Кага Отохико «Столица в огне»

Достойный литературный труд, великолепный как высоким качеством описания жизни японцев и Японии первой половины двадцатого века, так и увлекательным стилем изложения событий.

Книга очень большого размера, повествует о жизни семьи менеджера среднего звена в Токио в 1935 — 1947 годах, состоящей кроме него из супруги, трёх сыновей и дочки, на фоне героической и драматической судьбы патриарха — отца супруги и соответственно дедушки упомянутых детишков. Этот могучий старик по фамилии Токита, по имени Рихей, родившийся восьмым сыном в бедной семье простого рыбака в непростом 1875 году, умом, волей и непрестанным трудом создал собственную многопрофильную больницу, несколько производств на основе собственных изобретений — от лекарств и водного фильтра до рентгеновского аппарата, а также произвёл немалое количество детей, законных и не совсем.

Безусловно, в такой огромной книге десятки героев разной степени вовлечённости в канву сюжета, родственники, приятели, сослуживцы, коллеги, враги и друзья главных героев. Эти персонажи значительные в историческом плане и не совсем, но достоверные и живые. Равным образом как и события — эпизоды Русско-японской войны, попытки государственных переворотов и просто выживание в условиях бомбежек, голода и диктатуры, а затем — разрухи и оккупации.

По локации — не только большой Токио (в оригинале книга называется «Вечный город»), хотя безусловно, столица Японии — это основа и центр романа. Исторические события показаны четко и ортодоксально, изображения военных действий Тихоокеанской войны нет, кроме бомбежек и тыловых мероприятий японского руководства, что впрочем нисколько не влияет на увлекательность сюжета.

В общем, что касается исторической составляющей — очень надёжно и достоверно, из уст непосредственного участника и свидетеля событий. Жизнь и быт, нравы японцев, начиная от детей младшего школьного возраста до заслуженных ветеранов, воздействие на них государства и общества, традиций, обычаев и культуры, особенностей поведения людей разных социальных слоев и политических убеждений, условий бизнеса и транспорта, местной коррупции и карточной системы, в общем и целом — от нищего до «небесного сынка» (божественного императора) — все и обо всем. Очень интересно сравнить с США, Европой и СССР того времени, не говоря о собственно судьбах героев, которые, повторюсь, абсолютно живые, а условия их выживания — зачастую экстремальные. Хотя плод вымысла вероятно тоже присутствует. К примеру, есть тут и свой «горбун отверженный, с проклятьем на челе» и т.д. С учётом мощного литературного багажа автора и значительной части его персонажей, пресловутый Квазимодо напрашивается сам собой.

С другой стороны, автор — христианин, соответственно есть здесь и размышления о вере, как христианской, так и буддийской / синтоистской и конечно современный вариант мученика, который не отрекся, что возможно и правда, но показано уж слишком идеалистично. Но опять же — почему бы и нет, ведь нашлись же среди японцев тысячи камикадзе, почему бы не найтись и святому подвижнику.

Как вывод: отличный роман — семейная сага с японским колоритом. Реалистичная проза зачастую гораздо интереснее, чем любые выдуманные приключения.

Сага настолько впечатляет, что трудно уместить все свои впечатления в одну рецензию. Я писал впечатления от каждого тома, а здесь решил опубликовать рецензию на заключительный том.

Предваряя её, скажу, что весной 2022 года это удивительное и яркое антивоенное произведение особенно актуально, заставляет задуматься.

Бывает так, что к концу произведение начинает «выдыхаться», и автор просто старается довести все сюжетные линии до какого-то завершения. Это точно не про «Столицу в огне», которая, будучи настоящим романом-эпопеей, к концу начинает завораживать своими глубокими образами, аллюзиями и философией. Я даже дважды перечитывал последние главы, чтобы лучше понять замысел автора, разглядеть его за увлекательными судьбами полюбившихся героев. Итак, начнём.

Кто-то из предыдущих комментаторов отметил, что читателю предлагается прикоснуться к Японии, взглянув на неё глазами одного или нескольких персонажей. И каждый выбирает персонажей себе по душе, и каждый увидит свою Японию.

