Наши потомки, разделившиеся на две расы — космонитов, господ, вполне самодостаточных, и землян, которые вынуждены ютиться на крохотной Земле. Приоритет явно у первых, но, у Земли есть план, как снова стать великой прародиной, роданачальнецей новой империи Человечества, человечества, хоть и переставшего территориально и биологическим быть едином, но духовно...

Отличный цикл Станислава Лема, повествующем о великом путешественнике будущего, облетевшего уже всю галактику, побывавшего в сотнях системах и планетах, и в самых разных фантастических ситуациях.

Данные рассказы, в некоторых случаях, высмеивают отдельные фантастические идеи, такие, как путешествия во времени, например. Это связанно с постепенным переходом автора к более научной тематике. Похожий переход у него уже был: переход от будущего, обязательно связанного с победой коммунизма к другим вариантам.

Опять-таки, очень неплохой роман того времени, идеи которого актуальны и сегодня.

Каким будет контакт? Какими мы представляем пришельцев и какими они будут на самом деле? И что нас сможет спасти от звездных смертельных технологий?

Для интеллектуального хоррора не нужны "сюжетные перипетии" (V-a-s-u-a) и "серьезность с динамикой" (romanpetr).

Такой одной-единственной фразой можно было бы начать и сразу же завершить отзыв-ответ-рецензию на короткий рассказ Баррингтона Бейли. Но я добавлю еще пару-тройку предложений.

Перед нами сложный жанр — ужас через мысль. Ужасы через чувства и ощущения — киношные скримеры и книжные страшилки — довольно элементарные в исполнении приемы-стили, в связи с чем их постоянно необходимо как-то количественно, дополнительными эффектами и прочими визуализациями и образностями, умножать, дабы пугать еще хоть кого-то. Или вызывать легкий испуг, переходящий в облегченный смешок. В случае с интеллектуальным хоррором все сложнее и качественно иначе.

Проще найти примеры неудачного исполнения в подобном жанре. К таковым я несколько раз ранее относил известного ныне в наших широтах Лиготти. Хотя, по сравнению с его потугами, некоторые литературно-библиотечные фантазии Борхеса на указанной жанровой почве смотрятся более впечатляющими и пугающими. Бейли в "Бесконечном прожекторе" тоже смог переплюнуть Лиготти.

Начав с обрывка из радиоэфирного научпопа о единственно возможном физикалистском (материалистическом) решении "сложной проблемы сознания" — понимании последнего как принимаемого мозгом сигнала извне, автор плавно перемещает нас в главное место действия. В очень и очень далекое от Земли скопление межзведного вещества, где странные металлические существа подтверждают делом слова человеческого диктора. И происходящий там реальный эксперимент прорастает в голове читателя в такой эксперимент уже мысленного плана, который заставит мурашки пройтись бугристыми волнами по всей читательской коже.

Краткость и лаконичность только доьавляют силы и устрашения произведению Бейли. Хоррор-эксперименту, который каждый из нас каждый день проделывает в своей голове.

Богатство языка измеряется смелостью его носителя.

А так я бы сформулировал «Ð¼Ð¾Ñ€Ð°Ð»ÑŒ сей басни», изложенной в «Ð¡Ð»Ð¾Ð²ÐµÑ‡ÐºÐ°Ñ… для словах» Борхеса, еще одной жемчужине из эссеистского омнибуса «ÐÐ·Ð±ÑƒÐºÐ¸».

С первых строк носитель, умело и искусно использующий (как мне, не-носителю, кажется) свой родной язык, кичится над теми из его иных носителей, которые переходят в разряд «Ð»Ð¸Ð½Ð³Ð²Ð¸ÑÑ‚Ð¸Ñ‡ÐµÑÐºÐ¸Ñ… шовинистов» или «ÑÐ·Ñ‹Ðº-дарвинистов». Тех, кто превозносят свою языковую культуру над другими:

«Ð’осхищаться выразительностью слов (помимо отдельных производных и звукоподражаний) – это то же самое, что восхищаться улицей Ареналес за то, что такая улица называется «ÐÑ€ÐµÐ½Ð°Ð»ÐµÑ»... меня интересует главное: настойчивое утверждение касательно богатства испанского языка. А есть ли таковые богатства на самом деле?»

Далее писатель сомневается и издевается над идеей количественного измерения богатства или бедности того или другого языка по сравнению с остальными. Дело не в статичном и накопленном, а в марксистском «Ñ€Ð°ÑÑˆÐ¸Ñ€ÐµÐ½Ð½Ð¾Ð¼ воспроизводстве»:

«Ð›Ð¸Ñ‡Ð½Ð¾ я верю в богатство испанского языка, но считаю, что мы должны не хранить его в ленивой неподвижности, а до бесконечности преумножать. Любую лексику можно усовершенствовать, и я намерен это доказать»

В оставшейся части эссе, вплоть до финишных фраз, аргентинский мыслитель, прибегая к своему любимому репертуару из идей (которые, судя по этим ранним эссе, с одной стороны, в фундаменте своем остались теми же — Юм, Шопенгауэр, Беркли и т. д. — а, с другой стороны, более тяготели не к культуре и литературе вообще, а к анализу и осмыслению феномена языка как того, что определяет наше понимание мира, т. е. к Витгенштейну и ко), доказывает необходимость и важность одного-единственного качества человека творящего — смелости. Смелости, выражающейся в устремлении к новому, в тяге к экспериментам, в преодолении старых границ и выхода за них к новым. И так снова, и снова, и...

«Ð’нешний мир – это куча-мала из перемешанных ощущений. Зрелище неба над полем, аромат смирения, которым, кажется, дышат поля, насыщенная резкость табака, обжигающего горло, долгий ветер, бичующий дорогу, покорная прямота трости, отдающей себя нашим пальцам, – все это проникает в сознание всякого человека сообща, почти нераздельно. Язык – это действенное средство для приведения в порядок таинственного изобилия мира. Мы берем в руку шар, видим пятно света, подобного заре, нас радует пощипывание во рту – и мы врем себе, что три эти разнородные вещи суть одна и зовется она «Ð°Ð¿ÐµÐ»ÑŒÑÐ¸Ð½». Сама по себе луна – уже выдумка. Помимо астрономических параметров, которые пока что нас не должны волновать, нет никакого сходства между большим желтым кругом, который сейчас отчетливо поднимается над стеной в Реколете, и тем розовым ломтиком, который я видел в небе на площади Майо много ночей назад. Всякое существительное – это сокращение. Вместо того чтобы перечислять «Ñ…олодное», «Ð¾Ñ‚точенное», «Ñ€ÐµÐ¶ÑƒÑ‰ÐµÐµ», «Ð½ÐµÑÐ¾ÐºÑ€ÑƒÑˆÐ¸Ð¼Ð¾Ðµ», «ÑÐ²ÐµÑ€ÐºÐ°ÑŽÑ‰ÐµÐµ», «Ð¾ÑÑ‚роконечное», мы произносим «ÐºÐ¸Ð½Ð¶Ð°Ð»»; заменяя удаление солнца и воцарение тьмы, говорим «Ð·Ð°ÐºÐ°Ñ‚»»

«Ð¯ настаиваю на изобретательной природе любого языка и делаю это преднамеренно. Язык – создатель сущностей. Различные отрасли человеческого знания добились права на собственные миры, для описания этих миров существуют особые своды понятий. Математика разработала свой особый язык, состоящий из цифр и знаков, – по своему изяществу он ничуть не уступает другим языкам. Метафизика, естественные науки и искусство неисчислимо преумножили общую сокровищницу слов. Вербальный вклад теологии («Ð¿Ð¾ÐºÐ°ÑÐ½Ð¸Ðµ», «Ð¿ÐµÑ€Ð²Ð¾Ð¿Ñ€Ð¸Ñ‡Ð¸Ð½Ð°», «Ð±ÐµÑÑÐ¼ÐµÑ€Ñ‚ие») трудно переоценить. И только поэзия – искусство откровенно вербальное, искусство играть с воображением посредством слов, как определил ее Артур Шопенгауэр, – только поэзия клянчит подачки от всех остальных. Поэзия работает с чужими инструментами. Авторы поэтик твердят нам о поэтическом языке, однако, если мы желаем его получить, они вручают нам несколько высокопарностей вроде «ÑÐºÐ°ÐºÑƒÐ½Ð°», «Ð±Ð¾Ñ€ÐµÑ» и «Ð±Ð°Ð³Ñ€ÑÐ½Ñ†Ð°», да еще добавляют «ÑÐºÐ¾Ð»ÑŒ» вместо «ÑÐºÐ¾Ð»ÑŒÐºÐ¾». Да разве есть в этих словечках убедительность поэзии? Что в них поэтичного?»

И, наконец:

«Ð¯ настаиваю на изобретательной природе любого языка и делаю это преднамеренно. Язык – создатель сущностей. Различные отрасли человеческого знания добились права на собственные миры, для описания этих миров существуют особые своды понятий. Математика разработала свой особый язык, состоящий из цифр и знаков, – по своему изяществу он ничуть не уступает другим языкам. Метафизика, естественные науки и искусство неисчислимо преумножили общую сокровищницу слов. Вербальный вклад теологии («Ð¿Ð¾ÐºÐ°ÑÐ½Ð¸Ðµ», «Ð¿ÐµÑ€Ð²Ð¾Ð¿Ñ€Ð¸Ñ‡Ð¸Ð½Ð°», «Ð±ÐµÑÑÐ¼ÐµÑ€Ñ‚ие») трудно переоценить. И только поэзия – искусство откровенно вербальное, искусство играть с воображением посредством слов, как определил ее Артур Шопенгауэр, – только поэзия клянчит подачки от всех остальных. Поэзия работает с чужими инструментами. Авторы поэтик твердят нам о поэтическом языке, однако, если мы желаем его получить, они вручают нам несколько высокопарностей вроде «ÑÐºÐ°ÐºÑƒÐ½Ð°», «Ð±Ð¾Ñ€ÐµÑ» и «Ð±Ð°Ð³Ñ€ÑÐ½Ñ†Ð°», да еще добавляют «ÑÐºÐ¾Ð»ÑŒ» вместо «ÑÐºÐ¾Ð»ÑŒÐºÐ¾». Да разве есть в этих словечках убедительность поэзии? Что в них поэтичного?»

Надо не бояться творить, обновлять и преодолевать. Так и богатеет язык, а вслед за ним и мы.

Клин клином...

А вот так, в одной фразе, можно передать инструментальное назначение эссе Борхеса «Ð—Ð° пределом метафор»: через избыточное насыщение и переход того в перенасыщение, а по итогу в пресыщенность демонстративно доказать, что использование метафор и прочих красивостей в тексте необходимо сократить до минимума. Иначе получится вот что:

«ÐœÐ¾Ð»Ð¾Ð´Ñ‹Ðµ существовали порознь, каждый мерил себя собственной меркой. Мы напоминали влюбленного, который уверен, что лишь его душа гордо переполняется любовью, или горящую ветвь, отягощенную сентябрем и не ведающую об аллеях, где сверкает праздник. Высокомерно убежденные в своей мнимой неповторимости полубожеств или редких цветущих островков среди безжизненных морских зыбей, мы чувствовали, как к побережьям наших сердец подступает неотвратимая прелесть мира, на разные голоса умоляя передать ее в наших стихах. Молодые луны, решетки садов, мягкие цвета предместья, сияющие девичьи лица, казалось, требовали от нас поэтических красот и призывали к дерзким свершениям. Нашим языком была метафора, звучный ручей, который не покидал наших дорог и воды которого оставили у нас в стихах не один след, – я затрудняюсь, сравнить ли его с алым знаком, отмечавшим чело избранников Ангела, или метой небес, сулившей гибель домам и семьям, приговоренным масоркой. Это был наш язык и наша общая клятва – разрушить упорядоченный мир. Для верующего все вокруг – воплощенное слово Божие...»

И т. д., и т. д. Мера уходит, наступает вседозволенность, которая метафорически и при помощи метафорического изничтожает метафору. Красивая языковая игра, но предпринятое в «ÐÐ¸Ñ‡Ñ‚Ð¾Ð¶Ð½Ð¾ÑÑ‚Ð¸ личности» все-таки интереснее и изящнее (в том эссе происходила борьба с психологизмом в литературе через критику самой идеи «Ñ» в философии и обыденной жизни, для чего текст был выстроен как сознание без фикции в виде того самого «Ñ»). Вообще и в этом, и в некоторых других ранних эссе и заметках молодой Борхес огромное внимание уделяет форме, т. е. языку. Содержанию, т. е. литературе, будут посвящены более поздние и зрелые эссе. Но любопытно, что вся эта языковая (аналитическая) тематика была в центре внимания всех 1920-ых годов в западном интеллектуальном сообществе (напомню, что «Ð›Ð¾Ð³Ð¸ÐºÐ¾-философский трактат» Витгенштейна вышел в 1921 году). И Борхес в эти дебаты и дискуссии, как мы понимаем сейчас, вполне вхож подобными работами. А закончу на финальной реплике из рассматриваемого эссе:

«ÐšÑ‚о только, начиная с поэтов, не говорил, будто стекло похоже на воду. И кто только не принимал эту гипотезу за правду и вместе с несчетными Уидобро не внушал себе и нам, будто зеркала дышат свежестью и птицы спускаются к ним попить, решетя амальгаму. Пора оставить эти игрушки. Пора дать волю прихотям воображения, возводящего принудительную реальность мысли: пора показать человека, который проникает сквозь зеркальное стекло и остается там, в иллюзорном краю (где тоже есть формы и краски, но замершие в несокрушимом молчании), и задыхается, чувствуя, что он – всего лишь подобие и его наглухо замуровывают ночи и снисходительно терпят проблески дня»

«ÐœÐ°Ñ‚ÑŒ-и-мачеха» продолжает цикл «Ð¢Ñ€Ð°Ð²Ð½Ð¸Ðº»: мир не самого далекого будущего, где помимо узнаваемого для нас, но несколько усовершенствованного технологического пейзажа существуют необычные мистические реликты. Притом последние, их особый подвид, не так часто встретишь в адекватной (вне потока, простите, если кого-то это заденет, потока ширпотреба в около-фэнтезийной культур-индустрии) книжной продукции — славянские языческие элементы.

Мне и в целом симпатичны синтетические жанры, а особо такая их вариация, как технофэнтези или научная фантастика с примесью мистического (в последнем случае, пусть и не из мира литературы, для меня значим пример ремейка «Ð—Ð²ÐµÐ·Ð´Ð½Ð¾Ð³Ð¾ крейсера «Ð“Ð°Ð»Ð°ÐºÑ‚Ð¸ÐºÐ¸» из начала нашего века — эталонное сочетание космического антуража, осмысления ИИ и подноготной мистики). Притом мистического, который придает шарм, уникальность сюжетному развитию и колорит персонажам, не вырождая гибрид в эклектичную похлебку из плохо складываемых деталек. В случае всего цикла «Ð¢Ñ€Ð°Ð²Ð½Ð¸Ðº» и этого рассказа в частности видно, что подобным можно и нужно промышлять. Единственное, требуется выбрать подходящий ненаучный фантдоп. У Станислава Карапапаса в этой серии рассказов им стали штрихи славянского язычества. Выбор не самый очевидный и рискованный, т. к., в отличие от того же скандинавского язычества, о вере восточных славян до христианства историки знают очень и очень мало (вперед к И. Данилевскому за разъяснениями). С другой стороны, из этого минимума умелыми руками и гегелевской «Ñ…Ð¸Ñ‚Ñ€Ð¾ÑÑ‚ÑŒÑŽ разума» можно добиться качественного максимума. И здесь снова зачет.

«ÐœÐ°Ñ‚ÑŒ-и-мачеха», возможно с большим отличием от предыдущих цикловых частей, сильнее сталкивает науку и не-науку (или сциентистскую науку и «Ð½Ð°ÑƒÐºÑƒ народную»). Один из центральных узлов произведения — столкновение между травником Трояном и биоинженером Лазаром. Именно развитие этого конфликта подспудно раскрывает другие сюжетные пласты и повествовательные узлы, распутывание которых приводит к некоторым неожиданным открытиям для читателя, который мог знать о событиях из предыдущих фрагментов «Ð¢Ñ€Ð°Ð²Ð½Ð¸ÐºÐ°» (а если не знать, то катастрофически на понимании настоящего рассказа это не отразится). Главный герой здесь представлен с более сложным набором моральных установок. И если первоначально (да что уж тут, и до самого завершения «ÐœÐ°Ñ‚ÑŒ-и-мачехи») неприятие у читателя вызывает, разумеется, Лазар, то для меня и Троян оказался не однобоко положительным персонажем:

«â€“ Мне нужно согласие обоих родителей. Поговорите с мужем. Если он согласится, что ребята нуждаются в моей помощи, то осмотрю их. Но не обещаю, что смогу помочь.

Понуро опустив плечи, Агустина кивнула и пошла к выходу, уже у двери обернулась, видимо, хотела что-то спросить, но кивнула ещё раз и вышла. Когда дверь закрылась, Цапель повернулся к Трояну и спросил:

– А давно тебе нужно разрешение обоих родителей?

– Лазару хватило уверенности кричать на каждом углу, что я мошенник и душегуб. Пусть теперь наберётся смелости, чтобы прийти и попросить о помощи.

– А если не придёт?

