к роли уличной певицы из Эдинского театра (на ставку — по пять фунтов ежевечерне за две немецкие песни); потом лишиться супруга — его обезображенное тело вылавливают из Темзы... В Фалькенберге Марго ухаживает за старым графом Эбергардом фон Арнштдатом и ... вскоре принимает его предложение. Почти одновременно домой возвращается сын графа. Происходит нечто невероятное — Марго узнает в молодом человеке своего предыдущего супруга, Вилькенса. А он, сволочь, делает вид, что они незнакомы, и всячески отнекивается. Получается, здесь явно скрыта какая-то тайна — у девушки теперь два мужа под одной крышей. Здесь можно было бы пошутить насчёт их вечернего времяпровождения — в чью комнату направится Марго после ужина? Или, может, отец с сыном заключат между собой какое-нибудь соглашение?.. Но, факт есть факт -брак с одним из них следует считать недействительным ... Автор рассказывает нам о загадочной старушке, по вечерам проводящую время у могилы некоего Алексея; а также для чего-то знакомит нас с семьёй часовщика Карла Вернера — отца двух очаровательных дочерей, Лизы и Поли. Одна из них знакомится с офицером, который чинит у отца пружину. Часовщик выставляет счет — 45 копеек. И тут вопрос к переводчику — почему в Англии герои получают фунты, а в Германии — действует рублевая денежная шкала?...Также отмечу, что певческая деятельность героини в Германии приравнивается к проституции — по крайней мере, деньги, заработанные пением, «буржуазные филистеры» трактуют здесь с порочным смыслом. Либо же автор из тактичности о чем-то умолчал(а) — как знать, уж не совмещала ли Марго обе профессии единовременно?

Как закончились приключения Риты в Германии, и вернулась ли она в Англию — мне неизвестно, но харизмы у здешних обитателей явно меньше, чем у героев того романа, о котором я говорил в прошлый раз. И всё-таки, во введении редактор слукавил — с «классическими произведениями» у романа общность примерно такая же, как у уличных музыкантов — с нарядными артистами из Ройал Альберт Холла. Что, вообщем-то, тоже неплохо — у тех, кто «играет, как умеет», совсем другие приоритеты.

Название не должно фраппировать любителей приключений — романы о «работниках топора» занимали некогда определенную нишу в своем сегменте — еще со времен Вальтера Скотта и Фенимора Купера. А наибольшее распространение получили они в Западной и Восточной Европе: «Магдебургский палач» — всего лишь один из той славной плеяды. Роман, кстати, довольно редкий — я слышал про него только от одного человека, которому довелось держать в руках полный комплект (он издавался в выпусках), и читал он его лет тридцать тому назад. Да и то, был он в его распоряжении всего неделю, или около того. Роман этот является «зеркалом» другого объемного продукта, чье книжное возвращение в тесном узком кругу состоялось десять лет назад благодаря Геннадию Ульману и откликнувшемуся малотиражному издателю: назывался он, как некоторые, возможно, знают, «Палач города Берлина». Так вот, в обоих случаях у главных героев существовали реальные прототипы — палачи Крауц и Рейндель. Казалось бы, как столь мрачные личности могут быть героями приключенческих романов, да и ремесло их вроде бы не предполагает пространство для маневров — ну что это за жизнь — от казни к казни ? Но ведь книги не только про них. Те авторы, потомки Гауфа и братьев Гримм -их традиции они свято чтили — обладали каким-то неистощимым умением придумывать цепочки жизненных хитросплетений, сопряжённых со смертельной опасностью...

Далеко не факт, что «Магдебургский палач» уступает по увлекательности вышеупомянутому собрату. Он был оперативно переведен с немецкого языка, и выходил в Петербурге в 1903-м году дважды (!). Роман сопровождался подзаголовком: «Из заметок и воспоминаний магдебургского палача Вильгельма Рейндель». Так вот, о прототипах. Существовала целая династия палачей Рейндель. На известном информационном ресурсе сказано: «Рейндель служил главным палачом в течение двадцати пяти лет и провел не менее 212 казней. В своем дневнике он отметил 196 безупречно исполненных приговоров. Он дважды приводил в исполнение двойную казнь, один раз — тройную, а 21 мая 1898 года в Дуйсбурге — четверную... Сын Вильгельм стал его преемником, но в 1901 году был отстранен от должности из-за постоянного пьянства.»

Ну что ж, именно Вильгельму Рейнделю и посвящен данный роман (по крайней мере это имя носит ключевой персонаж — но не стоит искать исторической точности, вполне может быть, что за основу взят образ его родственника, а имя, использованное автором, было наиболее актуальным ко времени написания). В Магдебургский замок фон Роденбергов возвращается граф Эгон. Это самозванец, чьи способы сохранить себя единственным семейным наследником по части жестокости дадут фору любому злодею. Для начала он подстраивает (с подельником) ложную кражу бриллиантов у ювелира, и на эшафот ведут отца плачущей Розы. Щемящая сцена. Будто старый плотник или столяр дает команду начинающему подмастерью («Соберись с духом,- тихо сказал Вильгельму старый Рейндель»). Только речь, увы, идет о работе другого «калибра». («Вильгельм! Вильгельм! Не убивай отца...»).

«Как счастливы люди, которые могут заснуть. Как страшна мысль, что я убил невинного человека, который имел право пользоваться жизнью также как мы, как и всякий другой...». Вильгельм предстает вовсе не черствым исполнителем приговора, а, как видно, впечатлительным молодым человеком. Дом палача — место легенд. Говорят, что в полночь его обитатели должны спать, чтобы уступить место душам казненных. Здесь и суровое пророчество деда Рейнделя — он примечает у графа Эгана знак на лбу, и дешифрует его как метку будущей жертвы эшафота (чем не мистика, однако...). Тут же и спасение несчастной прямо с железнодорожных рельсов — при приближении поезда; и слепая графиня Роденбергов, «на ощупь» определяющая самозванца; и подмена узника — вместо преступницы Люции фон Рейзиц граф Эгон намерен подставить под удар несчастную Флору, переодев её в чужое платье и перекрасив волосы.

Но замечу следующее — несмотря на мрачные темы и направленность профессии того лица, что вынесено в заголовок, роман никак не производит впечатление тягостного, да и вообще по ходу редко когда создается впечатление, что речь идёт о чём-то ужасном — всё это благодаря авторской изобретательности в построении повествования. «- Посудите сами, Люция, случалось ли когда-нибудь, чтоб палач убивал свою возлюбленную, не зная об этом. — И я буду сегодня присутствовать на этом незабываемом зрелище...». И ещё, полагаю, автор трактует, что настоящий палач не тот, кто исполняет свою работу на эшафоте, а тот, кто вершит другое зло в мире...

Итого: ультраритетная беллетристика, заключающая в себе каскад последовательных загадок. К примеру — о Фениморе Купере, сочинявшем книги едва ли не на сотню лет раньше, известна уйма биографических фактов и деталей. Про автора же этой книги неизвестно ничего. Или почти ничего. Неизвестно ни имя переводчика, ни имя того, кто и откуда привез этот роман в Петербург. Причем я совсем не уверен, что тиражи Купера были больше, и что его тоже развозили разносчики по утрам -всякий погожий день подбрасывая на крыльцо очередному страждующему. Да что там говорить — даже точное число выпусков, вышедших на русском языке, под вопросом... Конечно, кому как — а по мне, чем больше у произведения литературных вопросов, тем сильнее оно будоражит воображение и заставляет вновь и вновь возвращаться к прошлому...

Рассказ, которым Билл Нолан открыл небольшой цикл об оккультном детективе Дэвиде Кинкейде. Страница столь заметного автора (конечно, не для любителей «актуального» материала...) здесь не открыта, поэтому напомню, что помимо фантастики и ужасов, он написал внушительное число криминальных историй, разбросанных по выпускам десятков журналов — «Alfred Hitchcock 's Mystery Magazine», «The Saint Detective», «Chase», «Mike Shane's Mysterious Magazine», «Hard-boiled», «Terror Detective» и проч. В подавляющем большинстве случаев действие этих рассказов происходит в Южной Калифорнии — У.Ф.Нолан испытывал к тем местам вполне объяснимую генетическую тягу. А настоящий рассказ и вовсе даёт отсылку к т.н. Пиратской Бухте округа Малибу. Да, то были как раз те добрые времена, когда на экранах в компании подружек впервые появилась Памела Андерсон в роли грудастой спасательницы — с того самого Малибу...

Но вернёмся же к Кинкейду. Это был примечательный тип, судя по всему. Рубаха с бахромой, Levi's, индейский серебряный пояс, сапоги. Иногда он помогает помощнику шерифа Майклу Люсеро -в тех случаях, когда требуется экстрасенсорное вмешательство для поисков убийц. И да, сразу разочарую поклонников сверхъестественного -конкретно в данном рассказе мистика в зачаточном состоянии, а убийц Кинкейд выслеживает вполне традиционными способами -в стиле Сэма Спейда и Филипа Марлоу.

На побережье поочередно образуются два обезглавленных мужских трупа с вырезанными сердцами. Орудует банда сатанистов? Не совсем так. На месте преступлений оставлены церемониальные ритуальные перья, указывающие на адресата -выходцев из Папуа Новой Гвинеи. Считается, что поедая сердце врага, каннибалы вытягивали из него ману -жизненную силу. Но откуда взялись эти достойные господа в солнечной Калифорнии? Оказывается, около двадцати дикарей-эмигрантов в Лос-Анджелесе сыскать вполне можно...

Рассказ легко читается , и навряд ли Нолан вкладывал в него смысл больший, чем того требовал формат развлекательного американского журнала 80-х. Присутствует определенная калифорнийская эстетика: красная «Хонда», шоссе Вентура, Лорел Каньон, рекламные щиты с рок-группами и стрип-барами, рыжеволосая девка в обтягивающих стрейч-брючках, и т.д. Думаю, что Нолан ради всего этого ностальгического для него антуража и писал подобные рассказы -а вовсе не из-за сюжета о ритуальных каннибалах. Кстати, мотив в его истории вышел ну такой себе. Не буду говорить кто, но некто задумал попытаться восстановить древние гвинейские обычаи -некогда отнятые австралийцами у соседей. Благородно, но не совсем умно. Ну и, как говорится, втянулся...

Поставил невысокую оценку рассказу: вероятно, я не совсем справедлив к автору — читать такое нужно с оригинальных бумажных журналов — с яркими обложками и иллюстрациями, а не всматриваться в электронный текст из бездушного цифрового файла. Но, как говорил достославный Геннадий Орлов: «что есть, то есть»...

»...люди, делающие фальшивые деньги, могут подделать и чужую подпись». (c) Неизвестный автор, 1903.

Ну что ж, очередной пример, убеждающий, что романы в выпусках — отдельная категория, ныне похороненная, и существовавшая ранее по своим законам. Если поначалу произведение отдавало скепсисом и вторичностью, то вот «соло», которое замутил неизвестный автор в последней, четвертой части... Тот парень, что писал книгу, на глазах превратился из подмастерья в «Бетховена», играющего Девятую симфонию. Для примера — сцена, когда главный венгерский палач Михаил поднимает топор на плахе — над головой своей любимой воспитанницы, и через секунду готовится его опустить. Некоторые страждущие на площади уже рвутся обмакнуть платок в крови гильотинированной, ибо говорят, кровь казнённого -хорошее средство от колдовства. Но...в тот же миг в бушующей толпе находится настоящий отец молодой красавицы, являющийся — ни много ни мало -эрцбишофом Венгрии. Что делать палачу -исполнять судебное постановление или отдавать преступницу на поруки? Дочь обретает отца на эшафоте. Да, можно усомниться — мол, не бывает такого. Зато не слабо было придумать кому-то...Cogitare, ящик крепкого токайского вина неизвестный автор честно заслужил — у него наверняка ручьем лился пот со лба по окончании этой работы, и он был вправе выпорожнить несколько бутылок...

Роман «Граф Батиани, или Миллионер-нищий» вышел в 1903 году у издателя С.С. Полятуса и, как я понимаю, никогда не переиздавался. Вышло тридцать выпусков (один из них полностью повторяет предыдущий), на обложке указано: «перевод с английского (явная «деза»), и с припиской внизу: «Продаются во всех книжных магазинах и киосках России и у разносчиков. Выпуски выходят по средам и субботам». Примечательные иллюстрации рисовал некий Померанц (не везде он держит «марку», но иногда вполне на уровне -и видно, что художник читал книгу внимательно)...

Действие происходит в Венгрии, в 1790-м году. Близ Карпатских гор, у местечка Розенау, стоит старый замок семьи Токи. Отец графа Артура Батиани изгнан из страны — как государственный преступник. Тем не менее, молодая Эльвира Токи пообещала отдать сердце Артуру — вопреки материнской отповеди. Графиня Токи подбирает дочери гораздо лучшую и богатую партию, Макса Радецкого — из соседнего семейства. Сто гульденов разбойникам — и, пожалуйста, вместо дуэли, Артур получает внезапный удар ножом в бок. И какова изощренность бандитов — вместо того, чтобы добить соперника Макса, его горячий союзник барон Наги придумывает другой план — отправить обессилевшего графа в башню Чемни. Там проживает мрачный палач Михаил — с супругой и дочерью. Как известно, переступивший дом палача вернуться обратно уже не может — его ждет красная мантия. Кто сюда попадает, тот проклят навеки. Да, дядя Миша нежданно-негаданно получает нового помощника — да еще какого — графского сына. Казалось бы, бери Аню, да живи с ней у палача спокойно — так нет же, Артур не может забыть дочь графини Токи...Любопытный ход -в Будапеште у Эльвиры есть влиятельный дядя, бишоф Венгрии, граф Мерас, а через него путь к императору в «одно рукопожатие». Для истории приведу письмо из текста (уж больно хорошо оно звучит): «Божьей милостью, Мы, Иосиф II, Император Австрии, король Венгрии и пр., прочитав прошение нашего верного Бишофа Венгрии, графа Мераса, относительно графа Артура Баттиани, который случайно попал в руки какого-то палача, повелеваем немедленно его освободить и возвратить ему права графа и депутата»... Какого-то палача...хм...

Враги с легкостью подстраивают ловушки донельзя наивному Артуру Баттиани — устроить человеку смертную казнь — пара пустяков. Достаточно подбросить ему фальшивые деньги в комнату и подкупить за недорого пару бедных свидетелей. Но отмечу сбалансированность и продуманность романа. Для чего, например, безумная женщина по имени Стасса стремится отправить на эшафот дочь палача, Анну — как они связаны? Она до того ненавидит ее, что подбрасывает в их дом...кости младенца, выкраденные с кладбища (за подобное деяние, разумеется, тоже полагалась смертная казнь). И, чуть не забыл главное. По лесам, близ замка Токи, постоянно перемещается странный старик- немой нищий. Всё подслушивает, везде поспевает — когда надо, нужные документы выкрадет, или нож отведёт. Даже кислота его не берёт. Особенно благоволит нищий к Артуру Баттиани. Кто таков этот чертов старец?...

И немного о «фантастике», или, точнее, об «альтернативной истории». В «Графе Баттиани» встречаются куски, не относящиеся к главной линии, и вклинивающиеся в текст совершенно неожиданно. Будто пришедшие из другого времени. На сей раз это история грека Мавро Кордато из тайного общества «Гетерия», рассказанная в Турции беглецам — во дворце Али Аги. В чем же «альтернативная история»? Дело в том, что упоминаемый в тексте Александр Ипсиланти не мог жить в описываемое время (род. в 1792 г.), а турецкая резня на острове Хиос, о которой говорит Мавро, и вовсе произошла в 1821 году. Думаю, что неизвестный автор прекрасно об этом знал, но по какой-то причине решил соединить времена вместе. По крайней мере, его осведомленность в деталях бесспорна. А история Мавро Кордато заслуживает внимания- о подземельях на Хиосе во время турецкого нашествия, организованного мстительным султаном; о том, как он заступился за девушку про имени Афанасию (ай да имя...), проданную башибузукам за триста пиастров; как его самого вместе с невестой Дианой продали в рабство...

Добавлю, что к четвертой части «пружина» разжимается — столько заготовленных сюрпризов от этой книги я поначалу никак не ожидал. Эльвире все же предстоит стать женой Макса. «Из глаз её горькие слёзы ручьём потекли на лицо..»(с).Так кто же автор? На этот вопрос нет ответа. Однако, при желании небольшую «пасхалку» можно разглядеть в рекламе на последней странице одного из выпусков (были же времена, когда новые шахматные книги анонсировали в беллетристике...): «Новая книга, составленная известным не только в России, но и заграницею шахматным проблемистом А.М.Бурмейстером — Шахматная задача... Д-р Фальк отзывается в «Московской немецкой газете» о той же книге: «Заграничные журналы и газеты не раз печатали проблемы Бурмейстера с похвальными отзывами...». Доктор Фальк...Фальк...Где-то ведь встречалось это имя...

Что же в итоге. Роман большой, много чего ещё можно сказать, но из экономии места приходится закругляться. Помимо своеобразного исторического ракурса, отмечу, что здесь не так много совпадений — роман более логичен, чем многие сочинения подобной направленности. Хотя, как сказать: слепота и непроходимая глупость ряда персон наличествуют, по без того никак- сын не в состоянии узнать отца, дочь отца, брат брата и т.д. Но хорош ход с «перевертышем» главного героя. До последних страниц читатель не будет знать, кто на самом деле истинный «граф Баттиани».А так -козни, пытки нравственные и физические, коварство и лживость; и прочие темные дела, которые побеждает «самоотверженная любовь» — книга-огонь, вообщем.

Благодарности адресовать, видимо, нужно к Jaelse — который опубликовал ссылку утром на данный рассказ — из-за чего он и попался на глаза (случайно, можно сказать).

И вот, значит, Казанцев, и «Счастливчик Пат». Первая мысль, что Пат — это имя, сокращенное от Патрика. Эдакий «lucky Pat». Ан нет, тут надо знать увлечения товарища Казанцева — в какую сторону он сыграет на созвучиях. Пат — это ничейное положение в шахматной игре, когда одна из сторон, получающая очередь хода, возможности оный исполнить не имеет... Ну, что сказать — с литературной точки зрения, рассказ проходной. Автор в целом верно описывает существовавшую тогда систему отбора — через межзональный турнир и финальный матч претендентов. К слову — введена такая система была после протестов Роберта Фишера, имевшего печальный опыт борьбы с советскими гроссмейстерами на острове Кюрасао (1962), каковых он подозревал (видимо, небеспочвенно) в коллективном сговоре против него и Виктора Корчного. Возможно, этим объясняется и наличие в тексте глуповато звучащей фамилии «Тичер». Да, что-то похожее на «Фишера» в ней есть... И, вероятно, Казанцев решил выступить с легкой обратной критикой -с несогласием, что в каких то случаях исход матча решать должен жребий. «По «новым правилам» победителем финального матча считается выигравший пять партий. Ничьи в счет не шли. Если после двадцатой партии выигравшего пять встреч не оказывалось, то участник матча с чемпионом мира определялся добрым старым способом с помощью «орла и решки», словом, по жребию!». Автор, конечно, лукавит. И лукавит сильно. В этом случае победитель был бы выбран по большинству набранных очков, а не по жребию. т.е. в реальности «Тичер» однозначно бы выиграл в матче, поскольку вел в счете. Кстати, именно волей случая мог быть определен победитель в финальном матче претендентов Карпов -Корчной (Москва, 1974) — там как раз едва до жребия дело не дошло. Однако, не зря рассказ назван «фантастическим». То же самое можно сказать и об этюде Казанцева — в практической игре профессионалов вероятность возникновения положения на представленной диаграмме стремится к нулю.

В целом же рассказ подкупает темой и простодушием. И да, один человек, упомянутый в этом «фантастическом» рассказе, действительно существовал — Давид Бронштейн. Не удивлюсь, если он выступил в роли консультанта Казанцева при написании данной истории.

Сюжет этой повести напомнил мне давнюю историю о волосатой женщине по имени Зана. Ее поймали где-то в Абхазии, во второй половине XIX века, и держали взаперти в качестве рабыни, а споры о происхождении Заны после ее смерти велись десятилетиями.

...Конец XVIII века. Кибитка движется по дороге к Киеву. Управляет ею местный еврей. «Ой, вай мир». ...И кого же он везёт? В крытой повозке армяне Минай и Карапет прячут невиданное чудовище -заросшего людоеда, которого выставляют на показ зрителям за плату. В афише почему то указано, что людоед прибыл из Новой Зеландии. Кормление чудовища происходит ежедневно в четыре часа. Обед его состоит из живых голубей, ворон, галок и другой птицы, из которых он высасывает кровь.

Мое сравнение с дикой Заной всё же не вполне корректно. Та хоть детей нарожала (да уж, о вкусах, как говорится, не спорят...). Говорят, что у американцев подобный персонаж зовется «гиком». Обычно это мужчина средних лет, в стесненных денежных обстоятельствах, готовый своим видом внушать ужас и развлекать. Пазухин, вообщем-то, следует в схожем ключе -личность волосатого «людоеда» вскрывается довольно быстро. Но автор подбирает ему «антипода»: сельский горбун-вымогатель Самуил Самуилович намерен похитить у армян чудовище, чтобы зарабатывать на нем ещё большие деньги -по аналогичной методе. Прослеживается плоская прямолинейность мышления этого персонажа — коли раскусил замысел, придумал бы свое что-нибудь, зачем копировать. Ну там, я не знаю, карлицу бы нашел для представлений, сиамских близнецов, акробатов и т д. Но нет же — он хочет извлекать прибыль из того же самого «людоеда».

В очередной же раз убеждаюсь — у авторов третьего ряда сюжеты встречались порой менее тривиальные, чем у более продвинутых литераторов (пусть им и не достает огранки). И вновь отмечу в книге Николая Михайловича обилие жестокости и отсутствие благополучного финала- без жертв не обойдется. Скорее всего, история взята из жизни.

Повесть «Чортов мост или Страшная месть» — настоящий «параноид» для творчества Николая Пазухина — этим произведением он открыл для себя обращение к зарубежной литературе. А повесть, и правда, занимательная. Поначалу напоминает Т. Майн Рида: Николай Михайлович, видимо, был настолько впечатлён «Всадником без головы», что без зазрения совести и укоров реквизировал из ридовского сочинения сразу аж пять имен —один в один — для своих героев. Однако, далее следует неожиданный «хук»- повесть перетекает в ужасы, близкие к русской народной литературе.

Плантатор-переселенец, «мущина лет пятидесяти», гонит «караван» на новое место обитания. Вместе с Модлеем его сын, Генрих, племянник Кассий, красавица дочь Луиза — только что достигшая детородного возраста, и служанка Клара. Они теряют дорогу в пустыне, где как назло поднимаются черные столбы пыли — но весьма вовремя на встречу путникам является статный незнакомец — по имени Морис. Луиза, хоть и пытается скрывать обуревающие ее мысли, но проявляет интерес к этому «проходимцу», а Кассий скрежещет зубами. А Морис ведёт себя благородно — находит верный способ помочь заблудившимся (к делу пришелся канат длиной в несколько «саженей» — подозреваю, что Николай Михайлович разумел под «канатом» ни что иное, как лассо...), да еще и дарует дочери плантатора пестрого дикого мустанга — Милену. Да, как говорила муза-вдохновительница поэтов — Марианна Фейтфул: «Диким лошадям не под силу меня увезти...». Богатый батюшка ни за что не позволит единственной дочери выйти замуж за бедного погонщика лошадей.

Ну и я просто не могу смолчать о том испытании, что готовит молодой паре коварный Кассий, двоюродный брат Луизы — в противном случае направленность произведения будет не раскрыта. Молодые встречаются на мосту, о котором издавна ходит дурная слава — говорили, что с него бросилась в глубокую реку молодая дева, проклятая отцом — и черт с восторгом принял её. Как вторил Ронни Дио в вавилонской «Радуге»: «Усни, и тебе придется платить — лукавый уведет тебя за собой...». С тех пор мало кто отваживался в полночный час проехаться по этому мосту. Так вот, немало удивляет та легкость, с которой Кассий воплощает в жизнь свой злой умысел. Он с готовностью посвящает в него третьих лиц — причем речь не идет о каких то закоренелых преступниках или беглых каторжниках — а всего лишь о простых рабочих литейного завода (!), готовых подпилить опорные сваи. По всей видимости, у Николая Михайловича после чтения книг Майн Рида и прочих американских авторов сформировалось стойкое мнение — что за горсть золота в преступники у них готов пойти едва ли не первый встречный. И откуда он, кстати, взялся там, среди прерий, завод этот. Ну да ладно, не в том суть....

«Бедный старик не знал, что единственная дочь прощается с ним навеки, что завтра ее уже не будет под кровлею отца...» — тоже неплохой литературный приём. Автор не стремится делать секрета из последующих событий — он не пытается приберечь для читателя дешевое удовлетворение на финал, и готовит его заранее. Но всё равно дальнейший ход застает врасплох — тем, кто привык видеть воссоединение «любящих сердец» лучше закрывать книгу пораньше. Пазухин придумывает прямо-таки мрачнейший финал (фирменный прием этого автора) — господин Майн Рид навряд ли бы осмелился столь очевидно портить настроение своим доверчивым читателям.

В итоге: сочинение, помимо беспощадного аккорда, производящее впечатление соединением несочетаемого — элементов американского вестерна и славянских традиций ужасов.

Роман «Граф-самозванец, или Погоня за миллионами» выпущен в начале прошлого века издателем Левинсоном в Варшаве — «столице» русскоязычных серийных романов (или т.н.«кольпортажных»), где их активно тогда культивировали. Некоторым из тех длинных романов благоволили сопутствующие обстоятельства, и им довелось быть переизданными, но то всего лишь крупицы муки в мельничном колесе — от общего числа.

«Графа-самозванца» никто не перепечатывал, остались только старые издания — на русском и польском языках, автор неизвестен. Несмотря на отсутствие первых шести выпусков, втянуться в сюжет удалось быстро. Главный герой — немецкий художник Роберт Фельдау, отец двоих детей и муж достойнейшей женщины, Гертруды. По неизвестной мне причине (мотивированной как раз в первых, отсутствующих выпусках...), он объявляет себя носителем голубой крови, и превращается в графа Эбергарда Адлерсгорста. Красивый мужчина становится двоеженцем -он переезжает за океан и вживается в роль супруга дочери «короля долларов» Вандергольда. Первейшим вопросом наглого графа является отнимание миллионов у пожилого тестя («если мой милейший тесть не даст мне вспомоществования, мне придется очень плохо...»), что он и воплощает в жизнь различными способами... Другая, европейская, линия романа развивается в Германии. Некий сердобольный профессор находит двойника исчезнувшего Фельдау, способного утешить несчастную Гертруду — на глазах у вдовы происходит воскрешение талантливого художника — по понятным причинам резко потерявшего, увы, дар к рисованию. Но есть и проблема — объявляется бывшая новоявленного «Фельдау», безумная аристократка Вера Сувари. Она готова на всё, чтобы вырвать любимого из рук соперницы — даже если ей придется для этого соблазнять начальника тюрьмы...

Так вот, поначалу роман, построенный на приключениях «фальшивого» графа, особого впечатления не производил, хотя и написан звучным языком, насыщенным образными словесными оборотами («ты заставляешь меня терпеть муки Тантала», или «не строй из себя казанской сироты, не на того напал»...), с хлесткими названиями глав («Удастся ли?»; «Несолоно хлебавши»; «Пришла беда -отворяй ворота!»). Но после сотни страниц, мнение поменялось — парень, работавший на издателя Левинсона, наверное, был, в своем роде, гением: тот случай, когда нарочитая нелепость в зигзагах сюжета и вопиющая глупость персонажей не отталкивают, а наоборот, восхищают. Примерно так, как мы иногда говорим себе — не делай то-то, не наступай туда-то — но всё равно делаем, будто против воли. Заметна и плохо скрываемая авторская ирония в адрес американского «короля долларов» Вандергольда (легко догадаться, на какую известную фамилию намекал автор; похожим, «говорящим» образом будет гораздо позже выдумывать фамилии советский писатель Носов — см. Скуперфильда и компанию...). А так, доллары и ещё раз доллары -в каждой главе... Автор прямо-таки ловил кейф, когда седовласый миллионер прощался с очередными «двадцатью миллионами долларов». Остаётся еще добавить, что роман отлично проиллюстрирован -по крайней мере, рассматривать те старые рисунки гораздо приятнее глазу, чем многие из современных однообразных оформительских «художеств».

