Дмитрий Быков «Русская литература: страсть и власть»

Толковый словарь живой великорусской литературы

Делать в России что-нибудь чрезвычайно опасно, обязательно окажешься скомпроментирован... А вот если не делаешь ничего и ругаешь остальных, это практически гарантированная репутация, а иногда и бессмертие.

Прослушивание литературоведческих лекций Дмитрия Быкова недурной способ восстановить душевное равновесие. Когда удельный вес напыщенной глупости в окружающем пространстве стремится к критической отметке, их можно принимать как антидот, не теряющий эффективности при повторном прослушивании. Не в том смысле, что всякий раз, «как мысли черные придут» гоняю по кругу ограниченный набор быковских лекций, а в том, что значительную часть текстов в составе этого сборника уже читала/слушала прежде.

В основе «Страсти и власти» принцип «Поэта и гражданина». Объясню, как я это понимаю: по метаистории Даниила Андреева, русская религиозность сращена с эргрегором российской государственности, и не может осуществлять роль духовного руководства нации, как в абсолютном большинстве западных культур. Эта роль поневоле делегирутся литераторам, названным Вестниками, естественно находящимся в конфронтации с властью.

«Житие протопопа Аввакума» — памятник древнерусской литературы, иллюстрирующий время раскола, удивительно интересен сегодня, я имела случай убедиться в этом. Страшно, невыносимо грустно, местами трогательно и исполнено высокой поэтики.

Ломоносов с «Вечерним размышлением о Божием величестве» рассказ о Михайло Васильевиче, который не только делал физические опыты и изготовлял стекло, не только стоял у истоков Российской Академии наук, но на практике сделал реформу стихосложения Тредьяковского действенным инструментом осмысления реальности, «открылась бездна, звезд полна» оттуда мы и теперь с удовольствием цитируем.

Иван Андреевич Крылов, чья протестная муза наиболее полно выразилась не в известных всем баснях и знакомых куда меньшему числу читателей пьесах, но в журнале «Почта духов», за который ву относительно вегетарианские времена был примерно наказан.

Дивный цикл пушкинских лекций. О «Евгении Онегине», из которой узнаем, что прототипом героя был не автор, но Раевский, а Пушкин там Татьяна — самый цельный, честный, порядочный образ романа. «Медный всадник» как метафора отношений маленького человека и власти. «Пиковая дама» — мистический триллер, сюжетная коллизия которого ляжет в основу самого знаменитого русского детектива — молодой человек убивает старуху.

«Капитанская дочка» и неожиданная для меня мысль о тяготениеи пушкина к комиксовости, к раскрытию содержания посредством картин, о которых рассказывается в зачине: в «Станционном смотрителе» по стенам развешан цикл лубков на сюжет «Блудного сына», здесь не связанная тематически тройка, завершают которую «Похороны кота» — символическая отсылка к казни Пугачова. И ты думаешь, блин, а ведь и в самом деле, Пушкин много рисовал на полях своих= рукописях и не оборвись его жизнь так трагически рано, возможно культура графического романа была бы в нашей литературе столь же естественной, как в американской.

Лермонтов, сыгравший роль Павла при христологическойпушкинской фигуре, внес в ее цельность мучительную раздвоенность и придал дополнительной глубины. Гоголевский «Вий», в котором ДЛ видит черты эротической прозы (по правде, мне кажется изрядно притянутым за уши). Ярчайшая фигура Некрасова, в котором автор видит универсального гения.

Даже несколько слов, сказанные о каждом из героев, рискуют превратить этот отзыв в нечитаемого объема лонгрид, а рассказать хочется обо всех. Не всегда однако наши желания совпадают с нашими возможностями. потому совершенно галопом по европам: «Братья Карамазовы» мистический роман, «Анна Каренина» — политический, апология Обломова, Островский русский Шекспир. Безнадеждный Чехов как лучший антидепрессант, роль Короленко в Деле Бейлиса, о которой большинство, ручаюсь, не знало.

Ходасевич прототип Клима Самгина. Необычайный профессионализм Куприна и бунинская сентиментальность, которая у любого другого воспринималась бы пошлостью — не у него. Прекрасная Тэффи — воплощение английскости в русской прозе и почему «Петербург» Андрея Белого нужно читать, несмотря на отсутствие атлантов в том районе города. куда он их поместил.