Дмитрий Балашов «Отречение»

В молодости с большим удовольствием читал цикл Балашова, но не весь — несколько поостыл. «Отречение» во всяком случае ранее не читал и, безусловно, книга вполне достойная.

Исторический роман — именно в виде линейного изложения событий посредством многофигурного действия — жанр необычайно тенденциозный и ущербный. Автор скован известной клеткой, внутри которой пытается предложить свою интерпретацию событий. Балашов вот считает Куликовскую битву — не обычной масштабной резней в рамках феодальных конфликтов, а неким космическим духовным событием, в котором оформилась русская святость. Ну и через призму этого взгляда собственно оцениваются и всякого там рода деятели. Ряд авторских тезисов — о моральной правоте тверских князей, пустоте Дмитрия Донского и проч. являются сами по себе спорными, но формообразующщиими при изложении событийного ряда.

Над стилем Балашова часто иронизировали, вспоминая известный пассаж про старика Ромуальдыча, но к намеренной стилизации «под старину» привыкаешь достаточно быстро, глаз не режет и во всяком случае права на изложение архаичным образом событий 14 века никак не меньше нежели на заведомое осовременивание манеры, предпринятое, например, Бородиным. Стилистическая архаизация и фольклоризация использовалась и Ивановым в «Сердце Пармы», в котором опты Балашова был, безусловно учтен. Но если «Сердце Пармы» при всем ее мифопоэтическом строе и густой насыщенностью цивилизационных столкновений на каком-то уровне является взглядом современного человека( каким, в общем-то является главынй герой, с которым всякий может себя отождествить) на ужасы и зверства одержимых в средневековье, то цикл Балашова — опять же при добросовестном воспроизведении всех зверств войн и страданий простого народа — идеологическая илллюстрация широко известных исторических взглядов Льва Гумилева с обильными авторскими комментариями и публицистическими отступлениями.

Прямо как у Толстого в «Войне и мир». Это неочевидно, но роман Толстого повлиял на Балашова в манере воссоздания динамичных сцен как бы от первого лица — лучших в романе. Когда автор уходит от обзора с высоты орлиного полета и выстраивает сцены свадьбы, резни, охоты, он словно включает ручную камеру, с которой перемещается, фиксируя действия всех, попадающщих в кадр, прекрасно создавая иллюзию присутствия. Страницы же духовных диспутов или же отступлений достоинством пониже.

В воссоздании бытовых особеннности жизни средневековой Руси, уклада, хозяйства, той самой «истории повседневности», которую провозглашала школа Анналов, Балашову в отечественной литературе нет равных. Коростелев, Язвицкий, не говоря уже о более ранних авторах навроде Лажечникова иили А.Толстого по сложности решаемых задач, обстоятельности, да даже и пластичности рядом не стояли. Весь цикл рекомендовать к чтению незаинтересованным лицам не могу, но попробовать навскидку один из романов — вдруг зацепит — уж точно стоит. «Отречение» в длинном сериале один из лучших, с выдержанной терпкой грустной интонацией, достойной теаматической организацией событийного ряда.

Не хвались идучи на рать, хвались идучи съ рати (русская пословица)

На этот раз действие более чем пятисот страничного романа займёт всего десятка полтора лет. А значит происходившие тогда события будут нам изложены методично и неспешно. Как, собственно говоря, и следует им происходить в реальной жизни и в добротной исторической книге. Тем более, что времена по-прежнему «интересные» — княжество Московское в течение всего описываемого периода испытывает жесточайшее давление практически со всех сторон.

На юге вот уже более столетия раскинулась упырём Орда, и хотя там совсем не мирно и суетливо, и ханы ордынские меняются со скоростью метропоездов, однако для Руси в целом и для княжества Московского все эти перемены каждый раз чреваты новыми визитами в Орду за новым ярлыком на великое княжение.

И Тверское княжество по-прежнему настроено совсем не мирно и тоже претендует на великий стол, и потому постоянно происходят с Тверью разные столкновения, как на дипломатическом уровне, так и посредством периодических набегов друг на друга — то Михайла Тверской на Москву идёт ратиться, то Москва на Тверь отправляется с войском.

А тут ещё и Суздальское княжество поперечиной торчит, и с ним тоже нужно держать ухо востро.

Да и Господин Великий Новый Город тоже не всегда мирен и спокоен.

А с запада напирает Литва, то и дело вторгаясь в пределы Московской земли, да ещё при этом расшатывая и основы православия, и митрополитской московской власти.

И с Константинополем всё не так уж гладко, как хотелось бы, и митрополиту Алексию постоянно приходится делать реверансы и ловчить как только возможно для сохранения единства православия на пределах Руси.

А тут ещё то мор, то глад, то хлад…

В общем, интересное было время. Да что говорить — когда всё как на весах качается, то и всегда непонятно, куда кривая вывезет. И хорошо, хоть московский князь Димитрий потихоньку вырастает и набирается и ратных сил, и ума государственного — впереди ведь Поле Куликово! Правда, он пока об этом не знает...