2. Герои.

Их много, порой начинает казаться, что слишком уж много (кто все эти люди и что они делают-то?), но с другой стороны лишних там нет. Предполагаю, что по каждому из героем автор при желании сумел бы написать повесть, наподобие "Края" и не знаю, радоваться ли тому, что желания подобного не возникло, или же печалиться.

Снорри — герой-пивовар, точнее пивовар по признанию, а герой, потому что так вышло. Он умер и был возвращен — тело и разум, а такая мелочь, как душа, потерялась по дороге. И вроде бы без нее прожить можно, но вот разваливается жизнь, фальшивая она, как елочные игрушки, радости не приносящие.

Дорога Снорри начинается после смерти (что еще раз подтверждает приквельный характер "Края"). И это путь существа, которому в общем-то все равно, куда идти. Но главное, что он доходит и находит в себе силы вернуться.

Эльри Убийца Щенков. Бродяга, который пришел и был, пытался строить свою жизнь, как умел, возводя новый дом на фундаменте воспоминаний. Но цемент оказался некачественным, ключи подавленных желаний и совести его размыли, и дом рухнул. Только Эльри не из тех, кто будет горевать о несбывшимся. Он — человек дела и, увидев цель, шагает к ней по хрустящим трупам собственных тараканов. Не важно, куда ведет дорога. Есть долг. Есть клятва. Есть шанс, исполнив клятву, начать все сначала в буквальном смысле.

Тидрек, раненый мастер. Он изувечен собственным несовершенством. Каменный цветок не дается в руки Данилке-Недокормышу. А Хозяйка Медной горы не спешит на помощь. И желание, неисполнимое априори, толкает на обман. Сменить облик? Пусть будет чудо, если оно приблизит к мечте. А если сделан первый шаг, то и второй не вызовет сомнений. Дорога сама ложится под ноги, успевай переставлять. И пусть приводит к убийству, но ведь, совершенное во имя любви, оно прекрасно.

В теории. На практике кровь отрезвляет. Сводит с ума. И убитый — пусть не физически — мстит убийце. Потеряв все, Тидрек решается на дорогу к Девятому замку. И отказавшись от себя — своего рода, родителей, друзей, мастерства, чести, — он получает шанс. Это и вправду великая любовь, и песня о ней хороша.

Асклинг, пивная бочка, ставшая идолом, и идол, обретший плоть. Весьма любопытная фигура. Символ почтения ученика к учителю. Объект сейда, черного колдовства. Мститель, которому не удалась месть — он не убил Тидрека. И беглец.

Сам Асклинг не сделал ничего плохого, но при том он проклят. Заочно. Весьма напоминает мне христианский постулат о первородном грехе, когда новорожденный платит за чужие ошибки. Вот только Асклинг, в отличие от новорожденного, которому глубоко плевать на высокие материи, способен соображать, а его проклятие, незаслуженное, но действующее, губит других. Асклинг желает стать человеком, однако вне этого желания он уже человек.

Дэор. Еще один бродяга, неосторожно забредший на запретные территории. Еще один безумец от любви, решившийся на сделку, поставивший на кон не собственную душу, но возлюбленную. Что это? Азарт? Желание доказать высокомерному королю сидов, что человек способен сотворить чудо? Отчаяние? Или жадность? У него остался бы выход — в этом мире полно возможностей для красивой смерти. А что бы стало с ней?

Пожалуй, именно этот момент сделки с карликом, показателен для понимания характера Дэора, тех черт, которые проявятся позже. О да, он дойдет и вернется, он принесет имя карлика с того края мира, получит замок и Фионнэ, признание короля сидов и его сомнительную благодарность. А с нею нарядный ошейник и крепкую хозяйскую руку.

