Валентин Распутин «Рудольфио»

Если прочитать рецензию чуть выше, то возникает желание выкинуть книги Распутина, ну, или хотя бы вымыть руки. Настолько материалистически, с критической непосредственностью «городского» интеллигента она написана. Но, поверьте, Распутина просто необходимо прочитать и в детстве, и в зрелом возрасте, потому что этот замечательный автор, всю жизнь ратовавший за малую родину (не о колхозниках), смог написать для каждой из этих категорий читателей, затронув душевные нити. По крайней мере, воспринимается творчество писателя именно так, интуитивно.

Если сравнить «Рудольфио» с другими подобными произведениями. Наиболее близким из которых будут «Ритка» Раисы Белоглазовой, написанная уже в 1978 году, или же «Вам и не снилось» Галины Щербаковой (1979), можно смело сказать, что это было одним из первых социальных произведений, затрагивающих тему подростков, только стоящих на пороге зрелости, но все еще юных, смотрящих на мир глазами героев Экзюпери.

«Рудольфио», если бы о нем знали любители современной прозы, или даже альтернативной ее части, вполне мог бы стать популярнее. Однако, именно неправильное восприятие авторского замысла может быть истолковано некорректно, и этому мнению поверят.

Для того, чтобы увидеть что-то, вовсе необязательно создавать конспирологическую канву, достаточно просто прочитать рассказ еще раз. Во многом, отсылки, которые делают восприятие попроще (этот рассказ не «Лолита все же) — это «Маленький принц» Экзюпери. Случайная встреча героя и девочки, их имена (которые в итоге сложились в это самое Рудольфио), их разговоры, удивление и наивность бесед по телефону и вживую — все это походит на некую психологическую сказку. Однако, автор не был бы собой, если бы не отрезвил читателя финалом. Дело не в герое, а скорее в том, что он был избран другом, близким человеком для юной девочки ею же самой, но не будучи психологом, да и вообще оказавшись просто случайно вовлеченным в эту историю персонажем, в силу не своей слабости, а скорее — не осознав всей серьезности своего места в душе Ио, оставался трезво мыслящим до конца — не допуская фривольностей, не приближая к себе, не играя на чувствах (а вот его, как бы сейчас выразились «сталкерили», названивая и не давая прохода — и об этом знали и родители Ио, и его жена). По сути, в одном из телефонных звонком, мать девочки рассказывает о том, что она не социальна и не общается ни с кем, и у нее нет друзей. И в том же финале именно его зовут на помощь, потому что, как оказалось, никого более близкого ей родители и не знали, да и не было его. И тем трагичнее, что нравственно совершив правильный поступок, не допустив «того самого» первого поцелуя, в итоге только он и оказался виноват. А ведомая только порывами Ио, совершает непоправимы, но и отрезвляющий ее поступок. И в конце остается только двадцативосьмилетний мужчина с виной на всю жизнь, не будучи виноватым, и девочка, которая уже вряд ли перечитает «Маленького принца».

«Иди ты к черту!» говорит уже не Рудольфио, но исказившаяся в кривом зеркале жизни юная девушка со странным именем.

Жаль, что Валентин Распутин не двинулся в этом направлении, а предпочёл рыдать над горькой судьбинушкой советских колхозников, с которыми знакомился во время «творческих командировок» в деревню, на «малую родину», о которой так любят вспоминать столичные дачники. Отличная новелла, написанная хорошим (редкость для Распутина) языком городских жителей, с точным подбором деталей и узнаваемыми ситуациями. Тем не менее, если не считать чрезвычайно убедительных декораций, сюжет нереалистичен. Впервые влюбившиеся девочки не ведут себя с такой напористой нагловатой уверенностью.

В общем, сюжет выстроен, как всегда у Распутина, для иллюстрации некоего априорного тезиса.

В данном случае, тезис представляет собой оправдание педофила, иллюстрацию известного утверждения, что, мол, девочки влюбляются во взрослых мужчин, и потому «папики», обхаживающие школьниц, всего лишь идут навстречу детским пожеланиям. К моменту публикации рассказа в советской литературе уже сложимлся своеобразный канон «рассказов о первой любви», как правило, о девочке, влюбляющейся во взрослого мужчину (привет, гумберт-гумберт!) — от Эдуарда Пашнева до Натальи Соломко — но Распутин, кажется, впервые в советской литературе изменил позицию рассказчика. Истороия «нимфетки» и «папика» излагается не с позиции «нимфетки» (как это было, например, в хорошем романе «Девочка и птицелёт» Киселёва), а с точки зрения взрослого дяденьки.

Положить в одну постель девочку и дяденьку Распутин всё же не решился, но подвёл своих персонажей к этой границе и, так сказать, расковал фантазию читателей, чтобы в последнюю минуту свернуть в сторону, превратив происходящее в «драму разбитого сердца» (это получилось у него довольно коряво и неубедительно, слишком заметна оглядка на цензуру).

Там не менее, рассказ динамичен, читается легко, сентиментальность, граничащая с пафосом, позволяет читателю погасить чувство вины за нехорошие мысли.

Было бы лучше, если бы Валентин Распутин продолжил писать про городскую жизнь, которую он знал не по наслышке.

Бесподобный рассказ о первой любви.

Вот такая она чаще и бывает — слепая, бессмысленная, восторженная и безответная. Тут не то, что «сердцу не прикажешь», а диву даешься, как вообще могла возникнуть такая любовь, — словно придуманная...

Автор с потрясающей точностью передал бесшабашность первой любви — когда осознал, что любишь, совершенно наплевать на все остальное. Избранник становится центром твоей вселенной.

И с такой же поразительной безжалостностью показаны чувства отвергнутой... «Иди ты к черту!» — и он пошел...

Великолепно!