– Надеюсь, что придёт. Жалко парней. Может, помочь получится, – хмуро сказал мастер»

Не только у антагониста Лазара после знакомства с протагонистом Трояном взыграла необоснованная спесь и гордыня. У второго внутри произошло то же самое, пусть и с большим обоснованием. И последнее, кстати, пугает более, ведь заглавный герой цикла — это бог, пусть забытый и слабый, но остающийся божественной сущностью. И что бог Авраама, обычно записываемый с заглавной буковки, что плеяда языческих небесных персоналий, все они бывают не только добрыми и щедрыми, но и коварными, обидчивыми. В связи с этим для меня настоящей положительной персоной, человеком по Горькому (который звучит гордо), стал друг антагониста — Хосе, который, благодаря, может, несколько удобному для автора сюжетному повороту возле финала рассказа, помог спасти умирающих детей Лазара. И пусть концовка оставляет некоторые надежды на светлое будущее в этом конкретном повествовании, все равно «ÐœÐ°Ñ‚ÑŒ-и-мачеха» вышел более темным и мрачным произведением, нежели остальные рассказы «Ð¢Ñ€Ð°Ð²Ð½Ð¸ÐºÐ°». И это здорово.

Подытоживая, разумеется, рассказа Карапапаса выделяется не одними лишь научно-фэнтезийным синтетическим фоном или относительно нетипичной (для столь узкого жанра) моральной проблематикой. Здесь есть и место легкому юмору, и аккуратно собранному и проведенному сюжету, и, как показано выше, большей мрачности, которая возвращает нас к нашему непростому миру. Миру, где нет магии и науки будущего, но есть сложные проблемы и их непростые решения, перевязанные цепями гордыни и боли.

««Ð был ли мальчик?»,

или сокрытая загадка со спрятанным ответом на фоне лирики военного инцеста»

Как известно поклонникам творчества Иэна Бэнкса, все писанное этим британским (шотландским?) писателем разделено буквой «Ðœ» между именем и фамилией: если оная с точкой есть ниже заглавия романа, то читатель утопает в фантастических грезах автора; если этой буковки нет, читающего затягивает в мейнстримные литературные проекты. И неудивительно, что в силу жанровой специфики фантлаба, что в силу все-таки большего творческого запала именно в первом случае, фантастика Бэнкса ценится и оценивается выше попыток в реализм. Тем не менее эти реалистические эксперименты бывают столь же интересны, сложны и искусны, как и книги из цикла «ÐšÑƒÐ»ÑŒÑ‚ÑƒÑ€Ñ‹», или «Ð‘ÐµÐ·Ð°Ñ‚ÐºÐ°Ð·Ð½Ð°Ðµ арудие», или «ÐŸÐ¾ ту сторону тьмы», или «ÐÐ»Ð³ÐµÐ±Ñ€Ð°Ð¸ÑÑ‚» и т. д. Взять такие романы, как «ÐžÑÐ¸Ð½Ð°Ñ фабрика», «Ð¨Ð°Ð³Ð¸ по стеклу», «ÐœÐ¾ÑÑ‚», «Ð£Ð¼Ð¼, или Исида среди Неспасенных» — в них Иэн Бэнкс более чем разгулялся на славу и в литературном обрамлении содержания, и в самом содержании.

Но можно выделить, как мне видится, один значительный критерий, разводящий и реалистическую прозу писателя на два типа или две подгруппы. В первом окажутся «Ð¨Ð°Ð³Ð¸...» и «ÐœÐ¾ÑÑ‚». Это книги с нелинейным повествованием, где реальность граничит со слишком странным иным миром, близком к бредовой фантазии или искусному вымыслу. Основной вопрос, образующий всю повествовательную колею, в таких произведениях подобен небезызвестной «Ð›Ð¾Ñ‚ÐµÑ€ÐµÐµ» Кристофера Приста. Но есть и другое множество работ Бэнкса, где вроде бы и романная форма проще построена, и сюжет предельно ясен. Но не все в них так просто. Как раз бросающаяся в глаза сюжетная простата должна заставить читателя призадуматься — а все ли здесь так понятно, ясно и наглядно? Быть может, заявленная предпосылка всего действа книги, на самом деле ложна? Если оно так, когда простая направленность «Ð£Ð¼Ð¼Ñ‹...» не только про разоблачение новых культов и тоталитарных сект, но и о

Казалось бы, а что тут усложнять? Более-менее типичная мейнстримная работа, где для абстрактных критиков надо побольше нетрадиционных отношений, наличия хлесткой и красочной критики войны и разворачивания сюжета в не западной, но экзотичной обстановке. Все это присутствует в романе с избытком наряду с обильными художественными потугами главного героя и повествователя. Такой вот инцест на фоне гражданской (после межгосударственной) войны, справленный философскими потугами и поэтичным сопровождением. И все, не более. Но, как кажется, для Бэнкса это слишком просто. Да-да, тут не фантастический роман, где можно усложнить, в хорошем смысле, все до пределов физиологических и культурных способностей человека к фантазированию. А все же...

Если предположить, что моя классификация бэнксовского мейнстрима к месту и имеет некоторый смысл, а ввиду отсутствия нелинейного повествования «ÐŸÐµÑÐ½ÑŒ камня» подпадает под тот тип книг, где присутствует «Ð£Ð¼Ð¼Ð°...», то что какая же загадка сокрыто встроена в текст романа? Думаю, это

Вроде бы и сами имена любовников,

Обратите внимание на две детали. Первая:

Ну, допустим, допустим... А что же заглавие романа? К чему или к кому оно отсылает, на какие тонкие сюжетные или смысловые грани намекает? А оно — часть верлибра главного героя:

«Ð¯ уезжаю, чтобы вернуться, говорю я себе. Бросаю, чтобы защитить. Доля удачи не помешает замкам, как и хорошая конструкция; мы свой паек — даже больше — счастливой судьбы получили сегодня утром, когда снаряд-паданец не разродился, не расцвел взрывом. Надеюсь, мои стратагемы — впитывание, совместная работа, наблюдение и выжидание — более продуманная защита, чем жестокое профилактическое сопротивление, способное спровоцировать лишь насилие и уничтожение.

Впитывай, как земля, работай, точно фермер, наблюдай и выжидай, словно охотник. Мои стратегии должны скрываться под видимостью — точно геология, что лишь намеками вылезает на поверхность мира. Там, в тяжелом нёбном сдвиге лежащих в основе всего плит, определяется истинное течение истории и развитие континентов. Запертые силы хоронятся в неопределимой грани, подчеркнутой беспрерывным потрясением внизу, послушной их траекториям и правилам, — силы, что формируют мир; неизменно слепая жесткая хватка темного жидкого жара и давления, что приемлет и объемлет свою каменную силу.

А замок, добытый из скалы, вытесанный из этой стойкости плотью, мозгом, костью и приливами всех сплетенных стремлений людских, — стихотворение, высеченное в этой мощи; смелая и прекрасная песнь камня»

"Душа несчастливой истории" — еще одна жемчужина малой прозы Джерома Сэлинджера.

Да, возможно, что мой вариант определения жанровой и прочих характеристик рассказа (пока мое предложение — первое и единственное в жанрово-тематическом классификаторе), но лучшее если не из возможного, то наличного. Во-первых, определение "Души..." как постмодернистского произведения, конечно, слишком сильное обобщение и допущение. Под "постмодернизмом" в данном случае я имел в виду лишь нелинейный характер повествования и то, что само это повествование направлено на само себя. Писатель (рассказчик) пишет о том, как он пишет. Точнее, как он хотел бы написать историю о счастливой любви. И, во-вторых, обозначение в графе "Сюжетные ходы" такой черты (элемента) рассказа, как "путешествие к особой" цели, тоже надо для понимания оставить в кавычках. Герои рассказа никуда не двигаются, да и вообще мало что делают в различных версиях событий, предлагаемых и обдумываемых рассказчиком. Но сам повествователь к вполне определенной цели направляется: он силится понять, почему не сможет написать от начала до конца историю любви Джастина Хоргеншлага и Ширли Лестер.

Рассказчик Сэлинджера предлагает различные сценарии того, как Джастин мог бы попробовать познакомиться с юной красавицей Ширли. И при любом варианте бедный автор понимает, что Ширли Джастину откажет. А при одном из вариантов развития событий несчастный герой-не-любовник угодит в тюрьму из-за не-своей-девушки, а где-то и вовсе умрет... Но в итоге писатель находит объяснение, почему же история нежной любви, повесть о том, как парень встретил свою девушку, никак не задается. И ответ, на самом деле, все три страницы или все несколько минут, которые длится "Душа...", был перед читателем. И, когда ты его понимаешь, фрагментарно-альтернативная структура произведения приобретает не только ясные и осязаемые, но и какие-то меланхолические и ностальгические очертания, ведь (выражусь словами самого Сэлинджера и спрячу для не читавших под спойлер):

Уже более года подряд читая рассказы Роберта Янга и оставляя под ними отзывы, я вынужденно вступаю в полемику с romanpetr, который отчитался и отозвался раньше меня. В этот раз расхождение наметилось в оценивании и понимании «ÐœÑÑ‚ÑƒÑ‰ÐµÐ¹ÑÑ ведьмы».

Трудно не заметить в этом рассказе пересечения с двумя другими произведениями автора — с «ÐÐµÐ±ÐµÑÐ½Ñ‹Ð¼ подрядом» и «Ð›ÐµÑ‚Ð°ÑŽÑ‰ÐµÐ¹ сковородкой». Обе работы в качестве фантдопа выбирают мистических существ, облаченных по нужде и необходимости в обертки технической эры человечества. Собственно, эти же фантастические допущения представляют собой и главные сюжетные повороты во всех трех рассказах, которые, правда, весьма быстро разгадываются. Но в этом и прелесть янговских миниатюр: «ÐÐµÐ±ÐµÑÐ½Ñ‹Ð¹ подряд» благодаря пред-понимаю читателя, но отсутствию оного у персонажей, производит основную драматичность пересказанных событий. В «Ð›ÐµÑ‚ающей сковородке», наоборот, это же читательское пред-понимание (хотя тут оно возникает несколько сложнее и надо вдумчиво и внимательно читать) образует комедийный финал, в чем-то даже ромкомовский и очень милый. А вот с «...ведьмой» все странно и неоднозначно.

Странность сюжета для меня прежде всего заключается как бы в финальной морали «ÑÐµÐ¹ басни». Преимущественно Роберт Янг автор довольно свободолюбивый и даже, я бы сказал, контрсистемный. Оба этих эпитета вполне переводятся в обобщающий тезис: «Ð¾Ð½ американский писатель». И да, пусть периодически в янговских зарисовках есть и эротика для палповой периодики, любит он покритиковать общество потребления, тупиковость религиозного фундаментализма (не исламского), в основном-то он за традиционные ценности в лучшем их виде (в отличие от более известных, к ним и демократические свободы эти-вот-ваши добавляются). Но если сюжет Роберта Янга не о сентиментальной истории, а о чем-то общественно-проблемном, в более серьезном (пусть и юмористическим, быть может), духе, то он обязательно направляет своего персонажа против системы (Системы), в сторону личной свободы и правоты самого себя. А здесь же перед нами дикая смесь с нехарактерным выводом для писателя: сокрытая под технизацией сверхъестественная сила инициирует для юной девицы, которую американская консервативщина старается преобразить из свободной и творческой модницы в роженицу, фаустианское испытание, завершающееся магическом сеансом психоанализма (шагание в бессознательное — тоже любимая тематика Янга), в котором героиня-таки возжелала стать роженицей! И принять Систему (ну Матрица братьев-сестер, не иначе).

По итогу странная не драма, не комедия, а где-то посередине (как раз по середине и хронологически, между двумя обозначенными схожими работами) рассказ, который и оценивается где-то посередине. Чуть забавно, чуть драматично, со странной и скомканной моралью для автора, который обычно не занимается морализацией.

majj-s дала краткий и изящный абрис романа Бенджамина Вуда "Эклиптика". Этих описаний вполне достаточно для принятия решения читать или не читать книгу. Но все мы понимаем, что литературное произведение может вполне соответствовать своей аннотации и искренне хвалебным отзывам, иметь выверенную форму и объемно выписанных героев, но при всем этом в чем-то нам, как читателям, не угодить. Мой небольшой комментарий именно об этом, о субъективщине чистой воды, с признанием более чем удачной объективной стороны дела, даже с достойной ее оценкой, но омраченной парой-другой капель негодования. Притом моя неудовлетворенность исходит не из одной-единственной обозреваемой книги, а относится к целой тенденции как в литературе, так и в кинематографе, ставшей жутким штампом, используемым без какой-либо эстетической тонкости и стремлением к обновленчеству (то бишь банально, по-школьному "пропустить через себя"). В общем, то, о чем я буду говорить — жирный СПОЙЛЕР, который начнется несколькими абзацами ниже. Но сначала несколько реверансов в пользу Вуда и его книги.

Во-первых, я обожаю сквозные метафоры, которые по-разному преломляются начиная с названия и заканчивая разными частями, событиями в произведении и самой его композицией. Именно так обстоит с астрономической эклиптикой (т. е. "линия на небесной сфере, которую описывает Солнце в течение года, что является отражением орбитального движения Земли"), которая в разных смыслах встречается как минимум три раза за весь роман. И сделано это вправду красиво. Особенно в понимании всей событийной суммы "Эклиптики" как очерченного круга жизни главной героини.

Во-вторых, герои. И Элспет, и ее друзья по острову-"рехабу" для неудачных художников, и Фуллертон, и Джим — все персонажи представлены не как функции-придатки для движения романной машинерии, а как самостоятельные фигуры. Элспет вызывает симпатию в различных изводах и хитросплетениях своей жизни.

В-третьих, как-бы-"фант"-допущение "Эклиптики" — тот самый "рехаб"-восстановительное-учр еждение для поэтов, художников и прочих работник эстетического труда — не самый оригинальный, но и не самый распространенный сюжетный ход, который выполнен Вудом достойно.

Но теперь о негативной стороне дела, которая лично для меня подпортила положительное впечатление от прочтения. Это главный сюжетный, НЕОЖИДАННЫЙ поворот, ВАУ-ЭФФЕКТ, ОГО-ГО финал. Но ход настолько избитый, настолько неоригинально исполненный, смотрящийся как чистой воды "бог из машины", что аж тошно. И вот сейчас будет СПОЙЛЕР, со следующего абзаца (лучше напомню об этом еще раз).

Это то, что следует назвать "психиатризацией" или "фармакологизацией литературы" (в целом, второе вариант первого). Да, думаю, многие уже поняли, что я имею в виду. Вся детективная, мистическая, фантастическая, триллерная или еще какая-другая составляющая романа/повести/рассказа/фильР¼Ð°/сериала, все многочисленные тайны/загадки/вопросы повествовательных линий, все эти красивые сложности, нуждающиеся в уникальном ключе для разгадки решаются при помощи... шизофрении главного героя, передоризоровки лекарственными препаратами, околосмертным опытом, каким-либо иным измененным состоянием сознания, которые в том или ином виде перечеркивают все предыдущие действия героев или даже само из существование. Притом, поймите меня правильно, я ведь не говорю о том, что подобные сюжетные ходы и неожиданные финалы, варианты разрешения конфликтов и кульминационные трактовки не имеют права на существование. Конечно же нет. Абсолютизировать свое неприятие я не собираюсь, но ведь все нуждается в мере. Десятки и уже сотни произведений без всякой модификации подобного сюжетного решения идут по этому пути, теряя всякую содержательность, новизну и интересность. К сожалению, именно такая судьба для моего читательского восприятия настигла "Эклиптику" Вуда. Все десятки страниц текста с чудесным раем для художников и необычным мальчиком с явно мистическим, паранормальным и фантастическим даром были выброшены и аннулированы через редукцию большей части событийного наполнения книги к тому самому варианту психиатризациии через фармакологизацию в лице главной героини. По мне так это неуважение писателя к самому себе, такое некритическое использование подобного приема.

Я мало что добавлю к двум скромным отзывам на «Ð§ÑƒÐ¶Ð¸Ðµ глаза» Лафферти.

Всего лишь две мысли.

Первая. Для «Ð˜Ð¼Ñ Розы» Умберто Эко написал десятки и десятки страниц с биографическими описаниями персонажей, которые даже не упоминаются в романе, и множество иных деталей, которые для самого же автора создали объемный литературный мир. И без прямого упоминания многообразия этих штрихов мы, читая книгу итальянского писателя, чувствуем их призрачный след в форме глубины погружения в произведение. Точно такая же ситуация с рассказами Лафферти. Чувствуется и понимается, что за каждым примером малой прозы автора кроется самостоятельный, сложный и интересный мир. Собственная реальность. Правда, «Ð§ÑƒÐ¶Ð¸Ðµ глаза» — исключение, в некотором роде. Ведь оно входит в цикл об Институте неточных наук. Но это тот исключительный пример, который лишь подтверждает всеобщую силу правила.

Вторая. Я думаю, для многих, и мой случай — не исключение, одной из главных изюминок «Ð§ÑƒÐ¶Ð¸Ð¼Ð¸ глазами» стала вереница то ли хокку, то ли коанов, то ли поэтических афоризмов, находящихся на грани сомневающегося в себе солипсизма и экзистенциальной эпистемологии за авторством Чарльза. Excuse my French. Парочку из них уже привел Babai. Я упомяну еще один:

«ÐœÐ¾Ð¶ÐµÑ‚, я единственный, кто видит ночное небо черным, а звезды — белыми... а все остальные видят белеющее небо и звезды, сияющие чернотой? Я говорю: небо черное, и они говорят: небо черное, только когда они говорят «Ñ‡ÐµÑ€Ð½Ð¾Ðµ», они подразумевают белый цвет»

Поэтично, философично. Может показаться, что здесь в красивость обернута какая-то банальность, «ÐºÑƒÑ…онная философия», по типу пассажей из пелевиниады. Но ведь в самом простом и спрятано самое сложное, так что и Пелевин, и Лафферти в литературной обертке преподносят хорошие вопросы. Единственное... собственно, из-за этого я и решился на написание отзыва к этому рассказу... единственное, одна ассоциация с другой философской — от философа, довольно известного и не в узких кругах — несколько ломает — но как изящно! — афористичную поэтику Лафферти:

«Ð’итгенштейн как-то спросил своего друга: «ÐŸÐ¾Ñ‡ÐµÐ¼Ñƒ люди всегда говорят, что было естественно предположить вращение Солнца вокруг Земли, а не Земли вокруг Солнца?» — Людвиг Витгенштейн.

