Юрий Трифонов «Дом на набережной»

Когда я дочитала эту книгу, то основное чувство было – какое счастье, что мне повезло расти в совершенно другой среде. Среди людей умных, увлеченных, разносторонних, теплых, думающих, интересующихся. Тех, кого никогда не клинило на карьере, деньгах и попытках выслужиться. Наверное, поэтому мне оказалась бесконечно чужда эта странная смесь воспоминаний и сожалений. Возможно, это проблема жизненного опыта, но…

Пожалуй, основное, чем удивила меня эта книга, это какой-то лоскутной скучностью. Никак не получалось вчитаться, вникнуть, зацепиться за что-то. Словно какая-то чужая старая одежда, которую где ни тронешь, везде расползается. При том, что советскую прозу я люблю и обычно читаю с удовольствием. Возможно, виной тому аудиокнига (в виде нормального текста – я попробовала — воспринимается получше, но все равно, интерес так и не возникает), но скорее всего, это просто категорически не мое произведение. Для меня осталась совершенно непонятной ни ее популярность, ни ее злободневность, которые явно присутствовали, когда книга вышла.

Это какое-то невероятно серое произведение. Но эта ассоциация связана не с цветом известного дома, а с характеристиками ее персонажей. Это на удивление бесцветные и скучные люди. Такое ощущение, что в их жизни нет вообще никаких интересов. Причем, ни когда они мальчишки, ни когда становятся старше, после возвращения с войны. Да что интересы, даже война здесь – просто эпизод, словно занавеска – задернул-отдернул, как и не было. Ничего нет внутри этих мальчиков, кроме подхалимства, постоянных попыток куда-то пристроиться, выслужиться, не ошибиться, сделать «правильный» выбор, «нужный» шаг, посчитать бюстики на полке. Какая-то непроходящая зависть к власть и деньги имущим, причем жалкая, пустая, беспримесная. Без попыток достичь чего-то самому, с заранее сложившейся обреченностью жильца дома в Дерюгинском переулке по отношению к жильцам Дома на набережной.

Книги, журналы, кино, театр, спорт, выставки, наука – это все вне их жизни. Непонятно даже, где именно они учатся. Ни разу не упомянуто ни учебное заведение, ни хотя бы вскользь его тематика. Понятно лишь, что что-то гуманитарное.

Само повествование охватывает довольно большой период времени, от довоенных годов до послевоенных (но сама война полностью выброшена), и несмотря на небольшой объем, воспринимается скорее сагой, чем романом. И также тяжело это все читается. Внутри разрозненные воспоминания – нестройные, фрагментарные. То довоенные годы, то послевоенные, которые словно заплатки нашиты на современное автору время. Рваный сюжет, в котором никчемность и зависть – основное. Ни разговоров, ни бытовых деталей, вообще ничего. Пустота. И сам главный герой – то Димка, то Вадим, то Батон. Во всех своих возрастах и именах одинаково неинтересный и неприятный, как, впрочем, и большая часть его окружения, за исключением разве что Антона (прототипом которого был Лева Федотов, тот самый мальчик, который предсказал ход войны).

Почитала некоторое количество отзывов и критики. Роман Трифонова иногда сравнивают с Достоевским, намеки действительно есть – и милая добрая Сонечка, и ощущение себя дрожащей тварью, и экзистенциальные страдания. Но попытка аллюзий на Достоевского показалась мне столь же беспомощной, как и все остальное в этом романе. Видимо, это исключительно сиюминутная вещь, для узкой аудитории написанная, бесконечная авторская сублимация, вызвавшая у меня ощущение какой-то эмоциональной тошноты.

Пожалуй, точнее всего охарактеризовал эту книгу Дмитрий Быков, который сказал, что эта книга Трифонова «не о быте, а об отсутствии бытия».

Моё первое знакомство с Трифоновым. И знакомство, оставившее сильное впечатление. Закончив читать повесть, я будто бы закончил читать даже не роман, а целую эпопею – «Детей Арбата» каких-нибудь. Сравнение из-за того, что фильм есть по повести, и уж его-то точно делали похожим на «Детей Арбата» – репрессии, кровавый Сталин и всё такое… Всё, чего в повести нет, да и не нужно. Она не о власти и не о времени, а о людях. Об определённых типажах людей. И нет что ли таких Батонов сейчас? Есть, и немало!