Примеры инцидентов (одни из...):

* «граф» привлекает к своей деятельности в Нью-Орлеане артистку, должную сыграть роль младшей дочери миллионера — для получения на свое имя расходной суммы в двадцать миллионов долларов. Сам граф играет роль прислужника Эдиты, используя нехитрую маскировку. Но проделывает это столь успешно, что в банке его не узнают ни собственная супруга, выступающая как лицо, удостоверяющая личность получателя; ни сыщик, награждающий его золотым за помощь в поиске «хозяина». Правда, артистка допускает оплошность — расписывается на банковском бланке своим именем...

* Вера Сувари для освобождения возлюбленного, мнимого художника, вступает в близкую связь с начальником тюрьмы и становится его невестой. Она использует старый трюк — передаёт узнику своё белье и одежду — чтоб он вышел из тюрьмы, а сама остается вместо него в камере. На пропускном пункте у художника спрашивают пароль. «Невеста» совершенно точно называет его (точнее угадывает). «Потрясающий» ход. Женщины тогда носили вуаль и мантилью — сколько недоразумений они приносили..

* В Венецуэле (да, написано именно так..) уже граф, напротив, попадает в бандитскую ловушку — некий «дон-жуан» мексиканского происхождения по имени Бланко, похищает аристократа, требуя очередные миллионы за его освобождение (с таким-то тестем не грех и поделиться...). Граф освобождается, но тотчас ... возвращается к похитителю — по собственной воле. Жертва превращается в подельника. Обалдевший Бланко выслушивает от недавнего похищенного новую схему — похитить супругу графа, Эллен, и выжать с тестя еще большую сумму. «По обычаю бандитов, женщина, за которую отказываются уплатить выкуп, делается всеобщим достоянием». Что ж, действие перемещается в «сабану»...

И вот ещё — для демонстрации мастерства автора. Бедняга Жан обнаруживает шефа без сознания, но, обратим внимание — вместо того, чтобы позвать на помощь, он вдруг решает закурить — да ещё и с чужой сигареты. При этом он понимает, что с сигаретой что-то не то, но делает сразу десяток (!) затяжек — вот до чего доводит жадность:

»...когда Жан переступил порог, глаза его широко раскрылись. Его хозяин сидел за столом и спал сном праведника. Жан не знал, что ему делать. После некоторого колебания он решил разбудить директора. Но последний что-то промычал и снова заснул крепким сном. — Ловко. Верно здорово выпил, — пробормотал Жан. — Спит как убитый... Его взор упал на лежавшую на столе папиросу, которая была выкурена до половины. — Жалко, верно хороший табак, — пробормотал он. — Попробуем.

Он зажег окурок и, усевшись против своего хозяина, стал пускать клубы дыма.

- Что это со мной? -пробормотал он, -затянувшись раз десять. — Голова кружится, и ноги словно налились свинцом. Здесь что-то не так.... Пошатываясь, он встал со стула...Он шатался, как пьяный во все стороны. -Господин директор, живы ли вы еще? О Господи, я умираю. У меня темнеет перед глазами... Господи, лишь бы добраться... Один только раз дёрнуть...»

А как же романтика? Да пожалуйста, вот он перед нами — легендарный «Летучий Голландец»:

«Бунтовщики уже снова подняли свои револьверы, готовые каждую минуту покончить с графом, но вдруг неожиданное явление как бы парализовало суеверных матросов. Мимо яхт быстро проплыло черное судно с черными же парусами и горевшее на нем яркое пламя делало его еще мрачнее во мраке ночи. Побледнев, как смерть, матросы пристально смотрели вслед таинственному кораблю... -Это Летучий Голландец! — шептали матросы. Мы погибли -Летучий Голландец является только перед судами, осуждёнными на гибель...»

Итого: жаль, мне не удалось узнать, чем закончилась дуэль графа и своенравного капитана Вильсона. А если отбросить в сторону отрицательные черты, предписанные героям, то какая же неистребимая тяга была у тех людей — познавать новое, рисковать, испытывать удачу — остаётся лишь удивляться...

Когда-то давно жили-были два брата-писателя из дворянской семьи, Пазухины. Ни один, ни второй особых лавров ни снискали, и ныне оба они благополучно забыты. Старший, Алексей, стругал один за другим скучноватые социально-уголовные романы; а вот младший, Николай, испытывал тягу ко всяческим бурным страстям, экзотике, авантюрности и ужасам. Уж не отвешивал ли Алексей ему подзатыльников в детстве? Что, вероятно, и нашло выход энергии такого рода — впрочем, это уже домыслы. Однако, по свидетельству книгоиздателя И. Д. Сытина, Николай «был за какие-то провинности исключен из гимназии». И вот, как раз о повести Пазухина-младшего — «Черный череп, или Таинственное преступление» (1894) и поговорим...

Связующий сюжетный «твист» выстроен настолько ладно с точки зрения традиций русской литературы ужасов, что не грех уделить ему внимание. Максим Львович Марселин после смерти дяди отправляется из Москвы в далёкий хутор в семи верстах от Днепра («а почва здесь благодатная»...). Компанию ему составляет пожилой слуга-алкоголик, верный друг Калистрат. По дороге они сводят знакомство с семейством Соурских — Максим Львович спасает от смерти дочь старика, Лидию Борисовну, и заслуживает черную ненависть её двоюродного брата, Зиновия. Кстати, просто обожаю подобные истории за недосказанность: авторы в то время словно говорили читателю — думай сам, мол, я не обязан тебе выкладывать всё на блюдечке. Так и Николай Михайлович не удосуживается разъяснить — что же случилось с девкой, от кого неслась вскачь; и почему, когда она лежала в степи, на её «мраморном» лице образовался «отпечаток смерти»...

Но я изрядно отклонился от основного, пора вернуться к ужасам. Старый заброшенный хутор. Говорят, что почивший дядя Максима Львовича водил дружбу с внучкой местной ведьмы, за что и поплатился жизнью... По ночам старый Калистрат слышит стоны и рыдания в чулане, приводящие бедного камердинера в трепет. Максим Львович примечает кольцо на полу — скрытая дверь в подполье. Поскольку дверь сходу не поддаётся, новые жильцы вооружаются топором и принимают решение приподнять её: из подполья доносится смрад и чувствуется сырость... А теперь признаемся себе — многие ли из нас, будучи на месте Калистрата и Максима Львовича, рискнули бы спуститься вниз по лестнице, которая виднеется в полумраке? А эти двое спускаются... Ну что ж, они сами напрашивались — внизу их ждет дубовый гроб с безголовым трупом. И это не дядя Максима — тот ведь на кладбище был схоронен. Наконец, в углу, у решетки, друзья подбирают шкатулку, внутри которой лежит черный череп, доверху набитый золотыми червонцами...

«Славно, славно, шут побери...». Возвращаюсь к тому, с чего начал -конечно, данный эпизод далеко не вся повесть. Впереди ещё несколько убийств, дуэль, влюбленная пара, охота на зверя и прочие атрибуты. Но как объяснить происходящее? Почему череп черного цвета? Что за покойничек лежал под полом? Почему пан Зиновий сходу проникается ненавистью к приезжему человеку, которого он видит первый раз в жизни? (Хотя это, пожалуй, объяснимо...). Почему охотник Викул всегда появляется там, где требуется найти ответ на какой-то вопрос? Что за странные казаки бьются об заклад на станице?... Вывод не сложный — во времена братьев Пазухиных рецепт написания «таинственной» истории, собственно, «таинственные» события и подразумевал, а «ключи» раздавать к ним было необязательно. Но отмечу, что замалчивания нисколько не портят эту историю — а образный, простоватый язык автора позволяет развиваться ей с постепенным кумулятивным эффектом; незамутненный simplex — без выжатых слез и психологии (за этим добром — к другим авторам).

Итого. Тогда умели работать с ужасами с выдумкой, вот ещё: люди, бросившиеся на поиски сына Соурского, вынимают из трупа пулю с меткой -инициалами «З.Ш.», верно указывающими на владельца, и озираются по сторонам — словно вспоминая имена рядом стоящих — от такой сцены аж не по себе как-то. Можно, конечно, обратить внимание на недалекость мышления стрелка — но не зря же говорят, что гнев — плохой советчик...Ну, а следующая история от Николая Михайловича уже дожидается своего часа...

«Еще в юном возрасте он начал регулярно заниматься борьбой в России, а позднее переключился на изучение боевого искусства дзюдо. Один из его секретов заключался в том, что при определенном захвате плеча большим пальцем, наклоненным вниз к ключице, надавливание на мышцу было способно вызывать сильнейшую боль. В отчаянии он вытянул свободную руку вверх до упора и применил этот захват к Педро. Анархист выпучил глаза и издал вопль, в агонии дёрнувшись телом вперёд. В результате он потерял хватку и, наконец, отпустил руки от лестницы...».

Ну, это, конечно, не баритсу, но тоже весьма неплохо. Да, это яростный граф Арман де Кесной, будущий десятый герцог де Ришло, носитель Ордена Золотого Руна — «Испанская вендетта» образует своеобразную дилогию с другой книгой, «Узник в маске» (1957), ибо обе они повествуют о молодых годах сего персонажа. И те, кто знают де Ришло лишь по роману ужасов «Дьявол выезжает», будут удивлены непохожестью этих книг — здесь герцог вновь использует подложное имя, на сей раз — учителя русского языка, а содержание продолжает гнуть приключенческую линию. Две эти книги обособлены и по той причине, что здесь нет привычных друзей де Ришло — Симона Арона, Рекса ван Рина и Ричарда Итона — в описываемые годы они еще просто не были знакомы.. Вообще, сериал о де Ришло выходил, если можно так выразиться, непоследовательно. Хронология романов постоянно прыгала: Уитли то возвращался в недавнее прошлое, то переходил в прошлое более далёкое. То ли Уитли писал в стол, и потом менял решение об очередности изданий, то ли всё у него так и шло, но потом он дописывал, додумывал недостающие пробелы в биографии своих героев. Но из-за этого часто получалось так, что он сам же давал в предыдущих книгах, выходивших ранее, подсказки о том, что произойдет далее. Например, я прекрасно знал, что эта книга закончится благородной дуэлью на горячем испанском побережье — между де Ришло и его другом Хосе Кордовой, внезапно вернувшимся из Южной Америки. Герцог принимает решение не выдавать другу женскую хитрость, которой он подвергся со стороны неверной красавицы Гули — сообщившей весть о мнимой смерти мужа в джунглях...

Если вдруг буду проходить по проспекту Бакунина, может и вспомню эту книгу — данная фамилия упоминается здесь не единожды. Но роман посвящен смертельной схватке де Кесноя — одного против всех — с кружком испанских анархистов, во главе с Франциско Феррером из Барселоны. Это реальная историческая личность, и глядя на фотографию Феррера в сети, как-то трудно и предположить, что этот степенный мужчина натворил столько бед, сколько описывается в книге. Правда, историческая справка, приложенная Уитли («Historical Note. Ferrer was shot on September 12th, 1909») расходится с нынешними интернет-данными (расстрел 13.10.1909). Интересно, что действие одной из глав романа проходит в Ялте — мстительный сын Феррера пытается достать герцога и там...

И о сверхъестественном: Д.Уитли ненадолго возвращается к мистике. Известно, что этот автор был «повернут» на теме реинкарнации, часто упоминая это явление в романах. Здесь же реализован т.н. «выход сознания из тела». Происходит это после того, как де Кесной, быстро разоблаченный испанскими анархистами (случайности — такая непредсказуемая штука...) — до того он втирается к ним в доверие, придумав, что ранее помогал делать «адскую машину» в Одессе. Так вот, избитого, полумертвого графа бросают в шахту мельницы, где царит непролазная завеса из белого тумана — миллионов парящих частиц муки, и где тот непременно задохнется до утра. Выход из кошмарной «запертой комнаты» только один — временно погрузить себя в «транс». Вообщем, как говорил творец миров Филип Хосе Фармер: «в свои разрушенные тела вернитесь...». Я, может, и ожидал другого развития данного эпизода, но спустя некоторое время пришел к мысли, что любое иное решение смотрелось бы тривиальнее... А какова бойня графа, устроенная им в «Серебряном галеоне» Кадиса, где тому противостояли один из сыновей Феррера и отчаянно защищающая его сожительница-проститутка — перегрызшая зубами скотч во рту. Да, то было время настоящих, искренних приключений...

Не могу не отметить и замаскированный в книге философский посыл: в начале одна нерожденная жизнь уходит, но в конце другая скоро явится на свет. Наверное, примерно так можно рассуждать. Уитли вплетает в историческую нить (бракосочетание короля Альфонсо XIII с внучкой королевы Виктории в конце мая 1906-го года) судьбы своих героев. Речь о бомбе, которую бросает на данном праздничном мероприятии анархист Маттео Морраль, сподвижник Феррера — по воле случая погибает беременная супруга де Кесноя, британская подданная Анжела. Однако, в конце книги появляется сообщение, что у Кесноя всё-таки появится ребенок. Горечь и просветление. Круг замыкается.

Summarium: как пел Удо Диркшнайдер — «О, это вендетта. И чётки в гробу...». Добротный роман, рваная приключенческая динамика повествования сочетается с историческим интересом, основанном на реальных фактах — и причём, относительно малоизвестных фактах, что позволяет автору использовать их более вольготно в своих целях; а больший балл я не ставлю только по той причине, что предпочитаю оставлять некоторый «запас» — ведь лучшее произведение, оно всегда остаётся впереди...

«Если вы к означенному времени не приготовите требуемой суммы, то ваша дочь будет убита»... Да, всё верно — похищения людей с целью выкупа всегда занимали стабильное место в иерархии детективной беллетристики. И вот такое вот письмо получил миллионер Д. из Одессы, чья дочь была похищена неизвестным, взбудоражив весь город. Не вполне, правда, ясно, почему для поиска он решил воспользоваться услугами иностранца — выписав знаменитого Пинкертона прямо из Парижа (!). Ведь навряд ли тот хорошо знал географию и особенности мест, где ему предстояло вести розыск на этот раз. Но, как говорится, у богатых свои причуды: Пинкертон был вызван телеграммой и снабжен необходимой суммой для приезда в Одессу. Кстати, в рассказе ничего не говорится о том, как был преодолен языковой барьер — как общались между собой одесский миллионер Д. и заокеанский гений сыска. Видимо, всё-таки на русском — где то в рассказе сказано, что Пинкертон с легкостью прочёл личную переписку пропавшей девушки — и разобрал чей-то рукописный почерк на клочке бумажки. Значит, работа у него такая была — иностранные языки знать... И ещё -автор почему то не указал требуемую сумму выкупа. В девяносто девяти процентах случаев авторы указывают, сколько же денег запросил похититель — то ли смакуя невообразимые для них цифры, то ли стремясь поразить читателя. Но Гр.В-ский пошел другим путём — возможно, он попросту не знал, сколько же и в чём могут запросить за богатую заложницу, и решил утаить сей факт — дабы не опростоволоситься...

Итак, какие же у нас зацепки. Говорили, что неизвестные в масках поймали девушку на улице, заткнули рот паклей и увезли в пещеры. А кто-то считал, что дело в «нечистой силе». Однако, даже легендарный Пинкертон зашел в тупик, не сумев выдвинуть ни одной версии (почему-то именно такое развитие и событий и предполагалось). «Из рассказов отца похищенной Нат Пинкертон только узнал, что дочь его красива, молода и образована. Вот всё, что он узнал». Ну на самом деле не только из рассказов — сыщик запросил еще фотографическую карточку похищенной и пытался в нее всматриваться. «Он беспрестанно водил рукой по лбу и разные мысли вереницей кружились в его гениальной голове...Нат Пинкертон долго думал. Наконец, он встал со стула, выпрямился во весь рост и произнес: — В этом деле сам чорт ногу сломит!»...

У данного рассказа должно быть продолжение, которое мне найти не удалось («Нат Пинкертон на пути к обнаружению преступления»). Но это не беда. Остался рецепт — как узнать окончание. В 1908-м году Корней Иванович Чуковский разразился длинной статьей (чувствуется, «сыщик» был тогда на пике славы), где он призвал всмотреться внимательнее в Ната Пинкертона: «Недавно мне попалась такая цифра: в одном только Петербурге за один только май месяц этого года — по самым официальным сведениям — сыщицкой литературы разошлось 622 300 экземпляров. Значит, в год этих книжек должно было выйти в Петербурге что-то около семи с половиной миллионов...». Вот так цифры у Чуковского! Современные издатели, наверное, поседеют, если узнают, какие тиражи тогда были... Там же, у Корнея Ивановича можно получить и ответ на вопрос, поставленный выше — почему Пинкертон не добился успеха на интеллектуальном поприще: «Я прочитал пятьдесят три книжки приключений Ната Пинкертона — и убедился, что единственно, в чём Нат Пинкертон гениален, это именно в раздавании оплеух, зуботычин, пощечин и страшных, оглушительных тумаков...Кулак во всех формах и во всех проявлениях. Пинкертон стреляет, колет, режет, рубит людей, как капусту, безо всякой жалости — и если подсчитать, сколько истребил он народу лишь в десяти книжках своих «похождений», то получится население хорошего провинциального города.»... По-чуковски тогда выходит, миллионер Д. вызвал себе на помощь не сыщика, а какого-то наёмного киллера!.. Да, так вот поэтому Пинкертон и произносит здесь от отчаяния — своему богатому нанимателю: «Пока до свидания! Время идет, надо что-либо предпринять». В конце рассказа оставлена заманчивая фраза: «Продолжение будет на днях». И, если верить Корнею Ивановичу, похитителям явно не поздоровится, и они вскоре пополнят кладбищенские списки.

Что же в итоге, что же сейчас. А сейчас всё просто — эти рассказы сами по себе — история, а содержание уже и не столь важно. И, возвращаясь к вышесказанному. Нельзя же, например, выдвигать требование кондуктору трамвая декламировать на остановках поэмы Байрона — свою пользу для тысяч людей кондуктор выполнял и без этого. Поэтому, может, и не стоило требовать чересчур многого от этого героя...

Дубровина — опытная писательница, прожившая бурную жизнь, полную противоречий. (Трудно поверить, но у нее, видимо, был или числился персональный «куратор» — несколько произведений Екатерины Оскаровны занесены в «картотеку» сайта)... Книга начинается с проникновенной реплики «от автора»: «...г-жа издательница обещала удовлетворить своих подписчиков и довести до конца начатые печататься романы. Цена отдельных выпусков так ничтожна, что сама говорит за то, что обе мы далеки от корыстной цели издания: г-жей Россинчуковой руководит желание удовлетворить своих читателей, мною — смыть грязь с светлой памяти взятого мною героя...».

Между тем, Екатерина Оскаровна — одна из первых отечественных писательниц, обратитивших внимание на сюжеты околодетективного свойства. А учитывая, что «Гипноз-попуститель» выпускался в Тифлисе (он же თბილისი -помню, как однажды давно меня поразил один знакомый, Борис Николаевич, ловко написавший на листе бумаги запрошенное у него слово по-грузински...) -в типографии «Эсперанто»- это и вовсе выглядит экзотикой. Роман написан в энергичном темпе, с жёсткими формулировками («тифлисская ночь, достойная пира у Сатаны»...), и закручивается стремительной интригой: выпускник фельдшерской школы Аркадий Мартиадзе («вечно прижмуренные глаза хищного зверя») снимает комнату на окраине. Читает по ночам книги легкомысленной направленности — «Тверской бульвар» и «Лорда Листера». Вскоре писательница знакомит читателя и с не менее странной подругой -невестой этого героя — Маро, которую тот встречает у веселого дома на Авлабаре. «Вот увидишь, пусть меня повесят, если через три года мы не будем сотнетысячниками» — после этой фразы все становится ясно: Аркадий с помощницей замышляют какой-то коварный план... «Tout passe, lasse et casse...». Екатерина Оскаровна владела несколькими языками, и не только французским — иногда в романе встречаются и вот такие фразы:« -Швидобить, дзало Такуи!». Да ладно, зачем переводить, и так понятно же всё. «...бешеные поцелуи закабалили Маро, отдали в его власть. Теперь она уже готова была идти за ним на край света.»...

Вообщем, роман у Дубровиной выдался каким-то подавленным, чего никак не скажешь об оформлении книги, наводненной веселой рекламой. Издательница подошла к делу с грузинской находчивостью (надо же компенсировать низкую цену издания): реклама присутствует на форзацах. Но какая реклама! Сначала идут «Папиросы Голубка 20 штук 6 копеек. Табачная фабрика А.Энфиаджианц в Тифлисе» — с замечательной подписью: «Превосходные качества этих папирос всем известны». Далее издательница целеустремленно проталкивает винную фабрику, продолжая пытаться прививать читателям не самые рекомендованные здравоохранением пристрастия: «Я болел желудком, а именно хроническим катаром. Принимая вино «Сен Рафаэл» компании «Вина Сан Рафаэл Валанс, Дром, во Франции», в течении пяти месяцев, я не замечаю катарального состояния, только благодаря этому вину. Б.Ф.Коврижных, начальник станции Южных ж.-дор.» Или: «... доступное средство, сберегающее желудок от заболеваний, укрепляющее пищеварительный аппарат, оказывающее существенную пользу при ненормальном действии его. Шт.Кап. Н.Л.Мяновский. Казначей. Н.Новгород». И вот совсем кошмарное: «Мои дети страдали сильной дезинтерией и только благодаря вину «Сан Рафаэл» они исцелились и поддержался истощавший организм. К.Еленская, помещица. Саратов.» (Ну ничего — говорят, что в Молдавии детям вино тоже давали)... Замечу, что всё прозрачно — вот вам, пожалуйста, адреса тех, кто поручился, никаких безмолвных электронных ящиков. И после этого издательница ещё будет уверять в своем бескорыстии? Да ещё и с целью «облегчить тяжёлое нравственное состояние несчастной вдовы» некоего «безвинно погибшего страдальца»... Поэтому, несмотря на тифлисский колорит и великодушно сбивчивую манеру изложения, общую оценку выставить пока не выходит -чего-то не хватает...

»...21-го ноября матч в Белграде всё-таки стартовал, и первые девять партий прошли без происшествий. А вот затем началась череда громких событий, да настолько странных, что я сам ни за что бы не поверил в них, если б не являлся тому свидетелем... Если то, о чем я расскажу далее, покажется вам чем-то вроде «Алисы в Стране Чудес», пожалуйста, не вините меня, а направьте свои протесты Борису Спасскому». Р.Д.К. Белград, январь 1978 г.

Сегодня, 30-го января, исполняется 87 лет Б. Спасскому, шахматному ветерану — чем не повод отойти от привычных тем. Шахматы — мир иллюзорный, в чём-то сказочный. Точнее, был им когда-то — до наступления тотальной компьютерной эры. Поэтому произведение Р. Кина несет документальную и историческую познавательность: Борис Васильевич с успехом впервые применил на практике новаторский прием, он превратился в... человека- невидимку. Как ему это удалось — с пристрастием поведал автор. Корчной же совершил натуральный «подвиг» — впервые в истории матчей подобного уровня одержал победу, проиграв по ходу состязания четыре партии подряд (!). Это был финальный матч претендентов, победитель которого через полгода выходил на поединок с чемпионом -Карповым. Мог ли выйти перевод этой драматичной книги в советское время? Вряд ли — матч сложился в пользу «невозвращенца». А могло всё сложиться совсем иначе...

Книга выдержана по известному рецепту (вступительная часть и отдельные главы, посвященные матчевым эпизодам), но она и сейчас не переведена, поэтому цитаты носят примерный характер. «Борис Спасский едва не выиграл турнир по умолчанию. Вечером 8 ноября 1977 года такси, на котором мы с Корчным ехали в Цюрих, на скорости врезалось в слабо освещенную заднюю часть швейцарского армейского грузовика. Наш «мерседес» резко затормозил, перевернулся на крышу, пересек три полосы автострады, и врезался в аварийный барьер... Я выбрался через разбитое окно и успел помочь Корчному, который с трудом выползал из-под обломков. Его правая рука была в крови, и выглядел он так, словно на нём освежевали скальп. Реакция Корчного была на удивление спокойной. Он воспринял свое чудесное спасение как знак свыше, что он несокрушим, и Спасский будет повержен...». Ух какое начало. Прямо триллер какой-то — и закаленный дух травмированного Корчного происшествие не сломило — он хотел даже отказаться от переноса игр на пять дней.

Кин приводит любопытную подборку «стратегем» по матчевым уловкам — от воспоминаний об Алехине, который ставил на доску сиамских кошек (а вдруг у соперника аллергия...); до руководства Хартстона, где упоминается множество сомнительных примеров, включающих раздавленные помидоры, врачебные уколы или, на худой конец, «полезные советы о том, как закосить под гомосексуала». Однако, автор констатирует: Борис Васильевич в настоящем матче переплюнул если не всех, то многих. ««Спасский подходил к доске только для того, чтобы сделать ход, а затем проворно исчезал из поля зрения, напоминая марксистского лепрекона средних лет». Кин приводит целое изобилие схем: по тогдашним правилам соперникам запрещалось во время партии пользоваться какой-либо другой доской (кроме той, за которой, собственно, и проходит игра). Но игроки могли видеть и демонстрационную доску — даже из своих т.н. «лож отдыха». Что же придумал Борис Васильевич: начиная с 10-й партии он, сделав ход, стремительно удалялся в свою ложу (по его настоянию, они были расположены крест-накрест). Нонсенс же заключался в том, что Борис Васильевич отлучался туда не только во время обдумывания ходов соперником, но и во время своих (!) ходов — т.е. к игровой доске он ходил только чтобы передвинуть фигуры. «Среди зрителей было много недоумений и домыслов о причинах его частых и длительных отлучек со сцены. Наиболее популярной была версия, что он страдал от диареи. Однако, в его игре не было никаких признаков этого недуга, и он создал очень впечатляющую позицию в 10-й партии... Корчной был близок к полному отчаянию, проиграв подряд четыре партии сопернику, которого он почти никогда не видел...». Кин демонстрирует английский джентльменский юмор, но, конечно, соперникам было не до шуток.

Вообще, автор не скупится на «комплименты», назвав Спасского «аборигеном с бумерангом» — когда тот появляется в серебряном солнцезащитном козырьке, наподобие тех, что носят игроки в покер — ведь сверкание козырька выводило нервного соперника из себя. Но и для любителей непосредственно шахматной игры тут есть чем поживиться. Например, тихий, «форточный» ход Корчного из 7-й партии (30.h2-h3!!) назван Майклом Стином, вторым секундантом, ни много ни мало — лучшим ходом всех времен! Но были и совершенно дикие ошибки. В 13-й партии Виктор Львович взял ферзем ладью соперника, не заметив, что она защищена слоном — 33.Ф:f5 ?? — после чего немедленно сдался (видать, удивительная тактика Бориса Васильевича принесла свои плоды!). Кин не забывает и себя любимого: «...по окончании Спасский заявил, что подал в отставку в знак протеста против «нечестного» арбитра, и что финальная позиция была ничейной. Я хотел бы вызвать Спасского на поединок, предложив сыграть эту позицию против меня — на ставку в десять тысяч долларов, чтобы посмотреть, кто прав». Это еще что такое? Кин явно острит — откуда у советского гроссмейстера может быть столько американских долларов... Также автор дарит редкий подарок коллекционерам — копию одного из протоколов, заполненного торопливой рукой Бориса Васильевича по ходу этого кровопролитного матча...