Мне показалось, что автор смотрел на свою страну глазами женских персонажей, поэтому я был особенно внимателен к ним. Этот подход позволил мне лучше почувствовать весь трагизм описываемых в произведении событий, погрузиться в их эмоциональное измерение.

В романе представлены три поколения японок, которые отражают три эпохи в бурной истории Японии конца XIX — первой половины XX века.

Первое условное поколение — это сёстры Кикуэ и Фудзиэ, матери Рихея и Тоору, старшие медсёстры, включая Киё, и Мицу — старшая сестра Юдзи. Это ушедшая патриархальная Япония, которой движут мотивы безусловной преданности и служения до самоотречения. На долю этих женщин выпали масштабные реформы Мэйдзи и Тайсё, бесчисленные заботы и так мало счастья. Служить своему мужу, рожать детей, следить за домом, заботиться о домочадцах — вот бесконечная круговерть их сансары.

Кому-то повезло больше, и они могли насладиться устроенным бытом, радостью воспитания детей и внуков, маленькими радостями (вроде сладкоежки Кикуэ), кому-то меньше — бесконечная нужда, работа и отношение, как к вещи, со стороны мужчин — сильных мира сего. Они даже на смертном одре (вспомним Кикуэ и Окумэ) искренне беспокоятся о житейских делах и благополучии близких.

У эпохи яркие и волевые мужские образы. Это люди, которые в эпоху перемен «сделали себя», — Рихей, предприимчивый Синъитиро Кадзама, доктор Караяма, развязавший экспансию в Азию Ваки Рейскэ, Кикути Исаму, плотник Окада и другие. Все они большие жизнелюбы, верящие только в себя и создающие «новую Японию будущего». Увы, большинство из них глухи к страданиям ближних, включая женщин, символизирующих Японию.

Но вот начинается эпоха Сёва, чьим воплощением являются сестрички Хацуэ и Нацуэ, их двоюродные сёстры, Ито, служанки дома Когурэ, Каору, горничная в Британском посольстве, учительница музыки Фудзи и многие другие. Они демонстрируют такие разные лики модернизирующейся Японии, сложную гамму чувств по отношению к западному миру — подобострастие, восхищение, признание, недоверие. Мы нигде не встречаем отрицания, поскольку жизнь сильно изменилась, Япония навсегда стала другой, дочери сделали большой шаг от матерей.

Я уже писал про прививку европейского менталитета через религию, литературу, музыку и кино, которая породила много внутренних конфликтов и страданий у этих женщин. Они по-прежнему преданы своим семьям, но при этом искренне жаждут счастья, имеют своё мнение и пытаются найти признание и понимание в окружающей мужской среде.

И эта среда тоже неоднородна, мужчины тоже меняются. Кто-то, как Юдзи, «вестернизируется» через хайкинг, фотокамеру и путешествия. Кто-то, как Кейскэ, начинает играть в демократию по правилам западного мира. Кто-то, как Тоору, мучительно ищет себя, пытаясь соединить в душе христианские идеалы и неприглядную действительность сперва воюющей, а затем и проигравшей христианам страны.

Есть и те, что «не от мира сего», которые опередили своё время, — Синскэ и Горо. Которые горячо любят свою противоречивую Японию в лице страдающих женщин нового времени — Хацуэ и Нацуэ — и даже любимы в ответ, но при этом не могут преобразить действительность, чтобы быть с ними вместе.

Эти отчаянные любовные линии получились у автора самыми яркими и надрывными. Столько символов и аллюзий, что когда-нибудь я перечитаю «Столицу в огне» только ради них.

Итак, Япония изменилась и стала более открытой миру, но рядом не нашлось мужчин, которые бы смогли в историческом контексте сделать её счастливой. А те, что были, спровоцировали войну и превратили жизнь женщин в череду потерь, страданий и неудач.

Полюбившиеся мне нежная и мечтательная Хацуэ, сильная и глубокая Нацуэ и даже решительная Сакурако делали всё возможное в сложившейся обстановке, горели, любили, ждали, вынесли на своих хрупких плечах тяготы военного быта, но так и не смогли обрести счастье.

