Не очень нравится данный период времени и по сравнению с другими романами Василия Яна, самый неинтересный, но получил небольшое удовольствие от прочтения. На одной стороне можно увидеть строительство металлургических комбинатов, подъем и укрепление государства, с другой, противоречия, связанные с историей и внутренними моментами в стране. Все остальное на уровне автора – красиво и вполне ярко.

Любителям историческое литературы рекомендую, остальным по усмотрению.

Коротко и тезисно.

Живая книга, можно сказать, что при чтении возникает ощущение, что роман был написан в 13 веке, а не в 1952 году. Да, если сравнивать с циклом «Нашествие монголов», тут не хватает размаха, хотя понятно, что в произведении масштаб событий и временной интервал меньше, но в тот же момент, очень атмосферное, яркое и еще раз повторюсь – живое писание. Помимо вышеуказанного, хочется отметить язык и слог автора – красиво и исторично.

Рекомендую.

По сравнению с другими произведениями, данный цикл понравился меньше всего, с учетом того, что автор очень хорошо передает атмосферу описываемых событий.

«Финикийский корабль» начинается хорошо, но постепенно, эмоциональная составляющая снижается, да и простота повествования не много портит общую картину.

«Спартак». Вот тут не хватало размаха и атмосферы, что была в «Нашествии монголов». Как-то все оказалось быстро и просто, что, как по мне больше всего испортило впечатления о повести.

«Огни на курганах» для меня оказался самый интересным произведением, но с присутствием все тех же недостатков, о которых написал выше.

В целом, цикл заслуживает прочтения, особенно, кому по душе творчество Василия Яна, но другие его произведения понравились куда больше.

Наконец мне вновь попали в руки книги, дарующие такие приятные ощущения запойного чтения.) Пожелтевшие страницы коротких глав листаются одна за одной и на часах вдруг оказывается глубоко за полночь.

Эта трилогия о нашествии монголов — совсем иной цивилизации со своей культурой, своими понятиями добра и зла, своим укладом и свой Мечтой дойти до последнего моря. И пусть не вводят в заблуждение названия двух романов «Чингиз-хан» и «Батый». О ханах там мало. Вообще все герои эпизодичны. Через всю трилогию проходят лишь три персонажа: Батый, Субудай и Хаджи Рахим. Да и то в первом романе Батый появляется мельком ещё ребёнком. И про Хаджи Рахима, ставшего летописцем Батыя, автор периодически «вспоминает» в ходе повествования. Но из этой мозаики, как из отдельных кадров и сцен кинофильма, складывается полотно того времени.

Времени, в котором татары, обладающие железной дисциплиной, подчинённые власти одного человека, сметают на своём пути разрозненные войска напыщенных и самолюбивых, неспособных объединиться князей. С неимоверной жестокостью и коварством ничтожают всё на своём пути. Ибо «только когда ты убьешь твоего непримиримого врага, то и вдали и вблизи станет спокойно».

В трилогии есть ещё одна особенность. Ян мастерски передаёт колорит Востока, его сказочность, витиеватость, осторожность, мудрость. Невозможно не влюбиться в его персонажей. Очень разных. Для одних поход — это возможность наконец вырваться из бедности и обзавестись собственными рабами, а для других — страшные роковые события.

Начало романа очень динамичное, с неожиданными поворотами некоей восточной сказочностью можно точно описать яркой цитатой:«Иволга гонится за осой и не замечает, что охотник уже натянул лук и готов догнать ее острой стрелой... В это же время тигр готовится к прыжку, чтобы растерзать охотника! Кто знает наше будущее: кто раньше погибнет — тигр или охотник, иволга или оса?.»

Огромное войско после многомесячного пути переправляется через реку Итиль. Какие такие татары? А может быть мимом пройдут? И такие ли они страшные, как об этом говорят первые доходящие слухи? Медведь вон тоже страшен. Но ты его рогатиной валишь на землю. Да и половцев били не раз. Русь еще не знает с каким врагом ей придётся столкнуться. Сказочность повествования улетучивается.

Есть некая неровность в стиле написания книги, большинство героев романа так же, как и в «Чингизхане», эпизодичны. И это понятно. Огромное пространство, такие разные народы, в каждом из которых жизнь человеческая слишком коротка.

Есть книги авторов, распиаренных и награжденных престижными литературными премиями, читать которые невозможно. А есть книги, от пожелтевших страниц которых, невозможно оторваться. «Батый» — такая.

В книге сложно выделить главных героев. Как отдельные мазки художника составляют саму картину, так и в романе судьбы всех персонажей сплетаются в единое полотно того времени. Времени жестоких нравов, хитрости, без которой порой невозможно было выжить («Говорящий правду умирает не от болезни»), мудрости, коварства. Времени роковых событий, за которыми стоит Чингиз-хан, направляющий своей властью, своей волей полчища туменов.