А теперь о фантастике. В 1897-м году Герберт Уэллс написал зело любопытное эссе о шахматах (входит в сборник «Certain Personal Matters») — правда, здесь, на сайте фантастики, данный сборник по заглавиям эссе не расписан, поэтому по поиску оно не найдется. Так вот, статья называется «Concerning Chess», и расположена она ближе к концу сборника. И вот что пишет Уэллс (перевод примерный — профессиональных русскоязычных реплик я не нашёл): «Страсть к игре в шахматы — одна из самых безотчетных какие бывают в мире... Это самое поглощающее занятие; бесцельный нарост, требующий постоянной добавки. Она уничтожает человека. Допустим, у вас есть перспективный политик или подающий надежды художник, которого вы хотите уничтожить. Кинжал или бомба — это архаично и неуклюже, но научите его играть, сделайте ему шахматную прививку ...». Ну что ж, великий провидец Уэллс, возможно, был прав — он уже тогда видел, сколь далеко может выйти игра за пределы шестидесяти четырех клеток, видел потенциал шахмат (в т.ч. как политический инструмент), и сколько сил будет отдаваться ради «безотчетной борьбы». (Напомню, во время Уэллса это была неторопливая игра избранных интеллигентных маэстро, курящих дорогие гаванские сигары, ни о какой закулисной подоплеке речи ещё и в помине не было). А после поражений — да, не каждый находил силы оправиться -всё это видно на примере описанного поединка... И еще, Корчной говорит: «Поведение Спасского беспокоит и отвлекает меня. Я сижу за доской, пытаюсь сосредоточиться, а он вдруг появляется, делает ход и тут же снова исчезает. Я не знаю, когда он вернётся и вернётся ли вообще. У меня нет ощущения, что я играю в настоящую игру. Это все равно что играть с призраком...». Здесь уместно заметить следующее. Спустя семь лет после окончания данного поединка Виктору Львовичу довелось сыграть с призраком уже по-настоящему: в 1985-м году он начал шахматную партию с духом знаменитого венгерского мастера Гезы Мароци (ходы передавал медиум Роберт Ролланс во время спиритических сеансов), продолжавшуюся восемь лет. Таким образом, можно считать, что данный поединок был своеобразной тренировкой для Корчного — как состязание с соперником, который отсутствует напротив тебя за доской.

Итого: вернусь к тому с чего начал — пусть Спасский и проигравший в этой книге, последние строчки я должен посвятить ему. Поэтому напомню один факт, которым не может похвастаться никто из ныне живущих шахматистов: мэтр заочно поучаствовал в культовой «франшизе» — кинофильме о Дж.Бонде «Из России с любовью» (1963) времён Коннери, где разыгрывается его партия с Д.Бронштейном. Вот так вот... Ну а господин Кин неплох уже хотя бы тем, что попытался быть объективным — в тех непростых условиях, в которых он оказался.

»...Граф Амори, как талантливый романист, вооруженный большим опытом, сумел дать в печатаемом романе всю квинт-эссенцию дворцовой разрухи... Картины оголтелого бесстыдства рисуются автором смелыми и сочными мазками.». (c) От издательства.

Да, таково старое издательское примечание — остается добавить, что вместе с подзаголовком произведение называется «Тайны Русского Двора. Сенсационный роман графа Амори». [Между прочим, плавающий и восходящий заглавный шрифт на обложке напоминает оформление конвертов пластинок из будущего — эпохи хиппи конца 60-х, группы «Cream» и им подобных. Что неудивительно — не зря же Амори величают еще и первым музыкальным «продюсером» — видно, автор предвидел всё]. А примечателен он тем, что это один из последних бульварных романов — из тех, что выходили в выпусках. А может и вовсе самый последний. Да и точное число уцелевших выпусков вряд ли сейчас кто скажет — и успел ли вообще его дописать автор до своей безвременной кончины.

Еще из особенностей  текста: здесь используются не зашифрованные, как тогда любили делать, а подлинные исторические имена. «Рассказ о достоверных событиях, имевших место лишь в недавнем прошлом...», — так пишет сам Амори. До революции вышло множество романов с продолжениями, посвященных какому либо «двору». Выходили тайны мадридского, испанского, французского, японского и прочие. Ипполит Павлович, видимо, счел несправедливым, что все подряд пишут про зарубежье, а про родной русский двор как-то и забыли. Тем более, что в 1917-м году разоблачение тайн царского двора было актуально — поэтому Ипполит Павлович, засучив рукава, стремительно принялся за работу. Чувствуется, что автор писал сей опус второпях -стараясь поскорее успеть поживиться на горячей теме, подогреваемой различными слухами и сплетнями... 

Старинный дом Можаровых, родные и близкие пытаются выяснить, куда исчезла Зинаида — выпускница института благородных девиц. Оказывается, в столице та свела знакомство с фрейлиной Вырубовой -а уже через нее она побывала в доме старца Григория. «Распутин, как сидел, так и остался сидеть, только поднял левую руку, погладил пышно расчесанную бороду и произнес: — Зина?... Ну пойди сюда, дочь моя ...голос его звучал такой мягкой властностью, что противиться ему не было никакой возможности.» Какой дивный диалог, однако. Автор будто сам всё видел-слышал. Вообщем, гипнотизм старца приобретает ужасное влияние на юную деву, и она делается жертвой его грязных вожделений. Автор не жалеет красок для описания «заслуг» Григория Ефимовича. Раз замешан старец Григорий, то сразу шабаш. Припоминается и известная история, где тот напился пьяным в загородном ресторане, потом начал сквернословить и разделся догола в присутствии хора, где были женщины. Также автор рисует картины «вечеринки» на Гороховой улице, где правит всемогущий чудодей «в костюме Адама» — там и «танец дервишей», и «греческие хитоны»,  и бесстыдные позы — всё это с участием великосветских гостей...Наконец, читателям являют известную  балерину-танцовщицу  К., к которой кто-то там норовит «присасываться». «Фредерикс, почуяв восторженное настроение артистки, не преминул присосаться к ее очаровательной ручке...- Как вас, таких дуралеев, земля носит? — улыбнулась балерина К.». Танцевальные вечеринки, балерины... да-а...чего тогда только не было...

Интересно, что в конце каждого выпуска проставлено «факсимиле Амори» — автограф автора. Тоже ведь эдакое «ноу-хау». Рецепт написания прост: подмечай и выискивай злободневное, добродетельное забудь. Но, опять же, до чего довела бурная фантазия Ипполита Павловича неизвестно — многих выпусков романа нет. А по тем, что сохранились, видно, что бульварный роман был на излёте, хотя редакция и уверяет, что при востребованности продолжит знакомить читателей с «плодами интересного труда».

О канонических рассказах Конан Дойля высказались уже столько раз, что добавить новое к словам предшественников практически нереально. Но когда вдруг попадается в руки старый, малоизвестный перевод — становится интереснее. Ведь тогда вроде бы знакомый рассказ обретает иное звучание. Поэтому никакой это не «Горбун», а «Изуродованный человек» — именно так называется рассказ в переводе Н. д'Андре (Москва, 1903). Говорят, что д'Андре — это псевдоним баронессы Елизаветы Билы. И, читая его одним глазом, вторым я иногда смотрел в самый распространенный, «огоньковский» перевод Д. Жукова... Так вот, главная особенность перевода д' Андре — впервые за всё время вижу, чтоб Холмс и Уотсон обращались друг к другу на «ты» (!). Смотрится это крайне непривычно, вот примеры фраз, диалог, когда поздно вечером великий детектив внезапно заявляется в гости к другу:

»-Заходи, пожалуйста, мой друг» (д' Андре). У Жукова приветственная фраза Уотсона по-мужски сдержаннее: «-Рад вас видеть, Холмс».

Или: «- Я же сказал тебе, что буду очень рад, если ты останешься у меня ночевать!» (д' Андре). У Жукова Уотсон вновь изъясняется прохладнее: «— Я буду рад, если вы останетесь у меня.» Еще: «-Ты знаешь, я всегда очень рад ездить с тобою. (д' Андре). «- С великим удовольствием». (Жуков).

В остальном же, помимо вышеуказанного теплого панибратства (кстати, имя горничной у д' Андре не Джейн, а Жанна — видно, английский вариант показался баронессе слишком претенциозным для служанки...), старый перевод вряд ли сильно уступает жуковскому. А в некоторых нюансах даже любопытнее. Например, в варианте д' Андре удивленный Уотсон идентифицирует животное, сопровождающее калеку, как «ихневмон», даря читателям уникальное забытое слово. Жуков же довольствуется более обыденной «мангустой». Но в нескольких деталях переводчики расходятся. По мнению д' Андре, тупым орудием для убийства послужил «изогнутый нож, сделанный из очень твердого дерева, с костяной ручкой». Жуков, пожалуй, мыслит правдоподобнее: «необычного вида дубинка, вырезанная из твердого дерева, с костяной ручкой». Разошлись они и в первоначальных мнениях относительно таинственного животного, завезенного в Англию изуродованным человеком: «Одно могу тебе сказать, что это животное похоже на куницу, и, может быть, даже немножко больше её» (д' Андре). Жуков же более осторожен в формулировках: «Я думаю, что этот зверек из семейства ласок или горностаев».

Но, в принципе, всё это мелочи. Оба перевода достойно передают смысл. И да, пару слов о самом рассказе. Мне кажется, это один из первых явных случаев в беллетристике, когда блестяще срабатывает обратный эффект — несмотря на первичные факты, безобразный урод оказывается честным человеком, а респектабельный господин — редкостной сволочью. Правда, Холмс поразительно легковерен в концовке — целиком полагаясь на слова собеседника, которого видит впервые в жизни. Ведь, как ниже тонко заметил Блофельд, определенные смысловые неувязки в рассказе имеются. Но, будем считать, что Великий Детектив безошибочно умел распознавать, лжет ли оппонент, или нет.... И еще, хоть рассказы Конан Дойля до сих пор штампуются, странно, что никто не догадался создать небольшой его сборник по принципу «животной трилогии» Ардженто — в эту компанию бы «Пеструю ленту», «Серебряного», может еще чего...

Для начала: после прочтения книги остались большие сомнения, что ее действительным автором является Александр Яковлевич Максимов (1851-1896), суровый путешественник, избороздивший вдоль и поперек моря-океаны (пусть эта информация и размножена по ряду интернет-ресурсов, калькирующих друг друга). Как знать — может быть, вдова этого путешественника текст писала; а может и тезка-однофамилец — кто ж теперь разберёт...Но, к примеру, бумажный биографический словарь «Русские писатели» не упоминает данное произведение в посвященной А.Я. Максимову статье. Что касается современного малотиражного издания (внесенного на настоящую страницу без указания года выпуска оригинала) — его у меня нет. Роман удалось прочесть по первоисточнику («Тайна княгини-цыганки. Роман А.Максимова»), выпущенному в Санкт-Петербурге в 1892-м году.

А роман и правда необычный. Бытовая история, перерастающая в бульварный беспредел, да ещё и с толикой народной мистики (оная выражается в цыганском ясновидении и чудодейственном оживлении колдуньей скоропостижно усопших). Действие, что неожиданно, происходит не в Петербурге и не в Москве, и даже не в захолустном городке N; а, по большей части, в кавказском Пятигорске. Гора Машук, Провал, Эолова Арфа, горячеводские станции. Красивые места, однако... Всё это вкупе с неторопливой манерой повествователя поначалу настраивает на благодушный лад. Мы знакомимся с пожилой вдовой-казачкой Маланьей Петровной, которая подбирает на улице неизвестных детей под свое покровительство: у неё растут дочь Марта от молочного брата-каторжника и болезненный юноша по имени Валентин. Но всё же, главной «звездой» этого семейства является Мария Николаевна, красавица писаная, поступившая в помощницы к старой казачке. Умна, сноровиста, молодых людей привлекает — просто чудо-девушка. Но автор хитрит — не признается, сколько лет Маше. Знать бы ее возраст заранее — многое сразу бы встало на свои места (как же «ловко» он снивелировал ее разницу в возрасте с другими лицами). Единовременно Маша водит дружбу с баронессой Розенблюм из Ростова, являясь ее компаньонкой. У той баронессы, помимо супруга, имеется и близкий друг мужеского пола — молодой доктор Ахметов — частый гость в доме Маланьи Петровны...

Все, кого я перечислил, на первый взгляд вроде бы не представляют угрозы для читателей, предпочитающих степенное, неспешное повествование. И вот, будто пресытившись долгим вступлением, автор сходит с наезженной колеи — он очерняет образ Маши, делая из нее мерзавку, не гнушающуюся порочными связями и даже убийствами. Да еще и труднообъяснимое вымогательство на ней- поскольку обладателем денежных средств, за которые она бьется, является иной бенефициар. «- Рыбак рыбака видит издалека, — язвительно засмеялась Маша и, презрительно пожав плечами, вышла из комнаты»... Кроме того, наступает череда прямо-таки чудовищных совпадений: старый лесничий находит сына, мать обретает дочь; несбывшийся убийца встречает того, кого ещё ребенком бросал в воду...Ну, а самый достойный, как полагается, выискивает подругу жизни...

Даже терпеливый читатель, привыкший к манере изложения писателей прошлого, вероятно, окажется пресыщенным постоянными вставаниями на колени лиц мужского пола, а также «глубокими обмороками» и «громкими стонами, вырывающимися из груди» со стороны лиц пола противоположного — без всего этого не обходится ни одна глава. Увы, подкидыш Валентин не проявляет смекалки — почему-то так и не догадывается раскрыть медальон, который он с измальства носит на шее. Впрочем, его друг Ахметов вряд ли сноровистее — тот дважды не в состоянии справиться с хрупкой девушкой — ни кинжал отвести, ни записку из рук ее вырвать...Всё вышесказанное — не ради критики, а просто констатация. Опытный автор, конечно, соединил бы все сюжетные линии в более разумном ключе и без столь театральных перегибов. А тут — даже неудачное отравление соперницы происходит с какими-то комичными чертами («дать половину -через два дня ее не станет, дать все -умрет в тот же день...»). Возвращаясь к началу отзыва — мог ли такой роман написать дальневосточный «морской волк»? По-моему, ответ очевиден....

Одним словом, книга будет интересна желающим прочувствовать все грани ископаемого русского романа с изрядно облегченным содержимым; но что касается параллелей с некоторыми другими писателями, пусть и творившими тогда в схожем стиле — сравнение будет явно не в пользу «А.Максимова».

«Дело Литтлтона» (1922) — романчик, затерявшийся в безбрежном океане западной беллетристики. Он был опубликован в известной среди детективных эстетов британской серии от W. Collins Sons & Co — с отличительным знаком — черным револьвером в правом нижнем углу (и направленном, в данном случае, в сторону головы барышни, очаровательно вытаращившей испуганные глазки).

R.A.V. Morris: полное имя автора — Рональд Артур Вернон Моррис (родился в 1877-м году в семье выходцев из Уэльса). Возможно, некоторым продвинутым посетителям Фантлаба известен его младший брат Кеннет Моррис -создатель фэнтези романов про драконов, горы и прочее. Известно, что оба брата-сектанта были вхожи в Теософское общество, причем Рональд являлся ещё и членом Ордена «Золотая Заря». А однажды он, по примеру Кеннета, решил попробовать себя в художественной литературе — создав довольно-таки сложный детективный роман, о котором сейчас и пойдет речь. Но то ли оккультные стихи и статьи были Рональду ближе, то ли он решил не затмевать успех активного младшего брата Кеннета — этот роман оказался у него первым и последним...

Так что же это за «Дело Литтлтона». Роман вполне способен заинтересовать читателя повествовательным эффектом, только не раз я ловил себя на мысли, что сюжет сворачивает куда-то не в ту сторону. И да, для такого увлеченного человека, каким, вероятно был Рональд Моррис, сюжетный мотив выбран на редкость невыразительным и совершенно типичным для капиталистических стран. Деньги, деньги, и еще раз деньги — да еще и сибирские акции ни к селу, ни к городу приписаны. В этом смысле, он, конечно, значительно уступает мотиву из книги, о которой я говорил в прошлый раз...

Преуспевающий вдовец-финансист (возможно, удивлю, но его зовут Литтлтон), получив некое письмо, срочно срывается с места и выезжает в Ливерпуль. Оттуда он телеграфирует дочурке — появились, мол, новые обстоятельства, срочно отплываю в Нью-Йорк, люблю, целую. Проходит неделя — от папы известий нет. Тогда Дорис снаряжает в путь ухажера-жениха, тот садится на пароход и отчаливает в Америку — в попытках найти концы несостоявшегося тестя. По прибытии он убеждается, что неизвестное лицо всё это время незаконно выдавало себя за мистера Литтлтона, чье истинное местопребывание остается невыясненным. Тем временем в компании, где работал финансист, назревают перемены — кто же заступит на место Литлтона?...

На самом деле, Р.А.В.Моррис упустил отличный шанс пустить сюжет в нужном направлении. Когда Безил Доусон отплывает обратно в Англию, в течение пятидневного путешествия он знакомится на палубе с неким «растаманом» — они беседуют о насущном. Здесь бы устроить телепатический сеанс связи — чтобы необычный попутчик после перекура сумел мысленно воспроизвести детали преступления (ведь в том, что оно произошло, кажется, никаких сомнений нет). Вот это был бы ход, так ход... Однако, автор предпочел развить тему по традиционному пути. При этом отказать ему в выдумке нельзя. Лучшим трюком признаю следующую загадку: примерно в те же дни старший инспектор Скотланд-Ярда Кендлиш прогуливается близ Саутширских гор. Совершенно случайно он замечает мужской труп, покоящийся в ручье. Нет, это вовсе не мистер Литтлтон, как можно подумать на первый взгляд. Автор не до такой степени прост. Это труп безвредного новозеландца, приехавшего в Англию туристом и скончавшегося в гостинице от сердечного приступа. Но каким образом он оказался в этом ручье? И для чего ему после смерти (!) побрили усы и вырядили в чужую одежду? Связан ли он как-то с пропавшим финансистом? (Да связан, связан, что уж там говорить....).И относительно завязки стоит добавить следующее: главным подозреваемым является кузен Литтлтона, его компаньон Горацио — у того в последнее время с финансами туго. Но вот незадача — последние два месяца тот вместе с сыном проживал в парижском Hotel de la Victoire, St Malo, на экспресс поезде оттуда за пару часов не доедешь. Даже (не буду говорить кто...) не смог бы сломать такое крепкое алиби — Франция это слишком далеко.

Что же в итоге — 6.5 из 10.0 — «The Lyttleton Case» содержит пусть и не выдающийся, но оригинальный трюк. Чтоб было понятнее — один этот трюк переиграет дюжину приёмов из книг других средних дедуктивистов. Правда, от столь разностороннего автора ожидался более интересный «антураж»: одних рестораничков Якобини в Сохо и выставки кубистов (мимоходом) явно мало. Поэтому — многообещающее, но вряд ли многоразовое произведение.

火刑都市 (~ «Город в огне») — внецикловый роман Содзи Симады, и совершенно не типичный в сравнении с другими его книгами. Написан он был в середине 80-х, а потому и обладает каким-то особенным, «теплым фоном» (хотя здесь, глядя на название со значком «火» , данный эпитет звучит двусмысленно...), и это тот случай, когда абсолютно наплевать на неправдоподобность сюжета... В центре Токио орудует таинственный поджигатель — по какой-то одному ему подвластной логике устраивается десяток пожаров — причем выбор мест поджогов следует определенной системе. Есть основания полагать, что здесь замешана женщина — поджигатель был в тесных отношениях с юной девой, приезжей из маленького городка с берега Японского моря, из Эчиго. И, чтоб было понятнее: героиня убивает единственного человека, которого любила в жизни — казалось бы — зачем? Да, мотив без особой натяжки можно назвать запредельным. По сути выбор возможных мотивов для убийства не так уж и велик, и давно исчерпан другими авторами — но Содзи Иванович сумел таки и здесь придумать нечто уникальное... Ну и, наконец, небольшой подарок от автора непосредственно для любителей классических трюковых эффектов — почти все поджоги в домах и торговых центрах образуют т.н «тайную комнату» — т.е. всякий раз поджог начинается из закрытого снаружи (как правило — подвального помещения, откуда нельзя выйти...), и где, разумеется, никого не было. Излишне говорить, что вычислить преступника при действии эдакого «отложенного» эффекта не легко...

Автор угодил, что называется, в точку — внезапные, бесследные исчезновения людей всегда будоражат воображение. Полицейский Накамура из отдела по расследованию убийств пытается нащупать исчезнувший след девушки, с которой сожительствовал погибший охранник по фамилии Цутия, ибо иных цепочек у него попросту нет. Тот сгорел в арендованном здании напротив железнодорожной станции Ёцуя, Синдзюку. Охранник был на редкость нелюдим, не пил, не курил, не ходил в бары, свою подругу он никому не показывал. Все фотографии и следы пребывания в квартире любовника эта изворотливая хористка тщательно уничтожает. От такой неопределенности веет каким-то холодом — какого черта «эскортница» шесть раз меняла места жительства и работы в Токио, всякий раз переезжая восточнее; почему так сложно разыскать её? И почему неизвестно имя?... Наконец, Накамуре удается нащупать след — узнать родной посёлок Юко в Канагаве, пронизанный холодными ветрами, дующими через море из Сибири. Но что за странное поведение родных и близких, откуда такая таинственность... После всего сказанного, для многих писателей момент нахождения беглянки и являлся бы кульминацией рассказа. Здесь можно подержать паузу, нагнать интриги, но... не для этого автора — он не экономит на таких деталях, это лишь промежуточный эпизод...

О поджигателе. Выбранные места — десяток поджогов домов — образуют большой круг (сказать, что этот круг означает было бы подсказкой — но чувствуется, что поджигатель — человек увлеченный и исторически подкованный). И да, в некоторых подвалах обнаружена надпись на стене: «Банзай, Токио». Причем «Токио» написано в старом стиле: в иероглифе 京 присутствует дополнительная черточка. Ну это все равно как если бы у нас злоумышленник в аналогичных ситуациях оставлял бы на стенах что-нибудь вроде «Виватъ, Петербургъ!»... В романе Токио сравнивается с Петербургом — когда идет полемика об истории названий (видимо, у автора наличествуют дальние русские корни...). «Процесс переименования Эдо в Токио овеян легендами. При имеющихся данных мы не знаем того человека, который первым предложил эту идею. В отличие от Санкт-Петербурга в России, переименованного в Ленинград, это было сделано не по политическим мотивам. Если бы название было изменено в связи со сменой правительства, возможно, вместо Токио он назывался бы ...(далее следует непереводимая игра слов)..».Одно можно сказать: «невозможно жить в городе из камня и стекла». Бездумное уничтожение естественных природных водных источников, нецелевое расходование ресурсов — во времена Эдо было всё по другому...

И, возвращаясь к трюковому эффекту — к пожарам в «запертых комнатах». Разгадка любопытная, хотя и с некоторым скепсисом — как там у Роалда Даля было -вспыхнет ли зажигалка десять раз подряд? Вот и здесь что-то подобное, только не о зажигалке речь, а о чем-то более хитром. Из за частоты удачных повторений не верится, что трюк сработал столько раз. Но нельзя не отметить «ключ» ведущий к разгадке — поджоги происходили только в пасмурную погоду. Казалось бы, какая разница, ведь пожары начинались в закрытых помещениях, а не на улице: всегда радует, когда выясняется, что пропущенный «ключ» был честно выложен прямо перед читателем — только толку-то от него...

«Каждый год в полиции наблюдается три пика: пьянство весной, изнасилования летом и кражи зимой...». И всё-таки, как автору удалось «закольцевать» в одно целое два, скажем так, «пути». Образно говоря, это как если представить две окружности, или две рядом вращающиеся шестерёнки, которые не пересекаются — но, однажды, вопреки всем законам физики- таки происходит фатальный контакт в одной точке. [Я специально поискал статистику в интернете — население Токио в 1982 году (с учетом прилегающих агломераций) составляло 29 593 344 человек. Вероятность того, чтобы произошло то, что случилось в этой истории, будет составлять, если грубо, обратную пропорцию к данному числу. Какая же должна быть фантазия у романиста, чтобы предусмотреть подобный исход!..]. Одному только человеку я пересказал развязку этого романа полностью. На что она сказала: «Я боюсь, мой разум не в состоянии это понять...». Что ж, эти слова можно расценить и как похвалу, и как противоречивый намёк на нечто с противоположным смыслом. Я же буду краток: несомненно, один из самых лучших романов автора.

«Два кинжала, или Черное Домино» — повесть, впервые вышедшая в 1866-м году у издателя Манухина. В течение десятка лет было выпущено сразу несколько бюджетных переизданий (между прочим, снабженных кое-какими иллюстрациями), после чего она навсегда сгинула из прицела этих самых издателей....Об авторе особой информации нет — кроме того, что он в те же годы адаптировал сверхъестественную поэму «Дочь волшебницы» — далеко не каждый сайт по фантастике (особенно, погруженный, как ныне ФЛ, в «актуальную и современную» тематику) знает о ее существовании — но о ней речь как нибудь потом... Между тем, что касается «Двух кинжалов....» — сюжет довольно-таки нестандартен — примечательна концовка, где умирают все — и плохие, и хорошие. Видимо, грешить меньше надо было....«Ты не поверишь… там все умерли...»(с). Как знать, может это и отпугнуло публику...

167*-й год. Испания, селение гранда Дона Себастиана в сорока милях от города К. Его последний отпрыск, погрязший в кутежах, Роберт, остается сиротой. Юношу берет под опеку хитрый приезжий прево (судья стало быть), выдает себя за родственника, и прибирает хозяйские дела. Кроме того он приводит с собой дочь Изабеллу, желая выдать ее за богатого наследника. Но разве будет интересен потенциальному читателю брак по расчету, спланированный третьими лицами? Никогда такого не было....«Роберт, однако, не обращал на нее внимания, несмотря на то, что она вполне его была достойна.» Дело в том, что у Роберта был избранный и задушевный друг Антонио. «Доходы Антонио были очень загадочны, но по роскоши и связям он был принят в лучшем кругу». Проще говоря — лучший друг Роберта Антонио Сальвари был бандитом, предводителем шайки разбойников (около шестидесяти человек разного сброда), а Роберт не нашел ничего лучше как засматриваться на его формальную супругу, Маргариту. Между тем, за голову Антонио сбиры назначают награду («5000 доблонов. Золотая монета, на российские деньги, т.е. на серебро, составит 6 р.48 к.»).

«Старик, видя, что молодежь их оставила, отправилась кто играть в кости и карты, а кто рассудил побеседовать с Бахусом»... Один из самых задушевных эпизодов — бал-маскарад масок, на котором Роберту удается-таки соблазнить Маргариту. («Я — ваша»). Плевать ему было на дружбу с Антонио, и кольцо у нее в залог взял (это как вообще?...). «Она находилась в том интересном положении, в котором женщины делаются капризны, раздражительны и прихотливы»...Тем временем, по пятам молодых на балу идёт загадочное Черное Домино — всё подслушивает, всё высматривает, и докладывает кому следует. К слову — Автор использует прием, позднее вошедший в репертуар многих успешных писателей — этим неизвестным оказывается лицо, ранее объявленное мертвым... Отдельный разговор — Третейский суд (во время заседания вносят гроб для опознания — вот это да!...) и инквизиция. Автор хорошо поработал над этими фрагментами, особенно в описании алчного судьи, задумавшего убрать с дороги обидчика дочери — волей случая угодившего ему прямо в руки...

Что же в целом — всегда рад отметить какой-либо нешаблонный (и отнюдь не скучный) сюжет, да ещё и имеющий исторические отсылки. Не будем придираться к автору — говорят, что даже Шекспир не брезговал плагиатом, что уж говорить о скромном издателе Манухине. К тому же пока не известен вероятный прототип повести -что добавляет произведению дополнительных очков.

