Кострюков Николай Федорович,

руководитель Донского казачьего хора

имени Платова

По многим странам звенели казачьи голоса Донского хора имени атамана Платова, состоящего из белоэмигрантов. Концерты с залихватскими песнями и жгучими танцами проходили в переполненных залах. А лезгинка казака Григория Солодухина с горящими кинжалами во рту и руках, меткое метание их в цель и денежные купюры, бросаемые восхищенными зрителями из зала, производили фурор.

Ладно поют казаки в красочных чекменях и черкесках, и заблестит на щеке непрошенная слеза:

«Вспоминают они, когда песню «играют», и Тихий свой Дон, и Кубань вольную-раздольную, и Терек бурный, и степи Оренбургские, и вообще все далекие теперь казачьи земли… Вот это и есть исконная рус ская песня!.. Какой принес ее беглец в степи, в ДикоеПоле, такой ее степь и сохранила, никакому чужаку и притронуться не позволила», так взволнованно писали оторванные от родины эмигранты-россияне.

Честь и слава создания этого хора принадлежит донцу Николаю Кострюкову.

Родился он в станице Цимлянской 3 июля 1898 года в семье станичного писаря. Окончил Новочеркасское Атаманское военное училище. С песней "Смело вденешь ногу в стремя и возьмешь ружье…" прошло юношеское время радужных надежд.

Николай Кострюков с частями Белой армии под напором красногвардейцев покинул Крым. Ушел за границу. Поступил в 1923 году в Чехословакии в Горную академию. Может потому, что студенты обучались здесь за государственный счет. Но маркшейдерское дело не пришлось ему ему по душе.

Взращенный на привольной казачьей песне, Кострюков в июне 1927 года организовал в Праге из любителей-студентов Донской казачий хор. А 2 августа роскошный австрийский курорт Францбад рукоплескал первому концерту хора. Успех был неимоверный! Спустя два года в огромном концертном зале Праги проходил уже 1000-й концерт Донского хора.

Об огромной деятельности хора под управлением дирижера-самородка вспоминает казак Григорий Солодухин, который 17 лет пел и танцевал с хором по штатам Америки и в Канаде.

«Без денег, без паспорта, без посторонней помощи, без родной страны и только упорным трудом организатора и регента (дирижера) Н.Ф. Кострюкова хор совершил турне по всему миру, побывал в 65 странах мира, неся культуру, честь и славу казачью».

Так, Кострюков на свой страх и риск привез хор в Палестину, хотя здешние евреи заявили ультиматум: «Снимите лампасы — и мы все придем на концерт». Это сказывались отголоски ущемления прав евреев в царской России. Кострюков и хор отказались снять лампасы. И хор пел в Палестине только для арабов и англичан.

Из Тель-Авива Кострюков повез казаков в Иерусалим, где их восторженно встретили французы, англичане и арабы. Хор исполнял литургию в Русском соборе, переполненном православными арабами и иностранцами. Службу вел русский архиепископ Анастасий. При посещении хором Святых мест, двух русских монастырей казаки с чувством исполняли религиозные песнопения.

Престарелый патриарх Палестинский подарил хору свою фотографию, а каждому исполнителю икону. Верховный комиссар Палестины и высшие духовные лица горячо благодарили Кострюкова и хор за чудесное распевание, говоря, что они впервые слышат такое в граде Иерусалиме.

В Сирии платовский хор чествовала Бейрутская казачья станица с русской колонией, где «было отрадно отметить казачью энергию и предприимчивость».

Турне хора продолжилось в Турции, с оглушительным успехом они выступили в Константинополе.

Николай Кострюков везет хор в заждавшуюся их Европу…

Итак, блистательный Париж.1939 год. Духовой концерт в Нотр-Дам де-Пари собрал около двадцати тысяч благодарных зрителей!

Во время гастролей в Южно-Африканской республике, остался великолепный певец и танцор Виктор Иванов из Усть-Медведицкого округа.

Он стал известным оперным певцом и художником.

Хор переехал в Соединенные Штаты Америки и несколько раз выступал на Всемирной выставке в Сан-Франциско. Когда в Европе вспыхнула война, казаки задержались в Америке и Кострюков подписал контракт с «Колумбия консерт компании».

3 января 1939 в штате Вашингтон его хор дал первый концерт. В Нью-Йорке на выступлениях казаков дважды присутствовал президент США Гарри Трумен с женой и дочерью, он тепло благодарил Кострюкова и сфотографировался с ним.

С компанией «Колумбия» хор сотрудничал до 1950 года, затем стал работать самостоятельно.

«Американское правительство предложило нашему платовскому хору совершить турне по Японии, Корее и Филлипинам – давать представления солдатам американской армии», вспоминал Григорий Солодухин.

Вот что известно о судьбе Солодухина.

«…В конце 1980-х годов Г.А. Солодухин впервые за 70 лет побывал в родной станице Ильинской.

Навестил младших родственников, одному из них подарил суперсовременный мотоцикл.

Его попытки вспомнить то казачество, рассказы о своей жизни, о джигитовке в эмиграции не нашли понимания у современных наследников красноармейцев, чоновцев и отставных военных, заселявших благодатные кубанские станицы после тотального рассказачивания. Посмотрев на это, еще крепкий 90-летний старик сел в свою машину и уехал куда-то на Урал. Он был чужой на родине!..»

Благодаря воспоминаниям Солодухина до нас дошло описание руководителя хора Николая Кострюкова.

«Он довольно высокого роста, крупный, с большой головой и круглым лицом. Брюнет, с небольшой примесью, видимо, монгольской крови. Говорит довольно грубым голосом, но это уже чисто казачья гордость натуры. Он встретил меня любезно». И еще.

«Много было приключений с хором, но в тоже время было весело и смешно.

В 1944 году в хор поступил танцором донской казак Володя Лазарев, отличный танцор и художник. Он хорошо воспроизводил в карикатурах все приключения хора, это всех веселило, было забавно, и это было как бы вечерними новостями хора.

Вообще хор имел большой успех у американской публики… Этим заслугам хор обязан своему организатору и регенту Николаю Федоровичу Кострюкову».

Интересно, что Николай Кострюков являлся доверенным лицом по издательским делам в Латинской Америке известного военного романиста генерала П.Н.Краснова.

Венком славы Донскому казачьему хору имени Платова под управлением Н.Ф. Кострюкова, который вел его почти 50 лет, стало несметное количество граммофонных

пластинок с концертами, записанных в американских студиях «Колумбия Концерт Корпорейшен».

Они разошлись с триумфом по всем странам земного шара!

Тоскую, горю и сгораю

В чужой непривольной дали,

Как будто не знал и не знаю

Родной и любимой земли.