Интересно сравнить эти две любовные линии: Тидрек-Ласточка, Дэор-Фионнэ. Любопытно то, что в обоих случаях мы имеем сугубо мужской взгляд на проблему, женщины остаются в пассиве. Но если Ласточка каменно-равнодушна, она не пытается повлиять на Тидрека, остановить его или оттолкнуть, я бы сказала, что Ласточка слишком совершенна, чтобы самой предпринимать какие-то действия, то Фионнэ из другой породы. Пожалуй, что она — женщина-плющ. Ей требуется опора, и в то же время эта опора определяет вектор движения. Единственная ее попытка изменить что-либо — это попытка убежать, от которой Дэор отказывается. Он ведь победитель. Он вернулся за обещанной наградой, которую получил сполна. И Фионнэ для него — приз. Она же соглашается быть призом. Почему? Ради любви? Ее больше нет, и Фионнэ поймет это раньше многих. Исполняя волю отца, а потом и волю мужа? Возможно. Ей привычно подчиняться. А там, глядишь, случится еще какая-нибудь безнадежная любовь, которая заставит и страдать, и надеяться. С другой стороны Дэор — какой-никакой, но щит против ненавистного отца. А там и сын подрастет, воспитанный матерью, слушавший ее версии, ее истории, и кем он станет — большой вопрос. Но опорой для плюща несомненно послужит.

Возвращаемся к иным героям.

Борин, сын Тора, и Дарин, сын Фундина. Эти двое, на мой взгляд, весьма похожи. Оба идут за местью. Оба приходят. И получают шанс. Вот только один перешагнет тело врага и направится к чертогам предков, а другой предпочтет бегство, уверяя себя, будто бы оно — синоним прощению.

Рольф Ингварсон, мальчишка, которому было скучно пасти овец и приумножать отцовское богатство честным трудом. Он однажды ушел из дому, чтобы прийти в Орден Серебряного Креста, служить во имя короля и церкви, приближая конец мира. И возвращение домой, чтобы окончательно понять — дома больше нет, того места, куда можно вернуться (хирург уточняет — не в буквальном смысле, поскольку земля, овцы и строение остались, а вот дом, который сердце, исчез). А значит, и выбора особого: коль есть дорога, то иди до героического финала.

Корд'аэн, Лис, побежавший против огня, пытающийся поймать за хвост цаплю, на крыльях которой держится мир. Он служит идее, он верит, потому что лишь вера помогает удержать разум, когда этот самый мир разваливается на куски. Медный судья и вправду имеет в крови изрядно металла, чтобы любить и воевать с любовью, чтобы помнить и о ней, и о собственном долге. И пожалуй, единственный из всех, он понимает, куда и зачем идет. Он использует остальных, движет фигурки спутников по доске божественной игры. Другое дело, что понимание не спасает Лиса. Но лисица — зверь хитрый, живучий. Вывернется. Пусть в рыжей шерсти ее теперь прибавится седины, а на сердце — шрамов.

Что же сказать о других героях, которые собираются вокруг каждого из центров силы? Они есть и, несмотря на дальние планы, прописаны четко. Видны не тени-функции, но характеры, люди (и не совсем, чтобы люди).

Еще одним немаловажным достоинством "Девятого замка" является факт свободы воли персонажей. Не чувствуется над ними авторской довлеющей руки, не видны те нити, за которые творец дергает свои создания. Здесь работает механика собственных их мотивов — доводов разума, сердца и души. А посему, есть место выбору. И есть сила или слабость перед принятием этого выбора, равно как и цена, не навязанная, но взятая по собственной воле.

3. Сюжет.

Здесь, пожалуй, стоит говорить "сюжеты". Каждая линия имеет собственную завязку, развитие, кульминацию и развязку. Ну и события, в которые сии архитектурные компоненты был помещены автором. Вместе с тем глобальный сюжет завязан на гибели мира. Интересная тема. Она звучала, звучит и будет звучать, причем не только и не столько как конечная станция для всего и вся, сколько как точка глобальных изменений.

Здесь хотелось бы провести аналогию с ацтеками, которые кормили солнце кровью и сердцами, дабы у него, бедного, хватило сил двигаться по небосводу. Но солнце все же упало в море в тот день, когда причалили к берегам великой империи мешиков испанские корабли. Физически остались на месте континент, леса, долины, реки. Города вот частично уцелели. Но мир Тескатлипоки умер. Исполнилось пророчество? Пожалуй.

И Эдда поет нам о гибели мира. О сожранном солнце и мертвых богах. И вот золотая омела — опасное растение, которого и в нашем родном мире год от года больше — повисла на ветвях древнего ясеня. Корни омелы — чем не копья? И хватит у нее прозрачных ягод, чтобы заполонить весь мир.

Омела не убивает сразу. Она просто использует живое, чтобы жить самой. И вместе с ясенем дряхлеет сам мир. Меняется. И вот уже золото дает власть, а страх и рациональность — право отступить перед врагом. Рушатся родственные узы. И клятвы превращаются в пустой звук. Этот мир одряхлел, но еще способен на последнее чудо. Черный замок ждет достойных.