Впервые Чингиз-хан предстаёт во второй части романа. Это уже глубоко немолодой, жестокий, расчетливый, проницательный, наделённый острым умом человек, хорошо усвоивший принцип: «Только когда ты убьешь твоего непримиримого врага, то и вдали и вблизи станет спокойно». Человек, покоривший половину вселенной, но не победивший смерть.

Один из отличных отечественных циклов о монгольской державе и ее полководцев. Все три книги описывают непростые и трагические события 13 века для Руси и ряда других государств того времени. Яркая, захватывающая, интересная и запоминающая трилогия, которая поглощает читателя. Да, определенные моменты воспринимаются в современное время не так однозначно, но это не портит произведения писателя. Идеального ничего в мире нет и не будет, в том числе и в литературе, но считаю Василия Яна – лучшим русским автором на тему исторической прозы. Двадцать лет работы заслуживают уважения и благодарности. Спасибо.

Рекомендую.

По-сути, к этому циклу можно отнести и «Письмо из скифского стана» – там ведь есть и Аристоник, и, главное, Будакен, тот самый харизматичный скифский вождь Будакен из «Огней на курганах»! Да, в неком прошлом, через письмо, отправленное более двух тысяч лет назад, но они есть. А сам рассказ – возможно, то зерно, из которого роман и вырос…

Вполне подошли бы в этот цикл и рассказы «Овидий в изгнании» и «Трюм и палуба» – точно подошли бы по времени их событий.

А по какому ещё принципу собраны истории, разные и по теме и по читательскому назначению?

«Финикийский корабль» – повесть интересная, но явно под возраст. И прозрачна цель её – через путешествие и приключения мальчика познакомить «юного читателя» с бытом античного мира (где-то 972-928 года до нашей эры).

«Спартак» – короткая и очень политизированная повесть. Вся её суть уходит на пафос борьбы с «римскими буржуями», иногда доходя до явных нелепиц.

И «Огни на курганах». В них тоже есть свой политический мотив (борьба свободных скифов с захватчиками), есть свой тиран – но очень противоречивая и во многом притягательная личность Александра Македонского. Но тут и своя сложность, свои не картонные герои, да ещё иногда и противостоящие друг другу. Есть суровая скупая красота Центральной Азии, тонкий пряный колорит. Есть приключение, бои, сюжетные повороты. Отличный, запоминающийся роман. Первое произведение из этого условного цикла, что, несомненно, стоит прочитать – обязательно стоит прочитать.

При моей любви к Яну, когда он берется сделать явную политическую подоплёку а-ля «Бей буржуев!», магия его рушится. Перегибает он с этим, как перегибал в «Спартаке» (в рассказе «Ватан» ореол сказки всё-таки сглаживал ощущение), доходя до откровенной наивности, до откровенного пафоса, до состояния «Не верю». Рабы на тонущей галере кричащие «Смерть тиранам!», безумно хихикающий, пытающий соратников и изнывающий от скуки самодур Калигула, и прочее, и прочее. Даже само название – «Трюм и палуба» – это, конечно, трюм угнетённых рабов и палуба сытой знати; в лоб поданная тема «буржуев» эксплуатирующих народ. Прямо и пафосно – но подавляюще и мастерски описанные картины Рима и нешуточную эпичность происходящих событий.

Рассказ кажется эпизодичным, обрывочным – и, судя по примечаниям, из него должна была вырасти повесть, но не выросла. Он весть – одна тоска изгнанного поэта, уныло глядящего на скудность нового пристанища, на представителей опасных варварских плёмён, готовых тут же пуститься в разбой, среди которых он сам – чужак и варвар. Но можно изгнать Овидия из Рима, но стихи Овидия из Рима изгнать невозможно…

Рассказ из того же цикла, что и «Письмо из скифского стана», «Ватан» и «Демон Горы». Всё та же компания путешественников, странствующих по пустыням Персии. Но этот рассказ выделяется ощущением тревоги, параноидальным ощущением недоверия и западни, в которую герои идут, ощущением возможного предательства и почти неминуемой опасности – от таинственных врагов ли, от духов убитых мусульманами кафиров, или от стаи шакалов. И всё усиливается возможностью сгинуть в пустыне от голода и жажды. Хороший приключенческий рассказ выходит. С легкой, но важной картиной политического момента на начало 20 века – отношений России и находящегося под англичанами Афганистана.