Друг ответил: «ÐŸÐ¾Ð½ÑÑ‚но почему — зрительно кажется, что Солнце вращается вокруг Земли».

На что Витгенштейн ответил: «Ð˜Ð½Ñ‚ересно, как бы зрительно выглядело, будто вращается Земля?»»

Это полумифический разговор Людвига с неназываемым другом цитировался в «Ð‘Ð¾Ð³Ðµ как иллюзии» Докинзом. На самом деле, плохая формулировка (или перевод), а лучше и более по-витгенштейновски, с указанием собеседника — Элизабет Энксом, его ученицы — в таком варианте:

«Ð›ÑŽÐ´Ð²Ð¸Ð³ Витгенштейн как-то спросил у Элизабет Энском: «ÐŸÐ¾Ñ‡ÐµÐ¼Ñƒ люди всё время говорят, что представление о вращении Солнца вокруг Земли было естественным?».

«ÐŸÐ¾Ñ‚ому что всё выглядит так, будто Солнце вращается вокруг Земли», – ответила Энском.

«Ð как тогда должно было бы всё выглядеть, чтобы людям казалось, что Земля вращается вокруг Солнца?» – поинтересовался Витгенштейн»

Подразумеваемый ответ на этот вопрос, «ÐºÐ°Ðº бы оно выглядело, если бы оно выглядело иначе», проще, чем извилистая формулировка: точно так же. Мир бы остался таким, какой он и есть. Собственно, коан Лафферти, ассоциативно подводя меня к коану Витгенштейна, выглядит не как один замудренный вопрос по отношению к другому, а как открытое вопрошание к сокрытому ответу. И чернота ночного неба, и сияние звезд на нем, выглядят ровно такими, какими они являются. Точнее, какими они есть. Пропасть сенсорики между людьми — наша праздная, поэтическая, трагическая кажимость, которая преодолевается движением на встречу с другим.

Не льстит мне писать короткие и целиком негативно окрашенные отзывы (без достаточного числа цитат, объяснений и прочих подтверждений своей оценки), но иначе сделать с "Призраком Сейди" Кэт Эллис нельзя.

Во многом проблема в том, что ожидания в очередной раз не совпали с реальностью. И представление этой реальности русскоязычным читателям — вроде меня — издатель выполнил не должным образом. Так, издатель не обеспокоился включением переведенной книги в тематическую серию. Да, перед нами триллер, но с явной пометкой "young adult". Я не имею в виду, что такой тип литературы, этот лэйбл плох априори, но в основном и по преимуществу я не отношусь к его целевой аудитории.

Жанровые вопрошания продолжаются и без книжнорыночной специализации. А именно триллер ли перед нами? Кэт Эллис, видимо, считает, что да. И российский издатель с ней солидарен. А я нет. Большая часть книги иначе, как жеванием слез главной героини, не назовешь. Психологизм какого-то ну совсем низкого разряда. И попытка передать подростковый внутренний и социальный миры кажется мне провальной чуть более, чем полностью. Автор(ка) просто жонглирует штампами, новодными сленговыми словечками и вечной темой любви и "любви". Я как человек, с подростками роботающий, говорю "не верю".

Вообще я начал читать книжку в надежде на средненькую — хотя бы — мистику для отдохновения в поездке. А получил хиленький, подростковый и натужный детективчик, где вся мистика — СПОЙЛЕР! — свелась к коварному плану дяди главной героини по скормлению ей наркоты для достижения частнособственнических корыстных интересов. Банально и неинтересно.

Может, как сценарий для короткого сериала это и ничего — добавить бы еще юмор — но а вне этого плохо. Не советую к прочтению.

«ÐÐµÑÐºÐ¾Ð»ÑŒÐºÐ¾ заметок о Культуре» — очень полезный и любопытный вступительный мануал, руководство пользователя и самостоятельное эссе Бэнкса.

В отличие от подобных произведений, порой составляемых другими цикловыми авторами лишь как обзор всего того, что и так было «Ñ€Ð°ÑÐ¿Ð¸Ñ…Ð°Ð½Ð¾» по книгам некой литературной вселенной, здесь писатель дает, с одной стороны, неупомянутые ни в одной из книг вкусные подробности становления цивилизации Культура (возможно, они есть в «Ð’Ð¾Ð´Ð¾Ñ€Ð¾Ð´Ð½Ð¾Ð¹ сонате», до которой я еще не добрался). А также добавляет несколько размышлений не столько по циклу, сколько по нашей земной действительности, слишком далеко отстающей от, как бы выразилась Ле Гуин, двуликой, но все-таки утопии. Далее упомяну с цитатами самые, на мой взгляд, интересные и важные как для понимания Культуры очерки Бэнкса, так и, чего уж, для нашей грустной повседневности.

Первое. Как появилась Культура. Культура изначально появилась как множество орбитальных миров-городов, заселенных изнутри астероидов и прочих, от «Ð¼Ð¸Ð½Ð¸Ð°Ñ‚юрного» до астроинженерного размеров, космических обитаемых конструкций. И возникли они как противопоставление обитаемым планетам, родным и колонизированным, тех изначальных гуманоидных рас, из которой состоит генетический «ÐºÐ¾ÑÑ‚ÑÐº» культурианцев. Культура, как оказалось, есть результат борьбы (привет Марксу) между планетарными материнскими цивилизациями и произведенными ими космическими сообществами. Притом, разумеется, поначалу двумерные метрополии старались всеми силами — и вполне успешно — не отпускать трехмерных вакуумных жителей на «Ð²Ð¾Ð»ÑŒÐ½Ñ‹Ðµ хлеба», да вот только, как верно замечает Бэнкс:

«...репрессивным силам побеждать необходимо каждый раз, то прогрессивным элементам нужно победить лишь однажды»

*неплохо бы помнить такое и сегодня, и во все грядущие дни — привет Рамджету, — когда, порой, политическая победа совершенно неочевидна, старые силы сильны, а новые малочисленны и слабы*

Второе. Фундаментальная природа единства Культуры. От романа к роману Бэнкс показывал сложное полотно жизнедеятельности культурианцев, периодически рвавшееся (например, из-за событий «Ð’ÑÐ¿Ð¾Ð¼Ð½Ð¸ о Флебе», о чем автор поминает и в этом эссе) по швам. Но сами швы все равно показывали свою невероятную прочность, которая кроется в, так скажем, «Ð»Ð°Ð½Ð´ÑˆÐ°Ñ„тных», «Ð³ÐµÐ¾Ð³Ñ€Ð°Ñ„ических» и (вновь не без Маркса) материально-Ð¿Ñ€Ð¾Ð¸Ð·Ð²Ð¾Ð´ÑÑ‚Ð²ÐµÐ½Ð½Ñ‹Ñ … отношениях в самом основании этой мегацивилазации. Все дело в том, что цивилизации, обитающие в космосе, оказываются в радикально более опасных условиях (по целой палитре факторов), которые могут преодолеваться только совместно, коллективно, общественно:

«Ñ…отя корабли и обиталища могут с большей легкостью быть независимыми друг от друга и от своих прародительских гегемоний, их экипаж – или обитатели – всегда будут знать, что полагаются друг на друга, а также на технологии, которые позволяют им жить в космосе. Теоретически это означает, что имущественные и социальные взаимоотношения при долговременном проживании в космосе (особенно на протяжении поколений) будут принципиально отличны от тех, что типичны для планеты. Взаимозависимость, необходимая во враждебной по своей природе среде, потребует внутренней социальной сплоченности, которая будет контрастировать с наружной непринужденностью, свойственной отношениям между такими кораблями/обиталищами»

При этом, благодаря технологической и идеологической (философской, нравственной, политической и т. д.) условиям, Культура представляет собой лево-либертарианскую, анархо-коммунистическую космическую конфедерацию общин. Или, по формуле Иэна Бэнкса:

«ÑÐ¾Ñ†Ð¸Ð°Ð»Ð¸Ð·Ð¼ внутри, анархия между кораблями/обиталищами»

Третье, четвертое и далее. После следует множество пунктов, частично освещавшихся в романах и рассказах литературного цикла. Например, обоснования рационалистическо-Ð¼Ð°Ñ‚ÐµÑ€Ð¸Ð°Ð»Ð¸Ñ Ñ‚ической философии Культуры, вопросы взаимодействия между биологическими ее жителями и ИИ, «Ñ€Ð°Ð·Ð´ÐµÐ»ÐµÐ½Ð¸Ðµ общественного труда» между ними, энергетика культурианских технологий, отсутствия видимого технологического и социального прогресса (изменений), семейные отношения и некоторые другие подробности. Остановлюсь на нескольких. Это пункты про «Ð¼ÐµÑ‚Ð°Ñ„Ð¸Ð·Ð¸Ñ‡ÐµÑÐºÑƒÑŽ» (мета-космологическую) картину мира (во многом обследованную в «Ð­ÐºÑÑ†ÐµÑÑÐ¸Ð¸»), способ решения гендерных противоречий и, конечно, лакомый для меня пассаж о преимуществе плановой экономики над рынком.

Про космологическую метафизику в цикле «ÐšÑƒÐ»ÑŒÑ‚ÑƒÑ€Ð°». В принципе, мультиверсум как тема литературного исследования уже всплывала у Бэнкса в упомянутой «Ð­ÐºÑÑ†ÐµÑÑÐ¸Ð¸». Тем не менее в эссе, как мне кажется, прочерчивается потенциал для отдаленных романов цикла, где действия могло бы переходить из одной реальности в другую, а также служить полигоном для масштабных битв, выходящих за привычные нам понимания экзистенциального и физического:

«Ð’нутри нашей вселенной, нашей гиперсферы, есть целые слои более юных, меньших гиперсфер. И мы тоже находимся не в самой внешней оболочке этой расширяющейся луковицы; за пределами нашей вселенной есть и более старые, более крупные вселенные. Между каждой вселенной есть что-то под названием Энергетическая Решетка (я же говорил, что это все фикция); я понятия не имею, что это, но это то, на чем работают звездолеты Культуры. А если бы можно было пройти через Энергетическую Решетку в более молодую вселенную, а затем это повторить… вот здесь мы и в самом деле говорим о бессмертии. (Вот почему в рассказах упоминаются два типа гиперпространства: инфрапространство внутри нашей гиперсферы, и ультрапространство вне ее)»

А также:

«ÐšÐ¾Ð³Ð´Ð° каждая вселенная возникает, взрываясь, расползаясь и расширяясь, она – вернее, тот круг, который мы используем для ее описания, – идет постепенно вверх по внутреннему склону нашего пончика, подобно расширяющейся волне от брошенного в пруд камня. Она проходит через верхнюю часть пончика, достигает самой дальней его части по наружной кромке, а затем начинает долгое, сужающееся, свертывающееся движение обратно к Космическому Центру, чтобы родиться заново…

Или, по крайней мере, если она на этом пончике; пончик сам по себе полый, наполненный меньшими пончиками, где вселенные живут не так уж долго. А вне него есть более крупные пончики, где вселенные живут дольше, и, может быть есть вселенные, которые вообще не на пончиках, и никогда не откатываются назад, а просто рассеиваются в… некое мета-пространство? Где их фрагменты, в конце концов, попадают под притяжение другого пончика и падают в его Космический Центр вместе с обломками множества других рассеянных вселенных, чтобы снова переродиться во что-то совершенно другое? Кто знает. (Я знаю, что это все бессмыслица, но вы должны признать, что это впечатляющая бессмыслица. И как я сказал в начале, ничего из этого все равно нет, не так ли?)»

Про решение гендерной (и не только) проблем. Иэн Бэнкс показывает, как сумма из радикальных свободы и равенства, абсолютного доступа к (почти) любым решениям индивида может решать общественные трудности:

«Ð’озможно, нам покажется, что идея о возможности узнать, как противоположный пол воспринимает секс, или о возможности напиться/накуриться/улететь и все такое просто подумав об этом (и конечно, наркотические железы Культуры не вызывают неприятных побочных эффектов или физиологической зависимости) – это просто исполнение подсознательных фантазий. И действительно, отчасти это и есть исполнение подсознательных фантазий, но ведь исполнение фантазий – это и мощнейший стимул цивилизации, и, возможно, одна из ее высших функций; мы хотим жить дольше, мы хотим жить комфортнее, мы хотим жить с меньшей тревогой и бОльшим удовольствием, с меньшим невежеством и бОльшим пониманием, чем наши предки… Но способность менять пол и менять химию мозга – не прибегая к внешним технологиям и без какой-либо платы – имеют в Культуре более серьезные функции. Общество, в котором так легко изменить пол, быстро узнает, относится ли оно к одному полу лучше, чем к другому; в составе населения со временем будет все больше и больше представителей того пола, которым быть выгоднее, и поэтому потребность в переменах – внутри общества, а не на индивидуальном уровне – предположительно будет нарастать, пока не будет достигнута какая-то форма полового равенства и отсюда количественный паритет. Аналогичным образом, общество, в котором все свободны проводить значительную часть времени «Ð½Ðµ в себе», будет знать, что с реальностью что-то серьезно не так, и (хочется надеяться) сделает все возможное, чтобы сделать эту реальность более притягательной и менее – в уничижительном смысле – обыденной»

И, наконец, про экономические вопросы. Приведу эти размышления Бэнкса без своих комментариев. Они излишни. И сразу завершу свой громоздкий обзор: читайте эссе обязательно:

«ÐŸÐ¾Ð·Ð²Ð¾Ð»ÑŒÑ‚е мне высказать здесь личное убеждение, которое сейчас крайне не модно, а именно что плановая экономика может быть более продуктивной – и более нравственно привлекательной – чем экономика, оставленная в руках рыночных сил.

Рынок с подходом «Ð¸ÑÐ¿Ñ€Ð¾Ð±ÑƒÐ¹ все и посмотри, что сработает» является хорошим примером эволюции в действии. Это могло бы привести к совершенно удовлетворительной с нравственной точки зрения системе управления ресурсами, если бы не было абсолютно никакой возможности рассматривать исключительно как один из этих ресурсов какое-либо живое существо. Рынок, при всех его (крайне нелепых) сложностях, остается грубой и по существу слепой системой; без радикальных изменений, чреватых снижением экономической эффективности, которая заявлена самым главным его преимуществом, он по своей природе неспособен отличить простое неиспользование материи, вызванное технологической избыточностью, от острого, затяжного и массового страдания сознательных существ.

Именно в возвышении этой глубоко механистической (и в этом смысле извращенно невинной) системы над всеми другими моральными, философскими и политическими ценностями и соображениями человечество наиболее наглядно демонстрирует как свою нынешнюю интеллектуальную [незрелость, так и] – из-за грубого эгоизма, а не ненависти к другим – некое синтетическое злодейство.

Интеллект, способный посмотреть вперед дальше следующего агрессивного изменения, может ставить долгосрочные цели и двигаться к ним; та же самая наивная изобретательность, которая бьет из рынка во всех направлениях, может быть – в некоторой степени – направлена так, чтобы когда рынок просто сияет (а феодализм мерцает), спланированное подобно лазерному лучу последовательно и эффективно продвигалось к согласованным целям. Однако, что чрезвычайно важно в такой схеме, и чего никогда не было в плановых экономиках нашей цивилизации, так это постоянное, непосредственное и активное участие масс граждан в определении этих целей, а также в разработке и осуществлении планов их достижения.

Конечно, в любом грамотно продуманном плане есть место провидению и случайности, и степень их влияния на более высокие функции демократически спроектированной экономики будет одним из самых важных параметров, которые нужно задать… но точно так же, как информация, накопленная в наших библиотеках и учреждениях несомненно переросла (если не перевесила) ту, что живет в наших генах, и точно так же, как мы можем – в течение столетия после изобретения электроники – воспроизвести – с помощью машинного разума – процесс, который потребовал миллиардов лет эволюции, так же мы однажды откажемся от грубо направленных капризов рынка в пользу аккуратного формирования плановой экономики.

Культура, конечно, пошла и того дальше – ее экономика настолько неотделима от общества, что едва ли заслуживает отдельного определения; она ограничена только воображением, философией (и нравами) и идеей как можно менее расточительной элегантности; своего рода галактическое экологическое сознание соединенное с желанием создавать красоту и благо.

Ай, все равно; в итоге практика (как всегда) затмит теорию».

Соглашусь с предыдущим комментатором — рассказ очень фрагментарный. Заметна в янговском «ÐžÐ±ÐµÐ·ÑŒÑÐ½ÑŒÐµÐ¼ Шекспире» (вариант перевода «Ð¨ÐµÐºÑÐ¿Ð¸Ñ€ в обезьяннике», конечно, остроумен, но чересчур... слишком мудреная попытка запихнуть авторские смыслы в отечественные контексты тогда, когда это никому не нужно) и вполне открытая сырость текста. Особенно это касается концовки, которая и невнятна, и какая-то слишком противоречивая. Опять же, romanpetr об этом писал ниже.

