Умберто Эко «Растительная память, или почему книга помнит все»

Предуведомление: отзыв не о триптихе-эссе Умберто Эко «Растительная память, или почему книга помнит все», а об одноименном русскоязычном издании 2018 года из восемнадцати заметок автора.

И теперь о самом сборнике.

Почти два с половиной года назад, в момент совпадения сразу нескольких кризисов — и личного, и внешнего (который, в т. ч., выразился и выражается до сих пор в катастрофе на российском книжном рынке) — начался небывалый рост моей домашней библиотеки. Все-таки осознание «проблемы безбилетника» (в моем случае — слишком активного пользователя электронных пиратских библиотек) привело меня к необходимости расширения количества собственных бумажных книг. И вот, спустя уже годы, когда пределы роста практически достигнуты (к сожалению для моего внутреннего, не успевшего вырасти, коллекционера), в мою коллекцию попало по сходной цене эссеистическое семикнижие Умберто Эко от издательства «Слово».

Позже я обнаружил, что информации что об изданиях, что о самих эссе на сайте не так много, я решил ее дополнить. Частично выполнив первый пункт, приступаю к частичному выполнению второго, после прочтения первого из семи томов-сборников Эко.

В отличие от многих и пользователей фантлаба, и, шире, читающей публики вообще, я до сих пор не ознакомился с ключевой работой итальянского писателя-медиевиста, от которого сиречь пошла и популярность автора, и концепция отрытого произведения, и т. д., и т. п. Хотя я и смотрел две экранизации этой книги, интервью с ее переводчицей, Еленой Костюкович, иные материалы по творчеству автора, по большей части этот пласт современности был от меня скрыт. И вот, делая заход сбоку, я хочу рассказать о части публицистического наследия Умберто Эко, рассказать, кому оно может быть интересно и полезно, кроме поклонников автора, и не только.

Кроме статей из триптиха, сформировавших заглавие этого сборника, все очерки и эссе в нем так или иначе связаны с вопросами библиофильства, книгоиздания, историей литературы, особенно литературы о литературе, отдельными значимыми лицами в этой связи. Возможно, из общей колеи выбиваются две около-борхесианские статейки, «Перед гибелью» и «О проблеме порога», но об этом ниже.

1. «О «растительной» памяти». Наверное, наиболее интересное и важное эссе в книге. Умберто Эко здесь рассказывает (именно рассказывает — это текстовый вариант лекции) о том, что обобщенно, как мне кажется, можно обозвать «современными проблемами вокруг общественной памяти» или же «общественная память как глобальная проблема». Что я имею в виду, сивая воедино столь различные темы, поднимаемые писателем в своем выступлении? Начиная с ремарки на «Фунес, чудо памяти» Борхеса, продолжая типологизацией (коллективной) памяти с выведением органической (как индивидуальной, хранящейся в одном мозге, так и коллективной, во многих мозгах, но так или иначе она появилась в языковой дописьменный период), минеральной (не только архитектура и письменность глиняных табличек и на прочей твердой долгохранящейся основе, но и, как ни странно, компьютеры) и растительной (собственно, книги), добавляя множество запоминающихся и примечательных афористичных мест (даны в конце отзыва), Эко постоянно останавливается на проблеме сохранения книжного наследия. Да, память — это всегда селекция, всегда это и забывание. Мы всегда делаем это на индивидуальном уровне, и человеческие сообщества на уровне общественном занимаются тем же самым. Но с каждым новом шагом движения в будущее, со все большим ростом знания, книг и информации мы на индивидуальном, политическом, экспертном или даже рыночном-экономическом уровне не имеем никакого критерия выбора полезного или бесполезного для сохранения или несохранения потомкам. Что будет ценным и значимым что в близком, что в далеком будущем, пачка комиксов «Марвелл» или труды Данте, окутано завесой неведения. И дело нас, живущих, сохранять как можно больше, что в наших силах. Разрабатывать способы в лабораториях и научных круга, пытаясь найти «лекарство» для массового пользования, и, на чем настаивает Умберто Эко, заводить свои собственные личные библиотеки, коллекционировать. Оба пути имеют право на существование и должны друг друга дополнять. И, в конце, добавлю, что итальянский мыслитель в этой и других работах остается удивительно современным и идущим в ногу со временем: он не боится Интернета и новых технологий, не считает, что молодежь читает мало и т. д.