«Говорят, что самый темный час — это тот час, что наступает перед рассветом...» Ричард Итон, один из четверки «новых мушкетеров».

Ну что ж, вот уже и 8 января, истекают последние часы выходных дней. Элвис Арон Пресли, Стивен Хокинг, Ширли Бесси и Дэвид Боуи — «козероги», когда-то праздновавшие день рождения в этот день. К их компании примыкает и Деннис Йетс Уитли, также появившийся на свет 8 января — что и является поводом вспомнить ещё одну его книгу.

В книжном виде произведения Д. Уитли в СССР не печатались. Действительно — что хорошего ждать от автора, выпустившего романы под названиями «Дочь дьявола» и «Сатанист»... Но если говорить конкретно о данном романе («Кодовое слово — «Золотое Руно») 1946-го года, то это как раз тот случай, когда книгу можно было бы и опубликовать, причем практически без сокращений — ну разве что вырезать часть резковатых буржуазных реплик по ходу дела. Ни мистики, ни показного садизма, даже секса — ни на «одну унцию» здесь нет. События происходят осенью 1939-го года в Польше и Румынии, четверка «мушкетеров» под руководством целеустремленного герцога де Ришло действует в интересах союзных правительств — они вырывают из рук частного румынского коммерсанта контрольный пакет акций дунайских барж. Делается это для того, чтобы в будущем затруднить противникам -немцам переправу румынской нефти водным путем. При этом сюжет неуловимо напоминает классический роман одного известного француза: преодолев несколько границ, «мушкетеры» стремятся доставить контракт с пустой подписью второй стороны представителю британского правительства. И сделать это не позднее чем до окончания тридцатого дня «опциона» — в противном случае, контракт теряет силу. И, внимание, для финального скачка по Черному морю, к Стамбулу, друзьям протягивают руку помощи моряки советского торгового судна... И ещё — Форд V8 -запомним эту симпатичную ретро-модель — автомобиль необходимо разыскать, важный документ спрятан в нём под сиденьем....

Считается, что история об экономическим саботаже против поставок нефти в Германию взята Уитли из реальных фактов (только на самом деле владельцем акций был французский дворянин). Автору не удалось придумать четкое обоснование того, зачем де Ришло уезжает в Польшу в столь опасный период (в местечко под названием Lubieszów, где поселились его дальние родственники, Плаховы), да ещё и в компании своей незаконнорожденной дочери Лукреции. Тем более, что в поместье «гостит» польский генерал Мак, предатель... Обилие мордобития гарантируется: «Мушкетеры» держат путь в Бухарест, в прямом смысле вырывая контракт о котором сказано выше. (Причем румынский премьер-министр Арманд Кэлинеску успевает завизировать договор утром, буквально за несколько часов до того, как его застрелят члены Железной гвардии). Симона Арона задерживают за ношение платья монахини; Рекса ван Рина арестовывают румыны за схожесть с поляком, сдавшим план аэродрома; а де Ришло -«душа партии» трагически исчезает со страниц уже в середине книги — в дьявольского герцога влетают подряд сразу шесть (!) пуль противника. Наверное и правда, выжить и передвигаться после такого ранения способен лишь Мефистофель...

Несколько цитат:

»...дядюшка Джо не такой дурак, чтобы облегчить потенциальным врагам первый раунд.»

»-Позвольте узнать, к кому я имею удовольствие обращаться?» (де Ришло прибегает к общению «в стиле Дюма» с эстонцем, которого он намерен подкупить, чтобы получить номера номера corps diplomatique»).

«Де Ришло сделал очень необычный для него поступок. Он молча протянул руку, и месье Финкс крепко сжал ее.»

«Дунай и другие румынские реки несут с гор легкое месторождение россыпного золота. Его до сих пор в небольших количествах собирают крестьяне, прибегая к необычному способу — набрасывая на русла рек овчинные шкуры руном вверх....Вполне возможно, что именно такую шкуру искал греческий герой Ясон и в конце концов привез ее в Грецию из далекой румынской деревни».

«Если бы мы только пересекали Тихий океан, — вздохнул Ричард с мнимой попыткой облегчения, — мы бы заполучили этот лишний день, ничего не зная об этом... Вы, конечно, помните рассказ Жюля Верна «Вокруг света за восемьдесят дней»? Герой заключил пари, а когда вернулся в Лондон, то подумал, что потерял свои деньги из-за каких-то двенадцати часов; но он забыл, что когда пересекаешь Тихий океан с запада на восток; то, как только переходишь линию перемены дат, наступают сутки». «Какая замечательная развязка, — иронично прокомментировал Рекс. «Единственная загвоздка в том, что мы не пересекли Тихий океан».

«Ричард рассмеялся почти истерически. Но у русских есть водка.»...Вскоре две бутылки водки были быстро обменены на несколько румынских леев.»

Да, советский торговый корабль показан своеобразно — расслабившиеся «мушкетеры» начинают пьянствовать в компании моряков. Т.е. эдакая похвала спасителям с под... с подковыркой...В принципе, указанные мелочи легко поправимы (это я возвращаясь к упущенной возможности издания книги в СССР) — в советском переводе «пьяную толпу» нужно было бы поменять на «неунывающую, бодрую духом команду», а «грязную бадью» -на «изнуренное тяжёлыми испытаниями длительного рейса судно». Вот и всё — и дело в шляпе — данный роман легко бы уделал тематические произведения того же А.Маклина или Г.Грина....

И, похоже, что герцог де Ришло не так уж и умен — ну как можно было не заметить жест Гейзенхайма, запустившего руку за пазуху. Но сюжет хорошо расписан в плане акцентов на каждом из главных героев — автор подарил каждому из них свое отдельное маленькое приключение (до того, как вся четверка воссоединится в концовке); подробно проработаны диалоги поляков, румын, и прочая «моторика». Есть и продуманные нюансы- например, в финале, когда каждая минута на счету, герои не учитывают, сколько времени займет передача шифрованного сообщения. Нашлось место и бытовым описаниям, вроде того, какие блюда подают в «градине» (садовый ресторан в Румынии). Только вот женщинам в этой истории места не нашлось -автор постарался поскорее вывести их из игры.

Итого: если бы не концовка (вместо настоящего «твиста» — эпилог из нравоучительной серии -«всё можно было сделать по-другому»...), то было бы лучше. Правда, поклонники несгибаемого герцога явно были растроганы, узнав, каким образом он сумел выжить. Книжка честно показывает — иногда, когда кажется, что всё потеряно, находится новое, ранее незамеченное обстоятельство, дающее новый шанс (точь-в-точь как у того героя Ж.Вэрна).

Ян Гуйфэй — первая наложница Китая, изображена в узорчатых одеждах в окружении пионов. Взгляд на ее лицо заставляет прочувствовать, что среди изысканности царит грусть. Красные, желтые, пурпурные и персиковые лепестки пионов — все они демонстрируют тончайшие оттенки, как и листья, которые варьируются от желто-зеленых до темно-зеленых и тиловых... Да уж. Первая мысль, наверняка, возникает — будто речь идёт о какой-то старой китайской картине, известной ценителям. А вот и нет. Тем, кто немного знаком с творчеством Такаги Акимицу, известно, что этот автор повёрнут на татуировках: приведенное выше описание — рисунок, выполненный не кистью, а острой иглой токийского мастера Каке Йоши на человеческой коже — спине главной героини...

都会の狼 (~ «Пес с городской окраины») — роман из серии книг о прокуроре Сабуро Киришиме. Писатель шёл своим путем — обычные «сыщики», являющиеся героями подавляющего большинства произведений данного жанра, выполняют у него только черновую работу, связанную с поиском улик и свидетелей; а вот самое главное приходится на долю Сабуро — он проводит допросы и выдвигает обвинение подозреваемому....Сумное начало истории не располагает к веселью — по установленной практике (действие происходит в 1962-м году), один из прокуроров должен присутствовать на смертной казни преступника. Киришима, переведенный в Сендай, становится свидетелем казни некоего Эйтаро Коямы, выкрикивающего вслух: «не виновен»... Дальнейшее действие ближе всё-таки к т.н. «крутому» детективу — утяжеленному внушительным количеством отрицательных персон. После восьми лет заключения на свободу выходит мелкий преступник Кендзи Араи. Он намерен исполнить посмертную просьбу того самого Коямы — из чувства признательности. В 1943-м году Кояма спас в манчжурских степях юного Кендзи, бежавшего на юг вместе с матерью. Просьба заключается в мести некоему бандиту, известному как «J с улицы Саки». Имя его никто не знает, но известно, что J носил татуировку на левой руке в виде цветка сакуры. Семь лет назад алиби в убийстве семейной паре ростовщиков из Иокогамы этому бандиту обеспечила четверка игроков в маджонг («после смерти Сталина «акции упали»...). Дерзкий Кендзи начинает последовательно выслеживать каждого из этой четверки сомнительных «коммерсантов» (что весьма затруднительно, ибо времени утекло порядочно, да и адресов они не оставляют...), пытаясь нащупать след неуловимого J. Кстати, один из тех игроков — женщина — она по совпадению является правой рукой босса той группировки, к которой примыкает и сам Кендзи... Так вот, далее происходит прямо-таки «хичкоковское» устранение свидетелей одного за другим — сразу после того, как Кендзи Араи поговорит с кем-либо из них. Выглядит это так, будто подельники бегут жаловаться тому самому таинственному «J» -о вдруг проявленном интересе к старому делу со стороны незнакомца, и J мгновенно принимает решение их ликвидировать — заодно сваливая трупы на подвернувшегося под руку неудачника, недавно освободившегося из тюрьмы... Трудно поверить, но все 8 лет Кендзи ждала сексапильная татуированная подруга — Сумико. Чем, интересно, она занималась эти годы?...

Что же в целом. Роман написан в мрачном, реалистичном ключе (есть даже цитата Толстого) с циничной, прагматичной разгадкой. Главный вопрос — действительно ли таинственный J убирает старых подельников, или некто, пользуясь случаем, расправляется с недругами (и, главное, ведь есть за что...). Да и существует ли он вообще, этот J.... С оттенком злости описывается сцена, когда Кендзи трясет одного из двух братьев Генки — оказывается, ожоги на руках, подозрительно напоминающие попытку свести татуировку, он получил на Окинаве, от огня американских солдат...

...В темной тесной комнате, где любой неподготовленный человек не смог бы провести и пары минут — из-за густого, режущего глаза сигаретного дыма, за потертым рабочим столом трудился писатель Такаги-сан. У него было плохое настроение, каждая последняя строчка выходила с болью и со скрипом, и даже только что початая вторая бутылка вина не могла изменить ситуацию.... Заходясь в кашле, он вытащил закладку из книги, посвященной китайской династии Сюаньцзун в истории Тан. Император Сюаньцзун вступил на престол в седьмом году по западному календарю, а в следующем году сменил имя правления на Кайюань. С этого момента начался расцвет династии Тан, получивший название «Правление Кайюань». Через двадцать лет ее могущество стало клониться к упадку. После смерти императрицы Хуэй Фэй император Сюаньцзун решил искать замену . И он нашел наложницу, подобную той, что была изображена во дворце Хуацин на горе Ли. Ею стала Ян Юйхуань — впоследствии известная как Ян Гуйфэй...

Такаги-сан задумчиво произнес про себя, заталкивая в переполненную пепельницу очередной окурок от сигарет «Филип Моррис»: «татуировка — ключ ко всему. Вспомним татуировку на спине той дуры, Сумико. Два иероглифа 玄宗 — это «Сюаньцзун», император, историю о чьей наложнице она восхваляет. А фонетически они оказываются сходны с именем ее любовника... Отличная идея...».

«Я вернулся на тот же пруд, к тому же саду

Гибискус- как её лицо, ивы — как её брови

Как не проронить слезу...»

Такаги-сан продолжил вспоминать историю, запечатленную в поэме Бо Цзюйи «Вечная печаль».... «Запертая комната и другие нереалистичные ситуации, воспетые западными авторами — это сюжеты для слабаков, которые не в состоянии придумать нормальный сюжет. Эти авторы когда-нибудь вообще выходили на улицы из своих богатых особняков? Контрабанда алкоголя, черный рынок, проституция, торговля оружием, карточные вертепы, поддельные биржевые акции — они хоть раз слышали обо всём этом? Русский писатель Толстой сказал: «Человек течет, и в нем есть все возможности: был глуп, стал умен, был зол, стал добр, и наоборот. ...Ты осудил, а он уже другой». Только знал ли Толстой обо всём этом?», -продолжал размышлять писатель...

Итого: кажется, что похожий сюжет (в своих реалиях) способен был бы придумать какой-нибудь американский автор среднего пошиба. Но есть разница. У него бы главный герой в сходной ситуации сделал дорогостоящую пластическую операцию, да и дело с концом. Здесь же, чтоб скрыть прошлое, антагонист набивает поверх цветов сакуры новое изображение, с драконом. Да и не только это -вроде бы мелочи, но сколько разных отличий в подходе к сути дела. 6.5 из 10.0.

«Мертвая зыбь» — прямо-таки модернистский криминальный роман для своих лет. Начать с того, что на роль главной героини (её зовут Ремнева Анна Николаевна) определена женщина, чей род деятельности можно охарактеризовать как «писательница». В наше время никого этим не удивишь — сейчас во многих книгах вымышленные главные герои-рассказчики являются писателями по профессии (вспомнить хотя бы сколько таких книг накропал небезызвестный Ст.Э.Кинг) — а вот в годы Капитолины Назарьевой обсуждаемый подход был в диковинку.

О том, как она пришла к своей психоделической идее, остаётся лишь догадываться. В качестве вероятного ключа-подсказки можно рассмотреть отрывок из этого романа — он будто взят из жизни самой писательницы. Скорее всего, так оно и было: «Хотите, я прочту вам начало моего романа ?», -как-то раз предложила Капитолина Валериановна своему близкому другу. Тот охотно согласился, и сел рядом. Капитолина Валериановна с увлечением принялась читать свое произведение, воплощая давнишнюю, нежно взлелеянную мечту, иметь первым критиком этого человека. Но тот не выдержал испытания — вместо того, чтоб внимательно слушать и дать оценку произведению, этот друг принялся перебирать руками, пробираясь к обнаженному локтю, сверкавшему сквозь домашний халат писательницы... Капитолина Валериановна пришла в негодование и нахмурила брови — она поняла, что собеседника интересует совсем не книга.... С этой минуты участь её друга была предрешена. А заодно и родился материал для нового романа — вскоре рукопись была дописана и направлена не хватавшему звёзд с неба петербургскому издателю Александру Петровичу Пятковскому...

Да, неоднозначная идея состоит в следующем — героиня, получившая после первого объяснения в любви отказ от мужчины, решает... Отомстить ему? Нет. Для автора такое решение было бы слишком банальным. Вместо этого героиня чуть ли не силой влюбляет в себя другого мужчину (того, что не умел слушать...), выходит за него замуж и после.... планомерно доводит его до самоубийства. А первый — тот, который обидчик, со стоицизмом взирает на всё это. «Он-убежденный был человек. Фразер.».

В целом — если б не нарочито приземлённые, откровенно недалёкие мужские образы, вышедшие из-под пера проницательной писательницы, то история могла бы развернуться в более выигрышном ключе. К тому же ощущение, будто Назарьева изъяла, скрыла нечто важное (возможно, что и постыдное) из совместной жизни Анны и Валентина, из -за чего история видится неубедительной... Думаю, Патриция Хайсмит с восторгом прочла бы данный роман Назарьевой.

«Побежимте, сударыня. Не должно терять ни минуты, дом наш окружен со всех сторон...» (c) Пётр.

Данная повесть — благообразно-чинный образец старинной безымянной халтуры. Под названием «Ночное привидение в Немвродском замке» книга вышла в 1875-м году, без указания автора. И, по всей видимости, это вольный пересказ (или произведение «по мотивам») очень старого французского романа «Le Fantôme de Nembrod Castle» (вот это да — еще до Бородинской битвы был написан, в 1808-м.), канувшей в лету писательницы с длинным именем Catherine-Françoise-Adélaïde de Saint-Venant, сочинившей около трёх десятков романов. Многие ли слышали это имя: Катрин-Франсуаза-Аделаида де Сен-Венан? Фантлаб такой писательницы не знает. Вот то-то и оно — сейчас и оригинал-то уже вряд ли разыщешь... Поэтому, несмотря на посредственное литературное качество, роман тем и интересен — как реликтовая готическая история о призраке (привидение в замке и впрямь настоящее, пусть и не играющее первичной сюжетной роли).

Героиню зовут Леония, она едва достигла шестнадцати, что-ли, лет. Чувствуется, что автор решил (а), что чем больше тайн будет переплетено в начале произведения, тем лучше. Мы не знаем ни настоящих родителей Леонии (ее воспитывают чужая тетка и приходящий батюшка), ни причин, почему эта парочка даже под страхом смерти не собирается раскрывать секрет рождения юной девы. Еще более непонятно, что за странные личности охотятся за ними — не гнушаясь мордобития и кровопролития (страдают слуги хозяйки Иван и Пётр). «Бог вечно благий и праведный бодрствует над вами и, конечно, не предаст вас в руки злодеев», — говорит мудрый батюшка. Вообщем, дело темное, и Леония бежит с берегов Луары в Лондон, где скрывается на улице Св.Ямеса в гостинице госпожи Гиль. Беглецам приходится отстегнуть на водку двадцать пять рублей (да, именно рублей...) перевозчику («...уже заплочено!»).

Главные события развиваются всё-таки именно в Немвродском замке Валлийского княжества, где Леонию берет «под крыло» богатый милорд Эдвард, проживающий там с двумя сестрами Эвелиной и Амандой. Самое таинственное — по ночам Леония видит призрака-пианиста, выбирающегося из близлежащей пещеры. «Элтон Джон» что-то напевает и бормочет имя Леонии. Судьба сыграла злую шутку с девчонкой — привела её к призраку давно умершего родного отца...

Что же в целом. Раздражает манера рассказчика перескакивать с первого лица на третье (в отношении одной героини!)... К тому же, создаётся впечатление, что к концу автор притомился — хоть все и заканчивается благополучно, целая связка «ключей» остается нераскрытой. Впрочем, раньше подобное бывало не так уж редко. А из-за ощутимых сокращений чувствуется, что неизвестный автор нещадно покромсал первоисточник. Как знать, может в полном варианте его и читать было невозможно, а так получилось вполне динамично — пусть и при весьма скромных талантах рассказчика.

«Организаторы разместили делегации Корчного и Карпова в отдельных отелях на вершинах гор по разные стороны от города — чтобы они могли любоваться друг на друга только издали, как башни Минас Итиль и Минас Моргул во «Властелине колец» Толкиена...». (с) Раймонд Кин, 1978.

31-е декабря -день, непохожий на остальные (да и за окном, что называется, «гостевой» ландшафт...), заодно и повод оставить отзыв на нечто отличное от дежурной для сайта тематики. Правда, автор книги, английский гроссмейстер Раймонд Кин (квалифицированный историк по совместительству) не так уж далек и от фантастики, как это может показаться на несведущий взгляд — у него есть книга, построенная на редкой литературной идее — в ней он разыгрывает воображаемую шахматную партию между Наполеоном и Гёте. Но не будем пытаться выявить тематическую зашоренность в своих «палестинах», а продолжим...

Значит, «Карпов- Корчной. Изнанка матча на первенство мира» (1978). В прошлое время о переводе и об издании этого произведения не могло быть и речи (даже не сколько из-за нелестных выпадов «претендента» на соперника, а скорее из-за его явной грубости в адрес руководителя советской делегации Батуринского, с которым велась открытая вражда — на фоне сложной ситуации с родными Корчного, оставшимися в СССР...). А вот почему не издали позже — вопрос риторический (тем более, что одна книга Кина всё-ж таки вышла в издательстве «Физкультура и Спорт»). Между тем, для общего понимания этого текста вполне хватит и базового, институтского знания английского — потому ждать перевод не так уж и обязательно. Рассматривать работу Кина необходимо «в пандан» к книге Карпова, вышедшей тремя годами позднее — как альтернативный взгляд со стороны претендента. Кин выступал на матче в качестве главного секунданта Корчного, но никакого подобострастия в адрес «шефа» у него не прослеживается, скорее, наоборот, наблюдается некоторая дистанция. Ничего не пишет он и том, как его «завербовал» Корчной (ох уж эта непрерывная магия цепочки игроков на букву «К»). Некоторый намек содержится в приведенной автором партии Карпов-Кин (Бад-Лаутенберг, 1976), где англичанин оказался единственным, кто сумел отобрать очки у чемпиона мира — он устоял черными, разыграв защиту Филидора. Мы помним, что этот дебют был списан еще во времена Остапа Бендера. «В остальных двенадцати черные применили хотя и устаревшую, но довольно верную защиту Филидора...» (c).

О Карпове автор отзывается в целом уважительно («Карпов держит в голове структуру будущих событий подобно Микеланджело, который утверждал, что видит будущую форму своей скульптуры еще в грубой каменной глыбе»), хотя и позволяет себе несколько колкостей. Например, зачем-то указал, что плотник сколотил для чемпиона мира кровать специальных размеров. И еще, непосредстваенно для любителей шахматной игры: из всего творчества Карпова автор привел следующие партии: Портиш- Карпов (Москва, 1977); Карпов -Майлс (Тилбург 1977); Карпов-Тайманов (Чемпионат СССР, 1972). Ролики с разборами этих трёх партий, ставших классикой в исполнении молодого Анатолия Евгеньевича, сейчас легко можно найти в интернете. Также с непонятной целью Кин целиком привел ничейную партию из сеанса одновременной игры, состоявшуюся в Челябинске в 1962-м году — где 11-летний Анатолий Евгеньевич впервые встретился с Корчным. Вряд ли она обладает какой-либо ценностью...

Итак, «Karpov-Korchnoi. The Inside Story of the Match»: по тексту выдержан разумный баланс — книга интересна не только тем, кто разбирается в правилах игры, но и обычным читателям (и даже в большей степени): замечания и жизненные комментарии Кина позволяют окунуться в ту ушедшую атмосферу древней игры («... только проницательный австрийский еврей Вильгельм Стейниц придумал официальный титул, поэтому его имя стоит первым в почетном списке чемпионов»), ощутить накал страстей.

Так что же видели и слышали в 1978-м году в «далеком Багио» чуткие глаза и уши английского гроссмейстера? (Кстати, на тагальском наречии «Багио» означает «золото»). Как и в книге Карпова (на тот момент еще не написанной), здесь невозможно обойтись без ярких цитат. Делегация претендента прямо-таки шиковала — тут и сравнение Манилы с «Диснейлендом», и экзотические блюда («когда я заказал суп в Philipoina Plaza, его принесли в миске, заключённой в формованную глыбу льда, куда были вморожены цветы»). Забавным выглядит озвученное Батуринским требование просветить рентгеном оливко-зеленое кресло Корчного stoll giro flex стоимостью 700 фунтов — увы, внутри оказался всего лишь поролон. И еще, Кин о банкете (видимо, в шутку): «я испытал облегчение, что меня не пригласили выступить в роли дегустатора еды Корчного...». Петра Лееверик о советской делегации (отнюдь, не в шутку — о требовании раскрыть «функции» 16-ти человек): «категория «турист» не существует для советских путешественников»...

Но всё же настоящие перлы Кин выдает в начале каждой новой главы (партии). Как образец, приведу некоторые (перевод — примерный) — да и то, в итоге, для сокращения объема, пришлось сократить больше половины того, что наметил выписать.

(8) Карпов отказывается пожимать руку Корчному, но тот успел протянуть ее — выясняется, что Виктор Львович так и застыл тогда с протянутой рукой. Позднее Кин прореагирует довольно грубой репликой, после чего Батуринский замечает: «Кин утратил черты, присущие английскому джентльмену».

(10) Триумфальное появление доктора Зухаря. «Гипнотизёр, парапсихолог, некромант -как вам будет угодно». Лееверик безуспешно пытается отпугнуть его, подсаживаясь к этому доктору и трогая его за колено (!), заодно, будто невзначай, показывая скандальную книгу Солженицына. Позднее Зухаря все-таки удаётся временно отсадить на задние ряды. Кин пишет, что происходит это после совместной выпивки с Батуринским (за его счёт, Кина).

(15) «Боги не могли оставить без внимания драматичное поражение Корчного, и отметили это событие землетрясением силой в шесть баллов по шкале Рихтера (я не уверен, что это рейтинг, эквивалентный силе Эло). Молния проникла даже в спальню Гарри Голомбека. Почему боги решили выбрать именно этого невинного прохожего, я не знаю, но, к счастью, он остался невредим.» (Колкость автора в адрес старшего коллеги-земляка, английского мастера, не совсем ясна).

(23) «Вилла Корчного превратилась в площадку для мистиков, где гуру левитировали — они входили туда и выходили как им заблагорассудится. Некоторые даже левитировали в мой номер, в результате чего я счёл за лучшее переехать в отель «Сосновка» на постоянное место жительства ...Однажды я пил кофе с госпожой Лееверик, когда зазвонил телефон и официант сообщил ей, что с ней хочет поговорить некий господин Распутин. Я тихо помолился про себя, чтоб Корчной и госпожа Лееверик не пострадали — как это случилось с двумя предыдущими приверженцами безумного монаха — Николаем и Александрой.»

(24) «Вечером накануне игры семнадцать парапсихологов, гуру, членов Аманды Марги и матрон вперемежку с респектабельными дамами собрались на вилле Корчного для сеанса медитации. Мы сели в позу лотоса, образовали мистический круг, и в течение двадцати минут распевали мантру «баба нам ке валам». После духовного очищения мы вкусили священных фруктов и овощей.... Корчной был настолько воодушевлен, что спел для нас на русском языке песню «Есть в городе таверна...».

(27) «Трое местных жителей были арестованы за то, что вымогали у Корчного 15 000 долларов за услуги черной магии, обещая помочь ему выиграть. Проблема заключалась в том, что они угрожали обеспечить ему проигрыш в случае отказа платить.»

(28) «Карпову нужна была теперь только одна победа, и все стервятники собрались в ожидании 28-й партии. Но дерзкий Корчной оставил их голодными. А Карпов играл вяло, надеясь, что Корчной сам себе выроет могилу... После перерыва я собирался подняться в игровой зал, когда услышал знакомый смех из лифта. Корчной уже выиграл!».

И, наконец, самое убойное (из официального обращения советской делегации): «В своем письме г.Кин указывает, что присутствие доктора Зухаря в зале и его пристальный взгляд, обращённый на г-на Корчного, беспокоят последнего. Г. Кин также намекает на способность доктора Зухаря к гипнотическому воздействию. Эти обвинения абсолютно бездоказательны как с научной, так и с фактической точки зрения. Находясь в зрительном зале, доктор Зухарь не нарушает ни одного из требований к зрителям раздела 7.4 регламента. Тот факт, что в течение всей игры он иногда не покидает своего места, даже чтобы ответить на простые позывы природы (на что г.Р.Кин обращает особое внимание а своем письме) не может рассматриваться как преступное поведение.»

