В Новый год жара стояла неимоверная. Как только опустился покров ночи, резко сменив день, и не пустив вечер на свое законное место, вне отеля стало невыносимо душно, и пространство раскололось на две части: "здесь" и "там". Разграничение прошло по линии балкона. В декабре осенний сезон на острове обычно заканчивается.

Кондиционер жужжал исправно, и это вселяло надежду, что будет прохладно хотя бы в этом царстве приезжих и командировочных. Правда, сегодня в отель въехала делегация туристов с Тринидад и Тобаго (зачем мне об этом сказал метродотель, я не знаю). И потом, у них что, отсутствует свой жаркий Новый Год?

В воздухе витал праздник, наверное, потому что все чернокожие (а других здесь нет) таксисты и водители маршруток на острове Кюросао в преддверии праздника носили новогодние шапки. Вот и получалось: каждый встреченный негритенок — посевальщик, каждый таксист — дед Мороз. А еще может потому, что на центральной площади города-острова стояла зеленая-презеленая, искуственно-преискуственная елка, наряженная манго, папайей и бананами. Это снизу, а сверху — громадная пятиконечная звезда.

Часам к одиннадцати по местному времени в номер постучали коллеги по работе. А больше просто некому, и я узнал их по нетерпеливому стуку. Как и городская праздничная елка, они выглядели наряженными, и с выпивкой. Они уже начали "провожать", это было видно по нескромным улыбкам. По приезду в Виллемстад я им говорил, что "пока не прибудем на место, я не хочу, не буду...", но они помнили об этом, пока были трезвые, а потом они благополучно забыли, и решили зайти. Второй раз я тоже не сильно от них отбивался, хотя завтра вылетать на Арубу...

От "Bacardi" осталась только половина бутылки. Видимо, лучшая ее половина, раз они решили поделиться. "За старый Новый Год" это было единственное понятное выражение. Остальные звуки: смешки, хохот, дожевывания, проглотил шум кондиционера. "Заходите, конечно". Я всегда гостеприимен, тем более, когда откомандирован на на острова.

"Что делаешь?" возник вопрос, когда один из них посмотрел на экран ноутбука с набранным мною текстом. "Да так..." уклончиво ответил я, глядя туда же. "Понятно" пространно заметил он, отдавая должное этикету врывающихся вечером подвыпивших людей. Теперь, когда с этикетом было покончено, мы сели за импровизированный столик. Я снова глянул на ноутбук, с мыслью, что неплохо сохранить файл. Но, как известно, рукиписи не магнитятся. Не тонут и не тлеют под альфа-излучением. Не исчезают бесследно с флешек и жестких дисков. Если, конечно, это рукописи...

Разлили. Зашуршали пакеты с порционным сыром, на тарелках появились дольки апельсина и кольца ананаса, устойчивый запах экзотики распространился по номеру. "За спокойную жизнь в новом году", сказал один из коллег, имея ввиду работу, и поднял сувенирную рюмку. Это было понятно, но я автоматически спроецировал его слова прямым текстом, так, как это было сказано. Спокойная жизнь.

Что это такое, спокойная жизнь? Для человека, полжизни проведшего в квартире, загородная поездка это настоящий водоворот событий. А для командировочного это сродни прогулке за сигаретами в ближайшую лавку. Все настолько относительно, что даже говорить ничего не надо, каждый сам подбирает к своей жизни соответствующие эпитеты. Хотя на некоторые вещи можно посмотреть со стороны, а значит, боль-не-менее объективно, правда, это тоже условности. Вот, например, остров Кюросао. Жизнь здесь вообще течет не спеша, не зря неугомонный и гиперактивный Симон Боливар приехал сюда отдыхать после освобождения Южной Америки, да так и остался. Это островной менталитет, я давно заметил. Причем, чем меньше остров, тем дольше происходит то, что задумано. А куда спешить, если у тебя вечное лето, иногда сменяющееся условной осенью. И осень эту можно отличить только по скромно падающей листве, когда деревья меняют одежку на новую, уже успевшую проявиться под старой.

Пропорционально увеличению населенного пункта и скорость жизни убыстряется. Но и это еще не показатель, можно и в мегаполисе прозябать и не выходить дальше лестничной клетки. Туча факторов влияет на "спокойствие" жизни. Но и это еще не все. Одни и те же события в разные периоды нашей жизни мы можем воспринимать по-разному. В 20 лет все эти семинары, коллоквиумы, общежития, хмельные посиделки, визиты к дамам, футбольные матчи, картежные баталии, восприминаются как должное, и нет времени на передышку. Да она и не нужна, все так и должно быть. Мы испытываем на прочность спокойствие нашей жизни, и оно не выдерживает конкуренции с вихрем событий. Но на пенсии, думаю, все это воспринимается по-другому, и даже воспоминания в этом возрасте неспешные, и они осыпаются с человека, как сухие ненужные листья с дерева...