2. «Размышление о библиофильстве». Открыв один из путей преодоления кризиса общественной памяти (современные книги из-за способа производства бумаги хранятся меньше и хуже, чем книги старые, создаваемые при помощи переработки тканей и т. д.) в виде распространения библиофильства, Эко продолжает обсуждение этого феномена, его содержания, схожих явлений и полезности его для общества. Ну и отсюда же мы можем узнать о тонкостях книжного аукционного дела, а также его подводных камней. Писатель отграничивает библиофильство от библиоманства (собирать книги любыми способами, включая воровство, чтобы в итоге не показывать их никому), библиоклазма (целенаправленного уничтожения целостности книг — в основном, для продажи тех или иных ценных частей единой книги за большие суммы) и обычного коллекционирования (собрать все возможное по теме). Библиофил собирает не только ради себя, «в стол», в тайник, но и показывает свои сокровища обществу, взаимодействует с ним, расширяя границы знания и чувства публики. Ну и красивый образ червивых кружев в старинных книгах — мое почтение.

3. «О трудах и днях коллекционера». Менее интересное, чем первые два, но тоже любопытное эссе, с как всегда широким эмпирическим материалом, включая и историю, и личные наблюдения Умберто Эко. Если первая заметка отвечает на вопрос, зачем нужны библиофилы, а вторая — кто они такие, то третий очерк объясняет, как быть библиофилом.

4. «О Линдисфарнских Евангелиях». О гисперийском стиле — удивительном памятнике раннего Средневековья, слишком изящной словесности, понять которую необходимо через ее противоречивое отношение к существовавшим догматам в эстетике и при помощи семиотического инструментария.

5. «О «Роскошном часослове герцога Беррийского»». Содержание этого эссе — в его заглавии. Об одной из самых прекрасных книг позднего Средневековья, со всем ее внутренними противоречиями чувственного и духовного, которые, как правильно заметил Эко, лучше всего раскрываются при параллельном прочтении «Осени Средневековья». И, что тоже замечательно подметил автор, «Часослов» предназначен для исключительно медитативного чтения, в чем-то сходного с сеансом в кино.

6. «Почему Кирхер?». Заметка об Афанасии Кирхере — предтече французских энциклопедистов, экспериментальной науки и египтологии. И, видимо, первый и последний представитель «веселой науки», у которого строгая и сухая рациональность смешивается с животворной, даже слишком, фантазией.

7. «Мой аббат Минь и кое-что еще». Небольшая справка об аббате Жаке Поле Мине, авторе многих десятков работ компендиумного характера по христианской философии. Притом он, насколько я понял Умберто Эко, помимо своих заслуг и заслуженной издательской славы оказывается с такой же оборотной стороной, что имелась и у Александр Дюма.

8. «О странном случае издания Ханау 1609 года». О таинственном первом издании и без того таинственной книги духовного алхимика, Генриха Кунрата, «Амфитеатр Вечной мудрости». Но не даром Эко — не только интеллектуал, писатель и библиофил, но и детектив-самоучка. Через тернии, каталоги, сравнительный анализ и критический обзор экспертных мнений, он добирается до истины.

9. «Varia et curiosa». Отличная заметка про вечную отрасль в массовой литературе — литературе безумцев, конспирологов и иже с ними. Миниатюрная энциклопедия безумной фантазии безумных писателей, которых, на самом-то деле, уже по мимолетному перечислению безумно же хочется прочесть. Но, жаль, это почти всегда достояние для избранников с огромными кошельками, которые могут скупить старые или не очень манускрипты непопулярных еретиков из аукционных каталогов... А нынешние безумцы, в виду слишком доступного доступа в Интернет, перестали стараться создать изысканное безумие!

10. «О шедевре неизвестного». Немного семиотики с применением терминологии «пара-«, «пери-« и «эпитекста» к одноименному нововременному произведению.

11. «О макулатурной чуме». Сатирическая фантастика о мире, в котором макулатурная чума выкосила все книги, сделанные из ткани. Т. е. от времен Гуттенберга до середины девятнадцатого века. Помимо самих раритетных книг, исчезли книжные аукционы и прочие институции библиофилов. Чем-то напоминает ряд рассказов и повестей из научной фантастики с похожим допущением (мне сразу вспоминается предисловие к роману Лема «Рукопись, найденная в ванне»), но здесь все создано для комическо-поучительного эффекта: рынки книжных раритетов возродились, продавая современные нами книги эпохи сверхмассовой печати, а больше всего цениться стали книги без авторских подписей.

