Владимир Сергеевич Соловьёв «Три разговора»

Наверное, сложно написать об этой книге что-то вразумительное, не будучи посвященным в положения авторской софиологии. Возможно, напрасное опасение.

Автор говорил, что считает это свое произведение гениальным. И действительно, написано великолепно. Иной раз кажется, что Соловьеву удалось предвосхитить все возможные контраргументы, которые находчивый оппонент мог бы противопоставить его точке зрения. Первым делом читатель обращает внимание на то, что господину Z отводится какая-то особая роль. Чувствуется (или есть догадка), что именно устами этого персонажа автор доносит до аудитории свои взгляды. И когда я в сердцах называла господина Z дураком (в тех фрагментах текста, с которыми уж никак не могла согласиться), я имела в виду, что считаю дураком Соловьева. Конечно, он не дурак по сути, но и правильно рассуждающий человек, в чьей логике невозможно найти изъяна, может в итоге прийти к совершенно неправильным выводам.

Небольшая группа людей, собравшихся, по всей видимости, чтобы поболтать о вечном (что очень увлекательно, на мой взгляд), сначала действует как совокупность разрозненных и индивидуальных частей. Но потом в конце концов разделяется на две группы, так как выделяются два главных оппонента — Князь и господин Z. Князь, как мне подсказывает интернет, не просто князь, а толстовец. Это значит, что он усвоил и глубоко принял важнейшую догму, провозглашенную Львом Толстым — непротивление злу насилием. Здравый смысл тут же подсказывает, выражаясь словами Джейн Эйр, что «Если бы люди всегда слушались тех, кто жесток и несправедлив, злые так бы все и делали по-своему: они бы ничего не боялись и становились бы всё хуже и хуже».

Самым сомнительным в словах господина Z мне представляется мысль о том, что нет никакого смысла в прогрессе, если человечество обречено на гибель. По видимому, он считает, что нет никакой разницы — проживет отдельный человек свою жизнь в мучениях и печали, или наоборот — будет по-крайней мере не нищим. На мой взгляд, разница огромная, и уже в этой разнице можно видеть безусловное благо. Подобно тому, как родитель ухаживает за своим ребенком, мы можем по мере возможностей сделать жизнь последующих поколений легче и счастливее. Неужели мы будем действовать согласно эгоистическому принципу «После нас хоть потоп»? Соловьев утверждает, что к человечеству в целом (и особенно к нашим потомкам) невозможно испытывать такую же привязанность, как и к биологическим детям. Да, любовь к человечеству иная, нежели к детям, но это все-таки любовь. И есть глубокое подозрение, что именно это чувство имел в виду Христос, когда проповедовал любовь к ближнему своему как к самому себе.

Книгу Владимира Соловьёва «Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории» я прочитала сравнительно поздно, но впечатление она произвела сильное.

Книга написана в последний год жизни Соловьёва, в 1900 году, и представляет собой три диалога на философские и религиозные темы. Диалогическую форму философы любят со времен Платона, она позволяет высказывать интересные идеи, не стесняя себя строгой формой. Это и делает Соловьёв: светское общество, куда входят дамы, дипломаты и военные, беседует на досуге о состоянии нравов в Европе и в России, о демократии и конце света. Воистину, за десять лет меняется всё, а за сто лет ничего.

Одна из тем этих бесед, которой суждена была большая жизнь, следующая: цивилизованные страны не воюют между собой, и с ростом демократии и цивилизованности на планете войны исчезнут, а армию нужно распустить уже сейчас. Через полтора десятилетия после смерти Соловьёва Первая мировая война нанесла сильнейший удар по этим взглядам, но не уничтожила их полностью. Эта идея даже оказалась верна, правда, таким образом, который Соловьёв вряд ли одобрил бы при всех своих диалектических способностях: современные цивилизованные государства и в самом деле не воюют, они проводят миротворческие операции. Объявление войны Германией Советскому Союзу в 1941 году было чуть ли не последним таким актом в новейшей истории.

Ещё одна идея Соловьёва, которая не оправдалась, но где-то в недрах общественного подсознательного безусловно существует, эта страх монгольской угрозы, нового Чингисхана, который сметёт с лица земли дряхлую западную цивилизацию. При всём разнообразии кандидатов на роль азиатского владыки и при всех потрясениях последнего столетия в недрах самого западного культурного региона, дряхлость западной цивилизации явно преувеличена, что конечно только содействует популярности идеи.

Самой важной темой, ради которой и читают эту книгу, является описание царства Антихриста и последней битвы, после которой на земле наступает тысячелетнее Царство Христа. Как обращает наше внимание современный философ Фёдор Синельников, это описания является не преодолением ранних соловьевских идей о преобразовании общества в нашей земной жизни, а их пугающим развитием.

В самом деле, воцарение Христа после последней битвы наступает «на тысячу лет», то есть время не упразднилось, а существует по-прежнему. Кроме того, с Христом царствуют праведники, погибшие за него во время гонений последних дней, которые, по словам Соловьёва «ожили». Помимо того, что оживление и воскресение из мёртвых – принципиально разные вещи, надо заметить, что ожили-то далеко не все, вся двухтысячелетняя история Церкви стирается в этом финальном оживлении, большинство праведников, погибших за Христа со времён Воплощения, не наследуют этого Царства, которое Соловьёв ни разу не назвал Царством Божиим. Наряду с этим царством существует ад, куда отправляются все, кто боролся не на той стороне в последней битве, и кто ещё помимо этого – Соловьёв не уточняет. Христос выступает как земной владыка – Царь и Первосвященник, воплощающий в своей особе две важные для Соловьёва составные части власти земного государства. И если Антихрист, падение которого предшествует этому воцарению, не выглядит в книге как вселенское зло, то наступившее на тысячу лет царство такого рода оказывается поистине пугающим.

Нельзя не отметить, что эта история имеет много уровней толкования – Соловьёв приводит её не от своего имени, а как произведение одного из персонажей, так что нельзя достоверно сказать, что сам философ именно так и думал. Этот подход принёс много приятных трудностей исследователям философии Платона, и похоже, обеспечит работой ещё не одно поколение платоноведов. В случае Соловьёва концепция тоже не выглядит окончательной, тревожная недосказанность остаётся, и по-прежнему даже в наши дни привлекает читателей.

Может ли война быть справедливой? То есть — возможно ли, хотя бы теоретически, признать святость самого процесса лишения жизни себе подобных? А как же — «не убий»?!

Что есть прогресс? То есть — возможно ли, хотя бы теоретически, признать рациональность и обоснованность разрушения традиционности в качестве фактора создания новых традиций? А кто будет определять, что есть конкретная традиция «здесь и сейчас» — Добро или Зло?

А если — в конце концов — развитие демократии приведёт к созданию Единого Правительства Земли, то — кто и что помешает Антихристу занять место Председателя этого Правительства?

———-

«...Хоть утыкайся в нос Очевидностью

Вечных Истин — пустой разговор,

И фальшивой пугать Безобидностью —

Бесполезно. Не пойман — не вор.

—-

И придёт, скОмкав бирочку ценника,

Сатана в этот мир — песни петь —

В белой мантии Первосвященника.

Коли будет — чего ж не одеть?

—-

Знать, кому суждено быть повешенным,

Не утонет — такая Судьба,

Знать учить сей урок ещё грешным нам,

Не услышана наша мольба...»

———-

Умная книжка. Глубокая. Завораживающая.

Но... — увы, совсем не развлекательная. Для желающих «поломать мозги»