И достойные идут.

(гм, сложно писать о героике без пафоса)

Вот как раз их путь, не идейный, с которым как раз все нормально — каждый держит свой курс и получает свой риф — но сюжетный и подставляет автору подножку.

Снова выпадает "Край предков", поскольку замкнут сам на себе, но две другие части препарируем.

Итак: начало "Дороги" — оно начало дороги и есть. Каждому герою своя отправная точка и миниистория надлома. Автор выбрал более сложный вариант — он не сообщает о конфликте конкретного персонажа из разряда "в 12 лет был оцарапан кошкой, поэтому кошек не выносит надух", но показывает, как оно было. Тем самым с одной стороны текст усложняется за счет фона, вовлечения многих посторонних лиц, с другой, читатель становится свидетелем и как полноправный свидетель может судить о герое и ситуации. Сразу оговорюсь, быть свидетелем интересней, чем читать "протокол по делу". Но перечень дел иссякает, когда все герои собираются под крышей Снорри и решают гуртом (оно и понятно, так веселее) отправится к Девятому замку. Мотив у каждого веский, судьба ли постаралась подыграть Лису, или напротив, поставила подножку, но факт, что завязка истории закопана под домом пивовара.

И от этой завязки пляшет развитие... только сначала как-то оно слабо пляшет. Вьется сюжет, переходит от приключения к приключению, но вот остается такое ощущение, что часть этих препятствий — для того, чтобы были. При том, что до и после текст насыщен, там каждое предложение пашет на идею, а здесь — идут себе и идут. Болото? Ну болото. Шаман? И пусть его. Хотя хирург рассеяна по природе своей и могла чего-то недоглядеть.

Впрочем, исправляется сие легкой шлифовкой. Главное, не отрезать лишнего.

Что еще напеть по сюжету? Читатель нужен крепкий и с хорошей памятью, такой, который не испугается переплетения нитей, где каждая отдельно — не так и сложна, но в общей массе есть опасность забуксовать, разбираясь, кто есть кто. Хотя не так оно и сложно на самом-то деле.

4. Мир.

Мой любимый пункт. Мир здесь нарисован отдельными мазками. Не герои живут в мире, но мир держится на плечах героев. Он существует как деревня Снорри, где сходятся под тенью дуба консерваторы и реформаторы, не замечая, что сам дуб превращается в тень памяти, а обычаи теряют суть, сохраняя лишь внешнее. Это же просто — выполняешь некие действия и предки довольны, и боги... а над смыслом пусть мудрецы думают.

Умер ли здесь старый мир? Пожалуй, выжил, адаптируясь к изменениям. Ну а те, кто не в состоянии оказался адаптироваться, пусть претензии Дарвину предъявляют.

Мир есть и в подземельях Тидрека, где мастерство, талант — вот единственный достойный путь. А если талантом обделили? Или даже не так, если кому-то в роду, тому, кому повезло родиться раньше, таланта дадено больше?

Всю жизнь тебе жилы рвать и доказывать, что ты не хуже. И не здесь ли, в подземельях, истинная причина побега? Родившийся наново не имеет знаменитых предков, зато имеет шанс начать новый род. Выход? Вполне.

Но в подземельях обитают не только мастера с подмастерьями, сыновья конунгов и хранители сокровищ. Кому-то приходится сокровища добывать, грызть горы, ломать камни и собственное тело, живя в нищете. Не бывает, чтобы справедливо и для всех. А как хочется доведенным до края постучать в золоченую дверь. И лучше всего — кулаком аль тараном. Глядишь, не выдержит дверь и наступит блаженный час, когда воцарятся свобода, равенство и братство. И это тоже изменение мира, отнюдь не флуктуационное.

Дэор, Рольф и люди, которых не обошла чаша изменений. И одни вырезают селения за неправильную веру, а другие служат песней. Вот только поют как-то не так, не добивая до души. И вроде песня хороша, и слова те, и музыка. А слушатели хотят чего попроще, попонятней.

Знакомо весьма сие.

Люди меняются. Нет больше среди них места безумным походам и славе, но время покоя, время стабильности. Время власти искать себе хозяев, и потом уже эти хозяева решат, сколько и чего позволено стоящим ниже.