12. «Перед гибелью». По сути, то же самое, что Артур Кларк и ироничнее, и веселее, и лаконичнее передал в рассказе «Экспедиция на Землю».

13. «Внутренний монолог электронной книги». Что, если порицаемая общественностью электронная книга психически здоровее, чем книга традиционная? Представьте, каково переживать один и тот же сюжет вечно...

14. «А не был ли Шекспир Шекспиром?». Есть три вечных или не очень вопроса у исследователей литературы и истории литературы: гомеровский, шекспировский и шолоховский. Как понятно из заглавия, Эко останавливается на втором из них. А именно на известной дихотомии, что Шекспиром мог оказаться Бэкон. Правда, исследовательская библиография дополняет эту позицию гипотезой того, что и произведения Бэкона могли выйти из-под пера Шекспира... В конце концов, решить как минимум этот сегмент литературоведческого спора при помощи доведения этой проблемной диады до абсурда, где в итоге именно Шекспир и окажется Шекспиром.

15. «К реформе каталогов». Небольшая хохма, в которой на примере некоторых аукционных домов, форматирующих книжные каталоги под новомодные вкусы (на оккультизм, когда неоккультистские трактаты оказываются в списках оккультных), эта тенденция доводится до абсурда.

16. «О коде Темешвара». Продолжение искусной литературной обманки Эко, начатой еще в «Имя Розы» (о том, что Темешвар — именно обманка, смотреть в книге «Не надейтесь избавиться от книг!»), на этот раз — в виде реконструкции якобы созданной этим вымышленным писателем сложного заговора закулисных мировых элит...

17. «Об аукционе книг, принадлежавших Рикардо Монтенегро». Т. к. этот очерк располагается в разделе «Гетеротопии и фальсификации», перед нами именно гетеротопическая фальсификация. Или просто фальсификация, забава, розыгрыш, но исключительно для своих, ведь впервые она была опубликована в журнале «Альманах библиофила». В общем статья содержит подробные, библиометрические, описания несуществующих изданий несуществующих книг для несуществующего аукциона. Но это настолько для своих, что вспоминается известная сцена из «Американского психопата» с визитками.

18. «О проблеме порога. Эссе по параантропологии». Написанная хохмы ради пародия на элеатов и, шире, на рациональные реконструкции, действие которой разворачивается в альтернативной реальности, где философия как самостоятельная духовная сфера не возникла, ее заменяет экономика, а единственными философами были дикари, размышляющие о Пороге всех порогов...

Заключение: зачем и кому нужен Эко-публицист?

Помимо Эко-романиста, есть и Эко-публицист, притом оба они не обделены русскоязычными переводами и отечественными изданиями. Вспоминая одного из ключевых героев «Имя Розы», при выборе сравнения публицистики итальянца просто не может не возникнуть рядом фигура аргентинского писателя, литературоведа и эссеиста, одного из моих любимых авторов, Луиса Борхеса. Да, конечно, различия в стилях, да и в материале, заметна, но оба они — писатели от книжного мира, ум которых сплетен из лабиринтов внимательно прочтенных, аккуратно подчеркнутых и тщательно запомненных строк. Во многом Эко-публицист для тех, кто истосковался по чему-то похожему на Борхеса, но все еще не изученному, не исследованному. Не сказать, что Умберто Эко идеальная ровня маститому аргентинцу — фантастическая сатира первого не дотягивает до магической иронии второго. Но спрессованные в небольшие статьи годы эрудиции, интересные мысли и неизвестные факты, непоколебимая вера в Книгу — все это плоть от плоти борхесовский след в творчестве итальянского интеллектуала. А на что еще нужны интеллектуалы, если не для передачи любезно и искусно сжатого до самой сути потока знания в несколько минут или часов чтения многолетнего опыта читателю? В конце концов, как писал еще Брехт, опыт тоже необходимо обобществлять. А когда это обобществление происходит по взаимной приятности обеими сторонами — разве это не прекрасно?