Но нужно ль кого ненавидеть

За то, что досталося мне

Лишь в юности родину видеть

Скача на горячем коне,

Запомнить простор да туманы,

Пожары, разбои и кровь,

И видя ненужные страны,

Хранить неземную любовь…

Вот только заветная, многолетняя мечта Николая Кострюкова пропеть в «родной столице Всевеликого Войска Донского граде Новочеркасске», так и не сбылась...

© Copyright: Николай Бичехвост, 2011

История жизни ее уходит вглубь веков и жестоких войн христиан-казаков с турками-мусульманами.

...Бескрайнее Дикое поле. Только кружившие в поднебесье крылатые хищники видели, как сквозь густые заросли пробирается отряд израненных всадников. Умные лошади всхрапывали и раздували ноздри.

— Чуют или татарин-ногаец крадется по следу, или крупный зверь, — и казаки беспокойно поправляли пистоли за поясами и сабли в ножнах. Оглядывали пленную турчанку.

Это донской атаман Никита Богатый, поблескивая золотой серьгой в ухе, да Тимофей Карагач возвращались с односумами из чужедальнего Азова.

Поспешали «в свой казачий юрт на речку Арчеду». Юртом звались земельные, лесные угодья, принадлежавшие казачьим городкам. Вот так в старинных документах упоминается об Арчединском городке, как уже существующем в 1638 году.

Казаков же Н. Богатого и Т. Карагача мы можем смело зачислить в число его первопоселенцев-основателей.

Как же попали в хронику этот городок близ речки Медведицы и имена его поселенцев?

Вольное казачество Дона издавна желало освободиться от убийственных набегов турок и нескончаемых боевых тревог. Турецкий Азов был им как бельмо на глазу, и перекрывал выходы к синему морю за богатой добычей.

Наступил срок расплаты...

Метельной зимой 1637 года поскакали гонцы по всем юртам и городкам, не минули и Арчединский. Собрав казаков, Войсковой круг решил, что саблей отрубил:

— Будем Азов брать, а басурман посечь и утвердить там нашу веру православную!

— Любо! Любо! — вскричали как один тысячи казаков.

Апрельской талой водой, зычно гаркнув: «Ты прости-прощай, Тихий Дон Иваныч!» — войско на суднах и конные отчаянно напали на превосходящий по силам Азов.

Не удалось наскоком одолеть высоченную, в глубоких рвах крепость, плюющуюся огнем двухсот длинноствольных пушек и желчью насмешек и брани янычар. Двухмесячная осада вымотала. Осатанели «рыцари-казаки». Рванули огнем-порохом каменную твердынь к небесам!

Кровавый штурм начался...

Вспомните, сегодняшние казаки-донцы, не приходит ли к вам в тяжелых снах и не оживает ли генная память ваших предков, тех отчаянных воинов? Озверелые янычары на стенах, кривые ятаганы и вспоротые животы, на головы льется расплавленное олово, смола и кипяток, факелами заживо горят люди. И горы трупов, и смрад, и копоть на все Божье небо...

С трудом верилось нападавшим нашим арчединцам Богатому и Карагачу, что рухнул, пал оплот мусульман. Знатную добычу поровну поделили-подуванили и повезли по донским городкам.

Опасен и долог путь от Азова.

Завидев, наконец, в густых лесах валы и тыны Арчединского городка при впадении в Медведицу речки Арчеды, атаман Богатый перекрестился: «Ну, славу Богу, браты, и закончился наш поход!».

Городок этот затем перенесли на правую сторону Медведицы, и упоминается он в 1688 году.

Выжившие в азовских сражениях донцы сложили и играли о том песни. Было это заведено от седого деда к малому правнуку и в Арчединском поселении. Память же о погибших под Азовом свято хранила в душах казачьих церковь.

Ибо еще царь Михаил Федорович повелел:

«Тех донских казаков, которые в Азовское взятие (1737 г.) и при осаде Азова крымскими и турскими людьми (1641 г.) побиты, за их к Государю службу и многое осадное нужное терпение, в городах и монастырях поминать во всю четыредесятницу, а затем имена их написать в синодики в соборах и монастырях в вечное поминовение».

Православные казаки во всем мире каждый год отмечали торжественным богослужением День Азовского сидения. Пристало, может, станице Арчединской отмечать в этот день, в Покров Пресвятой Богородицы, как день образования ее с 1638 года?

Позже заполыхало на Дону восстание казака Кондратия Булавина, опалило им и сей городок.

Петр I, укрепляя державу, решил прибрать к рукам и донские земли.

-Пора покончить с казачьей вольницей, этим гнездом беглых и недовольных, — приказал он князю Юрию Долгорукому, направляя того для возврата беглых с Дона.

Князь торопился закончить сыскные дела до наступления лютой зимы и разделил свой карательный отряд на группы.

Казачьи городки по р. Медведице обшаривал бравый капитан Сергей Хворов. Он успел пройтись по 15 городкам, но... беглецов обнаружил совсем мало. Зато при розыске каратели усердствовали.

— А нашу братию казаков многих пытали и кнутом били, и носы и губы резали напрасно. Жен и девиц на постели брали насильно и чинили над ними всякое надругательство, а детей наших младенцев по деревьям вешали», — кипели казаки, хватаясь за оружие.

Всколыхнулся, возмутился Тихий Дон, поднялся за свои поруганные права и традиции.

1707 год. Пламя народного гнева охватило городки по Дону, Медведице, Хопру и Бузулуку. Только с 14 городков по Медведице (а с Арчединского как не примкнуть?) собралось под знаменами вожака Булавина на полторы тысячи повстанцев. Карательный отряд Ю. Долгорукого был ночью вырезан, князю отсекли голову, а тело бросили в волчью яму.

Разгневанный Петр I, сверкая бельтюками, приказал Василию Долгорукому, брату убиенного:

— Для искоренения бунтовщиков городки, причастные к восстанию, сжечь без остатку! Людей мятежных казнить, вешать и рубить!

Заводил-сволочей нещадно сажать на колья и колеса!

И полилась кровь по донскому краю. Над казачьими куренями стояли стон и плач, и дым пожарищ. То буйствовала в отместку громадная 34-тысячная армия В. Долгорукого.

С ужасом глядели арчединцы на плывущие по течению сотни плотов. Там на виселицах качались казненные, кровоточили изрубленные и четвертованные тела, усеянные отяжелевшим от мертвечины вороньем, лениво клюющим глаза казачьи. По берегам казачки воем выли, тех мужьев и братьев провожая.

Полнился Дон казачьей слезой.

«Какая б ни была вина,

Ужасно было наказанье».

И опять взволновался Арчединский городок:

— В Есауловском и Голубинском городках собирает донцов наш казак Игнатий Некрасов, друг Булавина. Итить аль не итить?

В жестокой баталии некрасовцы отбились и ушли на Кубань, в Турцию к султану. На несладкое житье-бытье. Я не смог выяснить, ушли ли с ними в Туретчину и арчединцы...