Сидов с заповедными их лесами не обходит стороной недобрый ветер перемен. Лишь альвы держатся с каменной отрешенностью, но камень тоже не бывает вечен.

Мир многообразен. Он разный, но он — один, живой организм, и как живой организм эмергентен. Тем самым каждое отдельно взятое место важно и само по себе, и в общем контексте повествования. С учетом того, что мест этих было превеликое множество, радует, что у автора получилось создать внутренне непротиворечивую модель.

Теперь слово о фантастичности. Я бы скорее использовала термин мифологичность, поскольку нет здесь фантастики, вымысел идет на грани. Сиды? Альвы? Дверги? Цверги? Драконы? С одной стороны явная сказка, с другой... а наше прошлое — разве не столь же сказочно? И почему я верю в существование тиранозавров или волшебное самозарождение жизни на Земле, но не в иные расы? Доказательств нет? Мое воображение — лучшее для меня доказательство, ибо мир реален ровно настолько, насколько мы сами этой реальности ему даем. И как знать, не стер ли перелом одну историю, подменив ее иной? Корни нашей памяти не столь и глубоки, их выкорчевывали, травили и подкармливали, убеждая нас то в одном, то в другом. История, оставаясь неизменной в свершившихся фактах, меняется в их толковании. И данный вариант ничем не хуже прочих.

В нем нет известных имен, красных стрелочек на контурных картах, прямоугольников, обозначающих расстановку сил. Сказка и миф куда менее конкретны, но куда более живучи. Так что фантастичность книги весьма условна. Скажем, реальность могла быть такой, как описал автор. А могла и не быть.

С ней, с реальностью, вечно что-то не так.

Язык, тот самый, который инструмент. Показательно то, что мне не хотелось править текст по мере прочтения, привычка давняя, весьма часто мешает оценить глубины авторской идеи и прочее, и прочее. К счастью, не сейчас.

Автор писать умеет. И не так, чтобы красиво — красивость зачастую излишня, пафосна — здесь же каждое слово на своем месте. Есть где жить образам, тем нюансам речи, которые создают многомерность произведения, оставляют свободу и воображению, и разуму, но все же держат мир в колее.

Книга — не кино. Здесь не использовать замедленной съемки или же рисованных спецэффектов, здесь нет музыки или игры актеров, которая порой важнее всех спецэффектов, здесь читатель строит свою киностудию. И от того, насколько автор сумеет достучаться до читателя, разбудить его воображение и нажать на нужные рычаги, будет зависеть то, насколько книга пробивает. Для меня эстетическая компонента важна. Если автор не управляется со словами, то как справится он со всем прочим? В большинстве случаев — никак.

Так что, за язык, которым написана книга, отдельное мое автору спасибо.

Итак, герои. Три пути, три возможные линии инициации читателя. На широких дорогах любовно выписанного мира они не пересекаются до самого конца, что даёт возможность присмотреться к каждому в отдельности. Между тем как общего у них — только то, что все трое изгнанники, в той или иной степени. У каждого своя история, что затрудняет подвести повествование под некий общий знаменатель. Хотя для меня как читателя это не проблема. Текст не разваливается, он достаточно прочно сшит перекрёстными стежками — отсылками, намёками и разными этнографическими колбасками. На это же играют презабавнейшие эпиграфы — цитаты из культурного поля выдуманного мира.

Ярче всего мотив изгнания выписан относительно Эльи — выписан буквально у неё на коже, на спине, где раньше были крылья. Она — фейхт (кастовый боец) из скланов. Скланы — это местные эльфы: не в смысле гламурные бессмертные ушастики, а в смысле Старший Народ, инопланетяне, иные, ангелы и демоны, не-люди, — одним словом, Чужие. Архетип Чужого, Не-человека аккумулируется в образе скланов, и даже крылья служат им не для полёта, как можно подумать, а для управления эманом — разлитой повсюду незримой энергетической субстанции. Нет крыльев — нет эмана — нет полноценного функционирования. Нет пользы ветви, клану, общности. А как говаривал один мой персонаж: "От кого нет пользы — тому дорога на дно".

Ну так вот эти самые крылья Элье и отчекрыжили по решению самого гуманного суда.

После чего сослали на дно — вниз, к людишкам, коими скланы вельми брезгуют.