Тут, кстати, вспомнилась ещё одна вещь – «Ярмарка тщеславия» Теккерея. По временам казалось, что это она же, только перенесённая в советские времена –

При этом я не скажу, что повесть казалась мне идеальной. Есть в нём какая-то легкая не идеальность, но будто бы только подчёркивающая её, делающая рельеф.

Странная, необычная, густая, прекрасно написанная сильная вещь получилась.

Все московские повести написаны в примерно в одной манере и в близкой тональности, но в каждой есть что-то особое. Вот, скажем, в «Доме на набережной» — странные вставки от первого лица. От лица человека, который, как явствует из его слов, был непосредственным свидетелем и даже участником описываемых событий, но который почему-то в основном повествовании не фигурирует и в воспоминаниях других персонажей начисто отсутствует, будто он — человек-невидимка. Это привносит в рассказ какую-то странную и тревожную ноту, какой-то нездешне призрачный оттенок.

Понравилось. Правда, один балл я всё-таки сбросил. Хотел поставить 10 из 10, но как-то у меня не складывается в одну личность Лёва Шулепников, да и отец Глебова тоже, и положительных героев в произведении некоторый дефицит, и автор то слишком уклоняется от оценочных характеристик героев, то, наоборот, разносит по кочкам Батона-Глебова с помощью второго главного героя, от лица которого пишет... Одним словом, общее впечатление не позволяет поставить 10. Так что ставлю 9. Центральный момент повествования — когда Глебову нужно было сделать выбор — привёл меня к мысли, что здесь надо обозначить два решения: «как не подставиться» и «по справедливости». «Как не подставиться», показал Глебов, и тут я его, пожалуй, не буду осуждать. В сложном положении он оказался... Ну, а «по справедливости» надо было бы или принципиально отказаться выступать («не буду, и пошли все в ж...!»), или выступить и, опять же, подвергнуть разносу обе противоборствующие стороны. Но если бы Глебов так поступил, он был бы уже не Батон, а Бетон.:)

Надо отметить, что профессор Ганчук вовсе не был «хорошим парнем», как может показаться на первый взгляд — нет, он ничуть не лучше оппонентов, собирающихся его «скушать». В книге об этом говорится весьма недвусмысленно, упоминаются его «подвиги» времён Гражданской войны и 1920-х годов. «Хорошим парнем» его можно считать только в конце произведения — в 1974 году, когда ему уже было 86 лет. Правда, и действия строго «по справедливости» должны были точно так же привести Соню в сумасшедший дом — её дурная наследственность, передавшаяся от матери, всё равно не дала бы ей нормально пережить компанию против её отца. Чтобы она не сошла с ума, Глебов, действительно, должен был бы поддержать Ганчука; но, с другой стороны, Ганчук раньше и сам так лихо расправлялся со своими оппонентами, что поддерживать его как-то западло. В общем, вина Глебова не в том, что отказался вписаться за Ганчука, а в том, что ради своих карьерных целей завёл дружбу с этой семьёй. Вот из-за этого потом и мучался. Прав был его отец, когда предупреждал, что не надо туда соваться. Точно так же я бы никому не советовал лезть в большую политику, которая, как известно, грязное дело; а жильцы этого «дома на набережной» в основном как раз к политике имели самое прямое отношение...

Мудрое произведение, написанное с большим жизненным опытом и отличным литературным стилем.

Человек, который был Батоном

Есть такая категория людей, которая сызмальства способна подбирать выгодные знакомства, умеет взвешивать блага на особых весах и определяться, к примеру, между карьерой и любовью, умеет прогибаться, когда нужно, и отталкивать от себя неугодных. Это вроде простые, а на самом деле очень непростые парни Батоны-Глебовы. Почему Батоны, да потому что все начинается с малого, так, принесет мальчик Глебов однажды в школу батон и нарочито оделит кусочками ароматного хлеба только тех из одноклассников кто нужен или понадобится в обозримом будущем, а тех кто не нужен, оставит слюнками исходить.