Рассказ из того же цикла, что и «Ватан» и «Письмо из скифского стана». А я настаиваю, что это цикл – рассказы по воспоминаниям о путешествии по труднодоступным уголкам Персии. И самолюбивый американец, относящийся к русским как к диким азиатам (ох, как в этот образ бы сейчас вцепились, на пропагандистской-то волне…), тут тоже есть… впрочем, плохим парнем он не показан, скорее немного карикатурным соратником героя-рассказчика. И тут тоже упоминаются таинственные брошенные города, но лишь эпизодически. Рассказ короткий – рассказ-эпизод. Но напряжение в нём есть, напряжение экстренной ситуации, смертельной опасности. И совпадение – то ли совпадение, то ли мистика, вырастающая казалось бы из забавного но рискового случая. Таинственная Центральная Азия с её духами…

Данный рассказ – непосредственное продолжение «Письма из скифского стана». Та же экспедиция, та же Персия, та же скупая красота пустыни и таинственная древность неисследованных районов, с руинами городов и неуловимыми племенами. Та же тень Александра Македонского, что не отступает от этих мест почти две с половиной тысячи лет. И те же Люти, с которыми писатель уже встречался в рассказе «Письмо из скифского стана», только теперь-то мы знаем, что фирман, передаваемый из поколения в поколение, это никакое не разрешение Македонского, но вещь не менее интересная…

В центре история рассказ старого пастуха. Он не такой старый, как просьба Аристоника, судя по упоминанию самолётов – начало двадцатого века. Рассказ этот чем-то похож на сказку, где за той же суровой пустынной красотой есть и принцесса-жрица, и прекрасный раненный чужеземный юноша, и хитрая знать старейшин… и Родина, что милее для война, чем любая красавица. Посыл этого рассказа прост и возможно даже прямолинеен, в традициях своего времени, – что может быть важнее смелой борьбы угнетённых народов против империалистических захватчиков? И эта прямолинейность, на мой взгляд, действует рассказу в минус, особенно после «Голубой сойка Заратустры» и «Письма из скифского стана» в которых было что-то глубокое, что-то вне времени…

Я тут поймал себя на мысли, что именно в историях про Центральную Азию проявляется красота – ни в «Спартаке», ни в «Финикийском корабле» такого не было – скупая красота степей, гор, пустынь, многообразия верований и народов. И это не только «в прошлом», но и в «сейчас» относительно времени написания рассказа.

Да, этот рассказ исторический лишь отчасти (в пересказе недошедшего письма), но, по-моему, его вполне можно отнести к «Античному циклу». Он имеет непосредственное отношение к «Огням на курганах» – в нём есть и Аристоник, и, главное, Будакен, тот самый харизматичный скифский вождь Будакен! Можно даже предположить, что это происшествие и тот документ (а комментарии к рассказу дают понять, что вся история действительно имела место быть) послужили отправной точкой к созданию романа. И вырос он из древнего папируса времён Александра, из встречи с вольными степными амазонками и образа пленного Аристоника, пляшущего на вершине кургана для скифских князей…

Хороший рассказ, в котором кроме прочего чувствуется и некий рок, судьба, с её горькой усмешкой.

Приятный рассказ. Он отлично смотрится в контексте «Огней на курганах», одна из целей которого была показать Александра Македонского как тирана – нервного, жестокого, но при этом имеющего некую притягательность, сложную личность (эпилог романа – квинтэссенция этого). Но и самостоятельно этот рассказ-эпизод выглядит очень хорошо, цельно. Фирменная красота «Огней на курганах» в лёгких описаниях Бактры и зороастрийских храмов. Значительность и лёгкая мистика происходящего, возносящая историю до уровня притчи об истинах, что не горят вместе с бумагой.

Конечно, сжигание книг намекает на похожее событие, наверняка известное писателю. Но вот «Эти жрецы-огнепоклонники – обманщики народа!..» напоминает и кое-что другое в личности Македонского... И это только укрепляет его в сложном образе-архетипе тирана.

Попробовал прочесть повесть Василия Яна «Спартак».

Общее впечатление — это ужасно. До сегодняшнего дня я думал, что ничего хуже, чем «Гладиатор» Скэрроу, мне на тему Спартака уже не попадется. Но «Спартак» Яна написан беспомощнее, чем даже детская мэрисьюшная книжка Скэрроу.

В воображении автора рабство в античном мире выглядит примерно так:

Мальчик, за которого при продаже запрашивали тысячу сестерциев, и девочка, за которую просили три, получают люлей от какого-то случайного надсмотрщика. Этот надсмотрщик решает задушить мальчишку, нимало не заботясь о том, что тот стоит денег, и, судя по названной на торгах цене — даже абсурдных денег. Евнух, купивший этих рабов для Марка Красса, не пытается его остановить — подумаешь, рабом больше, рабом меньше, за тысячу потраченных сестерциев никто ведь отчёта спрашивать не станет.

Свидетелями этой сцены становятся фракийские гладиаторы, включая Спартака. Поскольку девочка и мальчик — его соплеменники, Спартак избивает надсмотрщика и предотвращает убийство. И это ещё можно было бы переварить, но после этого он заявляет:

"— Отныне это моя сестра, а это мой брат! — указывая на Амику и Гету, сказал казначею [Марка Красса!!] гладиатор-фракиец. — И если ты захочешь отнять их у меня, то я рассеку тебя на два ломтя, как тыкву!»