Что же в итоге. Несмотря на то, что соперникам было не до шуток, впечатления как от книги, так и от самого матча, положительные. Тогда не было допинга, подсказок компьютеров и искусственного интеллекта. Кин подметил очень важную деталь — о том, какую роль сыграл фактор времени. Даже в разрезе такой книги можно рассуждать о способах обойти нормальное течение Времени — темы, если говорить о литературе, встречающейся в фантастике (напр. «Новейший ускоритель» Уэллса) и в некоторых старых детективах (где трактуется опровержение невозможности преодолеть расстояние за указанный период). Поясню, что имею ввиду: ходы в партии — это и есть расстояние, которое следует преодолеть соперникам. Но, как и в физике, Время в шахматах обладает относительностью — оно, образно говоря, течет по разному для каждого соперника. У одного остается пять минут чтобы прожить половину партии — «шахматной жизни», другой же за это время делает лишь пару ходов. По мнению Кина, тактика Карпова заключалась в быстроте — пусть и в ущерб возможности сделать более лучший (!) ход — это ничто иное, как и есть стремление нарушить ход нормального течения времени у соперника — ибо если тот аналогичным образом не перестроится, он попадет в хроно-западню. При всём при том, Корчной имел реальные шансы на победу (я не утверждаю, что чемпион мира уступал ему в силе, объективно говоря это были два игрока внушительной практической силы). Феноменальный рывок, когда Корчной после 5:2 сравнивает счёт до 5:5 — это классика противостояний. Автор книги сказал: «Корчной играл лучше Карпова , но он играл и хуже. Карпов и Корчной устроили шахматному миру банкет из тридцати двух партий. Мы все должны быть благодарны им за этот великолепный пир.». Присоединяюсь к этим словам -Анатолий Евгеньевич и его соперник подарили спортивной истории великий поединок. Ну а господину Кину спасибо за, вообщем-то, добрую книгу.

«Предлагаемый роман не есть фантазия автора, а лишь взят из действительной жизни наших, увы, горьких дней...».

Да, это строчки из редакторского сопровождения настоящего, с позволения сказать, романа. И ещё — к арахнологии никакого отношения он не имеет. Полный текст произведения прочитать не удалось, но ведь это же не повод оставлять знатный раритет без внимания? Тем более, что автор, скрывшийся под фамилией «Погуляев» (в которой чувствуется мягкий «троллинг») не отказывает себе в воображении — он знает толк в том, как надо стругать легкие бульварные истории. (К слову — ничего зазорного в слове «бульварное» не вижу. Всё, в своем роде, проистекает от чего-то и имеет начало. И данная литература дала первые ростки для многих из тех, кого и сейчас ценят и помнят).

О завязке. Здесь происходит много непонятного. На обложке изображена порядочная с виду дама с пышной шевелюрой — но разве мало таких — в чем же заключается подвох?... Замечательно, что автор бросается в омут без напыщенных цитат и долгих церемоний. Шумная улица портового города. Вход в подвальное помещение винного погреба, где рядом стоит «нарядная девушка, профессию которой не трудно было угадать»... Это еще что? Что за профессия такая? Пока ничего не ясно...

Аристократический переулок, девушка в вылинявшей шляпке и поношенном жакете (уже другая...) — Август Викторович Крушлинский принимает на работу новую потенциальную сотрудницу-папиросницу («меня зовут Аней»), присланную Фактором Меером. Ручная работа, между прочим, подробно искусный процесс описан, со знанием дела — что и ценно: маленькие ручки ловким движением берут табак, завертывают в пергамент; затем эти ручки табак с бумажкой вставляют в гильзу маленьким серебряным штифтиком — и вот, происходит чудо — готовые папиросы падают одна за другой -привлекая затуманенный взор нескромного хозяина... «Закрепим наш договор стаканчиком вина и закусим. Это у меня такой обычай...». Становится видно — происходит что-то не то. Хитрый способ («у, недобренькая!»...), которым воспользовался немолодой уже Август Викторович в качестве попытки достижения своих негуманных целей («десять рублей за оказанное расположение по добровольному соглашению получила от Господина Крушлинского...») раскаляет атмосферу. Ну а далее, роман, наконец, переходит в авантюрную стадию — в кульминационный момент врывается некая мстительница в черной маске — на руках у нее браслеты с иглами (!), за ней черный, как уголь, помощник по имени Нуби (!)... Дальнейшее мне неизвестно — автор, как опытный беллетрист, временно оставляет одних героев и переходит к другим — перемещается на пароход, следующий вдоль берегов Евпатории. Соседи по палубе — горестная попутчица по имени Вера Дионисьевна (замечательное отчество — попробуй-ка только не стать истинной вакханкой с таким отчеством...) и участливый незнакомец (Николай Львович). Чувствуется, что вскоре произойдет нечто драматичное...

Ну что ж, в очередной раз отмечу — в этих старых забытых историях иной раз бывают редкие по своей изворотливой маневренности сюжеты — а для создания интриги вовсе необязательно выдумывать что-то сверхъестествественное -редактор предупредил ведь, что роман «читается с захватывающим интересом... пред читателем пройдет как в калейдоскопе вся тяжелая жизнь...». Ну, насчет «захватывающего интереса» — он, конечно, набил цену себе. Можно лишь догадываться, что далеко не всегда во взятых им жизненных ситуациях удача поворачивается нужной стороной к тем, о ком идёт речь... И, вероятно, осведомленный автор лишь прикрывался благими предостережениями — возникло стойкое ощущение, будто направление его блуждающих мыслей было далеко от критического.

В одном из прошлых комментариев к Деннису Уитли я обратил внимание, что в его библиографии присутствуют четыре книги, в которых преобладает фантастическая составляющая. Что ж, настал черед ещё одной из них — «Ка Гиффорда Хиллари» (1956). Правда, некоторые издатели относят эту книгу к оккультным, но считать так не совсем верно — ни одного обряда или упоминания черной магии здесь нет... После выхода роман был признан успешным и хорошо продавался — возможно, из-за своеобразного изображения главного героя после физической смерти — его дух «ка» хоть и ограничен в подвижности, но способен летать, подслушивать чужие разговоры, проникать сквозь стены и твердые предметы. Тем удивительнее, что к данной тематике автор больше не возвращался. В качестве приближенных аналогов могу вспомнить (из раннего) — малоизвестный роман смоленского эмигранта Масловского «Vous qui n'avez jamais été tués» (1951); а из позднего — сценарий к фильму «Привидение» (1990) Джерри Цукера. И вроде бы что-то похожее описывал некогда раскрученный товарищ Карлос Кастанеда... Но почему же именно «ка»? А не просто призрак или фантом? Уитли еще с середины 30-х годов интересовался Египтом, известно, что у него хранилась бронзовая фигурка Ка, а также статуэтка воскресшего бога Осириса... Структурно роман далеко не прост, моё отношение к нему несколько раз менялось по ходу сюжета. И начинал читать его я еще года два-три назад, но тогда увяз на одной из ранних глав — события развивались уж очень медленно. Там же от лица высокопоставленных персон разбираются вопросы стратегического планирования (в главе, которую сам автор — виданное ли дело для беллетриста- советовал пропустить читателям...). Десятилетие черчиллиевской фултоновской речи; или, как знать — может автору захотелось пристроить кусок неопубликованной документалистики: с обсуждением «советского блока, чьи силы направляются единой волей, а не разделенными советами многочисленных правительств...».

Кратко о завязке. В результате абсурдного семейного происшествия 42-летний кораблестроитель, бывший офицер R.A.F Гиффорд Хиллари оказывается вовлеченным в любовный треугольник с фатальным концом. Он погибает от действия новейшего изобретения профессора Эванса, позарившегося на прекрасную супругу соперника, развратную красавицу из древнего семейства ла Стренджей по имени Анкаре. Воистину, существование верных жён в книгах Уитли — нечто из разряда фантастики, таковые у него не водятся... Кстати, раз мы на сайте по фантастике, необходимо уделить пару строк профессорскому изобретению — это аппарат, вырабатывающий т.н «лучи смерти» (для 50-х звучит немного устаревше, да). А ранее Эванс разработал противотуманную рассеивающую машину со схожим принципом. Очевидно, для замысла Уитли это устройство необходимо было только для одной цели — выбить «дух» из тела, позволить «ка» выйти наружу. И с этой точки зрения его решение выглядит удачным, хотя и старомодным по сути. В завершение искрометной завязки: возмущенная Анкаре избивает тщедушного ученого до смерти стальным жезлом и подделывает важную прощальную записку. Меж тем в конторе Гиффорда зреет скандал — ведь навязанное им решение об отмене проекта по разработке лодок E-boat грозит проблемами...

Смотреть, как твой труп сообщники в сумерках бросают с пирса в ледяную воду, а после всплытия хоронят и погружают в гроб — это «такое себе» удовольствие. Но главному герою приходится претерпеть не только это. Редкий случай — Уитли примеряет на себе шкуру социального писателя. Его герой занимается вуайеризмом — заглядывает в трущобы Ноттинг-Хилла и Фулхема, полные разврата, нищеты, и прочих свойств 50-х гг... В одном случае старик Уитли изрядно порадовал своей неувядающей молодецкой удалью — когда Гиффорд подглядывает за симпатичной девкой по имени Дейзи, обладающей паранормальными способностями. Призрачный «ка» повторяет: «Посмотри на меня! Посмотри на меня!» — и происходит это почему-то как раз тогда, когда та снимает трусики, релаксируя после сложного дня. «Вдруг Дейзи повернула голову и посмотрела в мою сторону. Она не испугалась, но на ее красивом лице появилось раздраженное выражение. Я был уверен, что мне удалось проделать свой трюк и она меня видит. Через секунду она подтвердила мою уверенность, резко потребовав: «Что вам угодно?»...»

Гиффорд понимает, как был несправедлив к детям от первого брака: сын — балбес, да ещё и коммунист (!), дочь — проститутка. А с точки зрения сверъестественных элементов напрашивались два вопроса: 1) почему Гиффорд не видит себе подобных (объяснение будет не вполне вразумительное); 2) как скоро он найдет «проводника» — медиума, экстрасенса и т д. для общения с внешним миром. К чести автора, он не стал упрощать себе задачу — новый мир подчиняется определенным правилам; равно как хорошо и ограничение, наложенное на перемещения героя — меру нужно знать во всем. А вот с т.зр. криминалистики автор никак не объяснил факт ненахождения отпечатков пальцев на орудии убийства — спрашивается, ежели человек сам признался в том деянии, почему тогда его отпечатков нет?..

Впечатляюще написан многостраничный эпизод, напоминающий давние рассказы о погребенных заживо — о том, как Гиффорд Хиллари тщетно пытается выбраться из гроба. Положение усугубляется, когда поверх него ставят другой гроб. Недаром Питер Хайнинг включал этот драматичный отрывок в свои антологии ужасов — под говорящим названием «Гроб»...

«До меня вдруг дошло, что теперь я никогда не прочту «Элегию» Грея, не увижу мавританский шедевр архитектуры Альгамбру в Гранаде, не полюбуюсь со Стоунхенджа восходом солнца в летнее утро...». [Здесь хочется заметить — попроще бы желания надо иметь — тогда и ощущение потерь будет меньше...]. И всё таки, несмотря на вышеназванные ужасы, это — хорошая книга — с ощущением сентиментальности и чего-то доброго, сердечного. Ведь будучи в том «состоянии» (трудно подобрать верный термин...) в котором пребывал Гиффорд Хиллари, он не остался безличным, а продолжил принимать невидимое участие в судьбе своих близких — многих простил, многое понял.

Без нескольких дней год зрело решение, поставившее в непроходимый тупик действующего куратора Ластбадера — как разрешить поставленную задачу: быть или не быть этой странице (к счастию, или нет — подоспела помощь со стороны...). Но, как верно замечено, тексты песен печатались на конвертах пластинок, а значит, факт бумажной публикации засчитывается. Что ж, после такого многомесячного долгостроя, грешно было бы оставить без внимания данное «стихотворение» . И за восемь последних лет это лишь седьмой отзыв на произведения автора на Фантлабе -что как бы прозрачно намекает на его нынешнее место в читательской иерархии.

Боевикам 80-х с Шо Косуги и Рутгером Хауэром посвящается... Эрик ван Ластбадер, автор бестселлеров о ниндзя, в середине того десятилетия присоединился к «Культу Голубых Устриц» — работе с американским вокально-инструментальным ансамблем «Blue Öyster Cult» — и выдал на-гора текст для их песни «Shadow Warrior». Да и сама пластинка носила соответствующее боевое название в том же духе — «Клуб ниндзя». Но, несмотря на продолжительную подготовку и коммерческий подход, альбом провалился в продажах, и даже соавторство писателя Ластбадера не помогло «устрицам». Но это ведь не повод обходить стороной текст «Воина Тени»? Несмотря на видимую простоту, Ластбадер зашифровал в тексте стихотворения множество аллюзий, связанных с боевыми искусствами Востока. Конечно, его можно и прослушать — достаточно разыскать запись с пластинки «Клуб ниндзя» 1986-го года — трек со второй стороны звучит целых 5 минут 40 секунд.

«I have no home i live within my mind». Ещё Лафкадио Хирн писал о стремлении человека при помощи медитации достичь областей мысли за пределами словесного выражения.

«I have no one — no one I'm bringing up to the sky with me». Древние говорили: «Не человека делай своим спутником, но Небеса, а беря Небеса в спутники, не щади сил».

«No weapon, I carry no sword, only my hands to protect me». Известно, что меч -душа самурая. Между тем, злоупотребление мечом осуждалось, равно как и тот, кто выхватывал меч без достойного повода.

«No laws, I obey no laws». Вместо закона действовал нравственный кодекс, сформировавшийся естественным путем, запечатленный на скрижалях сердца.

«My spirit is righteous and free». Праведность, неоспоримое понятие, толковалась как способность принимать решение о том, как поступить, согласно с разумом, без колебаний.

«I see, my life has flashed as the star meets my head». Жизнь — долгая дорога с тяжелой ношей на плечах. Выдержка — основа долголетия...

Можно продолжать разбирать строчки и дальше, но, наверное, хватит. Говорят, что у японцев принято не хвалить, а указывать на недостатки подарка, тем самым, стараясь не оскорбить того, кого дарит: мол — лучший подарок должен быть вручен не мне. Также скажу и о Ластбадере — писал не лучшие книги, но зато проторил путь другим, кто в то время пытался развить данную тематику.

«13 часов, 10 минут» — так называется архивный рассказ из далёких 50-х. Автор вновь подкрепляет свою репутацию истинного демона нерушимого алиби... В скоростном поезде # 817 едет главный подозреваемый в убийстве родственника — успешного продюсера, в смерти которого он в первую очередь и был заинтересован. Но вот какая штука: ровно в 13:10 телефонист принял звонок в театральный офис компании «Акаги» -именно тогда и состоялся, по словам подруги погибшего, последний с ним разговор. Подозреваемого придется отпускать — случись этот звонок минут на сорок раньше, его бы арестовали — тогда возникало бы допущение, что он успел поквитаться с жертвой до отправления поезда. Но получается, что убийство по времени произошло не ДО, а ПОСЛЕ его посадки в салон скоростного сёнана (湘南) # 817...

Описанный здесь путь к разгадке является примером «бриллиантовой дедукции», позволяющей опровергать любое, с виду самое незыблемое суждение. Чтоб додуматься до этого решения, нужно смотреть расписание не того поезда, где ехал подозреваемый, а двух других (!) поездов с того же маршрута. Однако, главным ключом к разгадке тайны признаю необыкновенные слова, прозвучавшие всё в том же 1956-м году (как раз в год публикации данного рассказа!) голосом Гурченко: «Пять минут, пять минут... Даже в эти пять минут можно сделать очень много...». Очевидно, до следователя Тодороко — главного героя рассказа — каким-то образом долетели эти волшебные строчки из уст Людмилы Марковны — иначе решительно невозможно понять, каким образом можно было прийти к последующему озарению...

Перед ними лежит фрагмент расписания. Поезда # 813, # 815, # 817 — с указанием времени для каждого из экспрессов, когда они проследуют со станции в Токио две остановки, включая станцию Офуна. Каждая остановка длится не более минуты. Но вот, странность — у 813-го и 815-го время пути между станциями Йокогама и Офуна — 18 минут, а у 817-го — 23 минут. (Это ж надо было еще догадаться сравнить маршруты...). В чем дело? Откуда взялись эти лишние пять минут? Стало быть, есть исключение: остановка в Офуне этого поезда продолжалась не одну минуту, а целых пять минут — и началась стоянка ровно в 13:10...Казалось бы, и что из этого? Да очень многое — прямо напротив перрона стояли свободные телефонные автоматы... Дальнейшее: чистая техника — с приличествующими нюансами...

Рассказ не лишён экзотики. «Повернув за угол клетки со слонами и поднявшись на три ступеньки, подойдите к священному месту... Здесь находится тама-джари — пруд в форме тыквы с плавающими карпами. Когда вы перейдете через каменный мост посредине и повернёте налево, там будут два или три небольших серпантина инари-даймёдзин, и за воротами тории перед святилищем увидите маленький храм...».

Есть в этом какой-то символизм, ведь, как говорится: «Не считай расстояние в пути. Вперёд идёт время, но оно всё равно остаётся позади...»

В рассказе Дж.А. Миддлтон «Черная лента» речь идёт о призраке старинного ирландского семейства Бересфордов. Среди семейных портретов наличествовал один, на котором изображена леди Бересфорд, одетая в живописное платье второй половины XVII века; и приглядевшись можно было увидеть, что ее правое запястье опоясывает широкая черная лента. (Да, этот тот давний период, когда употребление обращения «леди» звучало естественно)... И добавлю ещё по поводу черной ленты. Однажды леди Бересфорд заявила лорду Тристраму: «Вы больше никогда не увидите меня без нее». Потом продолжила: «Я ожидаю известий о смерти лорда Тайрона, случившейся в прошлый вторник». После чего ее собеседник решил, что она помутилась рассудком. Но не тут-то было — слуга заносит письмо...

Депрессивный рассказ, доказывающий, что призраки способны оставлять вещественные отметки на теле живого человека, с каковым им довелось пообщаться. Правда, скептики вправе высказать предположение, что леди Бересфорд самолично нанесла себе оные-пре-оные шрамы, спрятав их под черной лентой — но от этого допущения рассказ предстанет еще более мрачным, ведь безумство — это дело такое....

И благодарности обворожительной писательнице (пусть она, в силу разных, но естественных причин, уже не услышит мою искреннюю похвалу...) за оригинальные сюжеты.

Прежде чем пояснить, почему этот канувший в лету рассказ на пару страниц под названием «Black Magic. A Story of The East», принадлежащий перу викторианской девы Дж.Аделаид Миддлтон, привлек мое внимание, потребуется сделать некоторое отступление. Отступление, можно сказать, вынужденное, поскольку придется попытаться найти ответ на литературную загадку, которой в следующем году стукнет ровно 120 лет. Правда, вопрос, о котором пойдет речь ниже, изначально был задан не мною, а прозвучал от двоих известных библиофилов — коллекционеров рассказов Конан Дойля — я лишь скромно присоединился к их поискам истины.

В 1904 -м году в Петербурге вышел сборник Артура Конан Дойля «Жестокая расплата» с указанием имени переводчика на титульном листе — Виктора Феофиловича Пуцыковича — журналиста и издателя, ранее сотрудничавшего с самим Ф.М. Достоевским. Среди восьми рассказов — и мистика («Священное кольцо»), и морские приключения, и один рассказ про Холмса («Приключение с одинокой велосипедисткой»). Но более всего из этой восьмерки выделяется предпоследний рассказ с элементами черной магии — под названием «Замысел факира». Именно он и является той давней загадкой, о которой знают некоторые избранные почитатели творчества Конан Дойля — всё дело в том, что на русском языке этот текст издавался лишь единожды — в том самом 1904-м году, в старом петербургском сборнике с переводами Пуцыковича, что даже не во всех крупных библиотеках сохранился. И проблемой является то, что доподлинно не выяснено оригинальное название этого рассказа -равно как и ответ на вопрос, действительно ли он принадлежал Конан Дойлю.... Конечно, нельзя считать совершенно невозможным вариант, что старинному русскому издателю удалось заполучить никому неизвестный текст сэра Артура; но всё-таки предположение, что рассказ этот написан неким другим автором, выглядит правдоподобнее — и включен был в сборник «Жестокая расплата» либо по ошибке, либо с каким-то умыслом... «Замысел Факира» удалось найти и прочитать. И как же не поддаться его влиянию? «Этот рассказ явился из Индии, — страны тайн, задач, чудес, странных уклонений и умолчания; страны, знание которой так ничтожно у нас, а невежество так далеко...». Британский офицер Роджер Холден поступает на службу в Индию, и располагается на новом месте с супругой. У них появляется необычный сосед — медитирующий йог, факир. Однажды, в отсутствие мужа, он просит у молодой женщины небольшой дар — локон волос с её головы. Англичанку коробит данное предложение, но из вежливости она находит выход из ситуации -идет в гостиную, вырывает ворсинку из ковра, по цвету напоминающий ее собственный волос и отдает индийцу. Тот кладет подарок на ладонь и продолжает медитировать. Спустя некоторое время женщина слышит шум — ковер из гостиной начинает под воздействием неизвестной силы самопроизвольно перемещаться — из дома, прямо по направлению к сидящему поодаль йогу. Очевидно, что на месте ковра должна была оказаться та женщина. Что хотел с ней сделать коварный маг? Это предположение оставим за скобками...

И кто же автор? Конан Дойль или кто-то другой? И если не он, то кто? Мне показалось сходство с Элизабет Т.Мид (несколько ее переводных рассказов в дуэте с Р.Юстасом довелось прочесть ранее). Поскольку поиски по интернету по ключевым словам не принесли успеха, я обратился к нескольким знакомым коллегам, в чьем интересе к литературе прошлого не сомневался — существовал небольшой шанс, что они смогут определить источник. Однако, подкрепленных фактическими примерами предположений, не последовало. Хотя один из них в качестве предполагаемого автора назвал... Конан Дойля (причем, не зная источника русскоязычного текста). Думается, о лучшем комплименте тот старинный издатель не мог и мечтать... Но вот, спустя некоторое время на неожиданный ключ к разгадке указал библиограф Tsathogua, предложив рассмотреть в качестве первоисточника рассказ, заголовок которого виден вверху настоящей страницы. После прочтения рассказа Миддлтон из сборника Питера Хейнинга «Ведьмин Круг» (1971), в первую минуту померещилось, что стодвадцатилетняя загадка решена — сюжет повторял «Замысел Факира» один в один.. Но, как говорится, не все так просто. Начнем с того, что, петербургская публикация датирована 1904-м годом, а рассказ Миддлтон в книжном виде увидел свет десятью годами позднее. Разумеется, не исключен вариант, что ранее он печатался в каком-то журнале («Стренд» или «Пирсон» например) -но как найти эти концы? Джесси Аделаида Миддлтон давным-давно забыта даже в своей родной Англии, за весь прошлый век переиздавалась считанные разы, и вряд ли существует ее библиография. Но это ещё пол-беды. Сюжет этих двух рассказов пусть и похож до «степени смешения», но... русскоязычный текст гораздо объемнее -примерно раз в пять (!), и новелла Мидлтон выглядит в сравнении с ним как черновик. Да и не йог у нее, а «старый туземец». И супруга героини зовут капитан Росс , а не Роджер Холден (хороший пример, кстати, почему может не сработать поиск первоисточника по именам собственным, равно как и поиск по первой строчке).

В итоге, на прозвучавший вопрос выделю три теоретических варианта ответа:

1. Истинная дата первопубликации рассказа Мидлтон не 1914-й год, а 1904-й или более ранний. К сожалению, Хейнинг в своей антологии не озаботился тем, чтоб указать источники текстов. (Прямо как многие нынешние малотиражники). Если это так, то русский издатель 1904-го года где то разыскал публикацию английской писательницы и использовал ее как «каркас», подвергнув текст значительной обработке, возможно, с помощью того же журналиста Пуцыковича.

2. Рассказ -первоисточник вообще другой, а Миддлтон занималась плагиатом или пересказом. В этом случае подлинное имя автора сюжета остаётся под вопросом.

3. Версия третья, самая невероятная. Рассказ в русском сборнике действительно принадлежит перу Конан Дойлю, только создатель Великого Детектива сам воспользовался чужим сюжетом — переняв идею из хрупких рук писательницы Мидлтон, либо какого-то иного, неизвестного, автора. Английский оригинал утерян, и господин Пуцыкович был последним, кто видел ту рукопись. Но такое развитие событий и правда, уже смахивает на «черную магию»...

Пока ограничусь следующей констатацией — история Джесси Мидлтон неплоха (как указал в примечании Хейнинг -властное отношение героев было характерным для британского правящего класса зарубежом), но текст под названием «Замысел факира» гораздо лучше и литературнее изложен, чем творение этой мрачной ловительницы призраков с берегов Туманного Альбиона. Поэтому, как говорили старые русские газетные печатники: «продолжение будет»...

Некогда я знал одного человека — горячего поклонника миниатюрных паровозиков для железной дороги. Покупал он эти игрушки повсюду, подчас за немалые средства, тщательно скрывая от домашних их стоимость, и, хоть и был он уже взрослым, всякий раз радовался каждому новому добытому экземпляру — иногда заслуживая подколки в свой адрес. Со стороны это казалось баловством, увлечением, сродни прочим видам коллекционирования. И вот, у одного из героев настоящей книги аналогичное хобби — строить модели железных дорог. Но есть существенная разница. Автор преподносит это увлечение в таком контексте, в каком вряд ли бы пришло в голову рассматривать его простому обывателю: здешний антагонист разрабатывает на игрушечной модели железной дороги план... похищения настоящего поезда.

Единственная полнометражная книга Нисимуры, выходившая на английском языке: «The Mystery Train Disappears» («Misuteri Ressha Ga Kieta»), Dembner Books, Нью-Йорк, 1990 — в переводе некоего Гейвина Фрю... Вообще, у этого автора, Нисимуры, с реалистичностью совсем плохо. Заявленная проблема звучит громко: в процессе движения бесследно исчезает Таинственный Голубой Поезд, состоящий из двенадцати вагонов с локомотивом EF65, и покинувший поздно вечером в субботу вокзал Токио. Местонахождение четырехсот пассажиров и обслуживающего персонала неизвестно. Но после постановки задачи появляются сомнения — насколько реально удерживать внимание на такой загадке и разрешить ее в итоге эффектным образом? Поезд — отнюдь не тот предмет, что может проходить сквозь игольное ушко, его просто невозможно не найти через несколько часов поиска (забегая вперед — здесь его искали более суток...). Ранее мне попадались еще две книги с аналогичной загадкой — исчезновением целого поезда (имею ввиду писателей-нефантастов, у которых связаны руки необходимостью рационального объяснения; при использовании фантастического допущения, таких сюжетов, конечно, можно отыскать гораздо больше)...И я всё ждал, когда же найдется кто-нибудь смелый, кто реализует самое экстремальное решение — разбор всего состава на запчасти на заброшенной станции и вывоз их в неизвестном направлении на грузовиках (варианты допустимы). Но именно такой способ «исчезновения» мне не встречался — и здесь Нисимура придумал другое, самое напрашивающееся решение, до которого легко догадаться по ходу.

Более интересно другое. Если верить автору (роман 1982-го года), японская сеть скоростных железных дорог представляла тогда убыточное мероприятие — по итогам года эксплуатационные расходы равнялись в среднем ста пятидесяти пяти процентам относительно годового дохода, а это значит, что чем больше поездов они запускали, тем больше денег теряли. «Таинственный поезд» — это часть комплекса мероприятий J.N.R. для повышения доходов (уж не знаю, существовал ли такой на самом деле, или это выдумка автора). Четыреста билетов по 30 000 иен (детям- вдвое дешевле), маршрут следования держится в строгом секрете. Но подразумевается посещение ж.д. музеев и песчаных дюн. Отъезд в субботу в 23:59, возвращение — в понедельник в 9:30. И что, согласился бы нормальный человек поучаствовать в этом «аттракционе» с неизвестным направлением? Вот-вот... У Нисимуры же — аншлаг. Заявок в двадцать раз больше, чем, собственно, билетов, много детей...

Немного удивляет беспомощность как полицейских (Хонда и Тоцугава), так и дирекции железной дороги. По требованию банды шантажистов они безропотно готовят в кратчайшие сроки миллиард иен. Правда, их можно понять — четыре сотни человеческих жизней на кону. Но автор, конечно, сплоховал. Даже не прибегая к фантастике у него был отличный шанс литературно развить тему в рамках своего сухого рационального расследования. Можно было разбавить текст анонимными вставками-мыслями от лица кого-нибудь из пассажиров, или, на худой конец, обрывками дневника — где бы тот делился неудобствами, страхами о судьбе и неизвестности направления и. т. д.