Восстание подавлено. Голова Булавина качалась на колу. Выжжены дотла городки: Голубинский, Качалинский, Иловлинский, Сиротинский, Перекопской и другие.

Арчединский-то Бог миловал. Но в донских урочищах еще два года не сдавались и сражались разрозненные ватаги повстанцев 1709 года.

Лето. Отряд лесных братьев пробирается по берегу Бузулука. Дойдя до Арчединского городка с ружьишками и кистенями, кинулись они на приступ — и овладели им.

Но идущий по пятам правительственный отряд выбил смутьянов из городка и в кровавой сече порубил, что капусту.

— Живых злодеев — на колья! — крикнул офицер. Корчась от боли на окровавленных древесах, те орали, хулили Господа и призывали скорую смерть себе и мучителям. Леденели души станичников от их стонов и криков.

Время то было страшное и нравы царили жестокие.

1774 год. Не обошел станицу (уже не городок) стороной потрясший империю бунт Емельяна Пугачева, донского казака из станицы Зимовейской.

Для защиты донских границ от «вора-самозванца» Пугачева назначено было собрать поголовное ополчение казаков.

Начальство возложили на опытного полководца М. С. Себрякова из станицы Скуришенской. По его указанию команды казаков должны были скоро собраться на речке Арчеде.

Однако, к изумлению полковника, ни одно его распоряжение не было выполнено колеблющимися казаками.

Само имя Пугача, разорявшего и грабившего все подряд, наводило вокруг ужас и уныние!

Да и положение Дона было критическое, не хватало войска, пороха и свинца. Колебались в своих действиях и донские старшины.

Видя это, хитромудрый лис Себряков сказался хворым и спасся со своим семейством в Новохоперскую крепость.

Лукавый Пугачев, чтобы вовлечь донское казачество в восстание, разослал в станицы заманчивые манифесты, а к ним направил по притокам Дона три вооруженных отряда.

Ночью 13 августа всполошилась, замелькала огнями станица Арчединская:

-Не Пугач ли идет? Беда!

Но скоро успокоилась — то за подмогой прискакал из Скуришенской походный атаман Луковкин.

Увы, никого из казаков здесь он не получил.

На эту загадочную ситуацию проливают свет «Свидетельские показания (по следственному делу) армии полковника Абросима Луковкина о бывших на Дону пугачевских толпах».

Цитирую старинную хронику.

«По утру, то есть 14 числа, отъехав на речку Арчеду соединиться с бывшим там команды моей полковником Вуколовым, при котором находились напряженные с пяти медведицких станиц казаки, яко то: с Островской, Глазуновской, Скурищенской, Кепинской и Арчединской...

По приходе же к гуляевской мельнице... отправил я для подкрепления старшину Кульбакова (находился близ Березовской станицы), полковника Вуколова с четырьмя станицами, а сам остался в ожидании прихода с Дона, Хопра и Бузулука казаков но, не дождавшись никого 16 числа,... последовал к Березовской станице.

17 августа в Кобылянском юрту... соединился с полковником Яновым и Вуколовым, откуда... поворотил было для соединения с собранными поголовно казаками в Арчединской станице».

Выходит, что наша станица является не только исторической свидетельницей военного сбора казаков на Дону против войск Пугачева, но и местом начала его поражения!

Об этом полковник Луковкин свидетельствует дальше:

«...По соединению, таким образом, с Кульбаковым, Яковым и Вуколовым, бывшие тогда казаки, всколебавшись, в поход идти не хотели, выговаривая, что полковника Себрякова нет, и он бежал...

Однако ж я, по моему и полковников увещеванию, наклоняя их под 18 число, вновь против злодея в поход пошел и проследовал более 70 верст, того же 18 числа в Етеревской, а 10-го в Малодельской станицах две толпы злодеев разбили и, прогнав оных, обезопасив заставами медведицкие и бузулукские станицы, пошел для поражения самого злодея Пугачева к Царицыну».

Все три боевых отряда пугачевцев, действовавшие по казачьим берегам Медведицы, Иловли и Хопра, были беспощадно истреблены!

Интересно, что в народе пережили века и стали популярными песни о казаках Стеньке Разине, Ермаке Тимофеевиче и других исторических личностях Дона.

Пугачев Емельян же не стал героем народных песен. Может, из-за многих ненужных кровопролитий, самозванства под видом царя Петра III, неоправданных жестокостей...

С высоты своей мудро взирала на круговерть событий церковь арчединская, уже ветхая от древнего построения.

Первое упоминание о ней встречается в 1768 году. В 1780 году вместо нее выстроили новую деревянную церковь, да через десять лет она сгорела.

В конце XVII века заложен фундамент каменной церкви в честь Успения Пресвятой Богородицы.

В 1801 году она уже принимала прихожан. Церковной утварью гордились поколения арчединцев. Серебряным окладом поблескивало евангелие 1716 года, а второе — 1758 года. Рядом красовался серебряный крест 1773 года и серебряный ковчег, дар донца, Георгиевского кавалера графа В. В. Орлова-Денисова.

Священнослужители ревностно относились к своему духовному делу. Священник станицы Арсений Иванович Семенов пятьдесят лет жизни отдал этому служению, о чем с уважением писано было в «Донских епархиальных ведомостях».

Окромя духовной пищи, требовала забот и земля-кормилица.

А здесь, скажем, не всегда ладно было. Старшины побогаче да казаки понахрапистее старались урвать ее кус пожирнее, побольше, да за счет рядовых казаков. Занимали свободные земли своими хуторами, заманивали для населения их малороссиян. Другие покупали у казаков победнее мельницы и хутора, селили при них малороссиян или покупных крестьян и неплохо хозяйствовали.

1747 год. Войсковое правительство позволило казакам Крюкову и Гуляеву построить на р. Арчеде хутора и при них одну мельницу. Гуляев заселил малороссиянами немалую слободу и нарек ее, конечно, Гуляевской. Прошло время. Уже двадцать дворов поселенцев раскинулись в двух верстах от почты.

Войсковой есаул Гуляев договорился, чтобы малороссияне за землю, которую он позволил им обрабатывать, исправляли для него нужную работу.

Смекнул есаул — и построил при почте постоялый двор, где путники могли вкусно перекусить, обогреться да подкормить лошадей. За умеренную цену.

Для сравнения скажем, что, заехав на почтовый двор на р. Поника, утомленный проезжий не находил ни пищи себе, ни корма лошадям, ибо «построенная для почтарей изба столь гнусна, что и войти в нее не можно».

Но бывало, стесненные захватами казаки подавали жалобы в Новочеркасск Войсковому гражданскому правительству.