Ланиста школы гладиаторов только рад поддержать своего починенного. В духе — ой, ну вы же понимаете, это наш чемпион, поэтому давайте не будем заострять внимание на том, что он бьёт чужих надсмотрщиков, освобождает чужих рабов и угрожает смертью управляющему одного из первых людей в Риме. Давайте я вам просто заплачу за этих двух детей, и мы сделаем вид, как будто ничего и не было.

Казначей Красса тут же соглашается. Цитируя Дьюка, «и тут с автором нельзя не согласиться. В мировосприятии олигофрена все именно так и происходит».

Следующая сюжетно-значимая сцена, раскрывающая главного героя, масштабом своей нелепости не уступает первой. Гладиаторы-галлы во главе со знаменитым Криксом сговорились убить Спартака, потому что победить его на арене невозможно, а умирать самим не хочется. О наказании со стороны хозяина, лишившегося ценного имущества и шанса нажиться на предстоящих играх, они совершенно не заботятся, поэтому вместо того, чтобы тихонько удавить его в каком-нибудь безлюдном месте, они идут убивать его толпой, средь бела дня, на глазах у других рабов (!), и при этом шумят, орут и вообще ничего не стесняются. И ладно бы их разогнали набежавшие надсмотрщики, а с зачинщиков спустили шкуру. Нееет, это не интересно. В книге Спартак обращается к толпе противников с пафосной речью — незачем нам убивать друг друга, давайте лучше восстанем против римлян! Услышав такую неожиданную мысль, убийцы в замешательстве роняют камни (нет, я не шучу, это практически цитата!), морщат лоб... и радостно соглашаются. Никто, конечно, не бежит к хозяевам с доносом. Как они минуту назад дружно, как один, хотели толпой забить безоружного врага, так теперь дружно, как один, хотят заодно с ним сражаться против римлян. И тут с автором опять-таки нельзя не согласиться... Да-да-да, наверняка именно так и выглядела подготовка знаменитого восстания!

Дальше я читать это позорище не смог.

Все эти фантастические глупости автор описывает грамотным, но совершенно не художественным языком. Так очень часто пишут образованные люди, не имеющие никаких задатков для писательства, но по отсутствию какого бы то ни было литературного чутья не способные осознать, что это дело им не по плечу. Они настолько же не в состоянии понять, что персонажи, диалоги и чередование повествовательных и описательных фрагментов сами по себе не делают текст _художественной литературой_, как считающий себя поэтом графоман не в состоянии понять, что зарифмованные строчки — это еще не стихи.

Мне могут сказать, что это — роман 1933 года, и что нужно делать скидку на эпоху. Тогда писать исторические романы так, как будто это книги то ли для дошкольников, то ли для альтернативно одаренных, не считалось неуместным. Но на это можно возразить, что «Спартак» Рафаэлло Джованьоли вообще вышел в 1874 году, однако он — несмотря на свой отчётливо олдскульный стиль — в тысячу раз талантливее, убедительнее и реалистичнее, чем этот текст.

Надо сказать, что некоторые минусы и непонятки в повести обусловлены тем, что Ян задумал большой роман (третий в трилогии) под названием «Александр Беспокойный и Золотая Орда». Эта эпопея не сложилась по разным причинам и распалась на роман «К Последнему морю», повесть «Юность полководца» и несколько рассказов:

Скоморошья потеха;

Возвращение мечты;

В орлином гнезде «Старца горы»...

В том числе и по цензурным соображениям из-за того, что Александр Невский зачастил в Золотую Орду...

Кстати, было бы интересно «восстановить» этот большой роман подобно тому, как «восстановили» полные варианты «12 стульев» и «Золотого теленка»...

После романа «Огни на курганах» у меня были определённые ожидания, но, как сказал «классик»: «ваши ожидания – ваши проблемы». Впрочем, сам виноват – мог бы и догадаться, что в такую короткую повесть трудно втиснуть развернутую историю вместе со своеобразием героев.

Я вот не читал Джованьоли, с которым Ян полемизирует, укоризненно мотая головой: вот, мол, итальянец сделал из Спартака романтического героя! Но, по-моему, уж лучше романтический герой, чем герой плоский, герой ни о чём. Хотя он, конечно же, о революции. Тут всё о революции, даже сами римские солдаты разбегаются, понимая, что воюют за богачей. Всё – революционный пафос. И спартаковцы отвергают всё кроме идеи свержения богачей и работорговцев (что не мешает им торговать с ними и нанимать таких же работорговцев «князей моря»). И говорят они, кажется, сплошными лозунгами. Доходит до смешного. В Риме «рассказывают байки о Спартаке» – то, как он жесток и беспощаден. И тут же автор говорит, как спартаковцы захватывает города, грабят их (это авторские слова – «грабят»), прибивают хозяев вилл к воротам и т.д.. «Байки», ага…

В конце концов, я начал даже уважать Кресса – главного богача и соответственно антагониста.

