Оноре де Бальзак «Феррагус, предводитель деворантов»

Итак, вот я берусь за следующий роман Бальзака, первый в подцикле «Сцены из жизни Парижа», предвкушая. Даешь куртизанок, развратных денди, полуночных картежников, скакунов в яблоках, опиумные вертепы и ляжки балерин! Но увы, «Феррагус» оказался очередным феерическим провалом Бальзака.

Все крупные фейлы Бальзака случаются, когда он решает играть на чужом поле, сделать «не хуже», чем его коллеги, стригущие в те же года купоны на бульварных романах. Когда он изменяет реалистичному психологическому «женскому» роману и начинает гнать авантюрное, с приключениями, мистику, то тогда становится очевидным, насколько он беспомощен и смешон в этих чужих жанрах. «Феррагус» -- это 1-я часть произведения «История тринадцати», в котором, подозреваю, должно было быть 13 частей, но в итоге он написал всего три. Слава богу. Наверно, читатель проголосовал рублем, то есть франком, и проголосовал отрицательно.

Итак, «Тринадцать» — это тайное общество, «все они были фаталисты, смелые и поэтические, но наскучившие обыденной жизнью, жаждущие азиатских наслаждений, влекомые страстями, долго дремавшими в их душе, а потому особенно буйными. Как-то один из них (...) задумался об исключительных качествах людей, изгнанных из общества, о честности каторжников, о верности воров в отношении друг к другу, о преимуществах той непомерной власти, какую завоёвывают подобные люди, сосредоточив все помыслы свои на едином желании». В общем, чуваки создают тайное общество, все они жуткие харизматики и крутышки, и человек под псевдонимом Феррагус -- их глава.

Начинается повесть «Феррагус» просто восхитительно, великолепное описание:

"«Есть в Париже улицы, опозоренные так, как может быть опозорен человек, совершивший подлость; встречаются и улицы благородные, и просто честные улицы, и молодые улицы, о нравственности которых у общества еще не сложилось мнение; злодейские улицы; улицы старые, как самые древние старухи; улицы почтенные; улицы неизменно чистые или неизменно грязные; улицы рабочие, трудовые, торгашеские. Словом, парижские улицы отличаются человеческими свойствами и одним видом своим возбуждают в нас известные представления, которые мы не в силах преодолеть. Есть непристойные улицы, где вы не согласились бы жить, и улицы, где вы охотно поселились бы. Некоторые улицы, взять хотя бы Монмартр, подобны сирене: прекрасная голова — и рыбий хвост...» (и так далее).

Этот роман, вообще, поразителен: кретинизм сюжетной линии, поступков героев, примерно пополам разбавлен бытовыми зарисовками Бальзака из жизни Парижа. И эти бытовые зарисовки великолепны. Это изящные эссе, которые он зачем-то утрамбовал в эту «Анжелику, маркизу ангелов». Только ради них я и рекомендую эту книгу читать.

Сам же сюжет абсолютно беспомощен и наивен, Бальзак не умеет оперировать с такими авантюрами, в отличие от более поздних авторов, таких, как Понсон дю Террайль, Лермина и Эжен Сю. Но очень пыжится им быть.

Все совершают крайне кретинские, необъяснимые, нелогичные поступки, шаблонные для бульварных романов и позорные для такого великого писателя, как Бальзак. По сравнению с этой книгой «Граф Монте-Кристо» -- шедевр психологического реализма уровня Достоевского.

Но вставные эссе про парижскую жизнь -- да, удивительно красивы:

»...когда женщины лгут, то, смотря по характеру, некоторые из них смеются, иные плачут, одни становятся серьёзными, а другие — злыми. (...) Все в них естественно; ложь исходит от них, как снег падает с неба. А с каким искусством добираются они до правды в другом человеке! С какой проницательностью прибегают они к самой последовательной логике в ответ на пылкие вопросы мужчины, чтобы самой выпытать какую-нибудь сердечную тайну у того, кто наивно вздумал дознаться о чем-нибудь у женщины! Расспрашивать женщину — не значит ли это выдавать ей себя с головой? Разве не догадается она обо всем том, что захотят от неё скрыть, и не проявит удивительного умения — говоря, умолчать о самом главном. И есть же ещё мужчины, пытающиеся бороться с парижанкой, с женщиной, которой стоит изловчиться — и она ускользнёт от удара кинжала, сказав: «Вы, право, слишком любопытны! Вам что за дело? К чему вам это? Ах! вы ревнуете? Ну, а если я не пожелаю вам отвечать?» — словом, с женщиной, которая владеет искусством сказать «нет» на сто тридцать семь тысяч ладов и обладает неисчислимыми интонациями для произнесения «да».»