Гайто Газданов «Заметки об Эдгаре По, Гоголе и Мопассане»

Я ознакомился с ранней малой прозой и публицистикой Газданова, когда купил только что вышедший пятитомник его сочинений. Проглотив с жадностию первый том, я не заметил некоторых вещей, восторгаясь стилем, харизмой и энергией молодого автора. Сам был молод. Но на парочке важных концептов следует все же остановить внимание. Ведь эта программная статья начинающего автора.

Это, безусловно, манифест представителя «потерянного поколения». Только этот юноша «потерялся» не посреди империалистической мировой бойни, а вследствие социального катаклизма, сотрясшего и едва не уничтожившего его родину. В ходе гражданского конфликта он был сломлен, растерзан и почти убит. Даже десятилетие спустя он жестоко страдает от ПТСР. Это хорошо видно по смыслу и стилю статьи.

Взвинченная эмоциональность с характерной негативной окраской. Отрицание реальности в пользу отвлеченной мечтательности. Действительность не достойна описания и анализа, она чудовищна и отвратительна, омерзительна наконец. Всякий, кто остается по эту сторону реальности — просто клоун, гримасничающий на публике. Ловец быстрого признания и не заслуживающий внимания борзописец. Самое интересное в литературе — фантастика кошмарных сновидений, блуждания в мирах за гранью психической нормы, вглядывания в адские бездны у себя под ногами.

И такие авторы, как Некрасов и Тургенев — поставщики беллетристической продукции, не имеющие к искусству никакого отношения.

А еще юный Гайто был заправским «кликушей», в том смысле, какой вкладывал Высоцкий в песне «О поэтах и кликушах». «Кто прожил жизнь трагически, тот истинный поэт...» Тот же Тургенев и Золя, понимаете ли, имели только внешние причины заняться творчеством. Случайно не остались просто крупными латифундистами или чиновниками-буржуа высокого ранга. Вот если ты умер от белой горячки в грязном переулке, как По, или поедал в психушке собственные испражнения, как Мопассан — тогда ты имеешь право называться подлинным поэтом. А Гоголь не был реалистом ни в коем случае!

Это же замещение чистой воды! Гайто страшно, больно, ему одиноко. Бурлящий и истерически веселящийся Париж (о как он за это расплатится!) каждый день терзает его обнаженные душевные раны. Отдохновение Гайто находит только в отвлеченных мечтаниях и страстной жажде творчества, максимально удаленного от этого страшного быта и повседневной жестокости. И находит себе, как ему кажется единомышленников, среди отверженных, замученных фантазеров, погруженных в кошмарные грезы.

Не видит, как Достоевский, удивительной и прекрасной реалистичности фантастики у По, не видит, что Мопассан велик не своими сифилитическими бреднями, а беспощадным и зорким анализом класса буржуазии на пике его прогрессивности, не видит, что Гоголь ценен не тем, что пугал «Вием» и «Страшной местью», а тем, прежде всего, как точно указал, что Русь-тройка частенько подвозит подлеца по его частной надобности, и что на вопрос «куда мчишься?» ей однажды придется дать ответ по всей строгости правосудия Истории.

Ничего, еще увидит. Переживет немало жестоких испытаний, станет одним из победителей в смертельной схватке с фашизмом и напишет прекрасные реалистические книги и фантастику, вырастающую из быта и повседневности. Увидит всю незрелость и поверхностность своих ранних литературных мечтаний.

Поэтому и станет классиком всемирного значения.