Помнится, читая «Финикийский корабль» я сетовал, что автор пишет слишком уж для детей – пытаясь всё показать и рассказать. А тут и этого нет. Нет своеобразия древнего мира, а ведь автор так здорово умеет это делать. Какое-то стерильное ощущение от повести. Стерильность пластика, картона и лозунгов. И даже как олитературенную хронику жизни Спартака или хронику восстания рабов под его руководством эту повесть трудно принять – ведь все события происходят как бы в общих чертах…

Одним словом, после прекрасных «Огней на курганах» «Спартак» был для меня сродни удару в спину…

Что это? Может это – «несвободная повесть»? В «Финикийском корабле» у автора было пространство для фантазии. И в «Огнях на курганах» было. А тут – нет. Только факты, которых было не так много, а придумывать – значит уподобляться Джованьоли. И только твердая негнущаяся плоть революционного пафоса, плоть лозунгов и плоские мышцы идеологии покрывали сухие кости истории… Может, поэтому вышла такая мумия?

Этот роман будоражил меня ещё в детстве. И сейчас, перечитав, я вновь с огромным удовольствием ощутил всю пестроту, всю яркость Азии времён завоеваний Александра Македонского. Вот оно смешение и столкновение миров (старой Персии и новой Македонии), народов, верований, и даже взглядов на мир. Вот она пряная степь, пустыни и каменные города. Вот и борьба и предательство, героизм и трусость.

Прекрасный сюжет – динамичный, такой вот по-хорошему правильный; и яркая панорама мира не мешает ему. Читать безумно интересно, а читая, будто проникаешься своеобразием мира и времени. И приключений тут масса, и битвы, и испытания.

А ещё – и, пожалуй, это главное – герои мастерски созданные; не картон – личности. Связка Спитамен-Будакен вообще что-то, они ведь, по сути, противники во многом, но связанные целями и судьбой. И сам Александр – хорош. Так, пожалуй, хорош, что автору пришлось доделывать роман, присовокупляя к нему эпилог, написанный в эвакуации – проложив параллель между Александром и новым тираном, идущим со своей армией на Восток.

Да, есть в романе и легкая политическая сторона, те же речи о князьях, подмявших под себя равных им скифов. И та параллель, наверное, была нужна, и личность Македонского как тирана, должна была быть показана. Однако автор, по-моему, предвосхитил и события отечественной истории – и у нас пройдёт совсем немного времени, и любимый вождь будет искать врагов среди друзей, и при скромности быта вовсю использовать право миловать и казнить. Что это? Уж не ухватил ли автор в лице Александра Македонского живой прообраз тиранов, со всей их двойственностью и притягательностью (как хороша в этом речь «за» и «против» Каллисфена)? Ведь даже «открыв» перед читателями Александра-тирана, сжигавшего книги и разрушавшего города, губящего всё население этих городов – Александр остаётся тут же, в этой книге, личностью притягательной, личностью интересной, манящей даже… Ведь есть у Александра тут – да, с его паранойей и самолюбием – какая-то геройская смелость, ломающая волю многих вражеских армий. В чём его сила? Почему более сильные и стойкие армии и народы проигрывают ему? Да, не столько сам Александр побеждает, вот главный урок истории – коррупция и деградация элит рушит великие империи как карточные домики, под напором вышколенной армии. И вот ещё один урок – народ, что не признаёт роскоши и лести, народ, что способен объединится перед угрозой, народ, что не защищается, а нападает сам, может пусть не победить, но уж точно отстоять своё…

Я читал эту повесть в детстве, перечитывал сейчас, в свои тридцать.

Мне нравится повесть – она хороша, легко и приятно написана, полна приключений на любой вкус – пираты, гигантские осьминоги, дальние страны, стычки с туземцами. Познавательна – античный мир, его знания, быт, люди, от рабов до самого царя Соломона, города, обычаи и даже древний алфавит проходят перед глазами мальчишки-героя очень органично и увлекательно. Она тонко нравоучительна, как всегда это делали советские писатели для детей – хорошим примером (мальчик-герой слушается старших, помогает матери и старику, делится с ближними и остаётся честным со всеми), тонким намёком (как заканчивают в повести все недобрые люди, и – примета времени – как цари, даже призванные мудрыми, и жрецы богатеют на нищих и рабочем люде). В ней много ярких картин и персонажей – тот же Лала-Азор, так и вижу его стоящим, опираясь на топор с длинной рукоятью, или смелый моряк Бен-Кадех. Эрудиция автора чувствуется в каждом абзаце – и чувствуется, как легко, доступно и увлекательно он хочет рассказать то, что знает. И лёгкая примесь фантазии есть – огромный спрут, и легендарные страны Канар, и Счастливые острова, и отголоски легенд. В общем, это очень приятная повесть; автору есть чем гордиться, и за что любить её не только потому, что она – «первый ребёнок», как говорится в примечании. В ней есть и некоторое очарование.

