Уильям Фолкнер «Авессалом, Авессалом!»

Самый «южный» (по оценке одного американского литературного журнала) роман самого «южного» писателя США. Родоначальник и главный автор южной готики, один из отцов американского модернизма, человек повлиявший на всю последующую американскую (да и не только) литературу и так далее и тому подобное. Как правило, если говорят о фолкнеровских произведениях крупной формы, то как один из лучших, если не лучший (и уж точно самый известный) роман, отмечают «Шум и ярость», но и «Авессалом, Авессалом!», мало того, что очень хорош, но можно сказать архетипичен и символичен для Фолкнера.

История Томаса Сатпена и его семьи, живших в городке Джефферсон, столице округа Йокнапатофа, что в штате Миссисипи. Главный герой появился, откуда ни возьмись, в Джефферсоне в 1833 году, сразу обратил на себя внимание и стал на многие-многие годы одним из известнейших жителей, которого любили и ненавидели, уважали и презирали, но про которого можно сказать однозначно — он оставил яркий след в памяти и душах знавших его людей.

Ритм повествования хаотичный и рваный, разные люди вспоминают Томаса, его сына, дочь, их сложные взаимоотношения друг с другом и с окружающими. Читатель узнаёт разнообразные факты и эпизоды в разных трактовках, из разных моментов жизни героев. Что-то рассказчики знают доподлинно, что-то додумывают, в чём-то демонизируют героев своего рассказа, в чём-то — идеализируют.

Длинные, местами практически бесконечные предложения, не отличающиеся обилием знаков препинания, запутанные диалоги, переходящие в поток сознания — чтение, особенно поначалу, не будет лёгким. Но как награда за усидчивость — удивительное по глубине погружение в книгу, настоящий дух американских южных штатов — той Америки, которая не совсем то, наверное, и Америка.

Не могу удержаться и не процитировать фразу собеседника одного из героев, пытающегося понять Юг и его жителей, которая, как мне кажется, хорошо характеризует этот странный социум (спойлеров в этом кусочке текста нет):

«Мы не живем среди потерпевших поражение дедов, и освобожденных рабов (а может, я понял все как раз наоборот, и освобождены были твои родичи, а поражение потерпели черномазые?), и пуль, застрявших в обеденном столе, и разного тому подобного, что должно нам вечно напоминать о том, чего никогда нельзя позабыть. Что это такое? Нечто, чем вы живете и дышите, как воздухом? Некая пустота, наполненная призрачным неукротимым гневом, славой и гордостью событиями, что начались и кончились полсотни лет назад? нечто вроде святого долга никогда не прощать генералу Шерману, долга, переходящего по наследству от отца к сыну, от отца к сыну, так что во веки веков, пока дети твоих детей будут производить на свет детей, ты будешь всего только отпрыском бесконечной линии полковников, убитых во время атаки Пиккета при Манассасе?»

Довольно болезненная, наполненная библейскими аллюзиями книга про странных, зачастую нездоровых душевно людей (да, Фолкнер — это такой американский Достоевский), которые были той Америкой, которая практически ушла, но, если судить по любви многих жителей США к флагу Конфедерации, до сих пор цепляется за жизнь.

Однозначно, Авессалом лучший роман Фолкнера из тех, которые я читал. И не смотря на то, что по содержанию это очередной кусок из истории Йокнапатофы, по тексту ближе к Притче. Притча в свое время произвела на меня большое впечатление, хотя и показалась несколько похожей на Дороги Фландрии Симона. Но, впрочем, Дороги были написаны позднее.

Когда говорят о Фолкнере, всегда упоминают о, так называемой, «южной готике». Так вот Авессалом первый роман, к которому слово «готика» применимо на все сто. Уж там южная — не южная, но готика — совершенно точно. Погружение в историю сродни погружению в какой-то вязкий омут, болото. Поступки героев сначала кажутся глупыми, потом не мотивированными, а потом, вдруг, начинаешь понимать их обоснованность и, даже, в какой то мере, неизбежность в рамках представленных характеров. И даже не знаешь, как вообще относится к судьбам этих людей. То ли презирать, то ли брезгливо морщится, то ли, вдруг, внезапно понять (и простить?). Хотя, за что же прощать? Они прожили свою жизнь сообразно собственным представлениям о чести, гордости, правых и не правых поступках и тп.