Такие Батоны облачаются в симпатичный фантик и оттого кажутся безобидными или «никакими». Внутри же они расчетливы и корыстны, а однажды пойдут по головам близких людей, чтобы выбраться наверх, на следующую ступень, обещающую заманчивый новый уровень привилегий. И вроде бы в душе Батоны пытаются найти наилучший для всех путь и стать для всех хорошими, они осознают, что могут жить «как все», но даже мышка и та в свою норку тянет, и если выдастся возможность сменить дерюгу на шелка, тщеславные Батоны это сделают не особо раздумывая. Они ни в коем случае не будут бунтовать против системы и пытаться выбраться из границ своей матрицы, ведь они умеют бояться по-настоящему (не столь важно чего бояться — ареста, осуждения обществом, или кривой ухмылки соседа), но непременно выждут удобного момента и постараются занять наилучшую ячейку.

Повесть «Дом на набережной» рассказывает о двух таких людях, причем автором «препарируются» они в развитии, начиная с детства и до момента, когда годы уже берут своё. Оба героя, Глебов и Шулепников схожи во многом. Вот только один стремительно, но с оглядкой вползает по чужим спинкам снизу вверх, другой же скатывается вниз, потеряв спины-опоры, за счет которых ранее имел все. Атмосфера повести гнетущая, не очень приятно наблюдать за таким «развитием» личностей.

С аннотацией к книге я не согласна. Полагаю, что издатель был предвзят, написав, что «в повести дан глубочайший анализ природы страха, деградации людей под гнетом тоталитарной системы». Такие людишки были, есть и будут всегда, при любых политических режимах. Уж так устроен человек, кому-то нужно давление со стороны системы, а кому-то хватит и косого взгляда знакомого человека, а может даже капельки зависти...

Говоря о повести «Дом на набережной», почти каждый раз подмечается связь этого текста с повестью «Обмен», первой в цикле московских повестей. И действительно, смежность и родство тем заметно невооруженным глазом, и если в «Обмене» проблематика еще не столь очевидна, то в «Доме» прием обнажен – авторская мысль прозрачна и неприкрыта. И там, и там цель одна: Трифонов пытается отыскать истоки советского конформизма.

Главным героем повести является эссеист и литературный критик Вадим Глебов: карьерист и видный мужчина, не обделенный общественным положением и сопутствующими материальными благами. Как-то раз, отправившись покупать по знакомству какой-то жутко дефицитный столик, он встречает друга детства – Лёвку Шулепникова, который, оказывается, работает грузчиком в этой мебельной комиссионке, да и выглядит как самый настоящий, всамделишный, вечно томимый похмельем разнорабочий, но вот Глебова почему-то не желает узнавать совершенно. Эта случайная встреча ввергает героя в долгие воспоминания о временах детства и юности, которым, собственно, и посвящена сама повесть. Тогда, в далекой Москве 40-х годов, было все по-другому: Лёвка Шулепа и прочие Глебовские друзья жили в высотном элитном доме на набережной, а сам Димка вместе с бабушкой и родителями ютился в покосившемся гнилом бараке, где в тесной коммуналке без конца скандалили соседи. В те времена и Шулепа был совсем другим – благодаря матери и отчиму, он имел все, о чем только могли мечтать его сверстники, и дружбы с ним добивались все (ну кроме разве что Глебова).

Основной конфликт произведения разворачивается вокруг взаимоотношений молодого студента Вадима Глебова, пишущего диплом и собирающегося поступать в аспирантуру, и семьи профессора Ганчука, живущей в том самом доме на набережной. Дочь профессора, утонченная и вечно всех жалеющая Соня влюблена в Глебова, но тот долгое время не замечает ее расположения, хоть и заходит к профессору почти каждый день, но со временем он находит в себе нужные чувства и сходится с девушкой. С профессором Ганчуком Глебов общается с самого поступления в ВУЗ, часто бывает у него в гостях, да и дипломную работу пишет под его руководством. Но в институте против своенравного старика зреет заговор, и Глебов оказывается в него вовлечен. Он не может отфутболить новое институтское начальство, жаждущее смещения Ганчука, и сам становится заложником своего конформизма. На одной чаше весов – зачисление в аспирантуру, Грибоедовская стипендия и старт для карьеры, на другой – бескорыстная Сонина любовь и добрые отношения с профессором. Но наш герой колеблется: некрасиво предавать близких людей, но и от перспектив в институте отказываться жалко. Его принуждают выступить на собрании с обличительной речью, а группа защитников, наоборот, просит разметать подлый заговор, прилюдно защитив наставника, но герой не желает занимать чью-либо сторону, он хочет быть хорошим для всех и судорожно ищет способ не явиться на расправу.