Однако, по-моему, беда книги – относительная беда – что в ней чувствуется определённый возраст, на который она рассчитана. И от этого она не восхищает так, как, например, «Остров сокровищ», который отлично читается в любом возрасте. Читая «Финикийский корабль» чувствуешь, что с тобой разговаривают и умно, и терпеливо, и доходчиво, пытаясь увлечь, но разговаривают как с ребёнком. Это чувствуется сейчас. И в тринадцать, когда я читал повесть впервые, я тоже это чувствовал. Даже тогда меня влекли книги в которых со мной разговаривали как с взрослым, как с ровней – и у того же Яна меня больше интересовали «Огни на курганах» или же «Спартак»; а «Финикийский корабль» казался историей приятной, интересной, познавательной, с очарованием, но «для детей».

В прочем, повторюсь, это весьма относительный минус.

Какой хороший из этой повести может получиться фильм!!!! История, приключения, пираты, нападение осьминогов. Повесть просто создана для экранизации!

Собственно, это роман не столько лично про Чингисхана, и даже не про поход на Русь, что логично было бы предположить, а про второй крупный эпизод монгольского завоевания (после покорения Северного Китая, я имею в виду) — про завоевание Хорезма. А где Хорезм, там вся эта восточная романтика, шейхи, гаремы, развращенная роскошь и общая атмосфера восточного базара, такая, знаете, слегка соловьевская. Поскольку я ровно ничего не знала об этой части монгольской истории, то ничего и не могу сказать относительно исторической достоверности романа — может, и к лучшему. Надо признать, что правитель Хорезма, а также практически все окружающие его военачальники, выставлены самоуверенными идиотами, которые слишком давно привыкли уже считать себя самыми великими среди своих угнетенных подданных, самыми богатыми, с самым большим войском и т.д. Им и в голову не приходило, что какие-то полудикие кочевники с востока, с войском гораздо меньшим по размеру, могут не оставить от их процветающего царства камня на камне, опираясь ислючительно на дисциплину, единоначалие и здравый смысл. Монголы на их фоне выглядят очень организованными и целеустремленными и в целом как-то вызывают большее уважение.

Все-таки атмосфера востока придает событиям романа какую-то особую сказочность, что ли, и как-то почти забывается, что это ровно те же самые монголы, которые спустя всего три года будут пировать на помосте, стоящем на побежденных русских князьях. Это достигается за счет слога, который то и дело перемежается какими-нибудь эпическими стихами, и за счет отдельных ярких, но совершенно сказочных эпизодических персонажей — каких-нибудь мудрых старцев, которые одни осмеливались говорить Чингисхану правду в лицо, или горюющих девиц в гареме, героически дожидающихся, когда влюбленный джитиг спасет их из плена. В такой стилистике даже самые что ни на есть археологически подтвержденные исторические события приобретают налет выдумки, былинности, и уже совершенно не важно, существовали ли в действительности упомянутые лица и были ли в действительности захвачены эти города и сыграны эти битвы.

Ближе к концу романа сюжет внезапно отходит от Хорезма следует за двумя монгольскими военачальниками, которые отправились по приказу Чингисхана «к последнему морю» и по пути разгромили русских на Калке в 1223. Я понимаю, что автор, видимо, старался придерживаться хронологии в повествовании и ничего не упускать, но лучше бы про поход на Русь он написал отдельно. Насколько в части про Хорезм весь это пряный восточный базар симпатичен и в целом уместен, настолько неловкой вышла попытка в той же стилистике описать сбор русских князей и последующую битву. Все это посконное-домотканое, сусеки и исполать, героические сражения русских богатырей и трагическая их гибель. Учитывая, что с точки зрения военной тактики и здравого смысла русские князья проявили себя даже хуже, чем несчастный шейх Хорезма — не совсем честным и разумным кажется очернение его тирании, которая понесла вроде как справедливое наказание, в сравнении с нейтральным отношением к нашим с возвеличиванием отдельных подвигов. И если «восточная» стилистика повествования симпатична, то «русская» часть, изложенная в таком же стиле, но уже с славянским колоритом, вызывает идиосинкразию своей неестественностью.

Несмотря на этот момент, в целом прочитала с удовольствием и интересом, такой хороший экнш с восточным колоритом.

По всей видимости, это один из первых рассказов на тему «Несси». Ничего из себя не представляет в фантастическом ключе, равно, как и в приключенческом. Так маленькая зарисовка из жизни большевистских партизан Дальнего Востока. Для увлекающихся темой реликтов сойдёт для ознакомления.

