Кристиан Крахт «Империя»

Не люблю я, когда в книге форма превалирует над содержанием. Не надо закольцовывать романы ради самой закольцовки. Не надо ломать «четвертую стену». Не надо вообще, пожалуйста, пытаться разговаривать с читателем. Не надо писать «а теперь, читатель, мы с тобой перенесемся» или «представьте себе такую картину». Мало у кого получается использовать такие трюки, честное слово. Просто расскажите мне историю. А еще лучше — интересную историю, которая бы увлекала.

Империя — как раз из таких, где автор пускается во все тяжкие, лишь бы показать автор не умер, и дело его живет, что важен в первую очередь рассказчик, а не история, и где читателя болтает как в сливе унитаза. У Кристиана Крахта весьма манерный стиль, с множеством стремных метафор, странных отступлений, кинематографических приемов, не всегда уместных.

Крахт, кажется, имел какую-то идею-фикс — запилить в текст романа как можно большее число немецких имен описываемой эпохи. Но сделать это как все нормальные писатели он не хотел, поэтому подал их с некоей выпендрежностью, а именно — давая весьма туманные описания. И если какие-то (Гессе, Эйнштейн, Гитлер) считываются довольно легко, то многие, я подозреваю, не известны даже самим немцам. В принципе, это создает довольно крепкую связь между событиями романа, персонажами и эпохой, только каким-то очень странным, нарочитым способом. Также в романе использованы несколько персонажей их чужих произведений, и опять-таки, явно для того, чтоб автор мог выпендриться еще и таким макаром.

Во второй половине возникло впечатление, что роман понес и автор утратил над нем контроль. Всего много, но проговаривается на бегу, словно это синопсис, словно Крахт хотел за все это взяться, но времени мало, а писать много, а тут то ли издательский дедлайн, то ли просто лень стало, в общем, огромные куски интереснейшего материала просто выкинуты автором за борт или перемолоты в крошево, которым читатель обсыпан с ног до головы, но осознать и впитать не способен.

При том, что декорации весьма увлекательные — германский протекторат Новая Померания (на Соломоновых островах) накануне Первой мировой войны, но сама история получилась откровенно бледной и пустой. Некий молодой немец, фанатик вегетарианства, прибывает в Папуасию, дабы запилить кокосовую плантацию, сходит там потихоньку с ума и... и все. Сам персонаж очень далек от меня, так что ассоциировать себя с ним и как-то симпатизировать ему было почти невозможно, но это реальное историческое лицо и то, что он делает, крайне оригинально и необычно. Вот только в книге нет никакой истории с ним. Приехал, купил плантацию, помучался, сошел с ума. Талант у автор есть — глупо отрицать, но он никак его не использует. Чтобы хоть как-то разнообразить действие, Крахт иногда отвлекается на эпизодических персонажей, но лучше не становится, потому как толку от этого как от козла молока.

Удивительный роман удивительного автора. Но что же тут удивительного?

Хорошая аннотация к книге позволяет не останавливаться на сюжете и поверхностном смысле истории, а сразу перейти к сути.

Этот роман — рассуждение о смысле жизни и смысле истории. Может ли существовать империя из одного человека? Или можно ли рассказать об истории целой могущественной империи сквозь призму судьбы одного человека?

На первый вопрос Крахт отвечает отрицательно, пусть и не по очевидной причине. Империя Энгельхардта невозможна не потому, что он аутсайдер-одиночка, а потому, что основана она была на идеалистических и напрочь оторванных от жизни основаниях. Своим крахом Энгельхардт предрекает крах другой идеалистической, основанной на мифах и солярных символах, империи — Третьего Рейха. Так что на второй вопрос — о призме судьбы — Крахт отвечает положительно и с блеском обосновывает его всем своим романом. И его еще обвинили в пропаганде фашистских идей! Удивительная (впрочем — нет) близорукость либеральной немецкой критики.

Жизнь голого человека на пустынном берегу во имя осуществления сумасбродной и беспомощной идеи может оказаться не бессмысленной, если послужит горьким уроком последующим поколениям близоруких мечтателей. Впрочем, крах революции молодежи 1960-х годов и вообще всей этой кислотно-хипповской утопии показывает, что от повторения ошибок человечество, к сожалению, не застраховано. Надо, товарищи, быть чутче и зорче к урокам прошлого. Особенно, если преподаны они в такой увлекательной форме, как в романе Крахта.

