Даниэль Кельман «Слава»

Наверное, главная изюминка этого в чем-то остроумного романа в том, что сочленениями, скрепляющими звеньями отдельных глав, служат здесь имена героев — в одних текстовых фрагментах они упоминаются в качестве эпизодических персонажей, в то время как в других мы узнаем их подробную историю.

В итоге получается довольно занятная книжка из серии «а что, и так тоже можно написать роман?»

Рассматривается несколько актуальных для современной жизни тем.

К примеру, тема того, что с появлением сотовой связи географическое положение абонента стало условностью и, в общем, любые слова человека о том, где он сейчас находится, стоит безоговорочно принимать на веру.

Поскольку в мире присутствуют как густонаселенные интернетизированные мегаполисы, так и огромные площади, самодостаточно существующие по законам давно ушедших времен, то возникает вопрос: можно ли так сильно оторваться от очагов цивилизации, что мир просто-напросто надолго забудет о твоем существовании?

В первом фрагменте под названием «Голоса» мотив того, что герой поневоле вынужден разбираться в социальных связях другого человека, вызвал у меня ассоциации с ситуацией, когда один человек открывает чужой почтовый ящик и пытается разобраться во входящих письмах, а в литературе один из самых ярких примеров, пришедших мне на ум — это «Текст» Глуховского.

Фрагмент «Розалия» вызвал в памяти строки: «В гости к богу не бывает опозданий».(С)

Про некоторого вымышленного писателя рассказывается, что тот использует в своих произведениях пережитые им самим случаи из реала. Соответственно один из поклонников творчества автора хочет во что бы то ни стало проникнуть в сознание писателя и таким образом сделаться его будущем персонажем — он признается, что его собственный реал слишком скучен... Но и сам автор романа «Слава» разговаривает со своими героями, которые пытаются вмешаться в повествование — вспомним, что этот же мотив эксплуатировался, к примеру, в Жизнь как роман» Гийома Мюссо.

В теме двойников, давно и плотно интересующей писателей, используется мотив конкурса двойников и работа в качестве двойника.

Для постмодернизма, в котором творит Кельман, вообще характерна некоторая вторичность используемых идей и даже некоторый стеб над идеями — узнаваемость и знакомость идей для читателя, в общем, одно из условий создания произведений в этом жанре, и стоит признать, что в этом плане автору все удалось.

Симулякры

"«Настоящее»! Это слово значит так много, что в конечном счете не значит ничего.»

Немного постмодерна от самой большой надежды немецкой литературы, почему бы нет? Можно рассмотреть с первым словом в качестве ключевого, и умилиться как немного — всего 170 страниц. Можно со вторым, отметив, что некоторый эмоциональный гандикап постмодерна обычно компенсируется избыточной интеллектуальностью. Можно взять словосочетание «большая надежда» в буквальном смысле и тогда это будет знакомство с многообещащим автором, а можно как идиому в диккенсовом смысле — куда более спорном. И наконец «немецкого», в мире, где рулит англоязычие, прочие европейцы должны поддерживать друг друга. Ну, вы понимаете.

В полном жанровом соответствии, девять историй, составляющих девять частей «Славы», не то, чтобы вовсе никак не связаны. Скорее их связь намечена пунктирно. О Кельмане говорят, как об испытывающем серьезное влияние латиноамериканского магического реализма, так вот, скорее Кортасар, чем Борхес. И скорее Кубин, чем Кафка, если искать соответствий среди его соотечественников.

Человек, после долгого безнадежного противостояния социальным нормам, сдается и покупает первый в своей жизни мобильник. И оказывается участником чужой. Звонки и сообщения, которыеон принимает, явно адресованы кому-то другому. Кому-то более успешному, богатому, знаменитому, осиянному славгой. Скажете. не бывает такого? Вот и в службе поддержки сотового оператора то же ответили. А я скажу бывает, еще как. Мой билайновский номер тоже оказался «с прошлым», правда принадлежал не суперзвезде, а девице, набравшей кредитов, все время, пока пользовалась им, была осаждаема коллекторами.

Смертельно больная пожилая дама выбирает эвтаназию и по дороге к последнему приюту встречает Творца. Писательница едет в центральноазиатскую страну, подменяя коллегу, и что из этого выходит. Клерк откомандирован начальником на симпозиум, где должен провести презентацию. По удивительному совпадению, в том же отеле в тот же день дает пресс-конференцию его любимый писатель — вот бы рассказать ему о себе, может вставит в книжку.

Интересно? Скорее да. Понравилось? Скорее нет. Целостного произведения не вырастает из разрозненных фрагментов, сшитых на живую нитку, а персонажи не обрастают плотью, не наполняются пульсирующей кровью. Камео автора чаще вредит истории, чем идет на пользу. Однако перевод Татьяны Зборовской хорош.