Снова разлили, и снова выпили. "За то, чтобы у нас все было, и ничего нам за это не было". "За то, чтобы все прошло гладко". "За здоровье". На этом откровенно-фантастические тосты, которые никогда не сбываются, но их регулярно произносят, закончились. "За тех, кто нас ждет" оставили на "сладкое", а после "Свободу Анджеле Дэвис" ярко чувствовалось, что алкоголь стал теплее, ему пора в морозилку, а нам, повеселевшим — на перекур. Кондиционер укоризненно глянул на нас, мол, и не лень вам выходить в знойную ночь из прохладного помещения. Я мысленно показал ему язык, и вышел за всеми.

Тишина номера сменилась шумным весельем на улицах. Карнавальным строем по ночному Виллемстаду вышагивали толпы местных жителей. Веселились от души, смеялись и танцевали. Снегурочки в купальниках, деды Морозы в набедренных повязках, все в красных шапках с белыми бумбонами, а потому все формальности Нового года на лицо. Только без снега, который большиство из них и не увидит никогда в жизни.

На улицах непрерывно звучали там-тамы, повсеместно вспыхивали разноцветные огни феерверков, новогодняя жизнь кипела под "крышкой" Кюросао. Лотки с мороженым и газировкой чуть ли не кипели от натуги: обслуживать надо было всех. Гамбургеры и мексиканские тако тоже сметали с прилавков. Какая-то очень активная парочка с синей бутылкой (видимо, знаменитый ликер "Кюросао") забралась на постамент Боливару, и начала выплясывать местные танцы, наверняка полные каких-то смыслов и ритуальных движений. Я смотрел на все это празднество, а меня охлаждал кондиционер, и грела "Bacardi". Все-таки отдыхать лучше, чем ... не отдыхать.

Если жизнь состоит из половины новогоднего вечера на Кюросао, то это хорошая жизнь. Дело тут не в алкоголе, или его отсутствии, просто тут нет погони за длинным рублем, или скоростного соревнования на крутость. Неспешность и тихоходность часов существенно отличали этот вечер от таких же в других местах, где я бывал, вечно я куда-то спешу, волнуюсь, переживаю. Да ну их всех...

И когда все разошлись (не забыв, однако, про знаменитых "коней", их "стремена" и прочий алкогольный фольклор), я неожиданно вспомнил о ней, но столь же ярко, как это бывало раньше. Наверное потому, что ее здесь не хватало. Почему у нас все получилось именно так? Что было причиной? Тогдашняя нетерпеливость ожиданий, все эти пронизанные чувствами письма, эти волнующие встречи в случайных городах, все эти разговоры, когда она лежит к тебе спинкой, а ты рассказываешь ей всякую чушь обо всем. Куда они пропали. Все это превратилось в "ровно и не спеша", и листва до сих пор осыпается с наших искрометных отношений...

Так. Напишу-ка я ей письмо, решил я, и резко поднялся. Новый год, он ведь за чудеса отвечает верно? И он еще не закончился, твердо решил я, и дернул мышку погасшего ноутбука. Он в ответ сонно отозвался звуком закрутившегося жесткого диска. Сохранить, свернуть, свернуть. Стрелка, стрелка, двойной щелчок. Новый документ корпорации Майкрософт создается за считанные секунды и тут же предлагает его переназвать. Но я еще не знаю, что он будет называться "Опавшая листва...", поэтому документ получает цифру два. Ах, да, тот незаконченный, и есть первый. Ну да ладно. Открываю. Курсор привычно замигал вначале строки, и я написал первое, что пришло в голову: "В Новый год жара стояла неимоверная...".

За балконом, где я иногда курю, есть аномальная зона. За всеми НОРМАЛЬНЫМИ балконами ветер не так часто меняет свое направление и сохраняет хоть какое-то подобие одно-направленности. А здесь он непредсказуем, и постоянно норовит загнать дым в квартиру. Поэтому мне приходится постоянно перемещаться из правого угла открытого окна в левый. Снизу создается впечатление, что я все время мечусь туда-сюда. Впрочем, мне с балкона начхать на мнения под балконом. Но это уже там, на другой территории. В аномальной зоне.