В результате читатель не знает ничего о том, что происходит с похищенными, а потому и не чувствует их переживаний. Да и полицейские здесь далеко не гении — наводка на мысль, где может находиться поезд является им после случайности- оброненной визитки одного из пассажиров, репортера — только находка это состоялась... в другом поезде, «Комете»....Единственную догадливость они демонстрируют, когда вычисляют, на какой из 102 (!) станций между Токио и Киото произошла остановка поезда-беглеца. Трудно поверить, но факт — среди этих ста двух остановок найдется безлюдная станция, похожая на храм, без хостелов и гостиниц, с «паутиной над билетным барьером».... Переводчик Гевин Фрю подстраивается под англоязычных пользователей, и постоянно оперирует футами и ярдами, типа «each carriage was approximately sixty-seven-feet long, which came to eight hundred and twenty feet...». Какие еще футы в Японии? Странно, что переводчик тогда уж заодно иены на доллары не заменил — чтоб американским читателям суммы понятнее были... Вообщем, текст выглядит суховатым и не позволяет основной загадке долго концентрировать на себе внимание. Не спасает роман ни дополнительный «невероятный» трюк с исчезновением десяти денежных тюков из движущегося поезда с закрытыми окнами, ни даже финальный фокус с книгой «Мысли председателя Мао». Здесь нет ни эмоций, ни какой-либо живой жизни Японии за пределами полицейского участка и железнодорожного пути со скоростными поездами. Немудрено, что после выбора данного произведения, в обойму переводных авторов англоязычных стран Нисимура не попал. В то время как во Франции у него были переведены более удачные вещи, а у нас дело ограничилось одним малоизвестным сборником рассказов.

»...и у рыцаря, от великой усталости, начали смыкаться глаза. Тогда в правую руку он взял меч, а в левую узду своего коня, и озабоченный различными мыслями, предался сну, склонив свою голову на камень...»

Да, как говорится, много было говорено и писано о житие-бытье знаменитого Артура... В этом старинном опусе (снабженном, между прочим, готичными полу-гравюрами..) его замок именуется «Каридоль». Но несколько удивляет авторский ход — ни Артур, ни основные рыцари круглого стола главными лицами не являются. На первый план выходит юный Родриг, сын Роланда (неистового Роланда !) и красавицы Фиориллы из Очарованной земли. Отмечу, что т.н «очарованная земля» — это не Британия. Попасть в оную местность могли только избранные, и не все они находили обратный путь...

Поначалу здесь фигурирует другой рыцарь, Фортинбрас, раскинувший майским днём палатку перед артуровскими владениями. Прямо не говорится, но, как я понял, Фортинбрас намеревался склонить к срыву покровов саму Гвиневру (губа не дура...). Замужнюю женщину, между прочим. «-Рыцарь! -отвечала Гвиневра, — неприлично мне принять от тебя пояс, потому что могу чрез то подвергнуться нареканию...» Фортинбрас участвует в рыцарских поединках, и уделывает артуровских рыцарей -Сегремора, Миланца и др. одного за другим. Напоследок он сходится в поединке с Роландом, побеждает и его, потом скручивает и тащит за собой в очарованную землю. Жаль, что далее автор вероломно бросает Фортинбраса ради другого героя — узнать о дальнейших похождениях этого господина было бы неплохо...

Чем хороша описываемая эпоха -враги относились с уважением и учтивостью друг к другу. Особенно, если соперник был достойным. По дороге Роланд и Фортинбрас становятся друзьями, братаются, и последний жалует пленнику самое дорогое, что у него есть — отдает ему свою прекрасную сестру. «По окончании свадьбы, которую торжествовали с необыкновенной пышностью, Роланд наслаждался с своею супругою полным блаженством любви и семейного счастия до самого времени, пока не сделалась она беременною.».. Так вот, возвращаясь к сыну Роланда. Родриг превзошел отца — он мог вплотную приблизиться к необыкновенному камню Флорант, к которому простые смертные не могли подойти ближе двух аршинов. Сидеть на нем мог только Артур...

Дальнейшая часть книги — сплошная макабра и химеричные приключения. Странные графы и рыцари, безумные женщины и карлики, воры и насильники, чешуйчатые чудовища и заколдованные мосты. Миссия Родрига -победить властителя Коротинской земли, волшебника Роаса — которого страсть как любили женщины. За что, интересно? «Лемита, уверившись в смерти своего супруга, раздрала от горести на себе платье, начала рвать свои прекрасные волосы...». Но всё-таки самой примечательной признаю встречу с отвратительной ведьмой — Фридигундой. «Должен ли я обнажать свой меч против женщины? Право, это не принесет мне никакой чести и заставит думать, что я трус...» Ведьма фактически поборола Родрига в рукопашную, тот был шаге от неминуемой смерти — если бы не конь. А всё из-за чего? Несчастная вдова с глубоко впавшими глазами тронулась умом, и по ошибке признала в Родриге убийцу своего мужа. И это при том, что Родриг ей в сыновья годился. Вот что творит одиночество...

Сверхактивные приключения добродетельного рыцаря, лишь в концовке позволившего себе слегка расслабиться — неся Лару в опочивальню. Пример существования жанрового разнообразия в старых анонимных текстах. Интересно бы узнать, каковы оригинальные источники сего гибридного опуса (уж не Шекспир ли сюда в компанию затесался...), что за «путешествие» он проделал, прежде чем облечься в эту форму. Тот, кто упрощённо его фольклоризировал, был относительно продвинутым знатоком рыцарских текстов...И, пока сейчас писал это, всплыла в памяти пластинка Рика Вейкмана «Мифы и легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого стола». Надо бы как-нибудь переслушать...

В интервью в конце настоящего издания (с латинскими буквами — «Nighmare of a Hunter» на обложке...) Арисугава-сан говорит, что собирается работать до восьмидесяти лет, выпуская по одному полнометражному роману в год. Дай Бог каждому писателю возможность строить столь долгоиграющие планы... В этом романе сохраняется техника классических детективных рассуждений -для современного мира с сотовыми телефонами, видеозаписью и интернетом. И впервые вижу, чтоб в заключительной сцене, где происходит традиционное изобличение убийцы, финальную речь толкал не один ведущий «дедуктолог», а сразу двое. Возможно, где-то такое уже и было, но ничего в голову не приходит — ведь роль «гения» обычно достается только одному-единственному участнику. Здесь же сначала выступает криминолог Хидео Химура («Фёдор Огнёв»), а потом его друг, писатель Арисугава-сенсей («Алиса»). Первый отвечает на вопросы КТО? и КАК? Второй — на вопрос ПОЧЕМУ?... «Фишка» в том, что первый рассуждатель не знал, как объяснять вторую, мотивационную часть загадки, а второй — не смог бы выстроить логику вопросов и ответов первого.

В начале июня писатель Арисугава принимает гостевое приглашение другого популярного писателя — Ширабуша, специальностью которого являются романы ужасов. (Как некогда Стивен Кинг, Ширабуш недавно оправился от последствий жуткой аварии). Арисугава-сенсей приезжает в лесной дом Юмесёдзе — за железнодорожной станцией Камеока. После первой же ночи писатель становится свидетелем происшествия: в гостевом доме Тапира (да, в честь милого животного названо, даже статуя есть...) некто кошмарным образом расправляется с приезжей женщиной по имени Кита. Та ранее была дружна с секретарем хозяина, и приехала почтить его память. Убийство совершено с японской жестокостью — шея насквозь пронзена стрелой от лука с острым наконечником («ядзири»). Кроме того, кухонным ножом у девушки отсечена правая кисть... Автор давно тяготеет к поистине дьявольской симметрии — можно не сомневаться: скоро произойдет и второе убийство. Точно. Труп преследующего Киту ухажера находят по соседству, в т.н. Заброшенном доме, причем у парня (задушенного струной от лука) тоже отрезана кисть — только не правая, а левая... Любопытно, что часть персонажей носят имена, также имеющие отношение к стрельбе из этого замечательного орудия. Например, имя племянницы хозяина («Юми» ~«подобная луку»). Убийца с луком был выведен и в книге писателя Ширабуша. Однако, то давняя традиция коллективных совпадений фамилий по некоему объединяющему признаку — потому и нет смысла на этом зацикливаться. У меня вот в институте одновременно вели занятия преподаватели с фамилиями Кривозубов, Хромов и Скороходов...

А теперь будут спойлеры. Думаю, учитывая, что роман не переводился на русский язык, это допустимо — да и не востребована сейчас такая литература в широком смысле. Но если вдруг кто рассчитывает где-то это прочитать или посмотреть телеверсию -то далее на своё усмотрение... Так вот, продолжим. По любым детективным канонам в деле должен быть замешан хозяин дома (тем более такой одиозный) — либо стать жертвой, либо, наоборот, убийцей. Поэтому в данном вопросе всё просто. Но автор строит сложную цепочку рассуждений, доказывающую, что убийца отделил кисть от руки второго трупа для того, чтобы оставить ею, кистью, кровавый отпечаток на стене дома, где находился первый труп — чтобы связать их в один эпизод. Поваленный молнией кедр разделяет поселок на две части — и те, кто не успел выехать до грозы, попадают под подозрение, ибо вручную тело не перетащить из одного дома в другой. По логике убийцы, труп в доме по другую сторону поваленного кедра должен говорить о том, что он был перенесен туда до грозы, когда машина ещё могла проехать по дороге. Но разве это что-то доказывает? Если одному тяжело, то легко можно допустить, что сообщников было двое, и они перетащили тело на руках — в этом случае машина и не нужна...Однако, здесь главный герой — автор романов ужасов, и в его исполнении выбранное решение будет выглядеть натуральнее. Поэтому, наверное, авторский ход оправдан.

«Убийца, возможно, собирал руки умерших людей, чтобы совершить какой-то таинственный ритуал». По поводу мотива: устранить свидетеля, который знал имя подлинного автора рукописи. Рукописи, авторство которой присвоило себе чужое лицо. Трудно оценить правдоподобность данного мотива, но всё-таки он обладает некоторым своеобразием, это не отнять. Как ни странно, сходная идея примерно сто двадцать лет назад встретилась в криминальном рассказе русского писателя Зарина. Правда, у него, напротив, жертвой стал автор, который купил труд другого. Но истоки конфликта-то абсолютно единообразные: нежелание стороны, воспользовавшейся чужим авторским правом, публичной огласки. И вот цитата с того древнего рассказа Андрея Ефимовича, подходящая и сюда — к чему всё это может привести: «Он сидит теперь в сумасшедшем доме. — Возьми золото и отдай мое имя! — кричит он исступленно и бросается на стену, нанося ей удары. Но вернуть имя нельзя, и Г. погибает в доме умалишенных в полном забвении, а имя Ш. по всем вероятиям, попадет в историю русской литературы»...И да, интересно, подразумевал ли Арисугава-сенсей кого то из коллег? И насколько много в современном мире «фальшивых» авторов ? А учитывая, что главный герой по ходу произведения часто сравнивается со Стивеном Кингом, не скрыт ли здесь крамольный намек на какую-то сторону творчества последнего? Об этом в книге не говорится, но как раз в том 2017-м году Кингу на пол миллиарда предъявил иск создатель комиксов за якобы кражу идеи для «Темной башни». И ещё — попробуем возразить: для чего стоило устраивать убийство в присутствии стороннего гостя — опытного писателя детективов. А это, позвольте, уже совпадение -ту барышню, решившую за память друга заступиться никто не звал, в компанию не приглашал. Кто скажет, что в жизни мало синхронных совпадений — пусть накинет на автора романа верёвку. Как говорится, «поздний гость гложет и кость»... Да, и где ещё сейчас можно найти такой славный артефакт из прошлого, как огромный кедр, внезапно падающий на дорогу и... образующий тупик. Замкнутое пространство, если хотите. Здорово же. Поэтому, констатируя: с логикой у Арисугава-сана все в порядке, и, хоть к многоплановой удаче роман и не отнесешь, свои 6.5 из 10.0 баллов он заслужил.

На старости лет сэр Уитли, уставший от бурных европейских событий середины XX века, всё чаще обращался к приключениям в жарких экзотических странах. Конечно, и сам там бывал — на обложке издания автор изображен в соломенной шляпе. Травелог романа «Белая Ведьма Южных морей» последовательно развивается в Бразилии, Гватемале, Фиджи и Новой Каледонии. В усредненном виде сюжет прост — три малочисленные группировки борются между собой за право получить лицензию французских властей на поисковые работы близ Тухоа, где в 1786-м году затонул испанский корабль «Мария Амелия» с золотом. Это французский переселенец из Алжира Пьер Лакост, местный коммерсант Валентин Карвалью, а также наследный принц острова Накапоа — рату Джеймс Омболуку. К последнему примыкает сильно постаревший авантюрист, давно знакомый читателям — бывший агент британской secret service, Григорий Саллюст. Благая цель — помочь коренному населению от нашествия индийских эмигрантов приходится ему по душе. Компанию Григорию составляет мадам Манон де Буа Траси, настоящая belle-laide- что не мешает ей оставаться, по совместительству, содержанкой мерзавца Лакоста из противоположного лагеря. Григорий, как обычно, очень суров по отношению к сопернику: «Если будет повод и возможность, я без колебаний воткну в вас нож и cброшу на съедение акулам. Спокойной ночи, месье Лакост.»

В приключенческом смысле роман абсолютно ничего нового не приносит — напротив, автор без смущения копирует самого себя в определенном смысле; но отчасти любопытен декоративной оккультной сценой, происходящей в Копакабане. Салюст присутствует на так называемом обряде «макумба», который проводит для избранных зрителей пожилой, обкуренный негр с палкой. Вокруг него танцуют, образуя круг, около двадцати полуобнаженных женщин из группы поддержки. Позже, в доме этого «крестного отца», где главные герои укрываются от дождя, бросают кости. Старый колдун сначала предсказывает судьбу спутнице Салюста, а потом и ему самому. Звучит кошмарно: «Я не возьму с тебя деньги. У тебя нет будущего. Я вижу твой труп завтрашней ночью в канаве». Учитывая, что этот колдун, как правило, весьма точен, происходящее заставляет с нетерпением перелистывать страницы. И что же, как быть Григорию? Ведь всё сбылось, всё! Отмечу, как автор обыграл тот факт, что слово «бразил» (что-то вроде португальского дерева) было известно задолго до появления названия страны Бразилия. Куском деревянной скамьи по голове, сломанная лодыжка, наводнение, канава, обездвиженность... Был бы жив славный путешественник Уильям Сибрук, он непременно включил бы этот случай в свою книгу «Колдовство» — ему бы точно понравилось...

Из естественнонаучных фактов понравился рассказ о Фиджи. Оказывается, китайцы не только таскали оттуда дорогостоящее сандаловое дерево, но и варили деликатесный суп со свойствами афродизиака -из местных слизней holathusia. А что касается экшен-моментов, лучшим признаю заваруху на озере Атитлан — столкновение двух моторок, в одной из которых сидит месье Лакоста с подельником, вооруженные взрывчаткой и ружьями. Салюст и Джеймс барахтаются в воде под обломками уцелевшей крыши кабины — при том, что пули Лакоста свистят вокруг. Тот случай, когда выхода нет и не предвидится- в воде холодно, а выплывать из-под укрытия никак нельзя....

Концовка книги также повергнет легковерных читателей в недоумение -немолодой уже англичанин, всю книгу совокуплявшийся с одной женщиной, в финале опознает свою старую любовь, представшую пред ним в несколько измененном обличье — и тотчас отвешивает кучу гадостей теперь уже недавней бывшей — за всё былое. Ну как же так, как ты мог, Григорий — а раньше почему молчал?... И всё-таки автор занял удобную позицию — как говорится, «хотите верьте, хотите не верьте...» — побуждал ли он верить в сверхъестественные явления? Отставим в сторону макумбу, найти близкого человека спустя десятки лет на затерянном острове в Южных морях — это заявка посерьезнее колдовского пророчества.

Стихотворение вошло в историю российского телевидения -оно было загадано в первой половине 90-х годов в специальном выпуске передачи «Поле Чудес» (требовалось угадать фамилию автора, в качестве вопроса прозвучало только название стихотворения). За это право, вспомнить фамилию «Кюхельбекер», отчаянно бились между собой товарищи Масляков, Никулин и Сурикова. Памятный выпуск, где ключи от автомобиля дарил не Якубович, а наоборот, ключи подарили ему. (Это сделал Задорнов -и ключи, собственно, весь его подарок и составили, автомобиль к ним у Михаила Николаевича не прилагался). Финальный раунд вел Листьев, отсадив ведущего (Якубовича же, которого провожали на «пенсию») в зрительный зал -что как бы символизировало подтекст вопроса.

Вот такой был тогда юмор...

Хотя само по себе стихотворение совсем не смешное -мрачное, гнетущее. «А реет все еще средь черных волн мой бедный, утлый, разснащенный челн!».

«Ученые и священники имеют репутацию людей умных, пусть и немного отдаленных от повседневности, но я еще ни разу не слышал, чтоб кто-то из них перед началом чтения лекции или сутры в буддийском храме пользовался таким расписанием, каким пользуюсь я....»

Да, смысл этого вступления будет понятен только в конце... ~ «Пять радостей от чтения расписания» — одно из самых оригинальных биографических эссе, когда-либо выходивших из под пера сочинителя детективов. По мнению автора (текст написан примерно в 50-60-х гг) существует отдельная категория граждан, фанатиков расписаний — которые скупают всевозможные расписания, выходящие в печатном виде каждый месяц, и начинают настоящую охоту за пропущенными выпусками. Особенность такого собирательства состоит в том, что справочники расписаний не поступают в букинистические магазины — появившись однажды, они исчезают бесследно...

Так что же привлекает фанатиков расписаний (см. название) ? Не только набором дат и цифр. Можно придумать игру — например, задать некую систему координат, в которой требуется разыскать названия станций с животными. На линиях в регионе Кюсю встречается много названий, связанных с млекопитающими. Достаточно бегло просмотреть некоторые из них: Усидзу, Кумамото, Усинохама и др. Другая игра — разгадать смысл названия у сложных станций....[Попутно подумалось — если бы такой справочник с названием всех станций РЖД сейчас вышел у нас в бумажном виде, то какой бы он был толщины? А предложенная игра тоже бы прокатила. Ну например, взять сочинское направление. Что означает название станции «Мамедова Щель» ? Что означает «Лоо» ? (почти по-восточному звучит, кстати). А как, интересно, уважаемый иностранный автор расшифровал бы станцию северо-западного направления под названием «Калище»?]... Далее — станции для гурманов. Автор уверяет, что на линии Токайдо Хонсен таких множество. Суши и сендвичи со ставридой из Офуны, бенто тонкацу из Нумадзу, рис с угрем из Хамамацу, инаридзуси из Тоехаси и т д. Зато у нас я слышал про станцию Пивань в Хабаровском крае...

Но что же автор скажет о самом себе применительно к теме эссе? В этом-то весь «цимес». Слово Аюкава-сану: «Я пишу детективные книги. Большинство моих таинственных романов связаны с преступлениями на железной дороге. Одна из причин, по которой я изучаю расписания, заключается в том, что они привязаны к трюкам, которые я использую в романах. Конечно, эти трюки не описываются в справочнике у всех на виду, они рождаются у меня в голове — только когда я кропотливо следую за строчками со станциями и цифрами. Но стоит придумать один удачный прием, как он быстро превращается в полноценный рассказ, после чего я удовлетворенно закрываю справочник, и спокойно отправляюсь спать, ожидая гонорар от издателя. Ничто не может сравниться с этим. Это удовольствие от расписаний, которым могу наслаждаться только один я.»

В итоге: среди пяти перечисленных «удовольствий от расписаний» у мудрого автора отсутствует одно, самое простое и очевидное — в эпоху электронного документооборота канувшее в лету: удобство пользования бумажным справочником. Но он прав в другом — за каждым названием станции скрывается своя многолетняя история — далеко не всегда известная и понятная современным пассажирам... И добавлю еще то, о чем скромно умолчал Аюкава-сан: касательно того, что со временем расписания менялись, а в букинистические стоки эти справочники не попадали. Ведь этот фактор позволял ему отлично запутывать читателей, особенно если речь в рассказе шла о забытом нюансе на отдаленной станции в расписании десятилетней давности, и на основании которого можно разработать какое-нибудь хитроумное алиби. Проверить-то его сложно, ибо с тех пор могла уже выйти сотня новых справочников с изменениями...

«Ехали по Брайтону два автомобиля...». Похищение невесты в день венчания — по некоторым данным, это была некогда популярная тема. Возможно, популярная среди нескольких поколений читателей. «Красавица Эмилия, или В когтях у ведьмы» — старая анонимная повесть, из которой также оказалась доступной лишь часть текста. Предположение, где лежит окончание, у меня есть — но это сложно... Сказать, что начало произведения скучное никак нельзя — описываются прямо-таки бурные события, да еще и со сверхъестественным зачином... На городской площади полным ходом идёт подготовка к венчанию богача Владимира Андреевича Добрынина с красавицей Эмилией Семеновной Грушевской. Прибывают родственники молодых, а также «представители одесской денежной аристократии». Лакей с быстротой кошки вылазит из кареты. Но что случилось? Где наша драгоценная невеста?... Якобы подвенечное платье оказалось не в порядке, -спешит успокоить всех батюшка новобрачной, Семен Петрович. Но как же так? Платье было получено из Парижа, примерено, откуда же разрез взялся?... И где же Эмилия? Злые языки судачат -мол, совесть у девки нечиста, вот и удрала. А кто-то говорит и о том, что разыгрался акт личной мести и невеста похищена...

О двух странных происшествиях. Поникший от горя Владимир Андреевич поднимается в новую квартиру на Софиевской улице, и застает на кровати спящую малютку с «ангельски красивым лицом». Это еще что ? Чей ребенок и кто его привел? «Он вдруг почувствовал себя во власти какой-то неведомой, таинственной силы, которая, должно быть, притаилась где то вблизи, видит каждое его движение и крепко держит его в своих железных лапах»....И второе происшествие — в пол-второго ночи на Слободке-Романовке находят карету. «В карете сидели три белых женских фигуры с закинутыми назад головами. Лица их были покрыты смертельной бледностью. — Что это, люди или черти? Мертвые или спящие ?». Троих женщин кто-то усыпил, среди них мастерица Цецилия и m-me Мери. Но где этот проклятый кучер? Чуть позже находят и его, у местного трактирщика, где тот накануне заснул, заказав несколько шкаликов с селедкой. Проснувшись, «кучер рассказал удивительную историю...».

Вот такой вот «оц-тоц-первертоц»... Увы, концовка неизвестна. Единственный ключ содержится в названии произведения — стало быть, здесь каким-то образом замешана коварная ведьма. Но зачем ей потребовалась эта несчастная дева? Девственная кровь разве что -хотя и в этом случае варианты возможны. Торговцы живым товаром исключены — иначе бы вместе с Милей были также похищены вполне пригодные Цецилия и m-mе Мери. Но почему все это случилось в день свадьбы? Наконец, кто тот ребенок, что спит в квартире Добрынина?

Пусть ощутимой литературной ценностью произведение не обладает, но интересно оно не этим — а с точки зрения первоисточника. Слегка поискав по ключевым словам возможный прототип, я нашел только старую английскую страшилку Mistletoe Bough, где говорится о том, как молодая невеста, играя в прятки или пытаясь скрыться от посторонних глаз во время свадебного завтрака, прячется в сундук на чердаке и не может выбраться. Ее не в состоянии обнаружить родные, и она задыхается или умирает от жажды. Тело девушки находят много лет спустя в запертом сундуке в виде скелета в свадебном платье. Однако, вряд ли мы имеем здесь дело с подобным случаем. Невеста выехала в компании кучера и своих мастериц, ни в какие прятки она не играла.

В итоге: месье де Монтепэн криво усмехается, прищурив левый глаз, месье Адольф Бэло снисходительно отводит голову в сторону. И что-то мне подсказывает (хотя это в любом случае голословно), Миля не пожалеет о своем нежданном приключении — вместо той доли, что ей была уготована...

Автор исторических книг уподобляется научному фантасту, пишущему о путешествиях во времени в прошлое — в которое нельзя вносить изменения даже на незначительном уровне (о невозможности изменений в прошлом вещал еще Бредбери в одном рассказе -в противном случае будущее будет изменено до неузнаваемости). Так и здесь — пусть у автора есть цель ввести в сюжет громкие имена, знакомые лица; но главный герой, выдуманный, вынужден существовать среди них кем-то вроде тени, довольствуясь скорбной участью свидетеля. Всё видит, всё слышит, но коренным образом влиять на исторические события не имеет права — в противном случае читатели, знакомые с реальной, невымышленной историей, засмеют автора. И как в таком случае сделать его участие интересным, сохраняя при этом тесный повествовательный контакт с великими фигурантами?...

И вот, книга Денниса Евсеевича Уитли «Распутная принцесса» (1966). Участвуют «звезды первой величины». Наполеон Бонапарт с Жозефиной, министр иностранных дел Талейран, британский премьер Питт, русский дипломат Муравьев и т д., и ...секретный британский агент Роджер Брук. Считать ли наглостью Уитли и его вмешательством в историю то, что он позволил Бруку отвесить пощечину первому консулу? (Ужасно звучит, да). И не дерзко ли было позволить ему же, Бруку, восьминедельную половую связь с самой красивой женщиной Франции — Полиной Бонапарт? Не примерял ли подспудно автор в свой адрес ласковые слова со стороны любимой сестры знаменитого полководца, обращённые Роджеру Бруку, с каковым он себя, возможно и отождествлял? Фантазии это дело такое... В общем, в романе имеются эпизоды удивительной силы, но есть и такие, где Уитли позволяет избыточной документальной хронике увлечь себя, подобно британскому флоту в воды Вест-Индии, и она начинает довлеть над сюжетом.

Действие происходит в 1800-1805 годах. Географию романа можно условно разбить на три участка — Франция — Россия -Англия. Автор будто продолжает сюжет отличнейшего своего романа «Тень Тайбернского дерева» — месье Брук вновь возвращается в Петербург, но на сей раз не во времена Екатерины, а ее сына, «безумного царя» Павла... Брук зарывает топор войны с нашим дипломатом в Англии Воронцовым — прошлое забыто, и при его содействии направляется в Россию...

Я уже говорил в прошлый раз, что ни одна книга Уитли не обходится без настоящей мужской драки. На сей раз Бруку не выпал достойный соперник для дуэли один на один. Но зато имеется клубная драка одного против шестерых (!) — слава Богу, месье Роджер был вооружен кочергой. Оторванное наполовину ухо, выбитые зубы — его соперникам не поздоровилось. Хорошо хоть сам уцелел, выпрыгнув из окна — а мог запросто и кишки выпустить, если б не плащ, зацепившийся за пику — ещё чуть-чуть, и он бы навсегда потерял способность удовлетворять красивых женщин. А противостояли ему шестеро заговорщиков- роялистов...

Старик Уитли не мог обойтись без магии. Генерал Шарль Леклерк умирает от желтой лихорадки на Сан-Доминго. Как же замечательно сказал Бонапарт: «Она предпочитает хорошо воспитанных мужчин грубым солдатам. Возьмите одну из моих карет, быстро направляйтесь в Бордо, и когда мадам Леклерк причалит, сделайте все возможное, чтобы вернуть улыбку в ее светлые глаза...». Да, Полина Бонапарт — это и есть магия. Кстати, элементы фантастики в книге тоже есть — периодически проецируемая телепатическая связь между Роджером и Джорджиной. Но это так, скорее, как специи для основного блюда...

Немного о Наполеоне и дежавю. Прямой речи от лица Бонапарта много, и вот какое дело: постоянно присутствовало ощущение, что все эти фразы где-то, когда-то, я уже слышал. Не только банальное «у меня незаменимых нет», или «мне очень не нравится вид беременных женщин», но и многие другие. Например, Брук: «Что вы прикажете мне делать, консул?». Бонапарт, с раздражением в голосе: «Не знаю. Если придумаете, как мне послужить, приходите снова.»