1792 год. От арчединцев поступила жалоба на полкового есаула Семена Сергеева. Нахальный есаул обвинялся в том, что в станичном юрту на речке Безымянке, среди сенокосных лугов и хуторов самовольно начал возводить мельницу. Хотя станица и требовала от Сергеева испросить позволение на это строительство, «однако он, невзирая на то, остался в своей упорности».

Наряду с хлебопашеством разворачивалась и набирала обороты торговля и малая промышленность.

1796 год. Зашумела, заиграла здесь первая ярмарка, а за ней — вторая, третья.

Восемь водяных и четыре ветряные мельницы бесперебойно снабжали белой мукой, на трех заводах расхватывали «вкрик» кирпич, звонкие горшки и посуда.

Станичники, знай себе, трудились, не ленились. Имели на пятьсот дворов 2,5 тысячи ладных лошадей, успевали управлять еще 14 тысячами голов упитанного крупного скота да 15 тысячами овец, коз да свиней. Я не говорю о цветущих садах и огородах.

Каково жили, а? Такова статистика начала того века.

Но страдали больно жители от жгучих пожаров, этих красных петухов.

Только в 1844 году сгорело и обуглилось, считай, сорок дворов, а в 1852 году заполыхало уже 160 дворов!

Если учесть, что через полсотни лет в станице имелось где-то пятьсот дворов, то тогда выгорела значительная часть ее — и нужда долго шла по пятам погорельцев с малыми детьм и.

А тут добавила лиха свирепствующая холера!

Волна ее прокатилась по всей России. Косой своей она захватила и Дон. За два ее могильных захода в 1831 и 1848 годах отдали Богу душу в станице семьсот человек.

Но выжила, выдюжила Арчединская и, несмотря на беды, росла, тянулась к знаниям и учебе.

Первая церковная школа стала обучать мальцов-казачат в 1843 году.

По Дону разнеслась в 1860 году весть, что умный наказной атаман Хомутов позаботился об открытии приходских училищ. Многие станицы откликнулись и слали свои письма-приговоры с просьбами удовлетворить их духовные потребности.

«Общество Арчединской станицы издавна сознавало нужду в училище для образования детей своих, для развития и укрепления в них преданности святой, православной веры, престолу и Отечеству — тех добрых качеств, коими отмечались предки наши — доблестные донцы. В настоящее же время нужда в училище настоятельнее обозначается», — просили арчединцы, и просьбу их уважили.

В 1861 году открыло двери приходское одноклассное училище, а затем женское. В хуторе Безымянском с осени 1892 года начались уроки в сельском приходском училище.

Быстро тянулись к свету учебы молодые отроки!

В начале этого века в станице имелось уже семь школ. В них осваивали азы просвещения 282 ученика, но посмотрите — только 91 девочка.

Притихнув на уроках, слушали они предания о суровой истории родной станицы: об урочище «Осадном», где в старину спасались жители от неприятельских набегов; о древнем татарском городище возле станицы; о городище у речки Безымянке против хутора Абрамова, где на горе уцелели остатки мощных рвов и валов...

Уносили ребята с собой в сердцах эти знания на всю оставшуюся жизнь.

«Преданья старины далекой,

Дела давно минувших дней».

Я сказал все, что знал. И думаю, что сегодняшние арчединцы могут гордиться своими пращурами и их делами, историей своей замечательной станицы…

© Copyright: Николай Бичехвост, 2011

В огромных и сумрачных подвалах в Волгограде хранятся тысячи многоликих архивных дел, к которым едва прикоснулась рука пытливого исследователя.

Они ждут своего звездного часа, триумфа истории…

Для выводов и опыта… Для дня сегодняшнего.

Отдельные, заманчивые и малоисследованные листы прошлого волго-донского края мы с вами и перелистаем…

Авантюрист в рясе

Пыльный Царицын неистовствовал!

Улицы запружены верующими, а кто побогаче, в страхе прибываючи, отсиживался за крепкими запорами. Заливались лаем псы-кавказцы. Гремели колокола. Едкое дымище не щадит ни особняков купцов, ни лачуг босяков.

То многотысячные фанатики иеромонаха Илиодора с воплями жгут огромное, пятиметровое чучело «Гидры Революции». Илиодоровцы сбивают с «вумных итилигентов» очки, смачно мажут их физиономии квачами. С аэроплана сыплются на одуревших царицынцев вороха листовок. В них все верующие призывались к крестному походу супротив вольнодумцев – безбожников, богатеев и подлого правительства!

А из сиятельной столицы император Николай Второй и его супружница, да друг семьи Гришка Распутин, тревожно глядят в сторону Волги?..

Что еще непотребного или ужасно-пророческого выкинет на всю «Рассею», этот «авантюрист в рясе», иеромонах Илиодор?

В глубинах архивов таятся уникальные документы, связанные с кипучей деятельностью в Поволжье одержимого Илиодора, друга Распутина.

Ведь особо крупные уголовные дела в наших местах расследовали следователи по особо важным делам Саратовского и Усть-Медведицкого окружных судов.

В Волгоградском госархиве разыскано дело от 1908 года — по обвинению смутьяна Илиодора в антиправительственной деятельности.

И что же? Саратовский окружной суд… оправдал неистового борца за народную справедливость.

Но это не всё! Главное, сей неуемный деятель, за невиданно короткий срок, возвел в Царицыне огромный Свято-Духов монастырь… С многокилометровыми ходами, сотнями келий…

И все благодаря дарениям, пожертвованиям, строительным подрядам горожан, купцов и промышленников. Илиодор обладал невероятными организаторскими способностями — на потребу своему делу. Разве можно было в таком мощном деле обойтись ему без массы документов, прошедших оформление у царицынских нотариусов?!

А не пришла ли пора поднять их из архивов?

Один такой документ мы являем из Российского Государственного исторического архива. (РГИА, дело 2039,лист 10 – 10об.) Вот он.

М.Ю.

Царицынский нотариус

Александр Николаевич Его Высокоблагородию,

ЛАНДЫШЕВ Благочинному о. Алексею Павловичу

Декабрь 2 дня 1911г. Протоклитову

№1880

Царицын, Саратовской губ.1ч.,

Московская улица, д. Шешминцева

На словесный запрос Ваш, вызванный телеграммой к Вам о. иеромонаха Илиодора, имею честь сообщить Вашему Высокоблагословению, что два духовных завещания умершей Александры Федоровны Денисовой, из коих одно на 100 десятин земли — домашнее, а другое — тоже на 100 десятин – нотариальное, а всего на 200 десятин, находящиеся в области войска Донского, отказанные ею в Царицынскому Свято — Духовскому Архиерейскому подворью, — по поручению настоятеля названного подворья о. иеромонаха Илиодора были представлены мною на утверждение к исполнению в Саратовский Окружной Суд, который определением своим, состоявшимся 16-го июля сего года завещания те утвердил;

в настоящее время завещания эти представлены в Новочеркасский Окружной Суд при просьбе о вводе упомянутого подворья во владение отказанным по тем завещаниям участком земли в количестве 200 десятин.