А она взяла и не умерла. Потому что — Fechter, ну и ещё назло. Хотя пространство для манёвра довольно ограничено. Здесь интересны её рефлексии относительно человечества в целом и её отношение к тегину в частности. Напомним, что Элью подарили наследнику как экзотическую игрушку. И если вначале он для неё — даже не хозяин, а — так, один из, то впоследствии между ними возникает нечто вроде взаимной симпатии (во всяком случае, эмпатии), не сказать, чтобы дружеской или — храни Око! — любовной, но нельзя не отметить, что Элья беспокоится за бесноватого принца. Вероятно, их сближает ущербность: после удара волшебного кнута в битве со скланами у тегина начались припадки беспричинной ярости (мне очень понравился эпизод с лупцеванием восторженной толпы), наметилась общая деградация нервной системы, а присутствие Эльи, как мне показалось, облегчает протекание болезни. Она понимает наследника, как никто другой. Ну а Ырхыз заботится по мере необходимости о говорящей зверушке. Да, конечно, они беседуют о высоком и умном, они стараются поддержать друг друга, но для Эльи это прежде всего вопрос выживания, а для Ырхыза — прихоть не прихоть, любопытство не любопытство, не пойми что.

Показательно, что тегин вызвался следить за Эльей во время её испытания в Понорке. Понорок — это глубокий каменный колодец без воды, как утверждают аборигены, дымоход в подземной кузне железных демонов. Туда принято опускать людей для посвящения. Инициация смертью: выдержит ли испытуемый борьбу со своими тараканами. И вот за эпизод с инициацией Эльи авторам большое-пребольшое спасибо. Очень ёмко, ярко и жутко. Там Элья переродилась: она уже не склана, но и, конечно, не человек, она — идеальный изгнанник, в котором тесно сплетается прошлое (фейхт-склана), настоящее (рабыня-человек) и будущее (покрытое жемчужной мглой, таящей, однако, массу возможностей, хе-хе-хе). Как используют это перерождение авторы — поглядим.

С этой точки зрения Элья — потенциальный Эдмон Дантес. Можно спорить, насколько справедливо её осудили, но буде представится возможность — мстя её будет страшна. Причём достанется всем, и своим, и чужим, и крылатым, и хвостатым, и всяким. А нет у неё своих. И найдёт ли — как знать. Мне кажется, что — нет, не найдёт.

А ритуальное поедание хлеба с людьми с руки тегина — так, пакт Молотова-Риббентропа.

Теперь — о людях.

Бельт — ну, с ним проще всего. Архетип воина-хранителя. У него даже имя такое, арбалетное. Дезертир? Да, но кто осудит тех бойцов РККА, которые угодили в плен и после войны подались на благословенный Запад, а не в волосатые щупальца НКВД? Так и здесь. Откуда было ему знать, что мир, дружба и жвачка между народами? Зато он идеально вписался в стрёмную компанию старика Хэбу как "старший брат" безголового Орина и покровитель Ласки. Его вовлечённость — сугубо личная и, что объединяет его с Эльей, — подневольная. Хотя и тут не всё однозначно: в гробу он видал милейшего Ум-Пана с его потомством, да и старая дружба с Орином сходит на нет, потому что не сторож я сослуживцу своему и огребать из-за его глупостей неохота, и эту позицию можно понять. А вот во что выльются его отношения с Лаской, как трансформируется её образ? Она одна ему, похоже, небезразлична, она его держит, но якоря имеют скверное свойство цепляться за подводные коряги или обрываться...

А вот Туран — пожалуй, самый сложный из троицы. Изгнанник — да, но как бы добровольный. Мог бы вообще плюнуть на всё после смерти Карьи, взять деньги и свалить. Ан нет, остаётся в деле, в стане врага, не за деньги, не за страх — хотя и не без того, конечно, все мы человеки! — но за долг. Причём долг не перед родным Кхарном, и даже, я думаю, не перед павшим товарищем, но перед собой. Просто потому что иначе нельзя.

