Эд Брубейкер «Fatale»

Центральным персонажем ‘Фаталь’ предсказуемо [см. название] становится женщина, но, вопреки традициям film noir, трудно будет отнести ее к паскудным фуриям словно из какой-нибудь ‘Двойной Страховки’ [Double Indemnity, 1944]. Дорога вечно молодой Жозефины сплетена из бегства, смерти и кошмара, у ворот которого не выстоит сознание рядового человека; а то проклятие, бросающее каждого встречного мужчину в горнило душной страсти к ней, даром назовёт лишь законченный безумец. Мучительную смерть Джо обещает группировка почти нелюдей, руководит которой существо древнее самой героини. Безостановочно скрываясь, женщина силиться понять, что она такое, попутно утопая в реках из воспоминаний…

Я не люблю лавкрафтианский хоррор за его повторяемость; почти каждая история американского писателя заканчивается безумием и[ли] смертью ведущего героя, а размазанные на дюжину страниц описания скрипа половиц под щуплами океанских владык не вселяют праведный страх, но, скорее, раздражают и выматывают. Лавкрафт вообще очень тяготеет к комиксной эстетике [он неслучайно печатался в pulp-журнале ‘Weird Tales’ с чисто комиксовыми обложками / историями], и ‘Фаталь’ делает с его наследием самое разумное: весь кошмар фантазий автора из Провиденса морфирует из текста в графику, так что читатель воочию лицезреет преданных Тьме культистов, демонов из параллельных измерений и нескончаемое бегство от самой судьбы.

‘ФатАль’ [производное, конечно же, от femme fatale; неприятно поражает ‘ФаталЕ’ переводчика com-x.life] определил в себя мотивы – оккультизм и сатанизм – что мне любимы болезненной любовью. Впрочем, заигрывание с ‘темнотой’ вовсе не всегда оборачивается чем-то хорошим – и это я о художественной, а не моральной [еще чего!] стороне вопроса. Но ‘Fatale’ преуспевает прямо-таки с мистическим отличием, цепляя за эстетикой нуарного кино ‘сияющие’ темнотой и хаосом культурные эпохи.

Если, скажем, тридцатые для вас [хотя бы частью] – Великая Депрессия и автоматы Томпсона М1928 с магазином ‘камамбер’, семидесятые – жернова Вьетнама, ‘дети цветов’ в убойных трипах к шагу от безумия и psychedelic rock — вы знаете, о чем я говорю. Эти культурные архетипы имеют надо мной [и многими иными] загадочную власть, которую я сейчас попытаюсь объяснить. Film noir-эстетика и ‘триповые’ семидесятые окутаны ‘газовым светом’ какого-то глубокого сновидения, ирреальности, неотвратимости; самый плацдарм для сведения мистических историй. Штампы нуара — женщины-сирены, разбивающие жизнь одержимого ими мужчины на осколки, что предваряет обжигающая страсть, от которой сама судьба не позволит увернуться. Эти ‘злые сказки’ происходят в уже названных декорациях ночи Великой Депрессии, что еще больше усиливает чувство неотвратимости и нарастающего сумасшествия. Это время потери всех ориентиров. Даже у Фолкнера – классика Южной Готики, но никак, прости господи, не комиксиста — есть эта галлюциногенная атмосфера тёмного сновидения [см. Sanctuary, 1931].

Семидесятые, с их безумной ‘магией крови’ Вьетнама [злой эстетикой данного периода многие киноделы околдованы и по сей день] с одной стороны, и устрашающий, разрушительный гедонизм хиппи, потребляющих ЛСД до полного обрыва связей с реальностью [и это даже не художественное преувеличение – см. Сид Барретт] с другой – аналогично же рисуют ощущения безумия с отсутствием контроля. Секта Мэнсона, кажется, просто не могла явиться в любое иное время.

‘Фаталь’ прекрасно ощущает эти ‘чары времени’, и умело их задействует, сосредотачивая истории в те исторические промежутки, где они кажутся максимально уместными. Здесь уже названные эпизоды века двадцатого, однако комикс заглядывает и на Дикий Запад, и в Средневековье.

Детали же ‘фаталь-вселенной’ раскрываются полутонами, аллегориями, за чем стоит возможное авторское нежелание, объясняя мир, удариться в бесхитростные штампы – что срабатывает; комикс, толкаясь от культурных ‘матриц’, всё-таки не падает в банальности.

Очень недурственный рисунок [Шон Филлипс] не извинил бы сценарной импотенции, однако динамичная история [Эд Брубейкер] не проседает все двадцать четыре выпуска. Каждая строка текста вылеплена по лекалам жанров, и прямо-таки сочится ядом мистического рока; качество написанного прорывается даже сквозь искалеченный перевод.

Уровню сценария вторят персонажи, а, в частности, любимые Жозефины, вынужденные мириться со своей смертностью и ее бессмертием. Эти мужчины похожи друг на друга так же, как и непохожи: Уолтер Букер, американский пехотинец, волею судьбы могущий заглядывать немного дальше в вечность, чем остальные люди [40-50-е]; Майлз, второсортный актер-спидбольщик, не вполне осознанно через нарко-алко-вечеринки косвенно увязший в сатанинской секте [1978]; Лэнс [списанный то ли с Кобейна, то ли с Брэда Питта], неудачливый рок-музыкант группы ‘Амстердам’, совершающий из-за долгов налёт на банк [1995], и который превращается… совершенно невозможно описать, в кого [#19 P22]. Каждый скользит по острию ножа, привык влезать в неприятности, и наверняка бы их нашёл без ‘помощи’ Джо. Но любовь к бессмертной женщине размалывает их судьбы куда быстрее и верней: навсегда.

‘Фаталь’ – это лучистый самородок в ручьях слякоти блеклых релизов комикс-индустрии. Мощный сценарий, талантливый рисунок и замысловатый лор делают этот проект от Image Comics настоящим подарком ценителям мистического ‘graphic novel’ [вроде ‘The Sandman’ или ‘Hellblazer'].