Нотариус Ландышев

В бурном Царицыне тогда работали еще нотариальные конторы В.К. Кочанова и Л.К. Церпинского. В них, наверняка, бывал и оформлял бумаги деятельный Илиодор и его сподвижники.

Парадокс… При власти Советов, продуманный Илиодор низко кланяется бывшим противникам своим, большевикам.

Пишет горячее, слезоточивое письмо Ленину, клянется быть полезным делу мировой революции… – и получает добро на возведение Коммуны под красным Царицыным. Которую он организовал, и закрепил в различных правовых удостоверениях.

Вот и представьте, в каких только документах не отражена царицынскими нотариусами жизнь этого российского деятеля.

Сложнейшая судьба и духовно-социальные искания которого, не исследованы до конца. Бесценную помощь историкам в приоткрытии тайны Илиодора и его бурной эпохи могут оказать ещё нетронутые, нотариальные документы прошлого.

Неистовый атаман

В архивах таятся и сногсшибательные материалы, связаннее с необычной жизнью и духовной экспедицией в Африку «атамана вольных казаков», царицанина Николая Ашинова.

Часть их нами получена из рассекреченных фондов архива Военно — Морского Флота Российской империи (ЦГАВМФ, ф.417,оп.1,д.451).

Этот отчайный «флибустьер из Царицына» был известен своими авантюрно-просветительскими деяниями и опасными экспедициями по державе и за её кордоном. Притом, как вальяжным придворным кругам и лично императору российскому, так и просвещенной Европе.

Ашинов, эксцентричный человек, был одержим мечтой проникнуть в глубины Африки, установить религиозные контакты с единоверной христианской Абиссинией, создать там крупное Казачье войско…

Вначале он основал с переселенцами, казаками на африканском берегу у Красного моря русскую станицу. Помошником его состоял архимандрит Паисий. Но поселение было разбито французскими крейсерами, произошел крупный международный скандал. Ашинов, его жена, их сподвижники были подвергнуты уголовному преследованию.

Ашинов, (рожденный, по всей видимости, в Царицыне в 1856 году, в имении отца), занимался составлением юридических документов, с последующим оформлением их у нотариусов.

Здесь же он оформляет договор купли — продажи своего наследственного имения перед путешествием в таинственную Африку.

А какой интерес представляют документы судебного разбирательства по спору Ашинова с Царицынской городской управой о принадлежности ему целого острова на Волге!

Это нашумевшая тяжба, как сообщали старинные газеты, закончилось в суде в пользу непотопляемого Ашинова. Дело это, о признании его права на крупную недвижимость, базировалось на четких нотариальных свидетельствах.

Затем неугомонный Ашинов оформил в Царицыне договор залога этой недвижимости за 8 тысяч рублей. И взял курс на Африку!

И, поди, первый из россиян, проторил путь в страну «черных христиан», в единоверную Абиссинию (Эфиопию).

Многие большие дела его, заемы, векселя, торговые и прочие сделки с крупным российским купечеством, судовладельцами, предпринимателями, находились на грани между подвигом и авантюрой.

Посему ученые и исследователи до сих пор не могут личности и роли Ашинова дать должную историческую оценку. Свет могли бы пролить дополнительные ценные, архивные документы.

Интересно, оставил ли какое завещание после себя Ашинов, сей неутомимый путешественник?

Ведь на склоне лет он проживал с женой и пятью детьми в большом имении Черниговской губернии, состоящем из 240 десятин земли и 12 десятин парка. Там, в садах, звенели медоносные пчелы, в привольных травах нагуливали барыши стада скота.

А может Ашинов, подобно аавантюрному путешественнику Миклухо-Маклаю, хлопотавшему о создания русской колонии на Новой Гвинее, завещания о распоряжении наследством не оставил?

Ответы об этих загадках истории ведают лишь многознающие архивы, да те молчаливые нотариусы, ушедшие в небытие.

Одержимая из рода Багратионов.

Она, знатная дворянка Елизавета Годейн, завершила свой земной путь в 1904 году в глухом Гусевском женском монастыре, что в Царицынском уезде. Прославленный полководец войны 1812 года П.К. Багратион являлся родичем ее по матери.

Богатая семья Годейн, гордилась этим, а проживала в Москве, в том числе в имении Горках (будущих Ленинских).

По воле рока внезапно, один за другим, умерли отец-генерал, мать- фрейлина двора ее Величества и сестра Елизаветы Годейн. Она осталась единственной наследницей огромного состояния.

Избрав духовный путь, определилась в 1878 году на житие на задворки империи — в Гусевской женский монастырь, ныне Ольховский район Волгоградской области. Подняв его из разрухи, и, невзирая на глухую вражду со стороны настоятельницы монастыря, стала благотворительницей окрестного населения и инокиней.

В дореволюционных изданиях указываются коллосальные средства, потраченные Елизаветой Годейн на это. Но точных ссылок на финансовые казенные бумаги не приводится.

Тогда насколько достоверны эти сведения? И не преувеличены ли они, с целью, например, сделать ее образ еще выше, подать высокий пример жертвенности в пользу церкви?

Посудите сами.

Уезжая из Москвы, Годейн продает всё. Великолепные Горки, другие имения, различную недвижимость. В том монастыре сразу оплачивает его долги, выкупает земли, обустраивает обитель. Затрачивает на благотворительные дела более сотни тысяч рублей!

«И документы на них перешли в руки устроителей обители», указывают источники. Значит, было, оформление монастырской недвижимости и нужно «копать» в архивах. Для сравнения, капиталы монастыря, по его собственным отчетам, были невелики. И составляли, например, на 1885 год лишь 11,5 тысяч рублей.

А затем большевики монастырское имущество подчистую национализировали.

Открытие в архивах документов тех лет внесло бы ясность в необычные взаимоотношения Е. Годейн с окружающим миром. А при четком подтверждении этими бумагами, мог бы стать вопрос церковью о ее канонизации. И возврате церковной собственности ныне действующему Гусевскому женскому монастырю.

Весьма великой может быть истинная цена судьбы Е.Годейн и монастыря по неоткрытым архивным материалам.

Фальшивый завод?

Есть еще одна загадка нашего края, связанна с именем Екатерины Второй и правителя края, астраханского генерал — губернатора Н.А. Бекетова.

По воле Петра 1, а затем Екатерины 11, были заведены через Волгу, напротив Царицына, Среднеахтубинские шелковые заводы. Сие важное дело (заграничный шелк был очень дорог!) императрица взяла под личный и строгий контроль.

Об этом свидетельствуют сохранившиеся указания её Н.А. Бекетову. В течение многих лет существовало это огромное предприятие. То процветало, то хирело, то становилось на сторону восставших пугачевцев. Даже Суворову пришлось посетить сей завод. Для работы его приобреталось сырье, материалы, заключались договора о поставках, реализации, совершались купчие в различных местах.