Кто же он? Какой диагноз мы здесь можем установить? Шпион кхарнских спецслужб, ниндзя-диверсант? Нет ни изначальных установок из Центра, ни сношений с последним. Авантюрист? Не объясняет бесконечных рефлексий, не тот тип личности. Нет куража, бесшабашности. Авантюристом был Карья. Рискну предположить: шаман, однако. Не в смысле битья в бубен (хотя настучать может!) и заунывного горлового пения, а также других спецэффектов. Он даже эман, вроде бы, не чует. Нет. В смысле — базовых функций. Работа со сцерхами — созданиями, мягко говоря, туповатыми и агрессивными, как бегемоты с берегов Голубого Нила, — это дорогого стоит. Он их понимает, даже где-то сочувствует, то есть — способен на контакт с чужим, не-человеческим. Второй симптом, хотя и менее красноречивый — мёд поэзии. Творчество изначально — прерогатива именно шаманов и колдунов. Кстати, мэрзкий мэтр Аттонио здесь проигрывает: он не творец, он — ремесленник, фотограф, рисовальщик. Интересны также отношения Турана с камом Ирджином. Такое чувство, что Ирджин исподволь учит его — мыслить, наблюдать, оценивать. Готовит ученика? Возможно, в смысле надёжного, "своего" человека. По крайней мере, Туран многому учится у него. Показательна в этом отношении их ритуальная игра в местный вариант шахмат. Проверка? Если так, Туран её прошёл.

И вот их пути сошлись, и они приняли хлеб жизни из руки царственного наследника, и... примирились? Примирились — наир, кхарны и скланы? У тегина отменное чувство юмора. Бельт — изгнанник из наир (и принадлежит к другой этнической группе, вдобавок), Туран — если и не изгнанник из Кхарна, то и принадлежит ему весьма условно, Элья — абсолютно точно изгнанник из скланов. Ни один из них не представляет свой народ. Но — они объединились. Не за — но против. И к этому объединению сводятся все медитации вокруг стоимости и ценности жизни, проходящие сквозь весь роман. Убить тегина. Это не артикулируется, это чувствуется. В том числе и самим виновником торжества солидарности. Не вражда, не месть, не ненависть. Необходимость. Причём роль личности Ырхыза отступает на второй план. Всем понятно, что лично и непосредственно тегин не виноват ни перед кем из троицы. Не виноват, но — он лишний. Он не человек, он — обстоятельство.

И здесь меня чрезвычайно умиляет наивность героев.

Неужели не очевидно, что смерть — в данном случае смерть тегина — ничего не решает?..

И если герои смогли объединиться против, найдётся ли у них — за?

Ну и пару слов чисто по технике.

Да, читать интересно, хотя и не залпом: шурпа густая. Но это не недостаток: хорошая книга не читается за вечер. Да, структура с триадами уместна и оправдана. Да, эпиграфы позабавили. Нет, многочисленные специфические термины (скланы-сцерхи-брааны etc.) не грузят. Немного грузят внутренние монологи героев, но это мелочь.

Претензий, строго говоря, две.

Во-первых, язык (и ментальность, которую он отображает!) не соответствует заявленному среднеазиатскому антуражу. Знаете, что напомнило? Когда в "Нашей Раше" Равшан и Джамшут начинают говорить на псевдотаджикском, а в субтитрах появляются разные умные слова типа "тренд", "бренд" и "концептуальный анализ". Ага. Причём когда у Сапковского герои из типичного Средневековья используют научную терминологию XX века, это закономерно: пан Анджей утрирует, стебётся и развлекается. Здесь же вроде всё серьёзно. Хотя нет-нет да и проглянет чёрный юморок, в целом общий эмоциональный фон романа выдержан в суровых таких, мрачных тонах, я не зря вспомнил Босха и Брейгеля. И — да, для меня как для читателя это проблема. Понимаете? Не только язык и терминология, а и сами категории мышления — явно из другой культурной парадигмы. Не то время, не то место.

Я, Око храни, не призываю делать ядрёную стилизацию. Но... короче, контраст разительный.

И, отсюда, во-вторых — почему именно тюрки, почему именно Средняя Азия? Вопрос не праздный. Я наивно полагаю, что всё в романе должно работать на конфликт. Когда меня спрашивают (а спрашивают часто), почему, мол, у тебя там всякие кельты и германцы бегают, а не наши современники (или папуасы Гвинеи), я всегда могу ответить — потому-то и потому, и что в другом антураже эта земляника не растёт. Это не выпендрёж, это просто пример. И как в данном конкретном случае антураж работает на роман — для меня осталось загадкой.

Наверное, я плохой читатель.

Или, быть может, это те вопросы, ответы на которые ждут нас в следующем томе дилогии?..