Мне показалась очень символичной финальная сцена в порту, когда эти три женщины (читай Япония) прощаются со своим материнством, провожают бурную эпоху и её многочисленных жертв. Их жизнь, по большому счёту, прожита, во всяком случае её лучшая часть, которая пришлась на полные тревоги и забот годы. Впереди новая тревожная эпоха больших социальных преобразований, в которой жить и творить их детям (я не зря пишу их, поскольку Око — де-факто воспринимается Сакурако как дочь). Ну а они будут вновь и вновь переживать в сердце недолгие моменты, когда они были счастливы.

Эпоха Гэндай представлена в эпопее дочерьми главных героев. В первую очередь, Око и Хиноко, но также и Тидзукой, Томоной и Ваки Миэ. Мы мало знаем о них, а их будущее ещё более туманно.

Кто-то из комментаторов писал, что Око символизирует новую послевоенную мирную Японию. Однако я не вполне согласен с этой мыслью. Око — девочка-мечта, плод запретной любви двух людей, в чём-то опередивших своё время и страдающих от действительности. Это блестящий образ талантливой японской эмиграции, с детства сознательно утратившей духовную связь с Японией-матерью (Тидзука и Томона — более взрослые и рельефные иллюстрации этого образа).

В сцене-прощании Хацуэ стесняется её крепко «по-европейски» обнять, поскольку в Японии так не принято, и фактически оплакивает утрату дочери, понимая, что они могут никогда не встретиться. Око уезжает, а Хацуэ-Япония остаётся.

Другой образ новой Японии — малышка Хиноко, огненная девочка, которую забирает у матери испытывающий кризис веры отец.

(С Тоору вообще удивительная история. Он не сломался на фронте, выдержал утрату руки, став калекой, пережил четыре года заключения за убеждения. И вот он ломается на свободе, понимая, что на какое-то время стал больше японцем, чем христианином, страдая от этой извечной проблемы церкви).

Итак, Хиноко увозят представители предыдущих поколений, её связь с матерью-Японией насильственно прерывается, будущее её не менее туманно, чем будущее уезжающей в эмиграцию сестры.

Остаётся растущая в семье конформистов (Ваки сенсэй и «Мадам») Миэ, о которой мы ничего не знаем, мы не ощущаем её преемственность с предыдущим поколением японских женщин.

Следовательно, новый мир вновь будут создавать мужчины — Юта и его братья, маленький «беспризорный» Такэси. Они получили свою «прививку страдания» и ментально ближе к выстрадавшим войну матерям, чем к раздавленным поражением и дезориентированным отцам.

Юта теряет свою «Японию» в виде уезжающей в эмиграцию Тидзуки. Его братья и однокашники слабо помнят мирные времена, они научились выживать, однако слабо представляют, что такое счастье. Юта черпает знания в мире большой литературы, но он, будучи многократно обманутым взрослыми, боится начать жить (в некотором смысле он предвестник такого социального явления, как хикикомори), и только нужда заставляет его раз за разом покидать стены чудом уцелевшего дома. Он подумывает стать врачом, как дед, но одновременно влюблён в литературу, интересуется христианством. Горо пророчески сказал, что он станет писателем. Однако будущее этого молодого человека, страдающего от беспомощности, не способного ничего предложить уезжающей первой любви, туманно.

Более предприимчивые Сюндзи и Кэндзо, вероятно, и будут строителями «новой Японии» — инженерами, учёными и предпринимателями, которыми будут манипулировать опытные старцы (Кадзама и Ваки). Ну а подобные Такэси вольются в движение конформистов, которые, как отцы и деды, «имеют в крови» потребность гнуть спину перед любой властью.

Жатвы много, а делателей мало. Мы помним, что ни воры, ни лихоимцы, ни блудники, ни пьяницы, ни хищники, ни прелюбодеи не наследуют Царства Божия.

«Жаль мужчин», — говорит с болью в конце Хацуэ, имея в виду лишь трёх — Синскэ, Горо и Тоору. Из них остался в живых лишь один. Хочется верить, что любовь Бога в конце концов исцелит его израненную душу, и он сможет примириться с самим собой и Японией, воплощённой Нацуэ.