Еще не написана судьба этого уникального российского завода, который поставлял продукцию прямиком в Москву.

Но,.. оказывается, завод сей был крупным аферистом много лет! Его работники в лаптях успешно водили за нос и саму сиятельную императрицу, и ее вальяжных сановников.

Свидетельствует и бьет тревогу о том, главный инспектор шелководства империи Ф.К. Биберштейн, побывавший на заводе и вскрывший крупные подлоги.

«На ахтубинской плантации крестьяне до того пренебрегли шелководством, что при наступлении сроков сдачи в казну податей шелком они покупали сырые шелковые пузырьки в Кизляре или на Тереке у казаков или армян и привозили их на Ахтубинской завод для мотания».

В итоге Ахтубинский завод, стоивший больших денег и трудов, был — таки уничтожен при Александре Первом.

А ключом к каверзной истории загадочного завода государственного уровня могут стать дела, хранящиеся в волжских архивах, в том числе Астраханской губернии.

В своей авторской передаче на Волгоградском телевидении «Тайны старых архивов» мы рассказывали об этих и других неординарных, но забытых ныне, личностях и их деяниях.

Судьбы таких людей манят, и зовут дальше извлекать их деяния из седого и загадочного прошлого…

© Copyright: Николай Бичехвост, 2011

Между имперской Россией и входящей в ее состав гордой Польшей постоянно вспыхивали военные и жесткие конфликты. Приоткроем малоизвестную страницу истории... Польское восстание 1863-64 гг. за обретение независимости от Российской империи,оказалось, нашло сочувствие в русских войсках, вызванных для усмирения разбушевавшихся не на шутку поляков.

Некоторые военнослужащие открыто переходили на сторону польских повстанцев. Среди них были, удивительно, боевые казаки Области Войска Донского и Кубанского казачьего войска.

Конечно, из около десяти казачьих полков и Кубанского казачьего дивизиона это была капля в море. Тем интереснее судьбы этих личностей, сражавшихся под пламенным лозунгом "За Вашу и нашу свободу!"

Храбростью и боевым искусством прославился среди польских повстанцев перешедший на их сторону юнкер 4-го Донского казачьего полка Митрофан Подхалюзин, происходивший из донских дворян.Почему перешел?

С 1858 до осени 1862 года он служил в Царстве Польском, и примкнул к подпольной деятельности военных и гражданских организаций. Тогда в Варшаве орудовал Центральный национальный комитет, начавший подготовку к восстанию и делающий ставку на сочувствующих русских революционеров и военнослужащих. В горячих головах было далекая цель — свержение царизма российского.

Когда полк Подхолюзина отправился на Дон, он остался в Польше. В январе 1863 года волонтер примкнул к вооруженным повстанцам. Под псевдонимом "Ураган" занимался обучением повстанческих отрядов. Но отчайнный казак рвался в бой! Он вступил в отряд Чаховского, и вскоре слава о нем загуляла по всей Польше.

"Газета Народова" извещала, что русский ротмистр Подхалюзин "безмерной отвагой изумлял товарищей и начальников, которые добились, что ему был поручен самостоятельный отряд в Сандомирском воеводстве".

Подхалюзин со своим отрядом-"спецназом", совершал дерзкие вылазки по тылам царских войск. Как и Подхалюзин, перешел к повстанцам из Донского казачьего войска, казак станицы Аксайской Александр Быковский. Февральской ночью он на коне с оружием добрался до них из Люблина. Заведовал кавалерией и обучал тех военному делу. Среди восставших находились казаки Коньков Осип из станицы Усть-Хоперской, 31-го Донского казачьего полка, Степан Гуров, уроженец Новочеркасска, 23-го Донского казачьего полка, сотник Чудовский, да и другие.

Так, царский генерал-майор В. Докудовский писал: "Донской казак Гнилокишков передался к бунтовщикам, в банде командовал частью, был в сражениях и по разбитии банды бежал за границу".

Офицер А. Потебня, выходец из казачьей семьи, объединил в Царстве Польском тайные революционные кружки в Комитет русских офицеров и возглавил его. Сотрудничал в Лондоне с демократами Герценом, Огаревым и Бакуниным.

Перешедший на сторону восставших унтер-офицер Я.М. Левкин создал из русских пленных и беглых конный казачий отряд. Со своими смельчаками он проникал в расположение царских войск, добывал нужные сведения, захватывал оружие. Польские повстанцы уважали Подхалюзина, Левкина и других русских командиров за храбрость, за доброту и отзывчивость.

Вот отзыв участника восстания поляка Зенкевича: "Нуждающемуся в чем-нибудь товарищу он не был способен отказать, хотя бы надо было отдать все, что у него было".

Вот и думаю я,неужели мысли и дела этих казаков о свободе чужеверых поляков были сильнее любвьи их к Тихому Дону, левадам и куреням,церквам, батькам и матерям?..

Итак, Митрофан Подхалюзин после подавления восстания оказался в Галиции. Австрийские военные обыскивали имение в Мельце, где укрывалось несколько офицеров-повстанцев. Среди них был и Подхалюзин, который скрывался в кустарнике. По приказанию австрийца-поручика солдаты прочесывали пиками кустарник.

Подхалюзин был при этом ранен, но, ни единым звуком не проявил себя.

Однако в марте 1865 года Подхалюзин, укрывавшийся под именем Яна Залевского и выдававший себя за подданного Турции, был схвачен австрийцами и передан царским властям. По приговору военно-полевого суда он 22 ноября был расстрелян во рву варшавской Александровской цитадели.

Герцен-теоретик в газете "Колокол", издаваемой в Лондоне, отозвался на это 1 февраля 1867 года возмущенной статьей "... Расстрелян в Варшаве казак из дворян Митрофан Подхалюзин за участие в польском восстании, и это больше чем через год после усмирения, умиротворения". О личности донца Подхалюзина, "о благородных и поэтических чертах его характера писала в те же дни и польская печать".

Добавим, что число русских повстанцев-добровольцев составило несколько сотен человек, и, конечно, не все они были сознательными, ярыми революционерами. Наверное, по разным причинам стали борцами против царского режима. Среди поляков они обрели немало верных друзей.

Но сила оказалась на стороне русского оружия.

Введенные на землю Польскую карательные российские войска генерал-губернатора М. Муравьева отличались поразительной жестокостью.

Все вышеназванные русские добровольцы, были расстреляны или повешены. "Борьба Польши с Россией, одна из самых страшных трагедий в истории...", писала в те годы газета "Колокол".