На днях пересмотрел «Красоту по-американски». Вы конечно же помните, что так поразило молодого человека и его молодую видео-душу , ну так, по-американски. Это был кружащий в вихревом потоке пластиковый кулек. Он планировал повинуясь ветру, то опускаясь, то поднимаясь вверх. Я, задумчиво выдыхая дым, вспомнил этот эпизод, и тут же сложил «два плюс два». Нажал в памяти на паузу и пошел на кухню на поиски такого же пакета. И найдя его, ни о чем не жалея и борясь за чистоту эксперимента, а также наплевав на чистоту под окнами (другая территория, помните?), запустил его с балкона. Он довольно быстро, исказив свою форму, полетел вниз, и от его падения в мире случились только две вещи. Я переосмыслил силу и веру в эксперименты, и внизу врассыпную шарахнулись гусеницы …

Да ну их, эти эксперименты. Если не смотреть за балкон, не дымить туда и не ставить сомнительные опыты, а просто повернуться на 180, то у меня все в порядке. Ты мне улыбаешься, ты предлагаешь пельмени. Как я их обожаю. Всех, и тебя, и пельмени. Тебя больше! Что мне важнее, что у меня есть пельмени, или то, что дала мне их ты? Ведь одно без другого не было бы именно в этом эмоциональном варианте. «Не кури на балконе, спустись, пожалуйста, вниз …». Улыбка вместо «хорошо», но ты понимаешь меня. «А я пока по тарелкам разложу и перцем посыплю … как ты любишь». Расстояние между нами стремительно сокращается до нежного поцелуя. «Я тебя жду …». И я борюсь с предвкушением и курением среди гусениц внизу. Там где-то ветром уже унесло мой экспериментальный пакет, я уже выходя, инстинктивно ищу его глазами ...

Эти несносные гусеницы. Вездесущие, жрущие все подряд, включая несчастную полудохлую шелковицу под окном. Мохнатые противные существа. Ты их не видишь, ты не выходишь в аномальную зону. А они между тем — симбиоз обжорства и неприглядности. А ты знаешь, что если гусеница уже в коконе, и ее раздавить, что вытечет просто лужа. Там ничего нет, одна молекулярная нестабильность. Но если еще немного подождать, до рассвета в конце лета, то вылупиться бабочка. Уникально. Ни у одного такого же распространенного насекомого нет такого цикла – насекомое-ничего-снова-насекомое. Эта уникальность хоть как-то прощает их, гусениц, неприятный вид. Хотя как их простить, ведь гусеницы живут почти месяц, а бабочки — неделю. Разве это справедливо? Впрочем, гусеницам на меня также, как и мне на мнения из-под балкона …

И я возвращаюсь к тебе. Запах стоит неимоверно густой и потрясающий. Вот это НАША территория. Здесь витает запах твоего отношения ко мне. Это запах твоих улыбок, твоей ласки, твоей нежности. Твоей любви. Я сажусь, но не спешу брать вилку в руки. Любуюсь. Ты замечаешь мою паузу и спрашиваешь — «Все нормально?». Ты даже не представляешь, насколько всё хорошо. Ты начинаешь есть, показывая пример. Я вспоминаю сцену из той же "Красоты ...", когда они ели спаржу. У нас все не так. Не так началось, не так закончится. Да и кулек просто почти камнем полетел вниз. Но это же красота!!

«- Ты кстати, зачем пакет выбросил за балкон?» … Неожиданно. Я думал, что ты не видела. Ну ничего, я тебе сейчас все подробно расскажу ...

В начале было слово. Тоже мне бином Ньютона (с). Конечно — слово. Сложно представить с человеческой, (или точнее, по-образу-и-подобию-Бога-человеческой) точки зрения, чтобы он молча начал СОЗДАВАТЬ. Вот придумал себе и начал. Он же не болен, например, аутизмом. Только куда он сказал это слово? В пустоту? В космос? Кому он это сообщил? Или просто крикнул в пустоту, и принялся за дело? …

На днях говорил с глубоко верующим человеком. Молча слушал его «аргументы и доказательства», на которые он перешел, говоря с таким особо отличившимся «нехристем», как я. Даже мой крестик на шее в общем не убедил его ни в чем. А после его «… Бог всех проверяет на ЭТОЙ земле, кого богатством, а кого бедностью …» предательская улыбка все-таки скользнула по моему лицу. «Да что с тобой говорить …» после этого заявлено было мне. Стало быть – разочаровался. Можно даже сказать, веру потерял. Чуточку. И виной этому был я. Потому как не особо я и старался, если честно. А то, что мне что-то не надо «аргументировать или доказывать», он не понял. Я и сам знаю силу веры во что-либо, будь то Бог, любовь или жизнь на одной из планет одной из звездных систем одного из рукавов Крабовидной туманности. Правда мне остался не понятен один перекос. Если я скажу, что «верю в Него», то большинство скажет, «о-о-о», похвалит, молчаливо улыбнется, скажет или подумает, не важно, но обязательно что-то положительное. А если я скажу, что «верю в полет на Солнце», то тоже самое большинство покрутит пальцем у виска, или просто отодвинется от меня, как от прокаженного. Короче, отнесутся как к придурку. Но ведь принцип один и тот же. Там вера, и там, там энергия, и там. А Вы ТОЧНО уверены, что Солнце – большой огненный шар, где выгорает водород, превращаясь в гелий, … и прочая научная теоритическая база. А может это коллаж, прикрепленный к небу четырьмя болтами? А если долго копать в песочнице, то можно наткнуться на панцирь черепахи … И потом, сколько таких замысловатых «придурков» уже мелькнуло в истории. Коперник, Ньютон, Эйнштейн. Мелькнуло, и осталось навсегда …