Но кое-что все же хочется дополнить по этой черновой рукописи. Во-первых, язык. Как и всегда Роберт Янг создает удивительный поэтический язык для научной фантастики. Буквально поэтизирует жанр. Это очень здорово. Вдохновенно и с удовольствием читаются как и отрывки прозы заключенного, так и терминологические крупицы из будущего (условно текст можно делить на ту линию повествования, которая, видимо, представляет собой рукописи главного героя, а остальное — события самого рассказа от первого лица, плюс где-то между ними идет речь о технике путешествий во времени, изменения сознания и т. д.). Во-вторых, интересна задумка в следующем плане. А именно, мне кажется, что главный герой — бунтарь, диссидент, протестный писатель, борец с режимом — вовсе не положительный персонаж. И даже не антигерой. Почитайте его описания людей прошлого, т. е. нас. Надменность, снобизм, откровенный расизм (хронорасизм, хэх) — все это есть в изобилии. Стоит обратить внимание и на его отношение к своей жене-иновремянке, ее семье. Омерзительный тип. А уж как он себя высоко ставит в своей автобиографии — Гений, которого не поняли ни в будущем, ни в прошлом. Бедный, несчастный, как он сам себя называет, «ÑÐ¾Ð»Ð¶ÐµÐ½Ð¸Ñ†Ñ‹Ð½ÑÐºÐ¸Ð¹ тип». Ну оно и видно — при всем уважении к Солженицыну и его «ÐšÑ€ÑƒÐ³Ñƒ первому», все-таки личность и общественный деятель он, мягко говоря, спорный... И на фоне настоящих аристократов духа вроде Шаламова, Александр Исаевич откровенно теряется. Т. е. перед нами в несостояевшемся произведении должен был бы предстать такой типаж «Ð±Ð¾Ñ€Ñ†Ð° с режимом», который скорее являет собой высокопарного писаку, нежели чем действительного вдохновителя и деятеля революции. Неудачный делец, а не революционный борец. Было бы интересно почитать более полную версию «Ð¨ÐµÐºÑÐ¿Ð¸Ñ€Ð°...», но имеем, что имеем.

Российский издатель порой напоминает мне карточного джокера. Ведь тв(о/а)рить может самые неожиданные вещи*. Возьмем, для примера, недавно изданный в комплекте с другим сборником, сборник «ÐÑ‚Ð»Ð°Ñ». Вот уже предисловие самого Борхеса, им же и включенное в книгу, говорит, что в этом самом «ÐÑ‚Ð»Ð°ÑÐµ» помимо, собственно, текста должны быть связанные с ним фотографии. А фотографий нет в российском издании. Может быть, конечно, так издатели решили постмодернистски переиграть постмодерниста Борхеса. Не знаю. Быть может.

Если же говорить уже о самом «ÐÑ‚Ð»Ð°ÑÐµ» как о сумме произведений и о произведении суммарном, то это средний в рамках творчества Хорхе сборник. Все-таки великого аргентинца я и не только любят за прелестные пересказы великих книг и фантастическое выдумывание несуществующих фолиантов. За интереснейшие эссе-исследования по философским и литературным проблемам, за мистические миниатюры, за богатую метафорику, за не дающий устать слог, за лаконичность и, конечно, за любовь к литературе. Тут Борхес не совсем в своей тарелке. Но «Ð½Ðµ» здесь не абсолютно негативная и отрицательная частица. Все же в чем-то в «ÐÑ‚Ð»Ð°ÑÐµ» Луис остается собой. Черт подери, он ведь тут натурально средняя арифметическая из слепых Джойса, Демокрита и Гомера, которые силятся описать без глаз пейзажи разных точек мира. То щупая их, то живописуя вкус и текстуру ветра, то составляя компиляции и бриколаж (с полным осознанием проделываемого).

Наверное, самый борхесовский текст из всех фрагментов-комментариев фотографий — это «Ð¡Ð¾Ð½ в Германии». По онтологическому описанию и полету фантазии — это что-то вроде вариации «Ð’Ð°Ð²Ð¸Ð»Ð¾Ð½ÑÐºÐ¾Ð¹ библиотеки», но с очень сильным элементом мистического. Не менее сильны эссе «Ðž собственноручном спасении» (одно из самых ориенталистских, но при этом с глубиной интуиции, любви к Японии и загадочных произведений европейцев и иже с ними о Востоке) и «Ð£Ð»Ð¸Ñ†Ð° Лаприда 1214» (продолжение линии «ÐºÐ»Ð°ÑÑÐ¸Ñ‡ÐµÑÐºÐ¾Ð³Ð¾», раннего Борхеса).

Еще хороши и просты «Ð›Ð°Ð±Ð¸Ñ€Ð¸Ð½Ñ‚», «1983», «Ð“остиница в Рейкьявике», «Ð“рейвс в Дее», «ÐœÐ¸Ð´Ð³Ð°Ñ€Ð´ÑÐ¾Ñ€Ð¼», «ÐÐ°Ñ‡Ð°Ð»Ð¾», «Ð”ары», «Ð¦ÐµÐ·Ð°Ñ€ÑŒ». Соответственно, как: эксперимент, деликатный разговор с красивым призраком, взгляд писателя через кожу на руках, пересказ рассказа друга Борхеса об Александре Македонском после «ÑÐ¼ÐµÑ€Ñ‚Ð¸», хорошие стихотворные переводы, разговор двух греков.

Так или иначе приятно вновь читать Борхеса. То, что написано в любовью, с любовью и читается. А уж тексты, написанные с любовью о любви к литературе, тем более возвращают тебя в царство Книг.

* — от своих слов не отказываюсь, но спасибо книгоиздателям, особенно маленьким и независимым, за то, что они вообще есть и продолжают свою работу в тотальный кризис. Даже я, занимающийся пиратством, в последний год потратил пятизначную сумму на пять десятков книг, понимая, что без этой капли в море, это самое море совсем скоро иссякнет

"И веки смежит мне усталость" Уильяма Нолана — красивая, относительно простая, небольшая, но даже с неожиданной концовкой история.

Сказать что-то новое и неожиданное про подобные рассказы сложно. Единственное, что можно добавить помимо трогательности, умеренной сентиментальности и неожиданности развязки, так это дополнить список похожих произведений. И вывести некоторую генеалогическую линию подобных историй. Да, с одной стороны, произведение Нолана — это та самая классическая, "золотого века", научная фантастика "мягкого" калибра, где фантастическое допущение представляет собой лишь инструмент для конструирования сюжета, чувственной заряженности читателя и умонастроений героев. С другой стороны, содержание финала, помимо целой плеяды рассказов про роботов и их эмоциональных связях с людьми, отсылает к вполне конкретному реалистическому произведению О. Герни. Да-да, речь идет о "Дарах волхвов". Два (или более) персонажа в тайне друг от друга делают друг другу же приятные и важные дары, которые, правда, в виду обоюдной взаимности теряют свою же значимость. Структура финала, а, следовательно, и всей истории и у Генри, и у Нолана идентичные. Но это ни в коем случае не говорит о вторичности. Наоборот, наличие хорошо продолженной традиции хорошо само по себе.

Внезапно низкая суммарная оценка для рассказа Скотта Александера «Ð ÐµÐ²ÐµÑ€ÑÐ¸Ð²Ð½Ð°Ñ психология».

Кстати, прослушал я его на канале «ÐŸÐ°Ñ„Ñ„Ð¸Ð½ Кафе», которым всем занятым советую воспользоваться.

Итак, вернемся к произведению. Да, уже из самого заглавия примерно ясно, что к чему. Из середины повествования очевиден и ход-перевертыш в финале. Но, спрашивается, и что с этого? «ÐÐµÐ¶ÐµÐ»Ð°Ñ‚ельный выход» Мьевиля во многом тоже предсказуем и менее энергичная работа, в которой также присутствует элемент переворачивания: вместо скучного сидячего психоанализа выходит психологическая перестрелка из реального оружия между докторами.

В «Ð ÐµÐ²ÐµÑ€ÑÐ¸Ð²Ð½Ð¾Ð¹ психологии» сюжет-перевертыш служит нескольким целям. Первая — создания черного юмора, мрачной комедии, действительно вызывающей улыбку. Вторая — создание эффекта столкновения с Иным и Неизвестным. Встреча с главным фантастическим допущением рассказа вызывает лавкрафтианский ужас, совершенно иррациональное входит в наш узенький уголок разума и порядка. И последняя, третья, на мой взгляд, главная — мораль. Ценность жизни происходит из столкновения со смертью. Только так начинаешь ценить не просто существование, но именно Жизнь с большей буквы.

Вот так вот в маленьком рассказе встречаются черный юмор, любовь к жизни и экзистенциальный ужас. И жаль, что не все это оценили.

Джон Скальци в романе «ÐšÑ€Ð°ÑÐ½Ð¾Ñ€ÑƒÐ±Ð°ÑˆÐµÑ‡Ð½Ð¸ÐºÐ¸» отлично показал себя как знатока научно-фантастической культуры, мастера сатиры, юмора и драмы одновременно и просто как хорошего литератора. В рассказе «ÐŸÑ€Ð¾Ð¿Ð°Ð¶Ð° мозга Президента» автор раскрывает себя как способного не только к созданию оригинального фантастического допущения или юмора, но и как умельца политической сатиры.

Перед нами открывается самое ближайшее будущее, давно ставшее относительно недавним прошлым и продолжающее быть нашим настоящим. В царстве демократии и политкорректности власть большинства в двухпартийной системе реализует себя весьма своеобразно. А именно так, что остается всего несколько шагов до сюжета «Ð˜Ð´Ð¸Ð¾ÐºÑ€Ð°Ñ‚Ð¸Ð¸». И необходимость меритократии даже самым отъявленным поборникам левизны и эгалитаризма покажется тяжкой, но необходимостью.

По сюжету «ÐŸÑ€Ð¾Ð¿Ð°Ð¶Ð¸...», на самом верху политического пьедестала современной сверхдержавы и ядра однополярного мира оказывается полнейший дурак. Пожилой и очень глупый, прямо из придурковатых анекдотообразных замечаний Задорнова, Господин Президент. И на момент начала повествования обнаруживается, что у правителя сильных мира сего отсутствует... головной мозг. Это становится явным, когда Господин Президент не смог окунуться с головой, как обычно, в бассейн Белого Дома.

Кому понадобилась такая диковатая ценность? Как с похищением серого вещества американского правителя связан Тунгусский метеорит? И почему тайная технократическая служба — единственное спасение для охлократической современности? Обо всем этом в рассказе Джона Скальци, переведенном и озвученном фронтменом Puffin Cafe и его посетителями.

«ÐÐ½Ñ‚иутопия по Летову в платонических одеждах,

или слишком не магический реализм»

С латиноамериканской традицией и вообще иберийской современной классикой я знаком крайне слабо. Громкие имена знаю, главные произведения «Ð¼Ð°Ð³Ð¸Ñ‡ÐµÑÐºÐ¾Ð³Ð¾ реализма» — тоже, но до чтения их не успел дойти. Когда-то давно, в гостях у подруги, в руки попали «Ð¡Ñ‚Ð¾ лет одиночестве». На рассвете, по ходу наступления нового дня, в романтической не только для погружения в книги обстановке, я прочитал одну главу, но потом было не до этого. Вот и подруга ушла, и к творчеству Габриэля Маркеса давно не возвращаюсь.

Тем не менее пробел в литературном познании давно хочу устранить. А заодно и разбавить бесконечные потоки философской и иной не художественной прозы, которые последний год овладевают моим свободным и не очень временем. К сожалению, избранный для этой цели роман — «ÐŸÐµÑ‰ÐµÑ€Ð°» Жозе Сарамаго — оказался не подходящим для ликбеза. Так или иначе, но одна из последних работ известного нобелевского писателя разочаровала и заняла свое место рядом с «ÐŸÑ‡ÐµÐ»Ð°Ð¼Ð¸» Полл, «Ð”невником неудачника» Лимонова, «ÐšÐ°» Краули, «Ð’осхождением Сенлина» Бэнкрофта. Т.е. с той беллетристикой, которая лишь украла время и не развеяла невыносимую легкость бытия последних десяти месяцев.

Но что же не так с книгой столь номинированного и почитаемого писателя, «Ð»Ð¸Ð±ÐµÑ€Ñ‚арного коммуниста» и справедливого критика действий Израиля на палестинских землях? Я не имею возможности сравнивать «ÐŸÐµÑ‰ÐµÑ€Ñƒ» с другими, более ранними работами автора. Знаком только с двум экранизациями и указанными регалиями. Поэтому говорить буду только о том, что я увидел и испытал в прочитанном, без ссылок на прошлые заслуги и высокие авторитеты.

Итак, «ÐŸÐµÑ‰ÐµÑ€Ð°» Сарамого — одна из последних работ писателя, пропитанная глубокими философскими, религиозными, житейскими и экзистенциальными проблемами с зашифрованными на эти вопрошания ответами и критическими замечаниями автора. Во всяком Жозе Сарамого постарался, чтобы такие вопросы и глубинные ответные реплики на них были внедрены в текст. Начнем с того, что все, возможно, актуальное, необходимые и тонкое глубокомыслие умирает в муках от непомерных объемов книги. Точнее от очень нудного, затянутого и грубо размазанного по нескольким сотням страниц повествования в «ÐŸÐµÑ‰ÐµÑ€Ðµ». И это притом, что, по сути, особых действий в книжке и нет. Перед нами чрезмерно подробные без всякого на то резона описания каждой мелочи в походке героев и уходящих книжных суток, сюжетного времени. Зачем читателю чуть ли не сотню страниц наблюдать за неспешной поездкой Сиприано Алгора (главного героя) и его зятя, Марсала, по маршруту от окраинной халупы с гончарной к до крайности, без всякой пользы введенного, клишированного Центра, о котором чуть позже? Зачем нам три десятка страниц следить за обедом и неспешными, немногочисленными репликами героев? Зачем по четыре десятка раз слышать однообразные рассуждения Алгора о своей новой возлюбленной, если в этих речениях нет никакого прогресса и развития, а сами они превращаются в угрюмое и лишь надоедающее топтание на одном месте? Зачем читающему этот талмуд стенограммы и расшифровки километровых телефонных разговоров главного героя с администраторами из Центра, которые еще больше, чем сама фигура Центра, переполненными штампами и набившими оскомину клише?

Это — воистину главная беда книги. В «ÐŸÐµÑ‰ÐµÑ€Ðµ» объемы описаний и всего текста вообще никак не оправданы. Они просто не соответствуют содержанию, которое, как правильно замечают на других ресурсах рецензаторы, вполне адекватно пересказано в аннотации к книге. В принципе, ее без всяких потерь положительных впечатлений и важной информации можно редуцировать если не к этой аннотации, то хотя бы к рассказу или небольшой повести. Тогда отсутствие всякого развития сюжета и персонажей — я этого повествовательного прогресса и эволюции и вправду нет — осталось бы незаметным из-за краткого объема произведения. Но все равно остался бы вопрос — а зачем? Какова сверхзадача «ÐŸÐµÑ‰ÐµÑ€Ñ‹»? Что в ней есть кроме статичного сюжета, нейтральных персонажей-функций, гимна провинциализму и гармоничному, зеленому укладу жизни?

Сарамаго, на мой взгляд, заложил две основных линии в книгу. Первая — критический выпад в сторону массового потребления и «Ð¿Ð¾Ð±ÐµÐ´Ð¸Ð²ÑˆÐµÐ³Ð¾ пластмассового мира». Вторая — квазиплатонический, перемешанный с мифологическими вставками, гимн творцам. В принципе, обе линии эклектично входят одна в другую. Если кратко о каждой, то первая — не новинка для современности. Безусловно, критика консьюмеризма и «Ð¿Ð¾Ñ‚Ñ€ÐµÐ±Ð»ÑÐ´ÑÑ‚Ð²Ð°», дегуманизации человека в товарном мире, господства «Ð¾Ð±Ñ‰ÐµÑÑ‚Ð²Ð° спектакля» и т.д., и т.п. — это круто, это актуально, это нужно. На мой левацкий взгляд. Но на мой же взгляд читательский, такая критика должна стараться быть новой и уж точно быть интересной. Ни того, ни другого в «ÐŸÐµÑ‰ÐµÑ€Ðµ» нет. Мир плохого капитализма, уничтожающего старые, простые и романтичные домики крестьян, лишающего работы стариков, выбрасывающего на помойку ручные, прикольные товары, с тоталитарными, обезличенными и бесчеловечными торговыми корпорациями вроде Центра — вот и все, что может представить Сарамого. И да, забыл добавить — еще отсылки и оммаж в сторону Кафки с его абсурдистскими нападками на бюрократию. Что в этих фразах и описаниях нового? Что интересного? Может, есть какой-то фантастический или остросюжетный, не знаю, дрматичный ряд, где все эти моменты становятся классными и окрашенными жизнью для читателя? Нет. Жозе Сарамого, уж извините, но тупо и напралом просто перечисляет все эти «ÑƒÐ´Ð°Ñ€Ñ‹ критики» правлению капитала, даже не пытаясь их приукрасить литературностью. Это скучнее эпигонства вокруг «1984».

А с фантастическим осадком что? Во-первых, его почти и нет, а я ожидал увидеть в книжке, исходя из аннотации, любопытные сюжетные повороты с ожившими куклами и их использованием злобной корпорацией. Вот такие линии повествования можно было богато наполнить метафорами с критическими выпадами. А что в итоге? Один раз Сарамаго пересказывает пару мифов о сотворении человека из глины, второй раз добавляет к этому мотивы деизма и покинутости человека богом, третий раз намекает, что куклы Алгора — живые, и в конце добавляет совершенно на пустом месте, без всяких предпосылок к этому, супер-крутой-от-неожиданностР¸ поворот — открытие в глубинах Центра платоновской пещеры! Зачем — непонятно. Видимо, чтобы подчеркнуть мотив, что Алгор — это платоновский освободившийся творец и философ (хотя он никогда и не сковывался «Ð¿Ð»Ð°ÑÑ‚массовым миром»), а эти чертовы сотрудники Центра — пещеристые консерваторы и материалисты в самом грубом смысле слова! Круто — более посредственной эксплуатации философских сюжетов писателями я давно не видел. «ÐšÐ°» Краули, который не сильно меня впечатлял, хотя бы старается как-то обновить ницшеанские мотивы и концепты иррационального волевого немца, а Сарамого в принципе никак не обновляет, не украшает, с делом не использует идеи ученика Сократа. Наплевательски забрасывает его в конец книги — и точка! Вкупе со всем выше изложенным перед нами — не платонический роман, а парменидовский, элеатский. Мертвенная статичность, которую в «Ð¡Ð¾Ñ„Ð¸ÑÑ‚Ðµ» Платон и критиковал.