Или, на приеме в Тюильри, лорду Уитворту: «вы первым выхватите меч, а я последним уберу его в ножны. Горе тем, кто не уважает договор.» И еще об Англии: «Они согласились на мирные условия, значит, обязаны их выполнять. Но я полагаю, что от нации лавочников нельзя ожидать ничего хорошего».

Или, драматический жест рукой в сторону белых скал Дувра: «Нам нужно всего на шесть часов стать хозяевами Ла-Манша, чтоб стать хозяевами мира»...Также, оказывается, знаменитая картина Давида с Наполеоном на скачущей лошади -фикция. Он переходил через Альпы на муле, которого тащил вперёд проводник.

И вот еще, уже другой о другом: «Уныло шагая по Арлингтон -стрит в половине второго ночи, он вспоминал поговорку «везёт в картах, не везёт в любви»... Эх, а я всегда думал, что это русская поговорка.

Блестяще составлен диалог Брука с Талейраном, где последний раскрывает, как он уличил в нем двойного агента. Но вместе с тем, это и логически слабый эпизод -обладая такими сведениями, министр иностранных дел впоследствии никак не останавливает Брука от общения с первым консулом. А там, простите, как на ладони весь план морской компании, который Бонапарт вынашивал четыре года. Да и концовка несколько пафосная — Роджер и Джорджина оплакивают гибель адмирала Нельсона в борьбе с франко-испанским флотом. «Rule Britannia: Britannia rules the waves!».... А как же Полина? Автор совсем забыл рассказать, что стало с «распутной принцессой», недавно потерявшей маленького сына, Дермида...

В итоге- справился ли автор с условностями исторического чтива? Да, справился. Уровень деталировки выше среднего. Конечно, никакой условный «Гарднер Фокс» такую книгу не написал бы. Мелькала иногда мысль — это Уитли подстраивал отдельные эпизоды под знакомую хронику -чтоб написать удачную сцену, диалог и пр.; или, наоборот, так хорошо знал ту эпоху, что свободно использовал доступную ему информацию в нужных фрагментах?... Думаю, что второе — однажды DW написал объемный исторический трактат, работая сорок восемь часов без перерыва — употребив из еды за это время только три бутылки шампанского.... Где-то были перегибы, но автор тотчас спускал Брука на землю. Помню, как у Стивена Кинга в «11/22/63» настоящее отчаянно мешало его главному герою изменить историю. Так было и здесь — когда Брук пытается передать письмо с описанием плана Бонапарта англичанам, на том корабле начинается пожар и все сгорает...Или когда англичанин скачет по лесу, пытаясь помешать казни герцога Энгиенского, он получает загадочную травму черепа и валится с лошади, которая, в свою очередь, ломает переднюю ногу... Ну что ж — как видим, у кого-то фантастика, здесь история, но приемы ведь одни и те же — это то, о чем я предупреждал в самом начале отзыва. И всё таки, субъективно представляется, что лучше было ограничиться более малым отрезком времени — к концу события нарастают по экспоненте. Правда, этому есть объяснение — автор в 1966-м был уже далеко не молод, а хотелось рассказать так много...

P.S. Как совпало, однако: именно сегодня шляпа (the bicorne black beaver), принадлежавшая Наполеону Бонапарту во времена его правления Французской империей в XIX веке, была продана на аукционе в Париже за 1,9 млн. евро. Лицо, купившее шляпу, пока не называется.

«Предлагаемый благосклонному читателю роман...» (так там было написано ....). Да, среди вороха безымянной, частично уцелевшей дореволюционной литературы, иногда встречаются занятные паззлы. Не знаю, чем закончился этот роман (оказалась доступной только половина текста), но автор явно «был в теме». То ли бывал заграницей, то ли ему сведущий друг-собутыльник что-то рассказывал. Ну, например, автор был в курсе датско-прусских войн. Соответственно, ежели отец героини зачал старшую дочь сразу после ее окончания, то действие происходит в (1864+18) 1882-м году. ..Кроме того, русскоязычный автор откуда-то знал, что на центральной площади Копенгагена, Штранд-бульваре, куда ходят трамваи (!), расположен фешенебельный отель «Париж», где прислуживают франкоговорящие негры в черных фраках и красных жилетах -один вид которых был способен убыстрить сердечный ритм неопытной юной девы. Также он знал, что датчане выписывают газету «Berlingske tidende» и, что самое загадочное, отлично ориентировался в нюансах железнодорожного сообщения центральной Европы — со всеми остановками. Кем же был тот таинственный анонимус?...

Что касается сюжета этого захватывающего романа, оно представляет загадку, ибо автору настоящего отзыва доподлинно неизвестно, чем всё закончилось (пусть некоторые нескромные предположения на сей счет и имеются...). «Семейство из Бельгии приглашает для занятий с дочерьми молодую девушку, знающую немецкий и английский языки. Желательно была бы симпатичная внешность и весёлый характер. Вознаграждение хорошее, работа небольшая и лёгкая «. Таков текст объявления, что попал в поле зрения членов семьи старого датского офицера. И хоть говорила мама: «Я не найду ни минуты покоя при мысли о том, что моя дочь живёт где то далеко, среди чужих людей. Приходится читать так много ужасов об этих больших странах...», уж очень хотела дочка Альма купить родителям новый ковер к Рождеству, а папочке — подарить возможность курить гаванские сигары. «Чтоб ты был и с мамой и со мной, чтоб тебя ласкали внуков дети» (c). Да и работа ожидалась не пыльная — всего -навсего гувернанткой... Сопровождающая в купэ первого класса, мадам д'Авриль, женщина крайне неприятная, но не с ней же работать предстоит в будущем, верно? Пусть она и храпит громко, и предлагает девушке с утра бутылку коньяка со словами: «Кушайте, кушайте, это согревает кровь и укрепляет душу и тело»... Наконец, что это за дом в глухом месте Лондона (да, то столица Англии — о чем еще мечтать юной девушке. «Ведь он воистину современный Вавилон, он в полном смысле этого слова, столица мира! К тому же вы будете в Лондоне не какой-нибудь нищей»). Дивные картины, пляски сатиров и танцы мигер и вакханок. Швейцарскую освещает люстра в декадентском стиле с разноцветными лампочками. Странновато выглядит и характеристика нового сопровождающего: «...ей начинало казаться, что мистер Корк говорит о женщинах, как будто страстный и опытный спортсмен о лошадях различных пород»...

Что же в итоге. Замечу, неизвестный автор писал о том закулисье правдивой лондонской жизни, о котором умолчал, к примеру, всем известный сэр Артур Конан Дойль, предпочитавший выдумывать для Великого детектива дела поблагороднее, да такие, чтоб пачкаться меньше. Если устроить градацию старых бульварных романов на А, B, С, то этот близок к B+, ввиду знания предмета, реалистичности, и некоторой интриги в повествовании. Да и как мастерски автор умеет держать паузу... Поскольку, как я заметил выше, конец неизвестен, будем надеяться, что у Альмы сложилось всё хорошо. Но, разумеется, никакой уверенности в этом нет...

Беллетристы прошлого взрастили в литературе великое множество самых разнообразных злодеев, способных дать фору в изощрённости современным «коллегам». Кого только не было в тех давних книгах. Это и полковник Себастьян Моран, ликвидировавший из духового ружья достопочтенного Рональда Адэра, и едва не решивший аналогичным образом участь Великого детектива; это и маленькая девочка из романа «королевы детектива», устроившая родному деду убийственную ловушку — за то, что тот запрещал ей заниматься танцами. Это и Том Айртон, боцман с «Британии», поднявший бунт против своего капитана, и, впоследствии расплатившийся страшной ценой за проделанные злодеяния — потерей рассудка...и т.д. Список при желании можно составить огромный, но вот именно такого злодея, как в настоящем романе, не припоминаю. «Каздим Хари Бекар знал женщин и их повадки лучше, чем любой другой мужчина к западу от Суэца...». Это евнух-садист, начальник тайной полиции, решивший способствовать восстанию против своего же правителя, Мустафы Камиля, и мечтавший носить упраздненное звание «эфенди». Каздим, ранее расправлявшийся с неверными дворцовыми одалисками, ныне без суда избавляется от неугодных ему лиц с помощью подручных негров-помощников — связывая обречённых и сбрасывая вниз с огромной башни -прямо в бурлящее Мраморное море..

Герои книг DW попадали в передряги в Англии, Франции, России, Польше, Германии, Испании, на Цейлоне и в Китае... Ну а в романе «Евнух Стамбула» (седьмом по счету у автора) можно ставить флажок на карту Турции, где и происходит основное действие. Кстати, в книге Стамбул попеременно называют Константинополем — вероятно, автор в 1935-м никак не мог отвыкнуть от старого названия... Началось всё со съемок фильма «Запретная территория», где Уитли познакомился с Джорджем Хиллом, бывшим британским агентом в советской России. Среди его многочисленных историй было то, как он, якобы, вывез из России драгоценности царской короны. Хилл также имел опыт работы в Турции, и Уитли использовал его рассказы при написании «Евнуха из Стамбула». Книга хорошо продавалась и даже была экранизирована — правда, под названием, из которого предусмотрительно изъяли слово «евнух» (вероятно , чтоб не смущать впечатлительную публику): «Секрет Стамбула» с Джеймсом Мейсоном в главной роли...

Пётр Кэрью и Свитин Дестим, британские офицеры, направлены от Министерства в Турцию для агентурной работы. (Почему второму из них автор дал странное имя, идентичное старой русской фамилии -«Свитин» — ответа нет). Имеются серьезные основания полагать, что в скором времени в стране грядет революция -противники легендарного Мустафы Камиля организовали тайные ячейки по всей Турции, общей численностью около семи тысяч человек с верхушкой в высших правительственных кругах — недовольных пактами с Западом, и задумавших переворот с возвращением халифата. А там, считают британцы, один шаг до джихада, и мир на Балканах пошатнётся, распространившись и на соседние страны. Прикрытие всем им осуществляет Каздим Хари Бекар, евнух, начальник полиции — что удобно, ибо всю корреспонденцию и донесения он фильтрует через себя. Разумеется, по законам жанра, евнух выходит на главных героев, вмешавшихся в политику чужой страны и раскусивших его замысел, и шпиону Свитину угрожает смертельная опасность. Теперь, как пел Брюс Дикинсон, земляк Свитина: «будь быстр, иначе быть тебе мертвым...»....

Пожалуй, наиболее эпичным моментом является эпизод, в котором красавица- эмигрантка Таня Воронцова, завербованная евнухом, вынуждена украсть документ, обличающий предателей — прямо после бурной ночи из рук (точнее, не совсем из рук...) своего нового любовника, англичанина, приближенного к посольству. Клятвенный документ с подписями, в свою очередь, ранее украденный британцами у противника. Как быть Тане? Она бежала в Турцию с больной матерью. Если не исполнит задание, Каздим с позором вышлет ее из страны обратно домой, к большевикам. Но и Петра Кэрью она полюбила, несмотря на четыре дня мимолётного знакомства, как она сможет обмануть его? .. «Таня, Таня, Таня»... бормотал он про себя это имя снова и снова... Они поехали в придорожный трактир на перекрестке дорог у Белградского леса. Ели за ужином красную одесскую икру, солено-сладкие свежевыловленные мармарские омары и сочные анатолийские груши. Потом рука об руку гуляли по залитому лунным светом лесу...». Сердце Тани переполняется черной ненавистью к толстому кастрату-садисту, который высоким фальцетом диктует ей приказы.

Другой эпичный момент: люди принца Али при содействии всё того же Каздима, захватывают в заложники дочь английского сотрудника иностранных дел. Али, уже возомнивший себя халифом, намерен подвергнуть привлекательную европейку древнему ритуалу — после купания она, обнаженная, должна будет лечь у изножья трона — у ног повелителя и произвести определенные действия, продвигаясь выше дюйм за дюймом... Но это не сценарий Джо Д'Амато, да и время не то — Уитли побрезговал воплощать в своей книге все эти намерения — у него сложилось как-то иначе...

«Мерхаба бейн». Авторский взгляд на Турцию несколько противоречив. «Какие -то чеснокоеды», как сказал один из его героев. Запах вонючих специй и человеческого пота в квартале Скутари. Миски с яуром на подоконниках, засиженных кружащимися мухами. Если про плов многие слышали, то вот блюдо под названием «киш-кабал» (кусочки мяса, жира и лука, выложенные слоями на колышках) прозвучало в те годы в новинку для читателей книги.

Ритм романа резко усиливается только в последней трети, а до того следить за мытарствами Свитина и Петра Кэрью, которым сопутствует переменчивая удача, не столь уж и завлекательно. И, хотя Уитли отдает все лавры в успехе операции британцам, стоит отметить, что ключевую роль в истории играет именно Таня Воронцова. Не зря она изображена рядом с евнухом Кадзимом Хари Бекаром на обложке одного из изданий «Хатчинсона» 1935-го года....

Немного о хронологии и писательской деятельности. В 1934-м году американский натуралист Уильям Биби установил новый рекорд по погружению в своей «батисфере» и опубликовал отчет об этом путешествии в книге «Полмили вниз». Он обнаружил под водой больше жизни, чем ожидалось, включая неизвестные виды на глубинах, раньше считавшиеся почти безжизненными. Этот отчёт натолкнул Уитли на сюжет следующей книги, которая выйдет вслед за «Евнухом» — на сей раз фантастической, но то будет уже совсем другая история — что за цивилизация там, в океанской глубине, вдали от всего мира, какие взгляды она проповедует...

Итого: многие желали прокатиться на Восточном экспрессе в начале тридцатых. В книге путешествие постепенно становится всё горячее и горячее — опасность повышается, как градус в бокале турецкого кюммеля: этот автор вновь попытался в своем времени скрестить не желающее уходить прошлое, яростно конфликтующее с бурным настоящим. Сейчас уже давно стало прошлым и то, и другое, но ради глотка забытых приключений и некой частицы занимательности его повествование сгодится.

«Меня зовут Роже, а моего отца -Кристоф. Поэтому, полагаю, в России ко мне следует обращаться Роже Христофорович...»

Настал черед самой химеричной книги Денниса «Пшеницына» Уитли. Какие к черту летающие тарелки, реинкарнация и черная магия — здесь всё гораздо круче: невообразимо дерзкий Роджер Брук — добирается до покоев великой русской императрицы, где ему нежданно-негаданно открывается перспектива настоящего золотого дождя, но... он добровольно отказывается от всех благ и удовольствий (или, вероятнее, понимает, что не в состоянии физически исполнить услугу, за которую его заранее щедро, по-царски отблагодарили...), и теперь пред ним маячит то ли Сибирь, то ли тень Тайбёрнского дерева на родине...

«The Shadow of Tyburn Tree» (1948) — один из двух самых «русских» романов Уитли. География его произведений в целом обширна, но к России он дышал всегда уж очень неровно: русская кровь текла в жилах в жилах де Ришло, герцога-оккультиста; русская жена появится у героя настоящего повествования; из сибирской глуши была вывезена и супруга Ричарда Итона, другого «мушкетёра»; притягивал его и «любимый» коммунистический период — даже в китайском «Острове, где замерло время» Саллюст оставляет на дверях каюты беглеца красный значок с серпом и молотом — что требовалось расценить чем-то вроде «остроумной» шутки...

Здесь же основное действие происходит в Санкт-Петербурге (!), в 1788-89 годах, прямо во время неожиданного нападения шведского короля Густава на город — с шестнадцатью линейными кораблями и пятью фрегатами — в то время как Потемкин и все ведущие капитаны императрицы были отвлечены турецким сражением. Большое количество реальных исторических лиц, и многие из них на ведущих ролях. Роман относится к серии книг о Роджере Бруке, одном из трёх ведущих героев Уитли. Как ни странно, первая из них некогда была выпущена «Центрполиграфом» — что никак не может внушать оптимизма.

В завязке придется пропустить немало интересного — книга объемная, событий много — пусть с точки зрения приключенческой динамики она и слабее других книг этого автора... Трусливый премьер-министр Питт направляет в Россию своего агента, Роджера Брука, выдавая его за французского атташе — «ибо Россия сейчас представляет величайшую загадку на европейской сцене. Возможные амбиции царицы Екатерины в Северной Европе вызывают у меня серьезное беспокойство...». Недавний Тройственный союз не вызывал у Питта особых иллюзий, а что касается Роджера Брука — то после ссоры с графом Сергеем Воронцовым, послом, тому было крайне желательно на время уехать из страны на несколько месяцев. Брук и Джорджина, любовница его давняя, становятся виновниками гибели законного мужа последней, где был также косвенно замешан наш российский дипломат Воронцов (Vorontzoff !), по отношению к которому постылый англичанин применил совсем уж ублюдочную тактику. Посланец Брук выдвигается через Швецию, где, между делом, активно совокупляется с дочерью Разумовского — другого посла из России — молодой вдовой Натальей Андреевной Строгановой... При этом автор поближе знакомит читателя со шведским королем Густавом (и, стоит отметить, относится к нему уважительно). «- У меня нет времени на женщин, — заметил граф Хага, выпустив облако дыма. — И судя, по текущим результатам, я рад этому. — А я, — резко ответил Роджер, — совсем не люблю курить трубку. Возможно, мы оба что-то упускаем.». Да, граф Хага, это он и есть, король Густав, предпочитавший дома именовать себя таким образом... Вызывает сомнения разве то, что Брук (нелегально находящийся на своей должности в Швеции) так скоро находит с этим своеобразным монархом общий язык и втирается ему в доверие, но Англия тогда пыталась поддерживать скандинавов...

В Петербурге поводырями Брука становятся доктор Дренке, а также добряк-капеллан Уильям Тук. Через них доносится масса «любопытного» о екатерининской России. Сэр Уитли подготовился — как в историческом, так и в бытовом плане, от обилия деталей глаза разбегаются. Видать, не зря он читал в армии русских классиков. Например, один раз в рассказе мимоходом появляется «Красный кабачок», где Наталья и Роджер с аппетитом поедают пирожки с икрой. Вот откуда Уитли узнал об этом славном загородном местечке? (См. неизвестного автора «Таинственные ужасы Красного кабачка за Нарвской заставой», 1910).

Некоторые описанные зарисовки:

— «в большинстве своем они пьяны, ненадежны и крайне аморальны...постоянно поминают святого Николая». Как говорится, автор не видит бревна в глазу своём. Что ж говорить о его замечательном Роджере Бруке, который открыто шулерствует в картах и прелюбодействует с замужней женщиной (к слову- вступившей в брак по расчёту), и которая, впрочем, тоже не замечает в этом никакого греха.

- он знает, что Медный Всадник был высечен из цельного куска мегалита, найденного в болоте. Правда, по словам автора, «amazing monument» был сделан «from the solid rock of a single meteorite». Однако, эту оговорку простим. Может, с болотами Тунгуски перепутал, как знать...

- «Француз? Скажи это морским пехотинцам! Да я проглочу свой якорь, если он не такой же англичанин, как вы!». Это слова знаменитого адмирала Самуила Крейга, обращённые преподобному Куку, сразу раскусившего личину посланца Питта. Браво, старина Крейг!.. И что, неужели мы поверим, что старый вояка ни разу не поделился со двором своим открытием?

- преподобный Уильям Тук о «беззаконии и надувательстве»: « В первые годы работы мне продали здесь пучок спаржи, на первый взгляд, выглядевшей пригодной к столу. И только когда жена собралась поставить ее вариться, мы обнаружили, что съедобные корешки уже удалены, а древесные стебельки заново выровнены и покрашены «... Ну это уже, простите, какая-то мелочность. О чём говорит? Только о том, что не надо на себе экономить.

- о выстреле из пушки и о часах: «В Петербурге мало кто из простого народа достаточно богат, чтоб иметь часы, а многие настолько невежественны, что не умеют читать время и по казённым часам, даже когда видят их; поэтому в это время года, когда нет ни одного темного часа, каждый вечер с крепости стреляют из пушки, чтобы дать знать о приходе ночи...». Здесь автор просто путает причину со следствием. Но Уитли всё-таки весьма наблюдателен — нападение Густава произошло 21 июня, в Петербурге и правда в это время в разгаре дивные белые ночи.

- о разглашении секретов. На вечернем приеме пьяный в хлам граф Алексей Орлов у барной стойки рассказывает Бруку о том, как они с Тепловым душили Петра Федоровича и даже демонстрирует ему документ — записку с соответствующим распоряжением императрицы, что хранится у него в секретере. Смешно. Да если бы граф Орлов так лихо вещал об этом каждому встречному, сию записку давно бы уже выкрали до Брука, учитывая что на вечерах оных, как признался автор, по три тысячи человек бывало.

- за сто рублей приезжий барин может купить в услужение несовершеннолетнюю крепостную, с которой может делать все, что хочет. Здесь без комментариев.

- «внуки Екатерины Александр и Константин невыносимо тщеславны и дурно воспитаны, т.к. были отвратительно избалованы ею»...Кстати о нравах — автор отлично живописует, что в то время в Англии муж, по закону, имел право бить жену. Но это, как говорится, другое...

- почему Наталья Андреевна ведет себя как истинная дура, рассказывая Бруку доступную ей секретную о скором нападении датчан на шведов? (Собственно, из-за наличия данного пакта Екатерина диктовала свои условия финской депутации). При том, что автор по ходу повествования высоко отзывается об уме посольской дочери, более критикуя ее дурной характер. И сюда же: почему Воронцов и Наталия Андреевна говорят между собой о секретных делах по-французски в чужой стране (!), что увеличивает риск быть понятыми сторонними лицами, способными случайно их подслушать?

- интересно, что находясь в подземной камере в Шлиссельбурге, кишащей крысами, и ожидая судебного решения, Брук закапывает в землю и прикрывает соломой шведский орден Меча, подаренный ему королем Густавом (неужели и правда перед размещением его никто не догадался обыскать?). Этот орден очень похож на тот, что Жорж Милославский в известном фильме одолжил у шведского посла. И как знать — вопрос риторический, если эта постройка сохранилась, не лежит ли в земле сырой до сих пор тот орден, закопанный месье Бруком?...

- Бруку приходится принять предложение «неприметного» князя Павла Петровича, и даже кратковременно поучаствовать в оборонительных действиях, которыми тот руководил. Месье Брук воистину вездесущ! А тем временем Грейг отлично проявляет себя при Гогланде, а Екатерина меняет генерала Мусина-Пушкина на более активного Михельсона.

- когда Брук удостаивается чести присутствовать на царском ужине в Петергофе, при общении с императрицей в ее кабинете присутствуют Екатерина Ивановна («мрачная старушка с хитрым лицом»), пара фрейлин и тогдашний любимец Мамонов, играющий в углу со спаниелем. Ну что ж, в это поверим — наверное, так оно и было...

Однако, немного о сюжете, ибо я еще даже не добрался до самой эпичной части сего повествования. Редкая книга Уитли обходится без настоящей мужской драки один на один. В этом произведении она, пожалуй, самая жестокая из всех, что мне попадались у автора — это петербургский поединок Брука с Ягерхоном, финном-тяжеловесом — на глазах у повизгивающей от удовольствия Натальи Андреевны (ведь за нее два любовника бьются). Кровавое месиво, в которое Брук превращает соперника (но какой ценой!) — заставляет задуматься — уж кого Уитли по-настоящему не любил, так это финнов... Но вернемся же к главному. Когда в Петергофе медик начинает внимательный осмотр Брука (а тот с тревогой ожидает от императрицы указа о наказании) — многие читатели, наверняка, уже начали подсмеиваться над ним, смекнув что к чему. А он, понимаешь, пока ничего и не подозревал. Но надо отдать англичанину должное — в его речь Уитли вложил немало страсти, вот последнее желание преступника: «..чтобы перед тем, как меня поведут на смерть, я мог поцеловать руку, посылающую меня на преждевременную гибель- в знак уважения к августейшей принцессе, которая сделала для своего народа больше, чем любой другой правитель во всем мире...». Ну как могла не проникнуться пожилая императрица от столь лестных слов? А он, негодяй, зная о ее вкусах, еще и Вольтера хвалил, и разговоры образованные повёл... Но все же в том, что произойдет дальше, автор косвенно «винит» Екатерину Ивановну, задумавшую с помощью приезжего иностранца убрать другого царского фаворита: «через десять минут вы должны будете подняться по этой лестнице и исполнить те обязанности, для которых вас выбрали... Я думала, вы более сообразительны. Это апартаменты официального фаворита. Апартаменты Ее Величества находятся сразу над ними. Я получила приказ выгнать этого дурака Мамонова сегодня утром». Вот так поворот, вот это да...Не буду касаться того, каким выдался конец у этого чудесного вечера, перед началом которого Екатерина вручает Бруку два пергамента, один с помилованием, а другой — свидетельство на имение в Тульской губернии с триста пятьюдесятью крепостными! Однако, читая эту эпичную главу, приходится радоваться — старик Уитли, к счастью, не опустился до того, чтоб от Брука, ранее схваченного в Стокгольме, король Густав аналогичным образом не потребовал какого-то особого удовлетворения. Видно, постеснялся при своем красавце-фаворите, бароне Армфельдте.

Итого: пусть показные симпатии автора были на стороне своего лживого земляка (по сути, представшего здесь дважды убийцей), да и год выхода книги диктовал определенные правила игры, но снова получается удивительная штука — именно Наталия Андреевна Строганова и Сергей Романович Воронцов являются для писателя замаскированными праведными «джокерами». Или опытнейший Уитли вёл двойную игру?.. После того, что Воронцов сделал здесь для месье Брука, тот должен ему в ноги кланяться; а обращение англичанина с Натальей, и то, как подло он поступил с ней — несмываемый грех. «Значит, вышло так, и сердца стучат не в такт»... Автор прекрасно понимал это, и завершил книгу очень резко — мастерство Уитли в том, что при формальном благополучном для главного героя финале, он сделал это с ощущением горечи... История не нуждается в фантастическом элементе, он был бы здесь совершенно излишним. «...императрица не заметила его замешательства, отвернулась и, указав на дверь, частично скрытую занавеской, продолжила: «А теперь, Роже Христофорович, прежде чем предаться ночным удовольствиям, давайте для пользы пищеварения пройдемся по зимнему саду ..».

Общую оценку ставлю небольшую, но (парадокс): в пятерку, а то и в тройку лучших (известных мне) книг Уитли этот душевный роман с двойным дном я бы определил непременно.

Ну что ж, расчехлим ещё один из многочисленных «шедевров» русского «хоррора» — и на сей раз подмосковный, но с восточным оттенком — с участием индийских браминов, ибо «да поразит её мщение Шивы»...Повесть «Мщение индуса» (1904), выпущенную издателем Морозовым, написал Николай Евгеньевич Добронравов, дореволюционный беллетрист низкого пошиба, не брезговавший плагиатом и переложением на свой лад историй, сочинённых другими авторами. Но не думаю, что тем самым он заслужил серьезных упрёков — ведь, как говорил бедняк: «денег нет, а выпить охота»...И я уже написал ранее пару отзывов по его рассказам.

Повествователем является некая тетя Соня, лет десять назад попавшая в услужение к относительно молодой испанской графине N. Рассказ сразу привлекает следующей деталью — «она могла бы назваться красавицей, если бы не шрам, впрочем не особенно бросавшийся в глаза, который, начинаясь с левой стороны под волосами, пересекал лицо и оканчивался у правого уха». Некогда она вышла замуж за границей за русского графа, который вскоре помер, оставив ей поместья. Отметим молчаливого индуса Садина, который постоянно был при хозяйке — ранее та путешествовала по Индии и Египту. А также старуху Аграфену Ивановну, бывшую няню покойного.