Ведь это настоящий манифест метамодернизма в жанре максималистского романа, о котором так хлопочут и которого так взыскуют прогрессивные критики всего мира. Используя техники палимпсеста, пастиша, римейка, сжимая целые пласты истории и культуры в сверхплотные корпускулы короткого текста, Крахт воссоздает целую вселенную, даже россыпь альтернативных реальностей, на пространстве всего-то ста пятидесяти страниц. Тут тебе и смесь видов искусства от кино до комикса, и жанров — от ужастиков до политической хроники, и регистров стиля — от высокой трагедии до балаганного театра на площади. И все это подано чувственным, изощренным и извилистым стилем. Как же это далеко от холодной отстраненности и «техники нулевого письма» ранних романов Крахта. Удивительно богатая палитра творчества при общей немногословности.

Ведь он и сам человек удивительный. Своей собственной, счастливой, судьбой доказывающий, что человек — это не безвольный раб обстоятельств, а должен, просто обязан взыскивать духовную свободу и собственный нравственный путь. Выходец из семьи, принадлежащей к высшему слою буржуазии (не то, что его герой Энгельхардт — ученик аптекаря). Частные привилегированные школы, самые престижные вузы, теплое местечко под крылом могущественного отца. А вот поди ж ты — вырос в такой среде и выпестовал в самом себе если не коммуниста, то уж точно убежденного социал-демократа классической немецкой выучки. Скиталец, человек мира. Сочувствующий исследователь маргинальных и вымирающих культур. Он и к примитивным людоедам относится подлинно демократически, понимая условия их существования. Видит людей, а не порабощенный бездумный скот.

Да, в его идеях есть противоречия (А у кого их нет?). Да, он склонен к мистицизму (А кто из нас не склонен в минуту тяжких раздумий?), но и в других книгах, и в своем замечательном романе «Империя» он верно оценивает политические и социальные аспекты человеческого бытия. Что капитализм и империализм — это кровожадное злодейство, неизменно приводящее к мировой войне и уничтожению миллионов, что либерализм — это тот же фашизм, просто в бархатной упаковке (вот за что его критики-либералы не любят! Правда глаза колет), что прекраснодушный идеализм и оторванность от живой жизни неизбежно приводит к деградации и самоуничтожению (человек эпохи глобальной виртуальной сети, один на один с двумерной реальностью монитора, кто это, как не тот же голый Энгельхардт на пустынном пляже?).

Так что короткий, но удивительно насыщенный роман Крахта — это книга не только о прошлом, но и нашем жестоком настоящем и тревожном будущем. Это самый передовой край современного искусства в чем-то совершенно адекватный, а в чем-то и превосходящий уровень развития нашей цивилизации.

П.С. Кстати, финал в кинотеатре, закольцовывающий сюжет и выводящий саму ткань романа в иные плоскости бытия — это явственная аллюзия (в этом переполненном аллюзий романе) на финал великой «Радуги гравитации» Пинчона, чьим несомненным и способнейшим учеником Крахт и является.

Долгожданная покупка предвосхитила все ожидания. Отличная книга про фантастического человека-кокофага и его маленькую империю.

Название книги и аннотация к ней вполне могут сбить читателя с толку. Речь в романе идет не только об империи Августа Энгельхардта, немца, чей порыв поселится в протекторатных землях Германской Новой Гвинеи был вызван его личными порывами, но и об Империях, разрушившихся после первой мировой войны.

Действие книги происходит в начале 20 века, века великих открытий и ужасных перемен. Достоверная история, поведанная Крахтом, о молодом немце, примечательном и заслуживающим внимания аутсайдере, который, получив образование помощника аптекаря и испытав на себе влияние движения за целостное обновление жизни, вдруг сорвался с места и отправился в тихоокеанские германские колонии. Он основывает «Солнечный орден»: квази-религиозное сообщество, которое ставит целью осуществить идеалы нудизма и вегетарианства на новой основе – уже не ограничивая себя мелкобуржуазными условностями.

Таким идеалистом и был Август, бросивший вызов всему миру. Книга полна курьезных историй быта и жизни в экваториальном поясе. Сквозь хрупкую натуру Августа, автор проецирует всю пропасть между «новыми» и старыми людьми, между их идеалами. Самое страшное происходит уже на райском острове, где молодой плантатор не смог перебороть себя, уподобляясь тем, кого он презирает.

Очень философское, но в то же время ироничное произведение, написанное крайне живым языком.