Не знаю, чем может понравиться это творение Сарамаго. Не знаю, когда вернусь к другим эпизодам его творчества. Не знаю, когда вернусь к магическому реализму. Хотя присутствовал ли он в этой книге? Или это лишь претенциозный набор слов и абзацев? Решать вам.

"Выпад на сакральное,

или как медитировать с помощью кошек?"

Те или иные варианты "вечного возвращения" аля "колеса сансары" сейчас снова "в тренде". Не важно, описывает ли роман, как довольно знаковые для жанра "(Первые) Пятнадцать жизней Гарри Огуста", экзотические варианты жизненной круговерти рождения и смерти с пониманием и/или преодолением Судьбы. Кстати, произведение Кэтри Уэбб пусть и интригующая, новаторская, но интерпретация старого как мир "дня сурка". А потому не буду останавливаться на перечислении новейших книжек, которые без подобных ревизий и нововведений пинают и без того избитый жанровый прием. На что точно не хватит место, так это на перечисление романов, рассказов, повестей да сериалов и фильмов, которые эксплуатируют без претензии на новый взгляд самое известное словечко из области "восточных мистицизмов". Конечно же, речь о реинкарнации и переселении душ. И потому радуют попытки даже если не радикального пересмотра жанрового приема (и вообще жанра), а хотя бы иной подход к подаче истории и передаче смыслов. Именно это я увидел в "Блюзе перерождений" Майкла Пура.

В книге два главных героя. Первый из них Майло. Самый большой неудачник в области достижения сакрального. Насколько он неудачник можно измерить по количеству прожитых жизней, которых с лихвой хватало большинству душ нашей необъятной вселенной для достижения Совершенства. А именно Майло неудачник вот как 9990 с лишком существований подряд. Ведь все мы, как оказывается, рождаемся не просто, чтобы умереть, а чтобы умереть правильно таким образом, чтобы... А вот черт его пойми! Вроде как чтобы достичь Совершенства и воссоединиться с Мировой Душой, да вот как получить заветное Совершенство мало кто знает. Майло множество жизней жертвовал собой, испытывал стоически и не очень самые разные страдания. Он умирал от потери головы, взрыва планеты, поедания акулой, утопления в солнечной плазме... Он был героем, злодеем, антигероем, индусским монахом, космическим супергероем (сериал о котором смотрят в загробном мире), гомосексуальным художником, китайской женщиной, кузнечиком, и так далее, и так далее. И как бы благородно, аскетично и самоотверженно не проживал жизнь Майло, все шло как-то не так и не устраивало судей из послесмертья. А истечения десяти тысячей жизней ведут к непоправимым последствиям... Второй герой, точнее, героиня "Блюза..." — Смерть. Или Сюзи. Сакральная сущность, функционал-прислуга Мировой Души с бессмертным и особым статусом, которая полюбила беднягу Майло. И отныне хочет оставить черный балахон и просто делать восковые свечные фигурки. Конечно, в перерывах между любовью со своим избранником...

Разумеется, понятно, чем подобная история должна закончиться. Понятно, что тут хоть и не на поверхности, но имеются стандартные антирелигиозные, а также не шибко изысканные богоборческие мотивы. Две личности, которые любят друг друга, но из-за миропорядка не могут быть вместе. История даже древнее, чем "сурковый день". Но, несмотря на несколько слабоватую концовку, порой слишком скучные куски повествования (слишком затянутые и предсказуемые эпизоды из жизни Майло как заключенного в космической крепости с изнасилованиями да извращенной игрой в открытом космосе, откровенно скучная и бегло прочитанная история существования Майло как немного революционного жителя Ганимеда, старые побасенки о мрачном постапокалипсисе с разрушением планеты и созданием ужасных корпораций-государств...), а также перенасыщения подробностями иных жизней Майло, слабое и вторичное мефотворческое построение мира (инкарнации как путь к совершенству, платоновский мир идей как своеобразное чистилище, Мировая пантеистическая, но несколько неоплатоническая Мировая Душа) и иные вещи, я все-таки поставил роману положительную оценку и хочу его отметить. Во-первых, все-таки в сюжете "Блюза", где есть место для штампов и корявого перевода, встречаются интересные и в чем-то смелые главы. Например, взгляд на реалистичного Будду как старика с деменцией, но который достигает совершенства. Путешествие Майло по стране-за-гробом как ученика арабского жонглера тоже недурно. Линия иронии над медитированием хороша. Во-вторых, пусть и не самое сильное, не самое изящное, но "Блюз перерождений" — наступление на сакральное. Во всяком случае, выпад в его сторону.

Что я под этим подразумеваю? Не совсем антирелигиозную литературу. Даже не совсем антиклерикальную. Скорее под этими словами я имею в виду авторское напоминание миру о секулярности. Том самом явлении, которое сначала частично, потом почти полностью лишило Церковь (на Западе и чуть у нас) земли, после — власти. А затем стало прогонять не просто вещественные формы потустороннего (можно и в кавычках), но и нематериальные. Отделение религии от образования, гегемония светской культуры, замена религиозного идеологическим и политическим, и далее по списку. Но вакуум от сакрального секулярные силы заполняли весьма непоследовательно и скудно, отчего метафизическая отдача в той или иной формой вновь вошла в мир. И в моду, в массовую культуру. Сектантские и иные формы новой религиозности, возрождения и рост старых верований, фашистская кровавая мистика... В конце концов, скатывание и вырождение советской секулярной культуры. Потеря веры в человека и человеческое, нерелигиозные, но фундаменталистские образования по типу постсингулярников, которые еще скажут свое слово. И, как мне кажется, Пур говорит нам: "с секулярностью не покончено. Человек еще скажет свое свободное, богоборческое, антиметафизическое, атеистическое слово!". Ведь чего старается добиться Майло? Избежать точки Совершенства, слияния и растворения в Едином. Почему? Да потому что он не считает это чем-то возвышенным. Ему либо не нравится сама идея возвышенного, либо возвышенного как сакрального, сверхчеловеческого. Для него высокое — любовь, плотская, духовная и обычная со Смертью. Смерть также хочет обычного, человеческого. Так и вспоминается фраза из эллинской вполне секулярной культуры, что боги завидуют людям, их смертности и конечности. Ограниченном, в котором разворачивается высокое и трагическое. Майкл Пур восстает и против христианского рая, и против восточной нирваны. Он хочет, чтобы мы вновь вернулись к Человеку, к его идеалу, отрезанному от религиозных взглядов. В чем-то это воспевания слишком мещанского человека, но все-таки проглядывается и Человек с большой буквы. Для которого не чужда самоотверженная, вечная и настоящая любовь.

Таким образом, "Блюз..." для кого-то покажется слишком средненьким и мало примечательным романом. Вполне соглашусь, но те идеи, не сверхноваторские, достойны распространения в наши годы, когда ломать веру в человеческие силы и высоты, возвращаться к устаревшему или создавать его обезображенные хайтек-версии стало мейнстримом. Конечно, смелость Пура не доходит до Альтицера, идеального перенесшего сакральное и метафизическое в модерн и секулярность. Притом таким способом, что христианский мертвый Бог кажется не просто живым, но дающим надежду и силы бороться за Человека. Миру нужны не религиозные фанатики, не технологические утописты или мечтающие о вымирании "людишек" зеленые фашисты, не бесчеловечное потреблядство и даже не роман Пура. Ему нужен призыв к действию от теологов Смерти Бога, который сделает нас по-настоящему свободными и высокими...

Нирвана в колесе сансары, рай должен быть построен на земле, а медитировать можно только с мыслью о кошках!

Помню, во время одного застолья, как и в множестве других русских собраниях с выпивкой и закусками, разразился философский спор. Помните, как Былинский по окончании аналогичного мероприятия запротестовал: да куда же расходиться, о существовании Бога даже не договорились? Также и у нас, только не о божественном, а о вечном и слишком человеческом. Я назвал единственные и самые настоящие и верные способа обретения бессмертия в мире. Но самое очевидное труднее всего принимается в сердце людей...

Также и «Ð£Ð·ÐµÐ»ÐºÐ¸ памяти». О нетрудном быте жриц природы, иначе просто ведьм, сюжет? О столкновении старого, дохристианского, и новой религии, пусть мир можно назвать и альтернативным нашему? Или, быть может, о человеческих страстях и кознях? На мой взгляд, все это часть фона, арены, фундамента для разворачивания повествования. В последнем же виднеется вопрос и ответ в одном флаконе о той загадке (с очевидной же разгадкой) человеческого рода, который я закинул выше. В чем хранится тайна вечной жизни? Жизни без конца, без окаянной смерти. Наверняка его знают древние культы и магические ордена. Хотя, на самом деле, все лежит на поверхности. Как говорят во французском постструктурализме, нет никакой глубины. Как появился человек, так и появилось бессмертие. Две его формы. В сплетенном, как и главный фантдоп и заглавие, сюжете «Ð£Ð·ÐµÐ»ÐºÐ¾Ð² памяти» представлены оба варианта существования без гибели во мраке. И каждый из нас может их достичь. Но оба требуют упорства и наших сил, а самое главное — любви, самоотдачи и прощения.

Тот случай, когда авторский стиль, и не в плане языка, а в стилистике творения выдуманных миров, заметен. И это хорошо, ведь выдуманные миры эти — должный полет для высокой и свободной птицы Фантазии.

Перед нами в «Ð”Ð¾Ð»Ð¶ÐµÐ½» — мир биопанка, который, как мне кажется, появился после некого земного Апокалипсиса. Новая фэнтезийная повседневность отличается сосуществованием разных каст, отличающихся определенной специализацией и формой тела. Нам показаны лишь две из них, и тут особенно интересна вторая, опасная и коварная. Имя им Валаахи — биотехнологические воины, способные пленить души людей и использовать их в виде теней-орудий. Хоть небольшой сюжет разворачивается в столько невеликом по размерам рассказе, отчего нам полностью не удается разглядеть выдуманную вселенную, она вырабатывает в читателе должный интерес. Очень жаль, что такой сильный и качественно сделанный рассказ не попал во второй тур, особенно из группы, где все-таки в сравнении со своими конкурентами он продолжал оставаться серьезным соперником. Тем не менее это событие не уменьшает удовольствия от чтения. А потому советую автору не останавливаться на этом пазле перед потенциалом для расширения книжного универсума!

"Радикал радикально о радикале,

или Революция чувства и революция мысли"

Я уже писал о Лимонове, о моем мнении о нем, сквозь призму отзывов на "Монголию" и "Это я — Эдичка". В обеих попытках более-менее толкового и рассудительного обзора произведений Эдуарда Вениаминовича я пытался ответить на один вопрос — почему он, образ его, текстовые работы и выступления все же цепляют, привлекают внимание? Не заставляют уверовать в его довольно нескладную и трещащую по швам от перегруженности эклектичную доктрину. Ведь он все-таки не похож на обычных популистов. Хотя бы потому, что он не обычный циркач из Думы и не разборчив в выражениях по поводу российского народа. Во всяком, в очерках Деда Лимона в Лефортово, которые далее будут коротенько рассматриваться, так оно и есть. В "Монголии" он предстает куда более умеренным, тихим и остепенившимся. В "Это я — Эдичка" же Эдуард предстает до крайности романтичным, но мягким, хрупким каким-то. В "Другой России" — он грубый, резкий, прямолинейный, но все равно романтичный. Романтично революционный и готовый воплотить свои грезы, о которых он нежно мечтает в своем самом скандальном произведении между сексуальными опытами.

Так, повторяя свой давний вопрос, спрошу еще раз — кто же такой этот Эдуард Лимонов? Он явно не революционер-теоретик. И не практик — революции же не устроил за последнюю четверть века или даже чуть дольше. Но, как я заметил, он не политик-популист — опять-таки, во всяком, не был таким до его сиюминутных, краткосрочных появлений на ТВ в предыдущим году (но в ЖЖ он все такой же острый на словцо и непровластный на прогнозы). Тогда кто он такой? Мне кажется, он из тех на самом деле редких типажей революционеров, которые являются художниками. Лимонов, на мой взгляд — экспрессионист или какой-нибудь сюрреалист, авангардист и, читай, любой иной экстравагантный и революционный в свое время жанр изобразительного искусства на Западе, но именно в политике. Наверное, все-таки во Франции. Не даром он провел там не мало времени. Так вот, господин (товарищ) Лимонов — перформансист и иллюзионист, способный создавать привлекательную протестную завесу из палитры абсолютно не смешиваемых красок. И, как всякий настоящий художник, Эдуард Вениаминович — вечный бунтарь, постоянный мистер против, нигилист от воображения до кончиков пальцев. И идеал его, самая великая и истинно прекрасная картина — Вечный Хаос и Полное Отсутствие Системы. Нескончаемая Революция и/или Война. Противоречивая и полная несуразностей, но, черт подери, привлекательная и волнующая. Красивая, пусть и абсолютно нелогичная и совершенно не реализуемая. Но попробуйте доказать это художнику!

Несуразностей, нелогичностей и просто отталкивающих моментов во истину много в этом его сборнике статей, которые Лимонов именует лекциями для ныне несуществующей партии. В связи с наличием всех этих вещей я не могу и не хочу поддерживать идеологию ("идеологию") автора, но повторюсь, что она по-своему красива, а также с некоторыми пассажами (во всяком случае, где упоминаются негативные моменты сегодняшнего общества, а не то, на что и как их надо менять) даже соглашусь. Я целиком и полностью поддерживаю Лимонова в критике современного режима в нынешнем государстве. Думаю, большинство сделают так же, поэтому даже не буду перечислять моменты по поводу неэффективной экономики, авторитарного и репрессивного устроения власти, специальной политике вырождения нации, насаждаемой недокультуре и т.д., и т.д. Да и в критике Советской эпохи тоже трудно не сойтись во мнении с автором. Другое дело, что пугает вполне уловимый антиинтеллектуализм в виде носящихся от статье к статье упоминаний Новой хронологии Фоменко и его сотоварища, а также идейное сходство НБП (некоторое время, ан все же) с небезызвестным антиученым Дугиным. Ну, и выставление в один ряд национал-социалистов (Гитлера), итальянских фашистов (Муссолини) и большевиков как по сути фигур пусть и грандиозных по историческому масштабу, но равных по оценке деятельности и контексту? Зачем?.. Да и разве идейно они — суть одно? Регулярное перечисление через запятую красных партизан и коричневых упырей... Это не справедливо и глупо хотя бы по отношению к этим людям. И вообще сравнение этих двух абсолютно противоположных друг другу типов идеологий. Фашизма (с нацизмом), которые хотят не мира нового, а всего лишь "реформирования" старого, капиталистического порядка, и обратного этому левого радикализма. Конечно, настораживают и видимый мистицизм авторский и чрезмерный занос в поклонение воинскому духу, борьбе ради борьбы и милитаризма (а также чрезмерные нападки на институт семьи и учителей), но аспекты выше, повторюсь, напрягают сильнее. Но что важнее, может, как революционная сила НБП и могла состояться, но... А дальше что? Лимонов прямо говорит, что только сидя в тюрьме понял и оформил письменно то, что хочет воплотить. И то, видать, невдомек ему, как. У него нет теории. Хоть самой малость научной теории. Очень хорошо, что он славит Ленина за политическую смекалку и изворотливый курс лидера первого пролетарского государства в хитросплетениях и поворотах политики. Но таки Ильич не наобум это все производил. С теорией. И хоть я не могу назвать себя ярым марксистом (коммунистом), хотя в любом случае я более за этих ребят, чем за любых правоков и центровиков, даже со своими идеями либертарного социализма я понимаю, что для установления подлинно свободного мира с равенством нужно очень, очень много времени. За один день такое не делается. Нужен переходный период. Но Лимонову все это не нужно. Он ведь художник, эпатажник, в хорошем смысле слова, на самом деле, а не кабинетный ученый. Но ему действительно не хватает научной системности и дополнительных знаний, последовательности определенной. Это видно из его заявлений на ТВ по поводу того, как Эдичка прочитал Маркса в 15 лет, понял, что цэ фигня и вообще слишком буржуазно... :) Это я не упоминаю о вечной его сексуальной проблематике, а также о приевшемся мифе об "общих женах" при коммунизме, который Лимонов не против бы "сказку сделать былью".

Но критикуя, предлагай, да? Что же я предлагаю вместо Эдички? То же, что и разумные левые. Не те, что помешались на защите и восхвалении меньшинств и коллаборации с властью. Учитесь. Сами и вместе с другими. Самообразовывайтесь, занимайтесь теоретическими дисциплинами. Но и про практику не забывайте. Только совместную! Учитесь вместе работать, трудиться и затем побеждать. Передавайте этот опыт другим вместе со знанием. Именно с подобного труда и духом, и разумом, и телом строится новый мир и рушится старый. Хотя как показывает история старый мир погибает по своей вине и его сильных. А критика чего-либо — уже предложение. Предложение посмотреть по-новому на привычное старое. Возможно, для этого "Другая Россия" и хороша. По-Лимоновому или иная, но она должна быть другой. Лучше.

Говорят (некоторые), что нужно судить объективно. Конкурсные рассказы, конечно. Но что такое этот «Ð¾Ð±ÑŠÐµÐºÑ‚ив»? Некоторые параметры для «Ñ‡ÐµÑ‚ного судилища»? Но и к параметрам можно подходить с самых разных сторон. Да и у каждого есть своя иерархия этих параметров, свои собственные пункты оценки. А кто-то, вполне справедливо, не парится и выставляет оценки и пишет рецензии, опираясь лишь на эмоции, полученные от произведения. И как быть в таком случае, когда есть такое изобилие вариантов «Ð¾Ð±ÑŠÐµÐºÑ‚Ð¸Ð²Ð°»? А лишь субъективщиной и обходиться, ибо все мы разные и нравится нам всегда что-то свое. Хотя, безусловно, в чем-то мы можем сходиться — в грамотности языка писателя, его богатстве и красоте, но в остальном...