Так кем же был казак Митрофан Подхалюзин, нарушивший данную государю присягу? Стал ли предателем для России, или он был герой, бившийся за независимость и свободу угнетенного народа Польши?.. История пока об этом умалчивает, преполагая каждому помыслить и сделать свой вывод... А вот обратный, положительный, пример для размышления на эту тему.

...Сам я не был в многострадальной красавице Польше, но ее самобытная история всегда привлекала меня.

В ней обнаружил я замечательного донского самородка Ивана Самойловича Ульянова.

Родился сей казак в 1803 году в Усть-Медведицком округе, вырос на хуторе у речки Царицы. В юности образования не получил, поскольку пропадал на домашних полевых работах.

Службу начал в 1820 году в донском полку в беспокойной Польше. За отличие произведен в чин хорунжего, а затем в корнеты гвардии. Ему, самоучкой освоившим грамоту, доверили канцелярию казачьих полков, находящихся на кордоне.

Шел 1830 год — время польского восстания за независимость. Иван Самойлович, находясь в Варшаве на службе, был взят повстанцам в плен вместе с другими русскими офицерами.

"Бунтовщики, — вспоминал он, — наполнили все улицы и мучительски убивают всех встречающихся русских, а равно поляков, не принимающих в сем участия или отказывающихся брать в арсенале оружие". Ульянов дополняет, что поляки старались доказать, что они восстали против царской власти, а не против русского народа.

Среди узников оказался и его земляк Н.К. Ежов из станицы Слащевской на Хопре, впоследствии подполковник войска Донского и энергичный начальник Хоперского округа. Дни плена сдружили Ульянова с донским хорунжим М.М. Марковым из станицы Раздорской, впоследствии награжденным за свою службу чином генерал-майора.

О перенесенных ими в плену лишениях и тяготах подробно рассказывается в уникальных "Записках И.С. Ульянова", опубликованных до революции в Новочеркасске. И я с большим интересом читал их.

Наблюдательный от природы Иван Самойлович заносил в них все о свершившемся мятеже, неудачах и победах русских войск и казаков, о ненависти и дружбе, о великодушии поляков к пленным. Заметки его представляют до сих пор исторический интерес. Свое пребывание в плену у поляков, описал собрат его по неволе, хорунжий М.М. Макаров в "Воспоминаниях пленного офицера", помещенных в "Военном сборнике" в 1862 году.

26 августа 1831 года бунтующая Варшава была освобождена русским войсками, в которых храбро сражался знаменитый герой войны 1812 года, поэт Денис Давыдов. В походном дневнике он писал: "Поляки, почитая меня жестокосердным, трепетали при имени моем. Я с намерением рассеивал эти слухи..."

После освобождения из польского плена Иван Самойлович Ульянов продолжает службу при штабе Донского войскового наказного атамана. Он произведен в полковники, командует с 1839 по 1842 годы полком в Бессарабии. После возвращается на свой Тихий Дон.

Одаренность и трудолюбие принесли Ивану Самойловичу авторитет среди донского дворянства.

Его избирают в войсковой гражданский суд в Новочеркасске, а затем в войсковое правление. В напряженных делах проходит несколько лет.

Жалование на этих должностях платили ничтожное, и многое восполнялось взяточничеством. Современники отмечают, что И.С. Ульянов, как и его коллега судья И.В. Марушенко, были чужды алчности и служебной наживы. Судья Марушенко, так тот был и похоронен за общественный счет, ибо имел на последний час всего лишь рубль серебром.

Ульянов, пишут историки старины, "заслужил славу честного работника и имя его, с этой стороны, было известно по всему донскому краю". За свою службу был возведен в чин генерал- майора.

На гражданском поприще Ульянов отличался плодотворной деятельностью на благо родного края. Характерно, что не имя никакого образования, он публикует интересные статьи исторического, экономического, патриотического содержания в столичной и местной печати, как в "Донском вестнике", "Земледельческой газете", "Донской газете".

Читая их, можно подумать, что труды эти вышли из-под пера автора, имеющего высшее специальное образование.

За свою полезную деятельность Иван Самойлович был избран в члены Донского Статистического комитета.

Иван Самойлович получил в потомственное владение сочные черноземные земли, устроил добротную усадьбу "Мираж" с благоухающими фруктовыми садами и медоносной пасекой. Делил благодатное время между сельским хозяйством, книгами, написанием воспоминаний и посещением церкви.

Выходя вечерами на крыльцо куреня, он любовался раскинувшимися зелеными далями и голубыми водами прудов, и осенял себя крестным знамением:

Необозримый, Христом

хранимый,

Мой край родимый,

Любовь моя!

А где-то там, в туманной дали, вспоминалась Польша, страна, где прошла его суровая, но светлая юность...

Иван Самойлович был заботливым отцом семерых детей.

Только пережитые годы высушили его лицо и притушили память.

Жизнь его являлась тогда для многих примером.

Красавиц, талантливый бытописатель, начитанный и умный собеседник,

— таким он остался в благодарной памяти потомков...

© Copyright: Николай Бичехвост, 2014

Современные историки больше писали о них как о контрреволюционерах, которые якобы подняли мятеж против своего народа.

Но рассекреченные архивные документы бережно хранят сведения о донских атаманах как о высокообразованных, передовых людях своего времени, верных присяге, любящих Россию-матушку и Дон-батюшку. Доверимся же и мы этим материалам и вспомним сегодня об Алексее Максимовиче Каледине – генерале от кавалерии, донском атамане и нашем земляке.

Он родился 12 октября 1861 года в Усть-Медведицком краю в старом казачьем роду Калединых. Там, в хуторе Каледин, станицы Усть-Хоперской (ныне хутор Блинов), и прошло детство Алексея.

В одном их архивных документов говорится: «Военное образование Каледин получил в Воронежском кадетском корпусе и Петербургском Михайловском артиллерийском училище. Способен. В 1889 году закончил Военную Академию Генерального штаба. Затем начальник Новочеркасского юнкерского училища, помощник начальника штаба Войска Донского. Во время Первой мировой войны командовал 12-й кавалерийской дивизией. Отличался личной храбростью…».

А вот что пишет генерал А.И. Деникин в своих мемуарах: «В победных реляциях Юго-Западного фронта все чаще упоминались имена двух кавалерийских начальников – и только двух! — графа Келлера и Каледина, одинаково храбрых, но совершенно противоположных по характеру; один — пылкий, увлекающийся, другой — спокойный и уверенный. Оба не посылали, а водили войска в бой».

В 1916 году Алексея Максимовича производят в чин генерала от кавалерии.

«Каледина знаю хорошо. Считаю его назначение желательным. Не предлагал раньше вследствие его молодости, буду рад его назначению», — говорится в телеграмме военачальника — генерала Брусилова, который не жаловал Каледина, но вынужден был его признать.

