облако тэгов
Вязла тут в руки "Вейна", полистала... Ну что я могу сказать... Мне очень, очень жаль, что я это написала. Потому что я это хотела бы прочитать! А еще больше — прочитать раньше, лет 20 назад!
Собственно, то же я думала и о "Наследниках", и о "Княжестве". Но тогда я боялась. Или как правильно сказать? Чувство неуверенности? А сейчас я листаю и думаю: "Это хорошая книга. Как хорошо, что я ее написала. Как ужасно, что я ее написала!"
Будет ли такое же отношения к тому, что пишу сейчас? (тут была минута пессимизма под названием "да кто ж это напечатает"). Не знаю. Она — другая.
Насколько "Вейн" — мое, мое воспоминания, мое восприятие, мои картинки из детства, настолько в "Тридцать седьмом..." все это более отстраненное. Нет, оно тоже мое, и "Наследники" мои, и уж "СК" мое, но все-таки есть какая-то градация. Не могу объяснить.
Ну вот открываю "Вейна": степь — это я, и Рабочий поселок — я, и дневник Даши — я, и "врезки" довоенного времени, как ни странно, тоже я, а уж не влюбиться в пятнадцать лет не в скажу кого я бы точно не смогла!
Теперь "Тридцать седьмое..." Город, похожий на Питер, разве я могу считать его своим? Вот два героя, попавших на войну: Егор из "Вейна" и Ник из "Тридцать седьмого..." Первый — мой, понятный, ясный! А другой... Мне сложно с ним. Да и война у них была разная.
Кстати, только сейчас подумала: да, война и там и там, но мне даже не приходило в голову думать о ней одинаково.
______________________________________________________ ______________________________________
Вранье все: первый бой, а руки не дрожат, и совсем не страшно. Просто фигурка в темно-сером обмундировании упала, не добежав до крепости. Егор передернул затвор и взял на мушку следующую. Толкнуло отдачей. Зейденец схватился за живот и рухнул на колени. Егор чертыхнулся, но добивать не стал: патроны нужно экономить.
Взвизгнуло, брызнуло каменным крошевом – пуля пришлась в край бойницы. Остро чиркнуло по подбородку. Егор промокнул ссадину о плечо, подумав злорадно: «Мазилы!» – и снова прицелился. Как в тире. Даже мысли не мелькнуло, что это – люди, что они стреляют в ответ из настоящего, не учебного, оружия.
Потом штурм затих. Егор сидел, навалившись на стену, и разминал уставшие пальцы. Они пахли порохом и ружейной смазкой. Камень грел спину сквозь футболку. Болело плечо, в которое упирался приклад. Рядом переговаривались, булькали водой во фляжках, с кряхтением стягивали сапоги, матюгались, стонали. Дым над лагерем давно рассеялся, самолеты не летали, и казалось – все кончилось. Когда к ним спрыгнул лейтенант, Егор посмотрел на него с улыбкой. Думал, тот скомандует: «Отбой! Выходим из крепости». Но Миддель снял фуражку, вытер лоб и сказал:
– Смену привел. Идите отдыхать.
Для сна отвели место на нижнем ярусе древней казармы. Там уже лежало вповалку с десяток солдат, пришлось их потеснить. Егору бросили камуфляжную куртку, он свернул ее и запихал под голову. Закрыл глаза – и поплыла дорога, по которой спешил в Верхнелучевск, заблестели разбитые стекла автобуса, мелькнула желтая косынка, трепещущая на ветру. Талкин голос спросил с укором: «Почему ты меня не нашел?» Родька сощурился: «Слабо! Не пройдешь! Там же крысы. Увидят, что ты один, и ка-а-ак кинутся!» Егор хотел возразить, что нет тут никаких крыс, но язык не ворочался.
Проснулся, как от толчка, и приподнялся на локте. Громкий храп заглушал редкие выстрелы. Надышали, и воздух стал густым, пропах потом, дегтем и куревом. Тускло горела керосиновая лампа, пристроенная на балке. Егор снова лег, потрогал подбородок. Ранка запеклась корочкой, из-под нее сочилась сукровица.
И вот тут накрыл страх. Он был громадным, точно на Егора высыпался кузов песка – ни пошевелиться, ни вздохнуть. Чуть бы в сторону пуля – и все! Как ординарца Макса, как водителя рейсового автобуса. Как тех четверых, которых снесли в подвал и накрыли брезентом. Чуть меньше везение – и его бы уже не было. Вообще. Нигде.
Затолкал в рот костяшки пальцев, вцепился зубами, но страх не уходил, и Егор пополз за каменный выступ, подальше от спящих. Скорчился в маленькой нише. «Война, война, война!» – колотилось в голове, и от этого хотелось кричать. Он стреляет – по людям! И эти люди стреляют по нему. Вчера не убили, могут сегодня. Пуля или шальной осколок. С чего он взял, что с ним этого не случится? С любым может. И не только тут, в крепости. С ребятами из интерната – Родькой, Захаром, Стасом, Вэлькой. С Талкой. С отцом.
Даже с мамой.