Как оценивать фантастические произведения? Так же, как и остальные литературные труды — за построение сюжета, «Ð¶Ð¸Ð²Ð¾ÑÑ‚ÑŒ» персонажей, оригинальность, вложенные посылы, язык и т.д., но не забывать о главном. А главное для меня в фантастическом произведении, уж простите, именно та самая фантастичность. В каком-нибудь рассказе или романе родом из фантастического гетто могут быть не самые объемные герои, не особо различимые посылы автора, довольно не богатый язык, но зато такой великолепно выстроенный мир при помощи новаторского фантастического допущения, что становится невозможно поставить произведению низкую оценку. Или же это фантастическое допущение может быть избитым, но настолько инновационным образом встроено в сюжет и взаимоотношения между персоналиями, что становится чем-то совершенно новым и по-настоящему захватывающим. Так что я стараюсь оценивать фантастические произведения, признаюсь, в первую очередь за фантастичность.

А теперь о финале ФЛР-15. Эх, сколь многие работы сюда не попали! Вправду достойные вещи, что действительно обидно. Более того, не попали даже во второй тур... Хех, и я не о своих произведениях. Ведь были «ÐŸÐ¾ÐµÐ·Ð´ в степь», «ÐšÐ²Ð°Ð½Ñ‚ор Темного Лорда», «ÐŸÐµÑ€ÑÐµÐ¹ обреченный», «Ð—еркальце Геры» и ряд ставших печально известными рассказов, пытавшихся пробиться вперед не самым честным образом. Но некоторые из них были хороши и зря их авторы прибегали к таким методам. А перечисленные в начале так и вообще замечательны. Но прочитал я не все группы первого тура, да и во втором прочел не все в итоге, поэтому допускаю, что в финал в итоге — по моему вкусу — попали не все достойные истории. Как бы то ни было, судить, оценивать и выбирать надо из имеющегося.

Для начала о самых слабых, на мой субъективный взгляд через более-менее объективные требования, работах. «Love is» — история, где есть переизбыток всяких пакостных чернушностей и не до конца выстроенные образы действующих героев, из-за которых не до конца же получается им сочувствовать + «Ð² лоб» конкурсная тема. «Ð может, завтра?» — не совсем прямолинейная подача тематики, но вот персонажи все-таки пустые, фантдоп откровенно слабый и далеко, далеко не новый. «ÐÐ½Ð´Ñ€Ð¾Ð¸Ð´ Рублев» — саймаковские мотивы, которые до Мэтра, конечно, не дотягивают (хотя вышло неплохо, уважаемый автор, но есть куда расти). «ÐŸÐ°Ð»Ð°Ð´Ð¸Ð½Ñ‹» — рассказ хоть и запоминающийся, но черт, это ж «Ð›ÑƒÐ½Ð° 2112» и на самом деле не только она. Избитая тема клонов, которая старается быть подано оригинально, при помощи экономического уклона. Но это уже было в упомянутой «Ð›ÑƒÐ½Ðµ...». «Ð¥Ð¾Ñ€Ð¾ÑˆÐµÐ¹ смерти, братья» — вот и героиня вроде б как вышла не двухмерной, ее папа под конец тоже кое-как, но раскрывается. Но весь этот фантастический антураж... Ох, как же он не нов, как часто все это было. Типичнейшая космоопера в пределах Солнечной системы о борьбе повстанцев отдаленных миров за независимость. Да и то созданный мир отличается от нашего только космолетами более совершенными. А так и почти ничем не отличающийся от нашего аналог ютуба есть. «Ð¥Ñ€ÑƒÑÑ‚альный лабиринт» — тоже не самый плохой рассказ конкурса. Оно и понятно, ибо в финал откровенно недоработанные, недоделанные и кривые произведения вряд ли бы попали (это касается всех выше перечисленных — все молодцы). НО — где оригинальность? Кристаллы сверхцивилизации, сохранение с помощью них сознания... Как минимум (!) у Ливадного это было. А уж как часто сие всплывало в зарубежной фантастике... Да и героев можно было лучше прописать.

Дальше чуть сложнее уже делить победителей и тех, кто лично для меня останется лишь финалистом. Сразу лишь скажу, что «Ð¦Ð²ÐµÑ‚Ð¾Ñ‡Ð½Ð°Ñ ведьма» следовало бы остаться во втором туре. Хотя по сравнению с некоторыми из рассмотренных выше чего бы и не попасть в финал. Так или иначе, тема, как ни крути, а подана слишком прямо — ну, вот зеркальце, колдовское, ну, есть оно. Если приглядеться, то тут не просто оригинального ничего нет, но и заявленная тематика играет не сюжетообразующую роль. Для меня это важно. Коль избрали темой какого-било конкурса те же зеркала с отражениями, то подавай их прямо, или завуалировано, но самое главное чтоб они не только присутствовали в работе, но и занимали в них важное для повествование место. Тут я вижу лишь упоминание ради упоминания. Тем не менее новизна чувствуется, некоторые моменты порадовали, персонажи более-менее живые получились. Но повествование неровное. «ÐŸÐµÑÐ½Ñ о море» — хороший рассказ, безусловно. Героя главного все ж можно было и лучше раскрыть, но «Ð¸ так сойдет» (с). Концовку чуть сильнее вполне должно было сделать. Зато в целом очень недурно. НО — где тема? Где обозначенная конкурсная тематика? Я не увидел. И, наконец, «ÐšÐ°Ñ‚ись, яблочко наливное...». Безусловно, литературные поделки запоминают по концовкам. И тут финал мне ну очень приглянулся. Вот хорош и все тут! Но все до него — слишком серо. Слишком... Да и никаких намеков на заключительный поворот/твист/финт я не углядел, а отсутствие в предварительном повествовании «ÐºÑ€ÑŽÑ‡ÐºÐ¾Ð²» для приготовления прозорливого или обычного читателя к неожиданному финалу делает возможную литературную игру каким-то сплошным набором текста + рояль.

А теперь, барабанная дробь, мои любимцы. Работы, и вправду впечатлившие и по-настоящему достойные победы. На пятое место я поставлю внеконкурсный «ÐšÐ°Ñ€Ð³Ð¾-культ». Видимо, один из лучших как среди всего внекса, так и в финале рассказ. Но имеет свой ряд минусов, который я перечислил в его карточке. Не совсем явная тема конкурса, блеклые персонажи, слабоватая концовка, зато отличное раскрытие заглавия и сам фантдоп. Это правда хорошо, но «ÐµÑÑ‚ÑŒ куда стремиться» (с)! Дальше все-таки, на пьедестал под номером четыре, я выставляю «Ð’озвращение». Да, когда я составлял топ из «Ð¶ÐµÐ»Ñ‚Ð¾Ð¹ группы», я не включил рассказ туда — но лишь потому, что прекрасно знал: «Ð¾Ð½ свое получит». И вот, «Ð’озвращение» в финале. Кстати, это тот самый пример литературы, которая пишется именно ради концовки. Рассказ-перевертыш, закольцованная книга, петля времени-пространства. Но это лишь очень качественная, но лит-игрушка, ибо герои — лишь функции, конфликта нет. Есть лишь великолепный поворот, который стал сюжетообразующим и тематически соответствующим конкурсу элементом, но не более. Но среди что «Ð¶ÐµÐ»Ñ‚Ð¾Ð¹ группы», что здесь это достойный похвал экземпляр, но после некоторых раздумий в тройку я его не внесу. Зато «Ð’Ð¾ всю стену» на третье место поставлю, ибо отличное раскрытие темы, отличные герои. Все отлично, но как-то слабо запоминается. Не знаю даже. На самом деле фантастическое допущение уже встречалось, просто мастерство писателя его облачает в новаторские одеяния, которые блестят и радуют глаз. Заслуженное же серебро достается сюрреалистичному и самую чуть безумному, что лишь делает ему больший пиетет, «ÐœÐ°Ñ€ÐµÐ²Ñƒ теней». Напомнило мне фильм, названия оного уже потерялось в моей памяти про мальчика, который в своем воображении ушел в мир огромных, но приятных мохнатых чудовищ. Тут только читать и наслаждаться, чего всем советую. И, наконец, золотоносцем я нарекаю «Ð’сем, кто слышит». Да, местами повествование требует сокращений — это заметили верно. Но герои удались, мир хорош своей легкой недосказанностью, а эпилог впрямь вышел чарующе нежданным. Теплота милейшей девушки, далекий космос, далекое море и смертельная миссия. Чего еще для счастья надо?

«Ð’итающие в облаках» — мое первое знакомство с творчеством британской (таки шотландской) писательницы фантастики и детективов Кейт Аткинсон, в библиографии которой для меня еще есть два «Ð¾ÑÑ‚Ñ€Ð¾Ð²Ð°» для открытия («Ð–изнь после смерти» и «Ð‘Ð¾Ð³Ð¸ среди людей»). Но уже эта прочитанная книга дает понимание грядущего чтения и в целом трудов автора.

Наверное, в чем-то роман напомнил для меня «ÐžÑÐ¸Ð½ÑƒÑŽ фабрику» Бэнкса, ведь оба произведения — фантасмагоричные в своей реалистичности истории-загадки, пейзажем которых являются (частично) шотландское гротескное захолустье, а сюжет обернут кафтаном постмодернистской прозы. В принципе, на этом общие черты названных двух работ заканчиваются, и начинается осмысление конкретно «Ð’Ð¸Ñ‚Ð°ÑŽÑ‰Ð¸Ñ…...». Хоть уже и упомянутая постмодерновость Аткинсон явно сильнее выражена, именно в данной книге, нежели чем в «Ð¤Ð°Ð±Ñ€Ð¸ÐºÐµ...» Бэнкса, т.е. сюжет достаточно многослойный и сложно составленный, роман Кейт показался мне, как ни странно, более кинематографичным и вместе с этим легче усваиваемым (читай легче экранизируемым). Я б даже сравнил «Ð’Ð¸Ñ‚Ð°ÑŽÑ‰Ð¸Ñ…...» с фильмом «Ð›ÑƒÑ‡ÑˆÐµÐµ предложение» 2013 года — правда, лишь в качестве произведения-загадки-игры с чуточку схожей панорамой и совсем идентичным ходом, который можно обозвать «Ð·Ð°Ñ‚ягивание интриги до такого состояния, когда об интриге забываешь, и в этом и есть интрига». Да-да, нелинейное повествование, регулярно перемежающееся линиями диалога Эффи с ее (не)матерью Норой, историей недавнего прошлого героини, которая одновременно и ее книга, отдельно встречаемые вставки ее литературного творчества, сбивчивые рассказы не-совсем-мамы о диковатом и крайне сюрреалистичном фамильным прошлом, множество разветвлений истории-книги Эффи, является легкой для полно объемного перевода его в русло полноценного кинофильма или мини-сериала. Вышло бы в таком случае вполне недурное (кино/ТВ)произведение с любимым мной сюжетной запутанностью, не отгадываемым концом, которое бы заняло не последнее место в гипотетическом топе таких фильмов/сериалов. Так что многочисленных отсылок, которые переводчик и редактор добросовестно и на славу разглядели в тексте и перенесли в сноски, постмодерновых хитросплетений бояться не стоит. Как говорится, не так страшен этот черт, как о нем глаголят. Другое дело, что «Ð’Ð¸Ñ‚Ð°ÑŽÑ‰Ð¸Ðµ в облаках» в плане смыслового содержания не то, чтобы очень, но пусты. Оно и понятно — это игровая литература, с элитарными вкусами, вброшенными в массы. Очень качественная и достойная ознакомления игровая литература, но без глубоко развернутых или хотя бы просто поднятых вопросов бытия, жизни, любви и прочего. Попытки, правда, имеются, но в основном, касаясь некоторых взаимоотношений героев, слишком много какого-то, не знаю, пошлого примитива.

Но не хочу заканчивать отзыв на первый (и ранний) прочитанный мной роман Кейт Аткинсон. «Ð’итающие в облаках» — красивая и на самом деле не сложная история (в плане восприятия), действительно похожая на лабиринт, игру, в которой нужно найти правильные ключи-паззлы и составить из них правильный заключительный ответ. Я некоторые нашел и кое-что перед раскрывающим все финалом успел обмозговать. Другое дело, что духовной заполненности, СКРЕП, а-хах-ха, здесь вряд ли вы найдете. Да, особых душевных переживаний героев, заставляющих задуматься и помыслить о высоком, вечном или просто близком не имеется, но опять-таки — роман себя так и не позиционирует! Поэтому коль нравятся игровая постмодернистская литература — берем и читаем. И должным образом оцениваем, потому что это непростой труд — постмодернистские игры в авангарде литературного мейнстрима!

После очередной долгой паузы в комментировании прочитанного, решил осветить прошедший мимо каких-либо отзывов и всего лишь с двумя чересчур низкими оценками недавно вышедшею у нас книгу Гарриет Р. Хэпгуд "Квадратный корень из лета".

Обратил внимание на данный роман где-то месяц назад, сразу после того, как он появился на соответствующих ресурсах. И что тогда, что сейчас ни один прочитавший это произведение человек никак о нем не высказался. Хоть данный момент (а также неизвестный автор) меня и смутил, но аннотация-таки привлекла к себе внимание. Да и быстрый взгляд по электронным страницам "Квадратного корня..." со схемами черных дыр и временных тоннелей тоже не могли меня не привлечь к книжке. Но интерес я все старался как-то сдерживать, ибо увидеть что-то новое и нетривиальное по путешествиям во времени что в сегодняшнем кинематографе, что в литературе крайне сложно. Поэтому уровень ожиданий у меня был не завышен, да и я почти и не представлял, за что берусь. И таки это во многом мне помогло.

Сразу скажу, что не понимаю двух выставленных на данный момент оценок роману Хэпгуд. Низких оценок. Не знаю, может, у двух этих читателей как раз и были проблемы с завышенными ожиданиями... Так или иначе, но кто-то из них приписал к характеристике (в классификаторе) книги параметр "нетрадиционная ориентация героев". До сих пор не очень понимаю, где там увидели гомосексуалистов, но пусть этот пункт вас не отпугивает. В романе присутствуют лишь традиционные отношения между персонажами.

Возвращаясь к обсуждению самого произведения Гарриет. Да, по факту, перед нами не очень оригинальная книжка, в принципе и не претендующая на внесения новизны в жанр хроноопер. Но и чем-то вторичным "Квадратный корень..." у меня язык не повернется назвать. Хэпгуд создала интересный подростковый роман с элементами путешествий во времени о сложных жизненных ситуациях. О том, когда что-то сильно хочется изменить, сказать кому-то что-то, что не успели сказать, провести больше времени с тем, кого скоро потеряешь. О том, что даже внезапно появляющиеся тоннели во времени, с которыми столкнулась главная героиня книги, Готти, вам в этом помощниками не станут. Бесконечные вероятности прошлого, будущего и настоящего, но ваша жизнь одна, и состоит она из наших ошибок, неправильных и не свершенных поступков. Но тем не менее мы, как сказала Готти, "больше, чем сумма собственного прошлого", с чем соглашусь абсолютно и полностью.

В итоге имеем неплохой подростковый роман с вкраплениями хронооперных сюжетов, который будет интересно читать не только в возрасте основной аудитории данного произведения. Ведь проблемы любви, потери близких — вечны, как и сама Вселенная, наполненная темной материей, кротовыми норами и черными дырами и горсткой человечества, с его незначительными по сравнению со всем этим космическим великолепием проблемами.

«ÐŸÑ€Ð¾ÐµÐºÑ‚ «Ð’атикан»» — одна из последних работ Саймака. И надо сразу признать, что хоть и поставил я этому роману восемь баллов, он мне показался не самым сильным.

Начну расписывание своего мнения с ставшей для меня некой традицией или каноном фразой: Саймак для меня не просто выдающийся писатель-фантаст, но и умелый создатель столь похожих, и одновременно столь различных сюжетов, которые мы тем не менее любим, да обожаем. И, как всегда, в этом произведении Клиффорда можно увидеть хоть и знакомые, но по-другому скомбинированные оригинальные фант-идеи.

И, как и в некоторых других работах автора («Ð’ыбор богов», «Ð¡Ð½Ð¾Ð²Ð° и снова»), речь здесь будет идти о двух основных идеях — религия и роботы (в случае с «Ð¡Ð½Ð¾Ð²Ð° и...» — об искусственных людях, андроидах). С религией, как говорится, понятно. Да и с тематикой и разумности, духовности порождений рода Человеческого все обстоит так же. И по-началу все эти идеи и общий сюжет преподносятся вполне органично и качественно. Главный герой, героиня, отношения между ними, тайны и проблемы... Духовные поиски роботов... Необычные обстоятельства, почти чудеса, происходящие по ходу развития событий романа, а так же приближение Проекта под названием «Ð’Ð°Ñ‚Ð¸ÐºÐ°Ð½» (при том же в самом произведении это уже седьмой или восьмой по счету проект — автор этим говорит нам, что могут существовать или существовали иные работы подобного масштаба и идейных концепций)... Только вот в итоге, в финале, лично я был разочарован. Так и хотелось бы встретиться с Саймаком, и спросить у него: «Ð­Ñ‚о все? Серьезно?».

Хотя, опять же, возвращаясь к моей оценке, сильно расстроен довольно скудной концовкой я не был. Необычность саймаковская в ней есть, просто ожидаешь чуточку большего. Знакомиться с «Ð’атиканом...» я все же советую, просто знакомству этому лучше состояться как можно позже.

Итак, что перед нами?