Через некоторое время графиня влюбляется в соседа, Владимира Б. Но вместо ожидаемого счастья рассказчица замечает, что ее хозяйка скрежещет зубами и впадает в лютую депрессию — будто бы повредившись рассудком. Одновременно в усадьбе появляется загадочный барон Р. по поручению английской компании.... Наконец, однажды вечером Владимир Б. шлёт графине записку, где предлагает встретиться ночью в охотничьем домике -видать, решив довести до результативного конца задуманное, не иначе. Эх, знал бы он во что это для него выльется...

Вообщем, рассказ представляет собой редкий вариант «оборотничества», когда женщина в результате наложенного проклятия превращается в черную пантеру и во время свидания зубами разрывает тело любовника на куски.... Каков Николай Евгеньевич, однако... Особенно впечатляет пояснение, каким образом графиня-пантера получила свой уродливый шрам на лице...

Отмечу, что история носит именно сверхъестественное толкование -Николай Евгеньевич не боялся фантастических замыслов, исполняя их с изрядной долей жестокости к своим главным героям. Сюда же введем тогдашний колоссальный интерес к колониальной Индии -как со стороны англоязычных авторов, так и наших. Сюжет кажется очень знакомым, но именно такой истории, именно с такой вариацией холодной мести, что-то ничего не вспоминается. Хотя ощущение заимствования не покидало на протяжении всего рассказа.

Вообщем, если б автор не ленился, то мог бы из данного сюжета сбацать целый роман -добавив лирики и действующих лиц — всё слишком шустро кончается. А так...«Ну-с, господа, история кончена, идите танцовать!» ... но никто из нас не трогался с места»...

«Мы научились мудрости- мы заставили время остановиться...»

Как говорится, продолжим... «Остров, где замерло время» (1954) — еще одна приключенческая книга от титана эскапизма Денниса Йетса Уитли, содержащая, помимо прочего, локальный участок фантастической альтернативной истории. Сэр Уитли рубит с плеча, роман совершенно в его духе: затерянная великая цивилизация, опасные приключения в послевоенном Китае и, самое главное — стремительные поиски юной наследницы императорских кровей, похищенной то ли китайскими же коммунистами, то ли их собратьями по крови из бандитского клана Тонга, что в Чайнатауне американского Сан-Франциско...

Вступление заставляет с вниманием следить за событиями. Восемь гостей с яхты миллионера, приглашенных в круиз, терпят крушение близ кораллового рифа в Тихом океане — где-то на восемь градусов ниже экватора. Из всей команды спасается только один сильный человек — британский подданный Григорий Саллюст (возможно, кому-то он знаком по ранней книге, когда-то давно переведенной на русский язык под названием «Контрабанда»...). Поселение Прокаженных Номер Шесть — так называет сторож остров, заселенный одними китайцами, и куда выбрасывает волной новоявленного робинзона. Англичанин становится пленником потомков великой китайской цивилизации, заключивших секретный пакт с португальцами — де-юре являющимися владельцами острова. Это представители старого Китая, бежавшие от всего мира и от «западных варваров». Отпрыски семи императорских семей, покинувших страну после отречения с престола в 1912-м году их властелина. Они поддерживают древние, тысячелетние традиции, и для внешнего мира используют прикрытие «острова прокаженных», но при этом избранные члены Совета ведут активную торговлю с США и Европой. У них есть свой «Сын Неба», есть Совет из семи мандаринов, но ни один иностранец, познавший секрет острова, никогда не сможет покинуть его: Григорий Саллюст обречен стать вечным пленником. И тысячу раз был прав старый русский моряк Пахомыч из книжки неизвестного автора, намного раньше Саллюста хлебнувший лиха на цепи у китайцев (о нем я говорил в один из прошлых разов...): вопрос — что китайцы первым делом предложили пленнику в «церемониальной одежде иностранного варвара»? Конечно же чай — из маленьких чашечек... Чем же хорош этот остров? Полная копия (в миниатюре) старого Китая. Император, сидящий на троне спиной к северу. Почти полное отсутствие благ современного мира и, как бы сейчас сказали, «гаджетов». Преступникам вводят препарат, разрушающий память, и навечно отправляют работать в поля. На острове запрещены спирт, табак и кофе, но разрешено курение опиума. Публичных домов нет — в зависимости от сословия, мужчины могут иметь от одной до четырех наложниц...

Иной автор только на одном утопическом острове бы и сосредоточился (и таких книг было написано не так уж и мало). «Беседа с культурным человеком возвышает ум и сердце « — Саллюсту удается завоевать расположение местных жителей, и он поступает в «рабское услужение» к молодой А-Лу-Тэ — незамужней девушке, поручившейся за него перед Советом (опять же, если вспомнить Пахомыча — как же близки их судьбы...). Причем настолько завоевывает, что после внезапной смерти действующего Императора, Григорий отправляется вместе с избранными мандаринами в Сан-Франциско — на поиски праправнучки императорской крови Жозефины — немой красавицы христианской веры, с детства проживающей с матерью в США. Почивший не оставил живых наследников, и для продолжения династии островитянам приходится привлекать родственников из-за океана. Среди основных членов небольшой корабельной команды — Саллюст со своей хозяйкой, её дядя, а также брат местного доктора. Двое последних в теории могут претендовать на императорский трон — если миссия путешественников потерпит неудачу...Наверное, узнав про такой поворот событий, приходит мысль — сбежать Саллюсту, при его-то навыках, на американской территории проще простого. И это действительно так — тем более, что англичанина свободно отпускают одного. Но он не сбежит. Он дал слово...

Много уже сказано, но я еще даже не приблизился к самой интересной части завязки. Все главные герои книг Уитли — люди сложной судьбы. Вот и Саллюст, желая помочь своим новым китайским друзьям, использует старые связи — летит в Вашингтон, где получает содействие в поисках пропавшей принцессы со стороны самого Аллена Даллеса (вот это размах, вот это я понимаю...). Григорий был ранее знаком с ним по агентурной работе в Швейцарии. Потенциальную императрицу похитил главарь клана Тонга — Куанг, далее ее следы у ФБР теряются. Китайцы, чтоб выйти на принцессу, должны нанести визит своему «земляку» в Чайнатауне... От описания авторитетного китайского босса, Куанга, почему-то всплывает памятный образ замечательного злодея Кэри Хироюки Тагавы из видеопрокатного фильма «Разборки в Малом Токио», пусть тот и японец. «Женщины, — заявил престарелый китаец, -многочисленны, как морской песок, и столь же малоценны. Если она имела право требовать защиты Тонга, можете быть уверены, что ей она была представлена...». Но и тут их настигает провал — пожилой головорез сообщает Саллюсту, что он успел передать девушку влиятельному купцу из... далекого Ень-аня, что в семи тысячах миль от Сан-Франциско, у границ Великой Китайской Стены. Ай, молодца, какой поворот...Вот она, ирония судьбы истинно по-уитлиански: теперь команда из «затерянной китайской цивилизации» вынуждена вновь выдвигаться морем, а после плыть по реке Хван Хо в глубь Китая современного, коммунистического — того самого, из которого их предки когда-то и бежали...

«В произведении не должен фигурировать китаец», — глубокомысленно изрёк Рональд Арбутнотт Нокс в 1929-м году. Интересно, что постепенно роман сходит на детективные рельсы с грубейшим нарушением данного правила — трупы преследуют участников экспедиции, убийца неизвестен, а финальная обличающая речь Саллюста и вовсе сработана по законам жанра. От себя могу добавить -вся цепочка рассуждений выстроена логично, разве что смущает американский эпизод — для чего антагонист посвятил в свои планы мафиозного Куанга — вот оно, слабое звено...Григорий Саллюст напорист и смел, но уступает в харизме герцогу де Ришло из параллельной авторской серии, хотя и космополитичен так же как он. Несколько удивляет жестокость, с которой он избивает одного плохого любителя чая на корабле — многочисленными ударами по голове, с выбиванием зубов, заламыванием и переломом руки. Правда, тот китаец бросился на него, безоружного, с топором, но всё же... видимо, не зря критики попрекали Уитли в садизме...

И Китай 50-х. Речные сампаны. Портреты Мао и Чжоу Эньлая повсюду. Послевоенные нищие деревни в глубинке, последствия японских налетов в Су-Чоу; семьи по двенадцать человек без мебели в комнате, бродяги на улицах и т д. Но про рыбалку с использованием дрессированных бакланов и ресторанные местечки, сооружённые на ветвях деревьев — колоритно...

Главный сюрприз — в данном случае старик Уитли, несмотря на свою любовь к старинным королевским династиям, непроизвольно выступает добрым защитником коммунизма. Он создал уникальную ситуацию, при которой получил одновременное сопоставление двух китайских наций — имперского и коммунистического режимов, причем последний, по его же выражению, проехался к тому времени по бескрайним землям не более чем «следом от царапины». В то время как коварство отдельных алчных членов семьи островного государства ставит их в один ряд с Борджиа. К тому же те затерянные китайцы еще и вазы фальшивые на международный рынок толкают — у них целая фабрика поддельного антиквариата «династии Тан» (сдаётся, автор что-то знал...). Но роман вышел отличным, с местной экзотикой — тут и путешествия, и отравления; и гремучая змея, подброшенная в комнату, и прочее. Да, и вот какая штука — в конце было даже как то жаль расставаться с китайскими друзьями Григория Саллюста и их маленьким островком, затерянном в Тихом океане...

«Хотя романы госпожи Радклиф начинают уже терять свою цену в глазах читателей, но мы осмеливаемся, несмотря на это, рассказать историю, которая под пером славной писательницы на романическом поприще охладила бы кровь и заставила трепетать всякого...».

Как давно это было — с ума сойти можно. Вот он, один из первых литературных «фейков». Надпись на титульном листе «Перевод с французского. Последнее сочинение госпожи Радклиф» и проникновенное предисловие не убедительны. «Госпожа Радклиф» была к тому времени уже семь лет как мертва, да и разве на французском языке она писала? Впрочем, автор и не говорит впрямую, что это ее сочинение, а, пребывая будто в горячечном состоянии, представляет себя на ее месте...

И, учитывая раритетность данного текста, не жаль уделить ему некоторое внимание. В своё время барон Дельвиг, друг и одноклассник Пушкина, посвятил этому рассказу небольшую брезгливую ремарку: «Имя г-жи Радклиф, им выставленное на заглавном листке, совершенно уподобляется червяку на удочке»... Хотя вот, произведений, где истинное авторство достоверно не установлено, существует немало. Например, в 1904-м году вышел загадочный рассказ «Замысел факира» в русскоязычном сборнике с именем А. Конан Дойля на обложке — однако, исследователи творчества писателя со стажем совсем не уверены в том, что Конан Дойль действительно его писал. Да что там говорить, и сейчас иногда выходят романы, где истинный автор вызывает сомнения — так, например, случилось с новой книгой Артура Кларка, недавно выпущенной одним скромным петербургским издательством — ибо знатоки и поклонники этого фантаста рьяно утверждают, что на самом деле предлагаемую издательством к покупке книгу писал кто-то другой, а вовсе не Кларк.. Ну а автор данного произведения, чье подлинное имя осталось неизвестным, не собирался меряться силами с Анной Радклиф в объеме — его задача оказалась скромнее, всего лишь один рассказ. Главной задачей он определил создание атмосферу таинственности и чудесности, в концовке разрешающейся логическим способом — считая, видимо, подобный приём основным маркером творчества писательницы...

Главным героем является чиновник Прусского Двора — Полковник В. Он был женат в течение двух лет на прелестной молодой особе из знатной семьи. Однако, как часто бывало в те времена — мгновенная смерть от внезапной болезни прерывает прочные узы брака. Полковник воздвигает в честь почившей обожаемой супруги величественную гробницу из черного мрамора, где и утешается, проливая слезы, и, потихоньку, приближаясь к сумасшествию. Иногда он вставал и посреди ночи, зажигал лампаду и направлял свои стопы в то место, где был воздвигнут сей печальный памятник, где и оставался всю ночь... (Один безумный поэт из Балтимора одобрительно кивнул бы головой читая про эти метания)... Наконец, в первые дни «масляницы», Полковник приходит на бал к Князю, где его начинает домогаться маска в черном домино. «Возможно ли, что вы меня не узнаете?». Причем женский голос, спрятанный за этим обличьем, до крайности напоминает убитому горем полковнику голос его покойной супруги, Эрнестины. Они перемещаются в кабинет с восковыми свечами, заключают небольшой пакт — дескать, клянитесь вторично сочетаться браком с той, на кого я укажу, а взамен я сниму с себя маску. После чего незнакомка обнажается, Полковник смотрит на ее лицо и ... падает замертво... Конечно, я скажу, что не вправе раскрывать объяснения в последовавшей развязке, якобы заботясь о сохранении секрета деталей произведения (что уже смешно звучит для произведения из 1830-го года — кто ж его прочитает...). Но на самом деле не сделаю это по другой причине — не зная концовки рассказ выглядит лучше. Автор был совершенно прав — обыденная развязка рассказ портит, придавая исступленному происшедшему «прожекту» привкус чего-то житейского...

Уже двести лет как сошедшая (по некоторым сведениям) с ума г-жа Анна Радклиф мирно покоится в гробу лондонской усыпальницы часовни Святого Георгия на Ганновер-сквер. В ранние годы в рядах поклонников ее творчества числились юные, но уже не по годам мрачные парни Эдди По и Федя Достоевский. И сдаётся, напрасно писательница делала вид, что не верила в сверхъестественное...

«Моего друга трудно было узнать, лицо его было повязано платком, точно он страдал зубной болью, на плечи накинут дорожный плэд, в который он ушел по самые уши, дорожная шапочка плотно надвинута на лоб, из-под нее блестели зоркие глаза, ничего не выпускавшие из виду...» (c).

Как мило. Кто же это у нас маскируется. «Контрафактный Холмс» в действии. Действительно, в 1909-м петербургский издатель П.П. Сойкин напечатал этот глупый рассказ, «Ножъ танцовщицы. Перевод (с рукописи) Г.С», в очередном томе своего собрания «Новейшие произведения» — разместив его по соседству с настоящими дойлевскими «Тигром из Сан-Педро» и «Приключением чертежей Брюс-Партингтона». Взор замечательного издателя был затуманен в тот момент злачными винными парами, не иначе... По некоторым данным, «мистификация» (хотя какая там мистификация — подделка видна, как говорится, невооруженным глазом...), была изобличена только в 1966-м году. Но, как мы видим, многим издателям до сих пор всё равно что печатать под вывеской «Конан Дойль»...

Холмс, вернувшийся с острова Уайт, оказывается заинтересованным в расследовании самоубийства баронэта Коксвиля, случившемся во время поездки в Стокгольм. По условиям завещания богатые поместья отходят к его младшему брату, сэру Арчибальду... ./Между прочим, адрес Гросвенор -сквер 26, указанный автором, вполне реален — есть такой дом близ Гайд-парка/... Не долго думая, Холмс ангажирует Ватсона для поездки в Швецию, и они в ближайшую среду убывают на пароходе «Титания» (!) , причем Великий детектив сполна прибегает к изощренным конспирологическим средствам — меняя не только фамилию, но и внешность. Видимо, автор рассказа считал, что в постоянных переодеваниях Холмса и кроется секрет его успеха. И еще один признак дурновкусия — будучи в гостях у сэра Арчибальда, Холмс рассматривает в руках клинок, принадлежавший покойному. Удовлетворенный находкой, он прячет его в карман и уносит. Только в конце мы узнаем, что Великий детектив заинтересовался ножом не просто так — на нём была гравировка с именем русской балерины, придумавшей преступную схему для насильственного принуждения к замужеству бывшего ухажера...

Моя версия: вероятно, похожий рассказ некоего автора действительно существовал на английском языке. Возможно, даже в «Стрэнде» или в «Пирсоне». Но это, скорее вольный пересказ «рукописи», куда для верности добавлены известные персоны и российский «след».

Но в рассказе есть несколько любопытных нюансов. Мы узнаем, что Ватсон прикладывается по вечерам к стакану «доброго рэдъ-порто» и иногда позволяет себе выкурить сигару-другую. Также интересно, кто был реальным прототипом атлета Джонни Эдерсона, ехавшим в Копенгаген на состязание борцов — знакомство с ним происходит на палубе «Титании». А один раз, на подъезде к Швеции, цитируется еврейский писатель, доктор Макс Нордау — в то время его познавательные книжки выходили в России, и одним из переводчиков с немецкого был граф Амори...

«Он закурил свой пайп и погрузился в задумчивость...». Эх, а ведь хорошо звучит фраза. Пусть и не от настоящего Холмса...

Об авторе по имени Артур Джон Рис известно немного. Без живой рекомендации вряд ли бы и я на него наткнулся. Писатель — «загадочник», родом из Австралии, но писал он об Англии. В одной из редких антологий удостоился отзыва со стороны Дороти Сэйерс. Что касается романа «За Гранью Страха» (первая публикация — январь 1926) — настроиться на его волну оказалось не трудно. Чем-то похоже на Бирса, Блэквуда и некоторых других старых англоязычных авторов, в чьих жилах кровь бежала, может быть не так быстро и резво, как у их последователей, но брали они другим — обстоятельным размеренным повествованием, ведущим к неведомому и позволяющим сполна прочувствовать грани страха... А читая незнакомого автора, получаешь дополнительное преимущество — не ясно, будет ли развитие событий иметь сверхъестественное толкование, или же всё окажется разъяснено традиционным способом...

Начало романа подкупает своим затягиванием в неизвестность. Повествователь сообщает, как, будучи в нищете, моряк-мистик Герман Мелвилл бросил свой последний пенни в море. А что сделает истинный лондонец, оказавшийся в аналогичной ситуации, на что потратит он последний шиллинг? Ну очевиден же ответ -купит последний выпуск газеты «Таймс»... Ричард Халдэм, бывший военный, убеждается, что Лондон стал для него могилой разбитого сердца и несбывшихся надежд. Он на мели, пьет на последние деньги вино в отеле Стрэнда, слушает «Chanson Triste» Чайковского, и не знает, что ждет его завтра... По объявлению в газете он нанимается шофёром в странное семейство — в корнуэльское местечко Чармингден, близ мыса Святого Антония. Как ему поясняют, он должен будет сопровождать в поездках к морю молодого человека, страдающего редкой нервной болезнью, из-за которой тот ведет уединенный образ жизни в Устричном доме с вогнутыми камнями — вместе со своим дядей, полковником Грейволлом; сестрой и престарелой глухой экономкой. Более всего восхищает вопрос, который был задан Халдэму в первую очередь при приеме в это семейство, и имевший, по-видимому, критическое значение для работодателя — бывал ли он когда-либо в Перу? По-моему, вопрос великолепен. А главное — что за ним стоит...

Как сказал однажды маленький бельгиец, находясь в вагоне Восточного Экспресса: «здесь слишком много улик...». Да, так и есть. Особенно хороша старинная библиотека доктора Пенрина, специалиста по суггестии и аутосуггестии, поклонника доктора Николи. «Когда я был в Африке, то лечил уроженца Уганды, которого доставили ко мне в тяжелом состоянии. Сообщили, что его укусила смертельно ядовитая болотная змея. У него были все симптомы острого отравления: отек, головокружение, недомогание, очень слабый пульс. Но на самом деле он вовсе не был укушен, у него лишь разыгралось воображение. Я уверил его в обратном, и он вскоре пошел на поправку. Если бы я позволил ему остаться в своем убеждении, он бы непременно скончался...».

Однако, идея «проклятия» довольно-таки интересная — если молодой человек увидит хоть одно лицо из Долины Привидений, где он ранее «воскрес из мертвых», то смерть неминуемо придёт за ним, о чем напомнит стук барабана и сушеная мертвая лапка.... Как когда-то пела суровая британская группа «Атомик Рустер» (Винсент Крейн явно читал это произведение):

«Death walks behind you

Lock the door, switch the light

You'll be so afraid tonight...»

Постоянный страх, страх незнакомцев, боязнь выйти на улицу, ночной образ жизни. Чем хорош этот роман — ни один любитель традиционного детектива не сможет разгадать мотивацию, двигающую центральным антагонистом. Такие любители будут перебирать в голове всё, что угодно — корысть, деньги, месть, жажду обогащения, устранение соперника и т д., т.е. всё то, к чему они привыкли в книгах своих любимцев. И в итоге ни за что не придут к верному ответу — ибо здесь, прямо таки, «выдающаяся» мотивация... Вообщем, теперь придется поискать и другие книги Риса — этот австралийский парень с журналистским талантом знал толк в загадочных историях...

По моим подсчётам, Деннис Уитли написал четыре книги, которые относятся к научно-фантастическому жанру (именно фантастические, это не считая многих произведений с оккультными вставками разной степени углубленности в тему). «Star of Ill-Omen» (1952) — одна из них. Уитли обогнал-таки нашего Георгия Мартынова, у которого «Звездоплаватели» отправились к Марсу тремя годами позднее, в 1955-м. Путешественники в книге британского писателя устремляются на Красную планету на летающей тарелке с магнитными принципами (что поделать — то часть стилистики 50-х...), и здешним пилотам для возвращения на Землю приходится осваивать управление незнакомого воздушного судна — насколько помню, точно также придётся учиться управлять на ходу аппаратом (правда, другого типа) и советскому инженеру Камову у Мартынова ... UFO-обложка первого издания Star of Ill-Omen» неплоха; но на переиздании 1975-го года от Arrow, когда мода на тарелки уже поутихла, появляется огромная рука — она тянется к небритому мужчине, который придерживает за талию застывшую в привлекательной беспомощной позе темноволосую женщину — пребывающую в отключке от иноземного ужаса...

На самом деле, старик Уитли знал о летающих тарелках гораздо больше, чем мог рассказать в своей художественной книжке. Он сохранил теплые отношения с неким Фредди, офицером R.A.F, наблюдавшим НЛО с начала сороковых — авторское посвящение ему присутствует на первой странице. Правда, роман начинается таким образом, что заподозрить дальнейшее течение, в которое выльется сюжет, не так уж и очевидно. Кемптон Линкольн, британский агент, бывший «коммандос», направлен в местечко Басавильбасо в ста шестидесяти милях от Буэнос-Айреса. Его правительство ставит задачу узнать: является ли блефом заявление диктатора Перона о наличии у Аргентины ядерных разработок — ибо это способно повлиять на борьбу Великобритании за Фолкленды. Целью Кемптона становится экспериментальная станция, которой руководит полковник Эскобар. Он соблазняет его жену, Кармен, и пытается завладеть портфелем Эскобара с секретными данными — и происходит это прямо в их супружеской спальне... Отмечу, что начало написано мастерски и с характерными диалогами — стычка Линкольна и некстати вернувшегося домой Эскобара, между которыми мечется страстная и неверная испанка (не знающая, чью сторону принять...), читается с неослабевающим интересом. Чертежи и секретные документы, это всё понятно, так надо; но осталось загадкой, что за странные письма многолетней давности лежали в эскобаровском сейфе — Кемптон забрал их, и даже не намекнул, паршивец, о чем же они, эти артефакты из прошлого...

Доподлинно неизвестно, чем бы закончились разборки любовно-шпионского треугольника, если б не появившаяся близ виллы летающая тарелка. Два огромных пришельца, под двадцать футов ростом, врываются в дом, и насильно забирают всю троицу в летательный аппарат — серебристый диск в виде сплюснутого купола, около ста футов в поперечнике и двадцать пять в высоту...

Перед тем, кстати, Уитли коснулся известных эпизодов, как бы свидетельствующих о явлении НЛО. Среди них — классический случай 1947-го года: летчик-бизнесмен Арнольд наблюдает девять дисков среди вершин Скалистых Гор; а также о появлении того, что друг Олдоса Хаксли Джеральд Херд называл «мыслящими огнями»... Вообщем, супруг и любовник (оба, как мы видим, люди не простые..) прекрасной Кармен образуют необычное трио межпланетных путешественников. Немного удивляет другое — находясь на тарелке, они не пытаются наладить контакт со своими захватчиками (туповатыми «Гогом» и «Могом») или хотя бы проанализировать, почему их забрали. К счастью, пункт их назначения не звезда Вольф 359, а планета Марс (всего-навсего 49 дней пути). А по выдаче бобовых пайков каждые 12 ч. и 19 мин., можно было сразу догадаться, что то марсиане — у них день длиннее на 37 минут... Надо отдать должное автору — в уста ученого Эскобара он доходчиво вложил немало теории, известной к пятидесятым годам, и любознательные читатели могли многое узнать о каналах Марса, температуре, условиях формирования жизни, гравитации, изменении расстояний между планетами и т д. То же самое касается скоростей и принципов движения тарелки.

А вот теперь озвучу «кощунственную» вещь. После того, как тарелка приземляется на Красную планету, книгу можно закрывать — далее Уитли-фантаст заканчивается, и на смену ему врывается автор специфичного триллера из эпохи «холодной войны», быстро сводя книгу к определенному противостоянию с традиционным набором клише. Трудно удержаться от смеха в следующем фрагменте: «Прикосновение к плечу было слишком нежным, чтобы считать его принадлежащим великану. Проснувшись, он резко повернул голову вбок. В ярком свете виднелись очертания совсем другого живого существа. На него смотрело бледное лицо простой светловолосой девушки.// Она вновь заговорила и, полуобернувшись, указала на свет. На секунду весь ее профиль очертился на фоне окна. Он увидел, что ее прямые волосы спадают до плеч, обрамляя круглое лицо с пухлыми щёчками, полными губами, решительным подбородком и курносым носиком.// Кем вдруг стремительно взял девочку за плечи, притянул ее к себе и крепко поцеловал в щеку. Она засмеялась и поцеловала его в ответ, а затем снова затараторила на своем непонятном языке. Голос вмешавшегося Эскобара, как холодный душ, одним махом разрушил все радостные фантазии Кема о скорых прогулках по Елисейским полям. «Она не марсианка, она — русская...». Да уж. Кого можно в первую очередь встретить на Марсе? Юную русскую коммунистку, конечно...

Вот так встреча — парой месяцев ранее захватчики привезли сюда другую компанию — Анну Никитину, мурманчанку, закончившую Ленинградский университет (что не мешает голосу автора скептически отзываться о ее умственных способностях и мировоззрении); доктора Крюгера Харсбаха, питающего фанатичную ненависть к англичанам; а также некоего Николая Задова, «милиционера», недобро взирающего на новоприбывших землян-капиталистов ...И как, спрашивается, все эти разные люди должны теперь взаимодействовать тут, на Марсе?

Вообщем, полный «трындец» — пчелы-жуки- носители сверхразума, и обладающие телепатической способностью, подчинили себе расу гигантов, целыми днями собирающими бобы на полях (автору и здесь мерещится «коммунизм»). На планете засуха, и, предполагая, что скоро Марс будет непригоден для жизни, они и вывезли ученого с Земли, дабы он помог им в создании оружия против своих же сородичей — для будущей миграции «марсиан». Как ни странно, вроде бы аналогичная изуверская идея примерно в те же годы (а может, чуть раньше) была озвучена в одной из повестей Эдмонда Гамильтона (название не вспомню — они у него все похожи как две капли воды)... Зато стало известно, что секс на Марсе точно есть — в первую очередь с участием русской Ани. Верующая испанка Кармен начинает вдруг резко придерживаться целомудрия (автор, вы это серьезно?...). Однако, у Уитли присутствуют моменты, странность которых сравнима с творчеством какого-нибудь французского пост-протосюрреалиста; например, когда насекомые показывают путешественникам черно-белые фильмы о великих моментах человеческой истории... Да и говорить о сумасбродной концовке романа нет никакого смысла — и так сразу было понятно, какая из двух «компаний» возьмет у него верх над другой.

Что же в итоге. Автор запорол отлично начинавшуюся книгу, вывернув ее в сторону, позволяющую выразить собственные, отнюдь не фантастические убеждения... Но, по крайней мере, первая половина, включая описания полета НЛО, написана вполне достойно. Кстати, с тех пор Уитли больше никогда не пытался писать научную фантастику. И то было правильное решение — исторические и приключенческие книги у него выходили более естественными.