Дино Буццати «Барнабо с гор»

У Барнса, кажется, это было: «неизбывная надежда человеческого сердца». Вот если «Барнабо» разобрать до основания, до фундамента – там обнаружится именно это: неизбывная человеческая надежда, такое неистребимое, живучее вопреки всему в человеке ожидание. – У Буццати, когда он брался за литературу по-настоящему, всегда выходили сооружения, духом схожие с кьеркегоровской крепостью: в отдалении от шумного мира, наблюдательные и очень печальные. Переживания времени, смерти, утрат, бессмысленности жизни по преимуществу служили итальянцу материалом для их строительства. Точнее для строительства их видимой части, потому что фундамент он, как правило, мастерил из той самой «неизбывной надежды». «Барнабо» – ровно одна из таких «крепостей», первая в ряду. Надежда здесь уже в классическом для итальянца виде: в придавленном состоянии фундамента, в постоянном испытании под давлением тяжести всего печального сооружения. Она у Барнабо как упрямое ожидание волшебства в навсегда расколдованном мире. В глазах прагматичного и многолюдного века это в лучшем случае сходит за «голубой период», этакое «время гор в жизни человека», не более. Но для Барнабо нет ничего кроме гор, кроме «горного времени жизни». Отсюда невозможность его жительства в толчее чуждых долин: надежда удел одиночек и обитает высоко в горах. – Роман – это о «времени гор» в жизни человека и «времени долин»; о том, что кому-то предназначена пусть и печальная, одинокая, но горная жизнь, а кому-то на удел – многолюдье покойных и плоских долин. Другими словами, это о краях и середине, о невозможности «маргиналов» быть «ординарными». И неизбывная надежда тут, вот это человеческое ожидание вопреки всему, тоже всегда есть крайность, «маргиналия», малоотличимая от иллюзии. Но зачастую именно на «маргиналиях» и держится, как на фундаменте, всё человеческое сооружение во времени, тем более что, как заметил однажды резонно Чоран, «не питать ни малейших иллюзий разумно, но чудовищно».