Дилогия Кэтрин Фишер «Ð˜Ð½ÐºÐ°Ñ€Ñ†ÐµÑ€Ð¾Ð½», которую тут в большинстве своем причисляют к подростковой фантастике, хотя лишь по некоторой простоватости отношений между персонажами и самим сюжетом данный цикл можно причислить к этой возрастной литературной группе.

Именно эта несмелая подача, как лично мне кажется, и поставила два романа, одноименный «Ð˜Ð½ÐºÐ°Ñ€Ñ†ÐµÑ€Ð¾Ð½» и «Ð¡Ð°Ð¿Ñ„Ð¸Ðº» в положение все же проигрышное. Не могу сказать, что герои совсем уж пустые, как упоминали в комментариях к первой книге, но не все из них прописаны в положенной мере. Еще смутил меня слабоватый язык и литературный стиль — именно таковым было мое впечатление в начале чтения романа «Ð˜Ð½ÐºÐ°Ñ€Ñ†ÐµÑ€Ð¾Ð½». Как ни странно, постепенно оно как-то сгладилось и вроде даже прошло, но в памяти моей осталось. И да, добавлю последнюю придирку аля минус — антиутопичный мир. Уже часто в фантастике мусолилась тема с обществом остановившегося прогресса, правда, по сравнению с подростковыми антиутопиями, где есть гильдийное/классовое/фракцио нное общество, распространенность данной тематики ничтожна. Тем не менее, пусть мир дилогии Фишер кажется раскрытым и хорошо прописанным, ясен и понятен он ни во всем. Например, о Войне, которая привела к появлению Протокола, так и не было ничего сказано. Не получила развития и тема возрождения монархии как режима, да и быт обычных людей, живущих под гнетом Протокола, так и не был показан в полноте своей. Но последняя придирка очень не значительна.

Теперь о плюсах. В принципе, говоря о мире «Ð˜Ð½ÐºÐ°Ñ€Ñ†ÐµÑ€Ð¾Ð½Ð°» и «Ð¡Ð°Ð¿Ñ„Ð¸ÐºÐ°», у Кэтрин получилось недурно — вселенная уж точно выше среднего уровня продумки. Иногда, конечно, как я упоминал выше, не хватало деталей, но порадовали меня эти идеи.

Из всего выше представленного и сделал я такие выводы и решения: первое, поставил романам по семь баллов, а циклу как таковому — восемь. И это не из-за проблем с математикой — дело в определенной несложности и предсказуемости сюжета и хороших идеях. Второе — читать советую для небесполезного убиения времени — хоть какая-то польза, да будет.

После трилогии «Ð¡Ð¿Ð¸Ð½», решил, что нужно познакомиться получше с творчеством Уилсона.

Автор, как уже можно понять, переведен крайне слабо на наш великий-могучий, из-за чего и решил попотеть над англоязычной версией. Выбор пал на роман «Ð¦Ñ‹Ð³Ð°Ð½Ðµ».

Должен сказать, что для изучения английского языка, если автор вами любим, знаете более-менее все конструкции (про язык, конечно), имеется средний или чуть пониже словарный иностранный запас, а рядом всегда будет удобный подручный переводчик/словарь — произведение вам подойдет, ведь здесь есть и переходы между несколькими вариантами Земли, сверхспособности, тайны, загадочные личности и их цели, и обычная семья в центре сюжета, на голову которой все это падает в один момент.

Правда, есть такая вот вещица... Интригу получается дотянуть лишь до чуть более за предел середины книги. Дальше как-то уже и все ясно, и не очень то уж интересно. Альтернативные реальности описаны почти мельком, повсеместно выяснение отношений, поломанных судеб из-за способности странствовать между мирами... Как-то ну не вышло у Роберта Уилсона сделать по-настоящему захватывающий роман со всеми этими элементами, где действия сводились бы не только к вечным переездам главных героев, а конец не был бы таким вялым, а подается он уже читателю через силу...

Читать можно, но, думается мне, что данный автор может делать гораздо более лучшие вещи.

Думаю дальше попробовать переводной «Ð‘Ð¸Ð¾Ñ» и обещанный перевод «Ð¥Ñ€Ð¾Ð½Ð¾Ð»Ð¸Ñ‚Ñ‹», а так же попробовать «ÐœÐ¾ÑÑ‚ через Годы», «Ð‘лэйнд Лэйк», «Ð”арвиния» и «Ð–Ð°Ñ‚Ð²Ñƒ» в оригинале прочесть.

При прочтении томика-кирпичика от «Ð­ÐºÑÐ¼Ð¾» со всякими разными произведениями Шекли, особенно запомнился этот цикл о Грегоре и Арнольде.

Очень уж мне по душе такие вот фантастические саги, не очень большие, состоящие из рассказов и маленьких повестей, с долей юмора и ярко выраженными главными героями с амбициями и характерами. И, самое главное, с фантастической частью, качественной и грамотной с технической точки зрения, интересной, да еще и с элементами детектива.

Все это мне еще полюбилось с цикла «Ð¡ÐºÐ°Ð·ÐºÐ¸ «Ð‘елого оленя»» Кларка, который я советую прочитать АБСОЛЮТНО всем ценителям красивой и классической юмористической фантастики, с двух-трех рассказов о прорабах будущего от Лукьяненко; эти произведения схожи с данным рядом от Роберта. Еще, почему-то, в голову приходят Снегов с его детективами Рое и Генрихе Васильевам и немного заметно сходство «ÐœÑ‹ — Хогбены» by Каттнер.

Иногда сюжеты рассказов перекликаются сюжетной линией, но сам цикл очень весел и интересен для чтения, так что уделить ему внимание стоит, хотя бы одной-другой тройке произведений.

Скажем так, рассказ «Ð–Ð¸Ð²Ð°Ñ Галактика» Мэннинга — это эссе о будущем человечества, где собран ряд интересных идей, которые фантасты воплотили после него.

Тут и живая Галактика (из названия следует), даже Вселенная, краткий курс будущего людской расы, планета-корабль поколений, но... Воплощение этих идей весьма посредственно, а вступление и окончание рассказа так вообще показались мне излишними. Не идет к этому произведению подобный стиль.

Вообщем, можно обойти сие стороной, можно прочитать — но ничего нового из НФ-идей тут не увидите.

Вот уже прошло где-то недели две с прочтения «ÐŸÐ¾Ð»ÐµÑ‚а Дракона» Маккефри.

В романе, открывающим целый огромный цикл, к которому я планирую приступить, есть интересный мир забытой Землей и человечеством колонии, вернувшейся с феодальному строю из-за постоянных «Ð½Ð°Ð»ÐµÑ‚ов» Нитей; есть тут геномодифицированные ящерицы-драконы, способные перемещаться в пространстве на крыльях и с помощью телепортации, и даже извергать пламя, но... Сюжет. Он скучен, не интересен, и при всех стараниях Энн, в нем нету никаких интриг и желании узнать, «Ð½Ñƒ же, что же дальше!». Даже такой интересный момент, как пропавшие Вейры, оказался загублен...

Так что книга интересна лишь миром в ней описанным. В остальном — лишь открытие цикла. Особых перипетий там ждать не стоит.

Слабо. Крайне.

«ÐœÐ¸Ñ€ вне времени», казалось бы, должен был выигрывать, как и остальные многочисленные произведения Нивена, выигрывать научной составляющей и хоть немного сюжетом, но, к сожалению, ничего из этого выигрышного тут нет.

Уже самое начало сюжета данного романа показывает нам довольно сильный ляп — Государство, авторитарная машина, распростершееся на несколько десятков световых лет, решает, вместо того, чтобы избавиться от никому ненужных замороженных трупов, размораживать их, вынимать разумы бедолаг и вселять их в тела очищенных от личности преступников, для... Для того, чтобы доверить им управления космолетом, от которого зависит, появится ли у Государства колония для выживания человечества. Думаю, у многих при этом моменте, ну, ил после того, как главный герой сошел с курса, появилась мысль, а почем не было сделать такой корабль-терраформер полностью автономным? Далее идут и другие ляпы, например, что Государство решило обессмертить детей с их ребяческой безрассудностью и оставить им всю цивилизацию, которая раскалывается на куски из-за внутренних войн, чьи причины крайне непонятны. А то, что за три миллиона лет люди, забудем уже про естественную эволюцию, додумались лишь до создания Мальчишек и Девчонок, в остальном оставшись на том же уровне развития, что и до полета главного героя, так же сомнительно.

Никаких особых плюсов у данного произведения нет, разве что, оно, как мне хочется надеяться, открывает начало качественного цикла.

С предыдущем рецензентом не соглашусь.

Да, у романа «ÐŸÐ°Ð½Ð´ÐµÐ¼» четы Дяченко свои минусы есть, но реализовали они, безусловно, отличную идею самым оптимальным и довольно неплохим способом. Но пройдемся по произведению подробнее.

Перед нами мир, который охватила чума всепоглощающая под самоназванием Пандем. В целом, данная идея витает где-то по средине между коллективным разумом Гея Азимова и божками из «ÐÐ¼ÐµÑ€Ð¸ÐºÐ°Ð½ÑÐºÐ¸Ñ… богов», хотя последнее, конечно, менее... Но, возвращаюсь к мысли. Итак, нечто, что ни в конце, ни в начале романа так и не объяснено (природа, структура и появление — все так и осталось непонятным) моментально охватывает всю Землю, исцеляя все ее Человечество, становясь одновременно и его движущим паровозом и персональным психоаналитиком для каждого отдельно взятого индивидуума. И все у нас, людей, прямо идет к лучшему — мир без преступности и даже случайных смертей, зато с чистой экологией и явным будущим, но, постепенно, все меняется. Меняется Пандем.

И тут уже, как кажется не только мне, но и многим, описывается либо мало, либо вообще никак, либо слишком неточно то, почему и как. Во-первых, т.к. природа Пандема не стала известна, ровно как и то, можно ли считать его личностью, а во-вторых, из-за загадочных его целей, концовка оказалось несколько странноватой. Взял да и исчез наш Пандем всеобъемлющий. Скажу честно, смотря на оглавление и видя последнюю часть под названием «Ð‘ÐµÐ·Ð²Ñ€ÐµÐ¼ÐµÐ½ÑŒÐµ», мне казалось, что в ней мы увидим полностью изменившееся и эволюционировавшее Человечество, ставшее таким же, как и Пандем, а то и им самим, но...

Все это в моей голове изъясняется примерно так... По описанием в тексте, Пандем есть неспециальное изобретение Человечества, а не что-то более. Ни бог, ни результат биологической адаптации, а просто случайный робот. Робот с большой буквы, ИИ, созданный из информации. Точнее, создавшийся... Но это уже другое. Главное вот что — Пандем обладает чем-то сходным с Тремя Законами Робототехники, где самое важное, «Ð½Ð¸ влияя на волю человека, сделать его счастливым». Этим Пан, как его кратко называют в романе, и стал делать, одновременно развиваясь, меняясь... Менялось и Человечество, превращаясь в безвольную массу, которому уже лень как-то счастья достигать... Хм, несколько обобщяюще, но тут самое главное именно то самое явление, что из-за заботы Пандема люди счастливей не стали. Стали лишь поначалу. Потом Пандем рос, забота уменьшалась, пока не исчезла вместе с ним.

Вот такой отзыв с таким объяснением концовки. Тем не менее, роман, как одно из сильных произведений современной русской НФ читать следует, пусть ему кое-чего и не достает до настоящих высот.

Фух, дочитал.

Первая книга цикла, который так давно уже лежал все в планах да в планах. И, в принципе, начало интригующее, хотя, к сожалению для себя, некоторые моменты грядущего мне уже известны, но все равно, ожидаю множество следующих интересностей от автора незабываемого «Ð”Ð¾Ð¼Ð° Солнц» и таких ожидаемых мною, и не только, новинок, вроде «Ð¢ÐµÑ€Ð¼Ð¸Ð½Ð°Ð»ÑŒÐ½Ð¾Ð³Ð¾ мира», «Ð’ека дождя» и «Ð”Ð²Ð¸Ð¶ÑƒÑ‰ÐµÐ³Ð¾ÑÑ льда».

Рейнольдс, хочется сразу сказать, как всегда очень научен и фантастичен, при том же одно не мешает и не противоречит другому. Не хочется раскрывать изюминок романа «ÐŸÑ€Ð¾ÑÑ‚Ñ€Ð°Ð½ÑÑ‚Ð²Ð¾ Откровения», то бишь тех самых научно-фантастических оригинальных элементов, по-этому лучше замечу самый главный минус романа — затянутость. Ну очень долго Аластер выкладывает нам абсолютно ненужного, пусть и не в галактических масштабах, но все равно, четверть и то и всю треть книги можно стереть, убрать, хотя, опять же, не слишком все это мешает погружаться в чтение, тем более, интригу автору удается поддерживать до самого победного конца.

Иду на следующий роман одноименного цикла.

Эх... Сильное разочарование дилогией. А ведь оценки видел!

Но, вернемся к отзыву. Прочитал оба романа цикла вчера, в интернетах. Первый, «ÐšÑƒÐ·Ð½ÐµÑ†Ð° (в другом переводе «ÐœÐ¾Ð»Ð¾Ñ‚»), прошел еще совсем неплохо даже. За него смело можно поставить семерку, а то и все восемь баллов, но уже там ощущается лишняя растянутость повествования, которую, на самом-то деле, можно уложить в пару действий. Тут мы видим гибель планеты Земля от роя машин фон Неймана и спасение части человечества вторым полчищем таких же, но дружественных машин. Далее наступают действия второй части — «ÐÐ°ÐºÐ¾Ð²Ð°Ð»ÑŒÐ½Ð¸ звезд», которую я бы назвал провалом моих ожиданий и всего цикла. Из-за нее, не принесшей ничего нового и того, что ожидал лично я (кучи инопланетных живых рас, конфедерации их, может, и гипер-ства), вся дилогия Бира стала лишь калькой с «ÐžÐ¿Ð¾Ð·Ð´Ð°Ð²ÑˆÐ¸Ñ…» Брина, то бишь карта машин фон Неймана тут сработала в обратную сторону. Де-факто, «ÐÐ°ÐºÐ¾Ð²Ð°Ð»ÑŒÐ½Ñ» просто рассказывает о кораблике с мальчиками и девочками, и те и другие из которых би- и гомосексуалы, посетившие две системы возможных врагов и уничтожившие их, постоянно ругающиеся между собой, теряющее из-за своих ошибок и слабости/неидеальности Благодетелей, о которых известно ровно столько же, сколько и о Врагах — то бишь, ничего, — потерявших почти все.

Слабый цикл, который можно было, а может даже нужно пропустить.

Наверное, действительно, было бы правильно поставить восемь баллов. Решил же поставить на один меньше. Почему?

Ну, для начала, о чем роман? Сюжет повествует нам об своеобразном вторжении в нашу жизнь, точнее, сны, расу однополых амфибий, которые, как оказывается, еще и из другого времени. Основная линия складывается из главного героя, его пациентки Лоры — гибрида двух рас, и одного профессора, который-таки понял, что в реальности совершенно вторжение, цель которого — поглощать наши сны (так уж вышло, что раса гуманоидных лягушек, оказывается, живет довольно скучно — они безэмоциональны, им нечего делать. Секса нет, интима нет, даже природы — всего два животных вида, кроме них. Как же они, не имея другого образа жизни, поняли, что это скука, для меня не очень ясно). И дальнейшая эта игра может привести лишь к одному — гибели нашего мирка... Конечно же, под конец нас спасают, одновременно рассказывая, что не существует множества будущих — существует множество прошлых.

Да, конечно, идеи оригинальные, но произведение сравнить с «Ð£Ð±Ð¸ÐºÐ¾Ð¼» у меня лично не получается, уж тем более поставить этот роман рядом с гениальным психологизмом Дика. Так и не понятно, почему вообще в «Ð ÐµÐºÐ¾Ð¼ÐµÐ½Ð´Ð°Ñ†Ð¸ÑÑ…» фантлабовские профы сравнили и стали отождевстлять их. Нет, «Ð”верь №3» уж точно не для тех, кто прочел «Ð£Ð±Ð¸Ðº» и ожидал подобного ему прорыва мысли и идей.

Рвался между шестеркой и семеркой. Как видите, остановился на первом варианте.

Почему? Как уже замечали многие, не только ничтожный я, Артур Кларк являет собою, как мне кажется, в связи со своей болезнью, пример угасания творческой мысли, таланта, авторской цепки, юркости, в определенном смысле... По-этому, наблюдать это, вчитываясь в переведенные произведения — довольно печально. После великий «ÐžÐ´Ð¸ÑÑÐµÐ¹», двух ВЕЛИКОЛЕПНЫХ авторских сборников рассказов и повестей в «ÐžÑ‚Ñ†Ð°Ñ…-Основателях», «Ð¤Ð¾Ð½Ñ‚анов рая», «Ð“орода и звезд», «ÐšÐ¾Ð½Ñ†Ð° детства» — черт, я могу продолжать этот список еще долго — после всего этого можно осознать всю катастрофичность этого угасания истинного Мэтра и Классика.

Но все равно, думал я, конец то, конец не подведет! Ожидал далекого будущего с точкой Омегой, а увидел не совсем то... Плюс рассусоливания с хронообъективом, пусть с вполне ясными последствиями их массового входа в использование, но для меня, лично для, хронообъектив — произведение мысли Азимова в его прекрасном рассказе «ÐœÐµÑ€Ñ‚Ð²Ð¾Ðµ прошлое». Ну, появляется еще он же в «ÐšÐ¾Ð½Ñ†Ðµ Вечности».

Попробую еще трилогию по времени тех же Бакстера и Кларка — может, увижу там более продуктивную их СОВМЕСТНУЮ работу.

Прочитал довольно быстро, одним махом, так сказать.

Думаю, в этот раз ошибся в выбором произведений для прочтения. Это мое первое знакомство с Муркоком, и не сказать, что плохое...