Хотя роман называется «Чингисхан», сам Чингисхан появляется далеко не сразу. Не тянет он на главного персонажа. Вообще в романе главного персонажа не выделить. Главное в романе — это процесс завоевания Азии монголами. Надо отметить, что роман насквозь пропитан духом Востока. Даже напоминает «Тысяча и одну ночь».

Я охотно верю, что первые читатели повести, недавно отразившие натиск с Запада, отразившие вторжение Германской империи, грозившее порабощением русских, с восторгом читали книгу про то, как князь Александр в XIII веке отразил тогдашнюю угрозу с Запада. В те годы об Александре Невском писали однозначно как о герое, критика его, мысли, что нужно было заключить союз с Западом против Орды, появились в печати лишь через десятилетия.

Не знаю, как бы я читала эту повесть в детстве. Но сейчас мне, уже взрослой, читать было трудно, приходилось побеждать свое недоверие: слишком красиво, слишком пафосно говорят персонажи повести — от князей до рыбаков. Если бы так говорил только один персонаж, это было бы его речевой характеристикой, но то, что так говорят все, выглядит очень неправдоподобно. Такие звучные речи великолепно подошли бы для патриотической оперы, но в книгу с многочисленными бытовыми деталями они плохо вписываются.

Когда Ян писал об ордене меченосцев, он явно думал о недавнем нашествии Третьего Рейха. Мне трудно поверить, чтобы магистр ордена мог провозгласить: «Непобедимая грозная Германия превыше всего». Есть в книге и достойный немец — старый кузнец Бротигам, который совсем не рад тому, что сын стал завоевателем.

Страницы о том, что «чудь да летьгола» оказались в битве не по своей воле, по-моему, намек на прибалтийские дивизии СС. Призванных в эти дивизии в СССР после войны не сильно преследовали.

Пушкин писал «Россия при Петре вошла в Европу как спущенный корабль — под стук топора и грохот пушек». Василий Ян в своей повести попытался написать о тех, кто рубил деревья для петровского флота, о тех, кто добывал руду и отливал пушки для петровских баталий, о тех, кого летописцы и первые историки почти не замечали — о крестьянах, заводских рабочих, оружейниках, о тех, кто терял здоровье на заводах и в рудниках сначала ради обороны страны, а затем для того, чтобы Россия стала европейской державой. В повести царь Петр где-то на недосягаемой высоте, мы видим только «строителя чудотворного» (с) меньшего масштаба — заводчика Никиту Демидова сына Акинфиева, но и он властен над жизнью и смертью своих закабаленных рабочих.

Увы, исполнение повести оказалось слабее замысла. Первые страницы повести очень трудно читать — слишком много там штампов, слишком карикатурны приказчик и дьячок Феопомпий, затем сюжет становится более увлекательным, на последних страницах очень хочется, чтобы герои добраться до заветного «зеленого клина». В повести очень много сведений о добыче руды и старинной металлургии, для тех, кто интересуется историей техники, повесть очень полезна.

Повесть написана еще до поисков русского приоритета во всем, автор еще не скрывает, что

Времена Двурогого, сиреч Александра Македонского (или Великого), с его фапангами и Букефалом, с его египетско-азиатским походом и захватом Персии, Согдианы и Бактрии и попыткой покорения скифских племён. Собственно, вот об этой попытке захвата Скифии и идёт речь в повести. Причём, в отличие от другой исторической литературы об Александре Македонском, в повести В. Яна он показан малопривлекательным героем. Как-то по мере чтения не проникаешься его величием и военным гением, как-то всё больше остаёшься на стороне скифов (именно скифов, а никак не персов). Понятно, что всё это только потому, что так хотел автор, и только потому, что его литературное дарование позволило Яну показать исторические события именно под таким углом, под каким он видел и оценивал эти события сам.

Великолепный литературный язык, сильные характеры, яркие и живые образы героев и персонажей, красочные описания, неплохое проникновение в тактику ведения боевых действий теми военными средствами, которые тогда были в запасе у полководцев, искусное совмещение личных судеб героев повести с историческими фактами — в общем, для любителей исторической литературы повесть явно представляет интерес.

Жизнь Александра Невского описывается очень подробно. Даже описывается, как Невский объезжает лошадей и охотится на медведей. Интересно, что в романе упоминается и другой полководец Александр — Македонский. Нечасто встретишь в одном и том же романе упоминание об этих двух Александрах.

Хорошая книга. когда-то — самая любимая мною из всего этого «античного» цикла Яна.

ну нельзя было мальчишке не восхититься такими героями, как Спитамен и Будакен! Настоящие герои, один — лихой разбойник и борец за свободу, другой — старый закалённый воин, рыцарь Великой степи... Обоим им выпал тяжкий жребий жить в годину перемен, когда на их землю пришёл жестокий чужеземный захватчик.