Вадим Глебов являет собой яркий пример литературного антигероя, или т.н. отрицательного протагониста. Он сочетает в себе те качества, которые при общей своей нейтральности и безобидности формируют весьма нелицеприятный портрет: Глебов умен, расчетлив и амбициозен, повсюду старается стать своим (он дружит и с необычными детьми элитного дома, и с хулиганами из переулка), в него легко влюбляются девушки, но сам он по-настоящему никого не любит. Но главное качество, определяющее всю его жизненную парадигму, – это зависть. Трифонов очень грамотно и скрупулезно описывает этапы взрастания зависти в душе героя. Глебов очень завидует Лёвке и другим ребятам из высотного дома, живущим в просторных, хорошо обставленных квартирах, и ездят на лифтах, он не понимает, отчего одним дается от рождения все, а другим ничего, уже в юности, пия чай у Ганчуков, он невольно оценивает их интерьеры, а когда впервые соединяется с Соней на профессорской даче в Брусково, вдруг понимает, что все это – дом, квартира и хрупкая Соня – может стать его. Корысть и преследование собственной выгоды проявляются с самого детства: даже когда маленький Димка, пользуясь тем, что мать устроилась кассиршей в кинотеатр, старательно выбирает среди ребят, кого бы провести на сеанс, он руководствуется только теми соображениями, что и с кого сможет впоследствии поиметь.

Истоки характера Глебова, его жизненной философии, безусловно, лежат в его родителях. В энергичности матери, желающей выбиться из неблагоприятной среды, в трусости отца, живущего с установкой «ни в коем случае не высовываться», заискивающего перед Лёвкой, пасынком большого чиновника, запрещающего жене просить за обвиненного родственника, зато впоследствии спокойно сходящегося с его женой. Гиперплазия характеров не случайна: в повести хватает говорящих деталей и самых подробных бытописаний, и почти все они работают на раскрытие персонажей.

Любопытна роль фата Лёвки Шулепникова, предстающего в повести двойником главного героя. Они во многом схожи: повышенным вниманием к материальному, стремлением к положению в обществе и в своей среде, неспособностью любить, но если карьера Глебова через предательство принимает ускорение вверх, то жизненный путь Шулепы идет по ниспадающей. Он с самого детства имел все то, о чем Глебов только мечтал, и с легкостью этим распоряжался. И в школе, и в институте он был местной знаменитостью, человеком, чьего расположения искали. Но все его влияние держалось исключительно на родителях, вернее, на умении матери найти очередного обличенного властью мужчину, способного обеспечить ее и сына. В целом, Лёвка многое понимает о жизни, и он уже знает (в отличие от Глебова), что ища своей выгоды, нельзя не запачкаться, но его проблема лежит несколько в иной плоскости – за обилием дорогостоящих заграничных вещей, шумных гулянок и карусели знакомых он сам ничего из себя не представляет. И когда опора существования рушится (умирает второй отчим) – заканчивается вся его красивая история.

К сожалению, в повести не так много положительных персонажей. Условно к их числу можно отнести семью профессора Ганчука, но и они не из числа приятных: Юлия Михайловна подчеркнуто высокомерна, а Николай Васильевич и сам отличается изрядной воинственностью и все сокрушается, что не добил в двадцатых Дороднова. Однако главная их беда в том, что они чрезвычайно оторваны от жизни. Одухотворенная Соня жалеет всех без разбору и в людях не разбирается; ее родители настолько поглощены своими делами и своими мыслями, что до последнего не замечают любовной связи дочери с другом семьи, и сам Николай Васильевич предательства Глебова не ощущает, остается с ним учтив и приветлив, а Юлия Михайловна спохватывается слишком поздно и как-то неловко, наивно пытаясь откупиться от Иуды деньгами и драгоценностями. Единственным светлым пятном остается влюбленный в Соню лирический герой, благодаря которому мы видим описание Батона-Глебова со стороны. И это весьма интересный момент, что помимо пары «автор – главный герой» в повести действует еще и неназванный персонаж-рассказчик, т.н. лирический герой, дающий собственную оценку истории Глебова и семьи Ганчуков. Неназванный герой выведен в противовес отрицательному протагонисту: он искренне и безответно влюблен в утонченную Соню, почтителен с ее отцом, с обожанием смотрит на местного вундеркинда Антона, но главное, он с самого начала разглядел истинную сущность Батона и справедливо рассуждает, что такие вот вечно неопределившиеся, ни то ни сё, и есть самые неприятные, самые ненадежные. И Батон, действительно, не раз подводит их мальчишеское братство.