А потом понимаешь, что никто ничего и не прожил. Это вообще художественный вымысел. Но цепляет, цепляет по взрослому. Если бы не своеобразный языковый стиль, я бы советовал прочитать каждому. Собственно язык здесь отдельная, совершенно самодостаточная ценность. Но ценность эта придется по душе не каждому. Нужно вчитаться, нужно, как у многих самобытных авторов, уловить внутреннюю ритмику. И тогда, да, вероятно зайдет. Особенно если есть опыт чтения сложных текстов.

В общем, с точки зрения художественной ценности, это 10+ без сомнений. А вот с точки зрения читабельности..., ну, очень индивидуально. Рекомендую, с осторожностью.

http://kobold-wizard.livejournal.com/770723.html

Это было еще одно долгое погружение в собрание сочинений Фолкнера. Четвертое по счету, но пыльный Юг продолжает открываться с новых сторон. Общим во всех прочитанных мной текстах Фолкнера является мотив обреченности этой земли и людей, ее населяющих. В то же время автор показывает, что рок, преследующий людей, родился вовсе не в угаре Гражданской войны, а сама Война была лишь следствием череды роковых поступков и мыслей.

В этом романе Фолкнер развил метод повествования, найденный еще в «Сарторисе», где Вирджиния Дю Пре является носительницей памяти о полковнике Джоне Сарторисе, герое Гражданской войны. Все персонажи так или иначе слышали ее воспоминания о бале в Балтиморе и о удалых выходках полковника с захватом пленных. Пространство настолько заполняется памятью, что мысли даже молодых героев постоянно возвращаются на полвека назад. Логично представить, что такая история не была чем-то абсолютно оригинальным. В «Авессалом, Авессалом!» о гибели рода Сатпенов рассказывает старушка Роза Колфилд, которая после смерти своей сестры Эллен Сатпен чуть не стала невестой ее вдовца полковника Томаса Сатпена. Однако, есть и еще один повествователь — герой романа «Шум и ярость» Джейсон Компсон, рассказывающий ту же историю своему сыну Квентину. Его знание основано не на личном участии в событиях тех далеких лет, а на рассказах его отца, бывшего другом Томаса Сатпена, которого тот посвятил в некоторые свои мысли. В итоге мы получили сложную цепочку, в которой слова Томаса Сатпена проходят последовательно через восприятие трех представителей рода Компсонов, а напоследок Квентин еще рассказывает эту историю своему другу по общежитию в Гарварде.

Каждый наверняка привносит в рассказ что-то свое, и в результате жизнь проходимца, бросившего жену с ребенком из-за доли негритянской крови, а потом сколотившего состояние на грабеже, превратилась в нечто, напоминающее библейскую притчу о том, как паренек из Виргинии шел к успеху, не считаясь ни с чем, а потом уже в статусе отца двух детей и хозяина сотни акров земли, начал все терять, чтобы завершить свою жизнь на острие косы у простого работяги. Рассказывая об этом романе, можно не бояться спойлеров, потому что весь сюжет в общих чертах мы узнаем еще в первой четверти текста. Дальше, как и у всякой семейной истории, с каждым повторением появляются новые детали, надуманные или же забытые ранее. Мы знаем, что Генри Сатпен, сын Томаса, убьет жениха сестры, но не знаем за что, а потом Фолкнер подбрасывает нам мотив, оказывающийся в итоге полуправдой.

Большое место в романе уделено Гражданской войне. В этот раз видно коренное отличие их войны от нашей: побежденные оставались живы в своей же стране. Погибала культура Юга, а они с этим не могли ничего поделать. Арендатор Томаса Сатпена, ставший потом его убийцей, на их попойках часто повторяет: «Ну что ж, полковник, они нас убили, но не

побили, верно?» Хилая надежда, что поражение не было позорным. Томас Сатпен раз за разом восстает, чтобы дойти к заветной цели, но оказался не способен к победе над обстоятельствами, собирая на себе виснущие собаками грехи. Ветхозаветному герою не нашлось места.

Итого: Как всегда это было долгое погружение. Под конец на некоторых страницах терпение просто накалялось от путанного текста, рассказываемого одновременно четырьмя персонажами. Теперь текст завершился, но я понимаю, что его можно еще перечитывать и перечитывать, пытаясь понять, где же полковник допустил свою первую ошибку.

Это был мой второй подход к классику американской литературы. В этот раз я продвинулся дальше, но все равно завяз не доходя даже до середины. Бесконечные описания с практически полным отсутствием диалогов, пространные ненужные отступления и при этом минимальное движение сюжета. Нет, может во второй половине книге сюжет стремительным домкратом и разгоняется до второй космической скорости, но моих сил дочитать до этого момента не хватило.