Я правда, не успел спросить своего виз-а-ви по религиозным вопросам о второй мировой. Или это тоже была проверка, только на этот раз горем и страданиями. Вот я и думаю, кривоватенько как-то вышло у Него. Но это уже скажу товарищу по палате. И только он, товарищ из соседней палаты, спросит меня на прогулке, мол, «… чувак, а план-то какой? Бабки-то подбил? Когда на Солнце вылетаем? …».

«Я пошутил», отвечу я ему. Мне и на Земле хорошо. Есть для кого здесь на Земле оставаться и жить …

У меня в квартире много настенных часов. В каждой комнате, на кухне, в коридоре. А в одной комнате их аж две пары. Так, видимо, «исторически сложилось». Это такое великолепное и абсолютно бесполезное с точки зрения сегодняшнего положения дел объяснение. Что значит «исторически»? История на то и ИСТОРИЯ, чтобы оставаться в истории. Давайте все-таки вещи называть своими именами. Не хотим менять «сегодня», поэтому и ссылаемся на «историю». Так и я. Не мешают мне часы, вот и «исторически висят на этом месте». А вот если бы они «коалицию» мне «создали», я бы сначала с трибуны, наверное, выступил, потом вне закона их объявил, а потом принял бы меры, ух, как бы я принял меры …

И не то, чтобы я так уж усиленно следил за временем. Идут себе часы да и идут. Отсчитывают события. Или их отсутствие. Или молчание. Или терпение. Двигаются стрелки, совершая многочисленные круги вокруг своей оси, механизм тратит энергию батарейки, вращается, в полночной тишине даже жужжать пытается. Но это в отсутствие «кукушки». Та, если бы была, то по-быренькому утихомирила это жужжание. Но «кукушки» там не может быть, часы в «морском» исполнении. Не комильфо получилось бы. На крайняк — чайка …

Потом я понял, что я все время на них натыкался взглядом, но подсознательно, типа, «а, уже полвосьмого …», и особенно четко это оказалось видно, когда лампочку в люстре заменил. Была обычная «с накалом», но сгорела, идентичной в доме не нашлось, в супермаркет — лень, да и «экономка» под руку подвернулась. Теперь свет включается в два этапа. Сначала «накал», потом догоняет «экономия». И часы отразились в глазах два раза. Вот на контрасте я их и «приметил»)))

Я вспомнил, что там висела моя давняя-предавняя «мазня». Но в одну из пьянок кто-то пришел, «ахнул», мол, «как тебе удалось такому гению так долго скрываться …», и пришлось подарить, чтобы и дальше оставаться «инкогнито». А что делать, не-совсем-искусство, как оказалось, тоже требует весьма определенных жертв …

Делать новую рамку под новую-старую «картину» я на этот раз посчитал форменным издевательством над Сальвадором Дали, и не стал продолжать свои эксперименты. Но одинокий шуруп так и остался чернеть совершенно черной точкой на бежевых обоях, и особенно удлинялась его тень во время вспышек ярких баталий по телевизору, отвлекая меня от событий. Вот и появились вторые часы, сначала в фантазиях, потом в желаниях. А потом я увидел в супермаркете часы с корабликами. На полке рядом с кефиром. Якорь такой «серьезный», синий почему-то. Имитация волны, маяк вдали пытается сверкать. Ну точь в точь, как у меня было на картине, такая же безвкусица. Вот и решил, что сегодня мои желания совпали с моей возможностью лишний раз не искать «нормальные» часы, а просто достать из портмоне нужную сумму. И «волки» сыты, и «овцы» целы. И ремонт не надо делать. И Дали вроде не в обиделся. Хотя кто его знает, говорят, он был сумасшедший …

Так что у часов тоже есть история. Но какие же они разные, эти уже «исторически складывающиеся» истории …