П.С. Из приведенных выше очерков особо выделю под рекомендацию номера 1, 2, 5, 6, 8, 9, 13 и 14. Остальные — постольку-поскольку.

Цитаты:

«В первобытном племени старец вещал: «Это случилось во тьме времен, о чем рассказывает наше предание, передаваемое из уст в уста до наших дней», — и племя с доверием относилось к преданию. Сегодня наши старцы — это книги»

«Нам трудно даже вообразить, насколько мы богаче неграмотного человека (или грамотного, но не читающего), ведь он живет и проживет лишь свою жизнь, тогда как мы прожили их множество. Однажды Валентино Бомпиани придумал издательский слоган: «Человек, который читает, стоит двоих». На самом деле он стоит тысячи»

«У некоторых (к примеру, у Ницше) в результате сложилось впечатление, что, едва родившись, мы становимся невыносимыми стариками. Но большей развалиной представляется неграмотный человек (не научившийся грамоте или позабывший ее), который с детских лет страдает атеросклерозом и не помнит (ибо не читал), что произошло в Мартовские иды»

«Естественно, книги могут засорить нашу память множеством небылиц, но они хотя бы отличаются тем достоинством, что противоречат друг другу, уча нас критически относиться к содержащейся в них информации. Чтение помогает также не верить книгам. Неграмотный, ничего не ведающий о чужих ошибках, не знает и собственных прав»

«Проблема, затрагивающая и книги, заключается скорее в их изобилии, в трудности выбора, в риске утратить способность к различению: это естественно, так как растительная память обладает всеми недостатками демократии — политического устройства, при котором ради того, чтобы все имели возможность высказываться, приходится давать слово и безумцам, и негодяям. Научиться выбирать — это, конечно же, насущная проблема, и если мы не решим ее, нам грозит опасность оказаться перед книгами в положении Фунеса, не умевшего разбираться в собственных ощущениях: когда все представляется достойным запоминания, то нет больше ничего достойного и хочется все забыть»

«Коллекционирование, пусть и в скромных масштабах, даже когда его предметом является «модернариат», часто является актом милосердия — я бы даже назвал это заботой об экологии, ибо мы должны спасать от исчезновения не только китов, белобрюхого тюленя или апеннинского бурого медведя, но и книги»

»...политика переизданий, подчиненная законам рынка, гарантий [сохранения книги] не дает. Но было бы еще хуже, если бы комиссия мудрецов принимала решение, какие книги следует сохранить через переиздание, а какие обречь на забвение. Когда говорят, что современники зачастую ошибаются в оценке значимости той или иной книги,

в этом повинны и «мудрецы», то есть критики, выносящие ошибочный приговор. Если бы в XVIII веке прислушались к мнению Саверио Беттинелли, книги Данте были бы отправлены на переработку»

«Бойтесь тех, кто уничтожает, подвергает цензуре и запрещает книги: они стремятся уничтожить или подвергнуть цензуре нашу память. Когда притеснители замечают, что книг слишком много и их невозможно охватить контролем, а растительная память сохраняет свою устрашающую силу, они приступают к уничтожению животной памяти, мозгов, человеческих тел. Все, как всегда, начинается с книг, а затем открываются газовые камеры»

«С теми, кто книги утаивает, следует бороться, ибо они представляют не меньшую опасность, чем черви, поедающие книги. Мы не будем прибегать к газу «Циклон», а используем более адекватные методы политического и гражданского воздействия. Но мы должны четко сознавать, что они — враги нашей коллективной памяти»

«Книга — это не машина для записи и отключения мыслей. Это машина, предназначенная для того, чтобы порождать интерпретации и, стало быть, новые мысли»

«Если общение с книгой все еще вызывает у вас чувство робости, начните не смущаясь читать книги в туалете. Вы обнаружите, что и у вас есть душа»

»...черви, портящие страницы, тоже имеют отношение к увлечению библиофила. Не все из них обесценивают книгу. Некоторые, когда они не затрагивают текст, образуют подобие тонкого кружевного узора. Могу сегодня сделать признание: я люблю и их. Разумеется, торговцу, продающему мне такую книгу, я демонстрирую свое возмущение и брезгливость, но это чтобы снизить цену. Я же говорил вам, что из любви к хорошей книге мы готовы на какую угодно низость»