Отлично продуманный мир далекого будущего. Человечество, циничное, лишь играющее роли в спектакле под названием «Ð¶Ð¸Ð·Ð½ÑŒ». Главный герой, особенный, среди них, который в «Ð·Ð²ÐµÑ€Ð¸Ð½Ñ†Ðµ» одного из тех людей (а людей ли?) видит девушку конца девятнадцатого века, вырванную из своей эпохи, в которую и влюбляется со всей страстью, забытой в этом времени. С этого и начинается история битвы этого молодого человека, привыкшего лишь к постоянному сексу со всем и всеми, и английской леди-христианке, которые взаимно меняют друг друга. Разумеется, рядом возникают и новые страсти, понравившиеся человечеству Края Времени, которые приводят Землю и всю расу людей к замыканию в бессмысленной петле времени...

Нет, я не ожидал чего-то сверхвеликолепного. Не знаю, испытаю ли я когда-нибудь от НФ произведений таких же эмоций, кои я испытал во время прочтения «ÐšÐ¾Ð½Ñ†Ð° Вечности» Азимова или «Ð“Ð°Ð»Ð°ÐºÑ‚Ð¸Ñ‡ÐµÑÐºÐ¾Ð¹ разведки» Снегова. Не знаю, но насчет Муркока могу сказать, что этот конкретный цикл мне не понравился. «Ð›ÐµÐ³ÐµÐ½Ð´Ñ‹» прочитал лишь не много, а продолжить не решился.

Перед самим отзывом, хочется напомнить цель, ради которой Стругацкие так хотели написать роман «Ð‘ÐµÐ»Ñ‹Ð¹ ферзь» (ибо, в тех источниках, где уже этот роман, «Ð§ÐµÑ€Ð½Ð°Ñ пешка», присутствует, дается сокращенная версия этой цели):

«Ð’ последнем романе братьев Стругацких, в значительной степени придуманном, но ни в какой степени не написанном; в романе, который даже имени-то собственного, по сути, лишен (даже того, о чем в заявках раньше писали «Ð½Ð°Ð·Ð²Ð°Ð½Ð¸Ðµ условное»); в романе, который никогда теперь не будет написан, потому что братьев Стругацких больше нет, а С._Витицкому в одиночку писать его не хочется, — так вот в этом романе авторов соблазняли главным образом две свои выдумки.

Во-первых, им нравился (казался оригинальным и нетривиальным) мир Островной Империи, построенный с безжалостной рациональностью Демиурга, отчаявшегося искоренить зло. В три круга, грубо говоря, укладывался этот мир.

Внешний круг был клоакой, стоком, адом этого мира — все подонки общества стекались туда, вся пьянь, рвань, дрянь, все садисты и прирожденные убийцы, насильники, агрессивные хамы, извращенцы, зверье, нравственные уроды — гной, шлаки, фекалии социума. Тут было ИХ царствие, тут не знали наказаний, тут жили по законам силы, подлости и ненависти. Этим кругом Империя ощетинивалась против всей прочей ойкумены, держала оборону и наносила удары.

Средний круг населялся людьми обыкновенными, ни в чем не чрезмерными, такими же как мы с вами — чуть похуже, чуть получше, еще далеко не ангелами, но уже и не бесами.

А в центре царил Мир Справедливости. «ÐŸÐ¾Ð»Ð´ÐµÐ½ÑŒ, XXII век». Теплый, приветливый, безопасный мир духа, творчества и свободы, населенный исключительно людьми талантливыми, славными, дружелюбными, свято следующими всем заповедям самой высокой нравственности.

Каждый рожденный в Империи неизбежно оказывался в «ÑÐ²Ð¾ÐµÐ¼» круге, общество деликатно (а если надо — и грубо) вытесняло его туда, где ему было место — в соответствии с талантами его, темпераментом и нравственной потенцией. Это вытеснение происходило и автоматически, и с помощью соответствующего социального механизма (чего-то вроде полиции нравов). Это был мир, где торжествовал принцип «ÐºÐ°Ð¶Ð´Ð¾Ð¼Ñƒ — свое» в самом широком его толковании. Ад, Чистилище и Рай. Классика.

А во-вторых, авторам нравилась придуманная ими концовка. Там у них Максим Каммерер, пройдя сквозь все круги и добравшись до центра, ошарашенно наблюдает эту райскую жизнь, ничем не уступающую земной, и общаясь с высокопоставленным и высоколобым аборигеном, и узнавая у него все детали устройства Империи, и пытаясь примирить непримиримое, осмыслить неосмысливаемое, состыковать нестыкуемое, слышит вдруг вежливый вопрос: «Ð что, у вас разве мир устроен иначе?» И он начинает говорить, объяснять, втолковывать: о высокой Теории Воспитания, об Учителях, о тщательной кропотливой работе над каждой дитячьей душой... Абориген слушает, улыбается, кивает, а потом замечает как бы вскользь: «Ð˜Ð·ÑÑ‰Ð½Ð¾. Очень красивая теория. Но, к сожалению, абсолютно не реализуемая на практике». И пока Максим смотрит на него, потеряв дар речи, абориген произносит фразу, ради которой братья Стругацкие до последнего хотели этот роман все-таки написать.

— Мир не может быть построен так, как вы мне сейчас рассказали, — говорит абориген. — Такой мир может быть только придуман. Боюсь, друг мой, вы живете в мире, который кто-то придумал — до вас и без вас, — а вы не догадываетесь об этом...

По замыслу авторов эта фраза должна была поставить последнюю точку в жизнеописании Максима Каммерера. Она должна была заключить весь цикл о Мире Полудня. Некий итог целого мировоззрения. Эпитафия ему. Или — приговор?..»

Вот, чего именно хотели братья. Думаю, что постараться осуществить это мог бы и сам Б.Н. — думаю, тогда это было бы лучшее произведение «Ð’Ð¸Ñ‚Ð¸Ñ†ÐºÐ¾Ð³Ð¾».

Но это то, чего нет, и не будет. Конечно, жаль, что трилогия о Каммерере (кстати, сложноватая фамилия... Мне гораздо проще произносить «ÐšÐµÐ¼Ð¼ÐµÑ€») не стала тетралогией, но, даже без этого, мне эти последние строки ненаписанного романа вполне устраивают, и даже очень, как концовка всего Цикла Будущего, которое уже никогда не свершится, целого Мира Полудня, который никогда не появится.

Ну, и еще немного перед отзывом: думаю, что любого почитателя творчества Стругацких, фанов, при вопросе об ассоциациях на «ÐœÐ¸Ñ€ Полудня» ответят именно «ÐšÐ°Ð¼Ð¼ÐµÑ€ÐµÑ€ Максим». Сикорски, Абалкин, Горбовский и остальные пойдут уже далее. Думаю, объяснить это вполне просто — при всем разнообразии цикла для меня самая интересная его половина именно Полудненный, а не Пред-, мир. Странники, Людены, Прогрессоры... Для меня это одна из лучших отечественных фантастических циклов.

Что же хочется сказать по поводу самого произведения «Ð§ÐµÑ€Ð½Ð°Ñ пешка»... Не Стругацкие, но и не Бондарчук (думаю, многие поняли, о чем я :) ). Не «Ð‘ÐµÐ»Ñ‹Ð¹ ферзь/Операция «Ð’ирус»», но интересное и широкомасштабное произведение. Не часть «ÐœÐ¸Ñ€Ð° Полудня», но взгляд со стороны. Итак, по порядку.

Как отмечали, Лукьянов проделал глобальную работу. Огромное количество текста (только вопрос, всегда ли его нужно так много? Последних страниц так пятьдесят читал очень отборно, а осилил за два дня), но стиль, не смотря на все старания, не «ÑÑ‚Ñ€ÑƒÐ³Ð°Ñ†ÐºÐ¸Ð¹». Нет, не упрек усердно трудившемуся автору, но вряд ли кто, даже почти однофамилец автора, Лукьяненко, смог бы написать настоящий роман по-стругацки. Думаю, и незачем. Минуя встречающиеся опечатки (сам пишу, так что, бывает), некоторые пунктуационные и орфографические ошибки, вынужден выделить те элементы, что отводят текст от стиля Стругацких сразу на несколько шагов: современный сленг, некоторые сцены, весьма бессмысленные (например, юмористического толка с переодеванием начальника Лунина и его самого в Деда Мороза и Снегурку, над которой я бы, по идее, должен посмеяться, но осталась лишь полная ненужность ее), наличие английского языка программирования (понимаю, Стругацкие ничегошеньки не говорили о том, на какой основе создан БВИ (который тут — самый настоящий Интерент, что не есть верно — для зарубежных и отечественных писателей того периода всякие «ÑÑƒÐ¿ÐµÑ€Ð¼Ð°ÑˆÐ¸Ð½Ñ‹» как БВИ — лишь сундуки знаний человечества, но не средство общения), но все-таки слишком много Лукьянов, то бишь, не только в этом эпизоде, добавляет нашего земного в Полудненную Землю и Саракш) и, все же то, ради чего делался данный фанфик (нет, из уважения к писателю, попытавшемуся осилить подобную вершину — «Ð¿Ñ€Ð¾Ð¸Ð·Ð²ÐµÐ´ÐµÐ½Ð¸Ðµ») — многочисленные географические сноски... (а вот сноски в виде прогрессорских отчетов, мнений об устройстве Островной империи, описания ее Луниным — спасибо).

Это был первый пласт, на который хотелось обратить внимание. Следующий — идеи Лукьянова. Кроме уже описанных, в произведении присутствуют: пиратская теория происхождения Островной империи, исчезновение Прогрессорства, уход их с Саракша, альтернативный взгляд на «Ð´ÐµÐ»Ð¾ Подкидышей» и исполнение целей Странников, придание Максиму отрицательной роли. Да, и еще немного перед рассмотрением этих идей по отдельности — по-моему, что-то не так у нашего товарища Лукьянова с датировкой написание этого же романа внучкой Лунина (по-моему, в ее же время еще должны существовать столь возненавиденные Прогрессоры — да тот же Тойво Глумов. Он закончит свою деятельность как Прогрессор лишь в 23 веке, а дата написание Сяо Жень этой исторической повести — 22 века. Так что, вот такие логические несостыковки). Теперь же, собственно, хочется начать с «Ð¾Ñ‡ÐµÑ€Ð½ÐµÐ½Ð¸Ñ» Каммерера... Ну зачем? Да, ГСП неудачная идея правителей Мира Полудня, но Каммерер, как раз, лучший представитель их. Для меня он продолжает оставаться именно положительным героем ОС — да, молодым и горячим, но самым справедливым, даже по сравнению с Сикорски, если рассматривать проблему гимпноизлучателей и «Ð²Ñ‹Ñ€Ð¾Ð´ÐºÐ¾Ð²». Называть его агрессивной необразованной сволочью... Нет, это не по мне. Выбор Максима — единственно верный, который и должен что-то изменить на Саракше в лучшую сторону. Одновременно с этим, видим придание фигуре Сикорски слишком уж положительных качеств — нет, с интеллектуальными и лидерскими не спорю, но боязнь Странников, переросшая в ненависть (кстати, довольно щекотливая тема у Стругацких — даже в гуманистическом толеранто-коммунистическом мире Полудня люди боятся негуманоидов и Странников, которые гораздо сильнее них, и сами творят Прогрессорство — это показывает, что даже здесь, эти люди, куда более совершеннее, чем мы, продолжают испытывать беспричинный страх к неизведанному). Следующее — широкая тема Странников. Для меня, опять же, как заповедовали Стругацкие, Странники — расы, достигшие определенного уровня развития технологического и биологического (Людены, например), а «ÐŸÐ¾Ð´ÐºÐ¸Ð´Ñ‹ÑˆÐ¸» — кроманьонцы, а Земля — Родина людей всех планет, откуда те были, В РАЗНОЕ ВРЕМЯ, взяты их представитель на Саракш, Аврору и т.д. Вариант, который предлагает Лукьянов, интересен, но не более того. Я же следую классике и канону. К теме Странников — странно, что в произведении ни разу не всплывают последствия Великого Откровения. Оно должно было стать огромным стимулом для Человечества к освоению космоса и продолжению Прогрессорства, а все — наоборот, и без слуху и духу... Ну-с, и не устраивает меня пиратская теория происхождения Островной Империи (про «ÑÐ¿Ð¾Ð½Ð¸Ð·Ð°Ñ†Ð¸ÑŽ» ее не буду особо говорить — не исключаю, что в таком виде Стругацкие и собирались ее представить, хотя для последней сцены оригинального «Ð‘ÐµÐ»Ð¾Ð³Ð¾ ферзя» я представляю мужчину средних лет европеоидного типа, в красивом облачении, произносящего последние слова романа, которые мне хотелось увидеть и здесь...).

Итак, в общем и целом — сильно. По-этому и ставлю эту оценку. Попытка хорошая, но удачная ли — вопрос другой.

П.С. Дань уважение к братьям через отсылки — хорошо, споры с Перелесгиным — не очень.

Скажу честно — остался разочарованным. Нет, не из-за того, что роман плох, бездарен или ужасно скучен — совсем нет; все из-за того, что меня обманула аннотация...

Уже тогда я должен был вспомнить, как Виндж обожает тему перехода через точку техносингулярности, но, к сожалению, мне показалось, что данное произведение покажет нам почти выродившееся Человечество в 600-ых миллионных годах, которое пытается изменить свою историю с помощью пузырей времени.

Все оказалось совсем наоборот, а довольно недурной роман просто не подошел мне — ну, как-то не завлекают меня детективы с элементами киберпанка и темами техносингулярности, хотя, повторюсь, в целом, произведение очень неплохое — никаких «Ð»ÑÐ¿Ð¾Ð²», вроде бы, не видно; просто было ожидание большего от автора цикла «Ð—Ð¾Ð½Ñ‹ мысли» — классики научно-фантастической мысли.

Не буду расписывать все; отличный роман, показывающий будни мира после глобальной ядерной войны, так сказать, во всей красе.

Первоначально я, как и многие из вас, не особо уловил более глубинный смысл этого произведения Дика. Кажется, что это не самый удачный его, если считать сюжет, роман. И действительно, мало что заметно кроме описания мутантов и недурного постапокалипсиса. Заметил я это только сейчас, заново прочитав название книги:

Ну, это явно не приквел (само расположение рассказа в фантлабовском порядке как бы говорит). Это уже сиквел, при том же очень дальний. Здесь и галактическое сообщество как-то восстановилось после расширения Медленной зоны и падения Сети, и оно спокойно совершает круизы в ту же Медленную зону...

Не очень понятно, что там со Стаями — построили они свою империю до, или после пришествия «Ð‘огомолов». Скорее, уже после, но, остаются вопросы. В большинстве же своем рассказ — достойное продолжение «ÐŸÐ»Ð°Ð¼Ñ над бездной». Будем надеяться, что еще многое узнаем и о устройстве Зон, Силах вне Сил и многом другом, что так резко появилось в конце второго романа цикла.

П.С.

Ну, вот и прочитан огромный сборник рассказов и повестей Артура Кларка.

Сначала я нашел лишь первую часть сборника, седьмой том из серии «Ð’ÐµÑÑŒ Кларк». Долго не буду расписывать каждый рассказ, скажу лишь, что он лучше тома восьмого/второй части антологии. Но, это впечатление сложилось, скорее всего, по двум причинам: после прочтения «Ð”евяти миллиардов имен Бога» я ожидал еще большего от «ÐšÐ¾Ð»Ñ‹Ð±ÐµÐ»Ð¸ на орбите» и второе, я уже познакомился с большей частью творчества автора, и на меня не произвели особого впечатления новые идеи, хотя они по-прежнему были захватывающими, юмористическими и немного гениальными. Так что, первая часть, прочитанная в книжном виде, оказалось более лучше ожидаемой второй, прочитанной в виде электронном.

Советую к прочтению обязательно, ибо можно узнать Кларка с другой стороны и проследить его развитие как личности и писателя.

Человечество достигло своей цели — оно правит всеми планетами Галактиками, многими сотен рас и триллионами разумов. Но, оно до сих пор творит ошибки, да и не все старые успело исправить. Эти ошибки и погубят все величие странной и неповторимой расы с Земли, но, некоторые, все-таки, стоит исправить, чтобы уйти максимально чистыми и, возможно, вернуться снова...

Одной из таких ошибок были бивни Слона Килиманджаро, из-за которых угас целый народ людей, многие тысячи жизней. Ее исправить удалось оному из главных героев, но, один Человек больше не сможет расплатиться за все ошибки Человечества, как это уже было в первом веке нашей эры...

Прочитал сегодня рассказ...

Ну, не плохо. Но и не отлично. Ни какая тайна меня не завораживала, хотя, это еще и возможно из-за беглого прочтения рассказа. Неплохо продумано проникновения будущих людей в прошлое, для покорения прошлых веков, и то, что любое новое оружие, созданное против них, сразу же оказывается в руках у этих нелюдей будущего.

На семерочку потянет...

Рассказ интересный, но, как уже сказали: а), выглядит как зарисовка, б) концовка очень непонятная и скомканная.

Действительно, в трилогии «Ð‘Ñ€Ð°Ñ‚ Берсеркер», которая является прародителем Терминатора, путешествия во времени представлены интереснее.

Как уже сказали, интересная идея путешествий во времени как спорта — на самое глубокое погружение в прошлое. Но сюжет о встрече не очень образованного в этом плане путешественника в прошлое, который встретился с древними людьми и подарил им подарок из будущего, изменив его, или создав круг времени — слишком шаблонно.

Человек, Человечество, Люди... Раса покорителей и правителей галактики, правившая ею 17 тысячелетий, но, уничтоженная, истребленная за свои деяния. Неоднозначная раса, сделавшая слишком парадоксальные поступки, чтобы говорить о ней что-то определенное. И, ее решила понять группа исследователей, которая лишь увеличила количество загадок, но сделавшая удивительное открытие...