«Прекрати!» – приказал беззвучно и ударил себя по губам. Во рту сделалось солоно.
Они продержатся до подхода войск. Зейденцев выбьют за границу. «Я – солдат. Не сметь!» Сжал в кулаке отцовскую бирку. Острые углы больно врезалась в кожу.
______________________________________________________ ______________________________________
…Капли щедро сыпались с листьев, стоило задеть деревце. Они были красивые, блестящие на солнце, но Ник вздрагивал от холода. Часто оборачивался: чудилось, что крадется след в след огромный, мосластый, в клочках бурой шерсти… зверь? Пугало все – неожиданный треск ветки, порыв ветра, птичий крик. Ник шел на северо-восток, в сторону границы, надеясь лишь, что не обманулся с направлением. Сначала есть хотелось очень сильно, до спазмов. Потом в желудке поселилась тупая боль, заглушившая голод. Бояться Ник тоже устал.
Осиновый лесок постепенно становился гуще, прорастал березами. Показались холмы, темные от елей. Вскоре Ник вышел на проселочную дорогу. В колеях еще подсыхала вода, а трава по обочинам уже успела выпрямиться под солнцем. Пушистые метелки щекотали колено сквозь дыру на джинсах. Слева дорогу закрывала тень от холмов, Ник держался правой стороны.
За поворотом он увидел разбитую машину – двухместный «ТАН» с незастекленными дверцами и снятой брезентовой крышей. С водительского места свешивался убитый ареф. Кровь стекла по опущенной руке и скопилась на земле лужицей, над которой жужжали мухи. Ник подошел ближе – в машине могла оказаться еда и аптечка. Дверца с пассажирской стороны не открывалась, так ее покорежило, и пришлось забираться через оконце. Дерматин на сиденье порвало пулями, он цеплялся за джинсы. Ник пошарил в бардачке – какие-то бумаги, исписанные на чужом языке, зажигалка и пачка сигарет. Распихал все по карманам. Потом решился обыскать труп. Было не страшно, а просто неудобно и грязно, кровь пачкала руки и противно пахло. Под ногами у боевика он нашел армейский «ТР-26». Пистолет стоял на предохранителе.
Ник выбрался из машины, едва не сорвавшись с высокой подножки. Сел на обочину, вытер руки об траву и принялся изучать добычу. Пистолет, наверное, давно таскали без кобуры – виднелись мелкие царапины на темном металле. Ник нажал на защелку и вынул магазин из рукоятки. Осталось четыре патрона. Он снова зарядил «тэрэшку» и взял, примериваясь, как быстро можно снять с предохранителя. Получилось плохо: руку повело вниз, «ТР-26» оказался непривычно тяжелым и длинным по сравнению с… чем? Ник судорожно хватанул губами воздух, ставший вдруг густым и горячим. А откуда он знает, как обращаться с оружием?! Понятно, что стрелял раньше, но когда? Где это было?!
Уронил руку с пистолетом на колени. Он не помнил ничего. Смутно мелькали обрывки, похожие на сны: полыхает автобус на городской площади; белесый свет, в котором плавают люди-рыбы; мертвая кошка, лежащая на глиняном дувале; рычащий грузовик таранит красно-белый шлагбаум; женщина в темном платке подает кувшин с молоком.
Сказал вслух:
– Я в Арефе, – это знал точно. – Меня зовут…
От оглушительной тишины в голове заложило уши. Пришлось сглотнуть, точно в самолете… Самолете?! Каком? Куда он летел?
Не выпуская пистолета, забыв поставить его на предохранитель, зашарил по карманам. Хоть что-нибудь найти! Записку с номером телефона, билет на автобус, ключ от дома, монетки, фантик от жвачки – что угодно! Опомнился лишь, больно стукнув себя «тэрэшкой» по бедру.
У него ничего нет. Только драные джинсы, грязные кроссовки и футболка, превратившаяся в лохмотья.
С той стороны, откуда он пришел, послышался шум. Ник повернул голову.
Почему он не убежал? Откатился бы в лес и все, лежал за деревьями в тени. Но подумал об этом позже, а тогда лишь смотрел, как остановился ободранный мокик и с него слез бородатый парень в камуфляже. Ареф цыкнул сквозь зубы, оглядывая машину, и потянул из кармана рацию. Включить на передачу не успел – заметил Ника. Рванул автомат, висевший на груди, но тут же расслабился, хотя пальцы с гашетки не убрал.
– Тьфу ты, пацан! Чего тут сидишь? Под пулю хочешь?
Он говорил чисто, лишь слегка выделяя согласные. Ник молча смотрел на него.
– Брось пистолет. Ты его в машине нашел? Брось! Сейчас за меньшее стреляют. Слышишь? Давай! – и повел автоматом.
Ник медленно поднял руку и нажал на курок. Ударило отдачей – очень сильно.
Из-под бороды плеснуло красным, сразу залив грудь. Ареф булькнул и повалился на спину. Звякнул задетый им мокик.
Пальцы болели. Ник выронил пистолет и сунул кисть под мышку. Согнулся, упершись лбом в колени. Кружилось голова.
______________________________________________________ ______________________________________