Повесть отличается очень тяжелой, угнетающей атмосферой. Во многом это связано с главным героем (общем-то, мрачность и экзистенциальная безысходность не редкость среди текстов с доказательством от противного), но еще также и с чувством подспудного, сидящего глубоко внутри животного страха, определявшего жизнь огромной страны в сталинскую эпоху. Автор не говорит прямо, но построение композиции и детализация играют на нужную минорную атмосферу.

Тема произведения определяется несложно – это поиск истоков советского конформизма. Повесть «Дом на набережной» является своеобразным ответом самому себе (если не сказать покаянием) на очень ранний роман «Студенты», вышедший в 1950 году, за который Юрий Трифонов, сын репрессированных родителей, получил Сталинскую премию и все сопутствующие ей печеньки. В романе «Студенты» речь шла о ситуации конца 40-х годов, когда в институтской среде началась кампания по борьбе с космополитами (фактически антисемитская чистка интеллигентской прослойки), о том, как прогрессивные студенты, в числе коих был, разумеется, и сам Трифонов, принимали активное участие в борьбе с анахроничными, непатриотичными преподавателями. Результатом как всегда стали поломанные судьбы и трагически оборвавшиеся жизни, а наградой для рыцарей идейного фронта – те самые, горячо желанные материальные блага и карьерный рост. И вот в 1976 году Трифонов пишет ответ самому себе: рисует старую ситуацию сызнова, изнутри и под другим углом, и на этот раз он уже не терпит сантиментов, он свободен от шор и беспощаден к самому себе, к собственным поступкам и философии своего поколения, которое, без зазрения совести предав своих учителей, предало самое себя.

Есть книги по которым судят о стране, народе, о его истории, культуре, прошлом и будущем. В этих книгах нет громких исторических свершений, равно как и людей эту самую историю делающих. Ужасам войны и лагерям Гулага в них противопоставлен УЖАС ПОВСЕДНЕВНОСТИ, с её кухонными склоками и межведомственными битвами за место под солнцем. Героическим, полулегендарным персонажам прошлого в них противопостоит не то чтобы человек заурядный и совсем никчемный, но человек без этих расхожих ценностей научившийся обходиться, у которого иные чаяния и заботы иные. Это человек настоящего момента, или, современный человек. Такой извечный НАШ СОВРЕМЕННИК. Живёт он, повинуясь чувству самосохранения, он знает, что бывает, когда это чувство ему изменяет. Он живой человек из плоти и крови, поэтому выше всего он ценит комфорт и стабильность, и более всего боится непредсказуемости, которая для него всегда ложь, признак времен последних. Он отнюдь не карьерист, но и не человек, готовый на сознательное прозибание с мелким жалованием и кукишем в кармане, так, на всякий случай. Он знает, что по чём, поэтому редко проигрывает, хотя конечно, из этого не следует, что он ГЕРОЙ СВОЕГО ВРЕМЕНИ, который знает как надо и что не надо в данный исторический промежуток. И ещё он ЧЕЛОВЕК СИСТЕМЫ, СИСТЕМНЫЙ ЧЕЛОВЕК, человек никогда не плывущий против течения, знающий все глубокие места и водовороты в своем водоеме. И еще, самое главное, он СОСЛОВНЫЙ ЧЕЛОВЕК, живущий в СОСЛОВНОМ ОБЩЕСТВЕ, знающий цену окружающему его миру. Его не за что корить и порицать, не за что ненавидеть и желать его переделать. Он его основа, фундамент, то на чем мир строится и функционирует. Он сам это прекрасно понимает и по своему, наверное страдает, ведь он человек, ко всему прочему мыслящий, следовательно отдающий себе отчёт насколько он несвободен, но который, однако никогда не променяет свою порядком поднадоевшую, даже ему самому жизнь рядом с ДОМОМ НА НАБЕРЕЖНОЙ на какую-нибудь ДРУГУЮ ЖИЗНЬ, с другими радостями и заботами. И стоять этому дому ещё долго-долго, и новые истории с его обитателями, но больше всего с теми, кто живет вокруг него, только ещё пишутся......