В сражениях с германцами 8-я Армия Каледина громила противника. Да, он по-прежнему лично водил войска в бой. За руководство операциями, когда был прорван фронт и далеко оттеснены австрийские подразделения, за проявленную храбрость его, первого среди донских офицеров, наградили двумя орденами святого Георгия и Георгиевским оружием. Помимо этих наград он имел ордена Св. Станислава, Анны всех степеней, Св. Владимира и орден Белого Орла.

В одном из боев генерал Каледин получил пулевое ранение, однако продолжал руководить и вынудил противника отступить…

Но вот позади кавалерийские атаки. А что впереди? Впереди — катаклизмы и потрясения Российской империи…

Когда началась революция 1917 года, наш земляк, по мнению того же Брусилова,«потерял сердце и не понял духа времени». Сердце, конечно, он «потерял», но время понял и не принял.

Новые порядки, с массой беспорядков и вседозволенностью властей, не пришлись по душе боевому заслуженному генералу. Революционная стихия противоречила его взглядам, нарушала все его жизненные принципы и планы. Он откомандировался в Военный совет и вскоре уехал на Дон.

Он никогда не забывал родной хутор, украшенный вишневыми садами и золотистыми подсолнухами, где его радостно встречали земляки.

Но на этот раз он прибыл в родные места в крайне смутное время. Здесь проходили шумные, горячие заседания Донского круга. Депутаты спорили до хрипоты. Приезд известного земляка встретили долгими овациями.

Вновь обратимся к документам: «19 июня 1917 года Донской круг вручил генералу Каледину грамоту, где значилось: «По праву древней обыкновенности… избрали мы тебя нашим Войсковым атаманом».

Это доверие людей растрогало Каледина и немного залечило раны от тех ударов судьбы, которые он уже получил.

Очевидцы рассказывали: «На Круге атаман выслушал приветствие старообрядца Кудинова и, благодаря за ласковое слово, подал ему руку. Тот ответил рукопожатием и вдруг, наклонившись, поцеловал руку атамана. Генерал Каледин наклонился тоже и в свою очередь поцеловал руку Кудинову. Круг разразился бурной овацией своему атаману».

Он не был гордым сановником, а чувствовал себя среди земляков своим человеком, скромным казаком, первым среди равных — исполнителем долга и народной воли.

В августе 1917 года Каледин на государственном совещании в Москве выступил от имени всех 12 казачьих войск: «Расхищению государственной власти центральными и местными комитетами и Советами должен быть поставлен предел. Россия должна быть единой... Время слов прошло, терпение народа истощается».

Господи, сколько десятилетий будет повторяться такая ситуация в многострадальной стране нашей...

Временное правительство и Керенский, а также военный министр, недовольные позицией популярного Каледина, дали указание новочеркасскому прокурору арестовать его, разъезжающего по донским станицам и говорящего начистоту с народом. Донское войсковое правительство ответило на это отказом…

Выступление Каледина 25 октября против власти Советов собрало значительные силы со всей России, отчего даже правительства стран Антанты поспешили прислать в Новочеркасск своих представителей.

Каледин объявил:

«Донской край — на военном положении!», разместил в 45 пунктах войска и повел в наступление, что создало серьезную угрозу существованию Советской республики.

Однако уже 25 декабря положение резко изменилось. Красные полки начали наступать, их поддержали восставшие рабочие в промышленных центрах.

Казаки-фронтовики отказывались от участия в вооруженной борьбе. Во-первых, они, как и весь народ, устали от войны и разрухи. Во-вторых, сказывалось сильное влияние на Дону большевиков-казаков, провозглашающих заманчивые лозунги: о земле и недрах — каждому, о честном самоуправлении и демократии, щедрых социальных гарантиях. Этому так хотелось верить…

Сам человек честный, высокой культуры, атаман Каледин не смог найти в то сложное время идеалы, лозунги, которые были бы способны поднять народ на новую борьбу.

28 января он обращается к казакам с призывом… и горько признает: «Развал строевых частей достиг последнего предела, а в некоторых полках Донецкого округа удостоверены факты продажи казаками своих офицеров большевикам, за денежное вознаграждение». Позор.

29 января Каледин сообщает Донскому правительству, что для защиты Донской области нашлось лишь 147 штыков…

Трагедия набирала обороты. В одном из документов атамана читаем: «Положение наше безнадежно. Население не только нас не поддерживает, но настроено к нам враждебно. Я не хочу лишних жертв, лишнего кровопролития и предлагаю сложить свои полномочия. Поэтому свои полномочия Войскового атамана я с себя слагаю».

Тяжелое и необычное решение, но честное и принципиальное.

Надо сказать, в судьбе Каледина таится еще немало загадок, не дающих покоя, волнующих современных военных исследователей, историков…

Узнаю я , в Мадриде, в Испании, давно была издана книга «Каледин» на русском языке. Это за тридевять-то земель, о нашем земляке! Жаль, достать ее никак не удается...

Итак, Каледин остается верен своим принципам до конца. Он мучительно размышляет над тем, что же произошло с казаками? Ведь, избирая его своим вождем, казачьи представители гордились им, верили в его политическую мудрость, в его казачий демократизм, в способность вести за собой и побеждать…

Торжественно врученная ему власть оказалась... призрачным миражом. Да, давалось право управлять и приказывать, но подчинения можно было ожидать только от зеленой молодежи, рядовых да группы офицеров. И все!..

Вспоминал он и о Временном правительстве, которое вместо помощи слало упреки да обвинения — он, боевой генерал, воспринимал их как личное оскорбление. И вставало в душе этого цельного человека нерушимое правило кодекса офицерской чести: «Если не сможешь смыть оскорбление кровью обидчика, искупи его собственным расчетом с жизнью».

В морозный январский вечер генерал Каледин, сняв с мундира награды, покончил с собой выстрелом в сердце...

Он не увидел финала тяжелой борьбы за вольный Дон, ни первых, ярых шагов Советской власти.

Нет, это не он отвечал на жесткий красный террор белым террором. Это не он штурмовал Царицын и въезжал в город на белом коне. Не он переметнулся к большевикам и занимался беспощадным расказачиванием.

Не он в рядах гитлеровского Вермахта водил казачьи дивизии в бой против Красной Армии, своего народа... И не доживал свой век на чужбине, тоскуя по родным ковыльным степям и малой родине своей… Я так мало сказал о Каледине...

Сегодня казаки хутора Блинова стремятся сохранить память о знаменитых земляках. Они по праву гордятся им, боевым генералом Калединым. На старом хуторском кладбище найдены и приведены в порядок могилы предков генерала и атамана.

Память же о нем самом земляки решили увековечить большим крестом на самом высоком месте у хутора — вблизи дороги, по которой мчатся машины. Едут вдаль, унося с собой свежий донской ветер. И возвращаются обратно, к родной земле, к любимому им, Калединым, батюшке Дону.

© Copyright: Николай Бичехвост, 2011