Кроме того, ещё когда я писал вторую часть, а третья уже немного появлялась в тетрадных заметках, мне однажды вспомнился миф об Актеоне и мелькнула мысль, что он каким-то образом должен вписаться в мой контекст. Каким образом, я не знал, но возникло ощущение, что он мне нужен.

И вот, когда роман уже был, вроде бы, написан, внезапно пришло понимание, каким образом. Я об этом потом шутил, что когда уже стояла точка, припёрлись музы и потребовали ещё одну сюжетную линию. Впрочем, это шутка только наполовину — они ведь действительно припёрлись и потребовали.

Этот миф на фоне общего повествования должен был звучать контрастно. Немного поверхностно, немного легкомысленно даже. Я хотел, чтобы он отличался от остального.

Ближе к концу романа Актеон, превращённый в оленя, появляется на нашем плане бытия. С ним вместе появляется и Артемида. Мне показалось это удачным приёмом, но читатели могут иметь на этот счёт своё мнение.

Была и второстепенная задача — через этот миф показать опасность противостояния богам или попыток соревнования с ними. В греческой мифологии есть множество более удачных сюжетов такого рода (один из самых явных — соревнование Аполлона и Марсия но, например, и Агамемнон против Артемиды, Елена против Афродиты). Но у меня уже был олень, тут-то и пришло в голову, что его легко связать с Актеоном. Я решил изобразить охотника, который с презрением относится к богам и несёт за это наказание.

По ходу развития сюжета об Актеоне в нём (сюжете) появляются некоторые подробности, о которых люди, знакомые с греческими мифами по книге Куна, могут и не догадываться. Николай Альбертович ориентировался, прежде всего, на детей и потому он некоторые события упрощал, а кое-какие и вовсе опускал. Кроме того, он ставил целью сделать античные мифы понятными наиболее широкому кругу людей, а для этого требовалось максимально упрощать мифологию, сводя всё бесконечное одеяло связанных друг с другом тысячами связей мифов к сборнику логически завершённых эпизодов. Из-за этого какие-то приводимые мной подробности могут ошибочно показаться кому-то авторскими фантазиями.

Среди таких, например, сомнения в божественной сущности Диониса. Нигде у Куна и вообще в популярных изданиях мифологии Древней Эллады нет упоминаний о его непризнаваемой божественности. Между тем, в более широких версиях этот вопрос не опускается — бог виноделия, действительно, считается как бы не совсем богом. Или даже вовсе не богом — мало ли детей у Зевса? Да и все ли они его дети?

Или, скажем, вскользь упомянутое преследование отцом Актеона жены Орфея Эвридики. Этот сюжет имеется у Вергилия. Согласно ему, отец Актеона Аристей возжелал красавицу Эвридику и, воспользовавшись отсутствием Орфея, преследовал её в её собственном саду. Эвридика, убегая от насильника, наступила на змею и была ей укушена, после чего умерла. Таково начало всем известной истории о путешествии Орфея в царство Аида. Оно мало кому известно, так как популяризаторы этот эпизод не упоминают.

Языческая мифология всегда очень запутана и изобилует пересечениями сюжетов. Однако в популярном виде она обычно вульгаризируется и упрощается. Популяризаторы, делая мифологические сюжеты более понятными, одновременно упрощают их, «упраздняя» ряд ответвлений.

Как могла бы выглядеть греческая мифология без участия тех, кто сделал её популярной и насыщенной широко известными богами и героями (в частности, и Н.А. Куна), можно увидеть на примере другой мифологии античности — египетской. Вот где голова кругом идёт…

Об этом расскажу, когда буду писать о «Хрониках Чёрной Земли».