это хорошая книга, хорошая и как приключенческий исторический боевик для подростков и юношества, так и неплохое пособие в деле первого знакомства с древней античной историей. Хорошее такое иллюстрирование образа Александра Великого. Да, великий был человек, гений, умница, полководец. а ещё тиран, садист и вечно жаждущий крови и новых завоеваний владыка. Так что к месту вспоминаются на страницах романа уничтоженные дотла финикийские и греческие (а затем уже и персидские) города.

интересны мотивы героев. Любовь к родной земле — и месть за родную кровь. Вполне нормальные для живых людей чувства.

в общем, книга даёт неплохой обзор войны в Согдиане, не смакуя при этом насилие и кровь. И это очень хорошо.

но есть ещё и своеобразный идеологический довесок к книге. Если тот же Будакен, при всей симпатии к нему автора, всё равно по сути старый феодал и рабовладелец, то вот Спитамен... Да он едва ли не революционер! Как минимум народный вожак. Когда-то это читалось органично, сейчас же... А вот тут я слегка приостановлю бронзовую колесницу своего красноречия. потому что вековая мечта бедняков, нищих, угнетённых, всех тех, «над кем сомкнулись волны прогресса» о справедливости и свободе — она была. она чувствуется и в христианстве (Спаситель!), и в более древних культах. и восстания тоже были — от Древнего Египта и до Древнего Китая. Поэтому я всего лишь скажу что Спитамен... Слава Богу, он не террорист навроде Овода, он просто лихой атаман степной армии. Патриот и друг простых людей. Ну примерно как Робин Гуд.

в общем, читать эту книгу можно и нужно. Незаменимой и монументальной её не назовёшь — но каждому крепкому кирпичу может найтись своё место в возводимой пирамиде своего личного знания.

а Василию Яну мне хочется сказать огромное спасибо как за этот его роман, так и другие книги.

красивая, грустная и страшная история.

а также — иллюстрация того, как западный (тогда — эллинский) мир воспринимал и воспринимает чуждые и непонятные ему культуры.

Александр Македонский был величайшим полководцем и правителем. А ещё — свирепым захватчиком и опустошителем, спокойно шагавшим по пеплу и крови.

рукописи горят. несогласных с величием очередного владыки книжников можно сжечь или закопать вместе с их книгами. Но природа, но история — они неостановимы. Помните, как было красиво сказано у Леонида Соловьёва в его «Багдадском принце» о неостановимой силе жизни, которая отступала, обтекала очередного владыку дня сего — и радостно пробивалась наружу после его ухода в мир теней...

А ещё это просто хороший исторический рассказ.

Аналогично — одна из любимейших моих детских книг. Помню, как мама подарила мне на окончание учебного года (класс 3 или 4) этот четырёхтомник Яна в красивых тёмно-красных (багрянородных!) переплётах. и — всё, читал я их запоем. )))

Но вернёмся же к «Финикийскому кораблю». Это — практически идеальный роман для начала знакомства с историей, особенно с историей Древнего мира. Главный герой, простой мальчишка, довольно внезапно оказывается участником удивительного путешествия. Он, вместе со своим новым другом, старым мудрецом, он начнёт познавать мир. Он увидит другие города и страны, герои встретят на своём пути свирепого пирата (Лала-Зор — настоящая «гроза морей«!), увидят великого царя и встретят многих простых людей. А ещё маленький мальчик познает и поймёт величайшую из тайн и движитель цивилизации — силу Слова. Ещё не Логоса, нет, просто слова. Которым, однако, можно и покорять людей, и сохранять славные деяния минувшего... Письменность — вот важнейшее деяние той древней цивилизации. Краеугольный камень всей дальнейшей культуры. и так хочется надеяться что маленькие читатели этой книги тоже полюбят читать, тоже познают силу и величие письменности...

отличная книга.

Двойственной ощущение от книги. Отличная историческая составляющая, мастерски прописанные реалии жизни в древневековой Руси (хоть самих бытовых деталей в этой повести немного, однако сама атмосфера того времени автору явно удалась), великолепный образ молодого князя Александра... И вместе с тем есть и ощущение, что это недописанный роман, потому что много начатых, обозначенных лирических отношений и событий, никак впоследствии не раскрытых, много введено персонажей, которые как бы должны быть более полными и насыщенными, а стали только пунктиками, да и образ князя остался чуть картонным, не в смысле нарочитости, а просто чётко очерчены только некоторые особенности личности Александра Ярославовича, какое-то смутное ощущение незаконченности его портрета...

Однако все вот эти невнятные сугубо внутреннего плана соображения не помешали получить полное наслаждение от чтения качественной исторической литературы. И остаётся только понадеяться, что и дальше выберется времечко для чтения других книг Василия Яна.

Чем ближе к окончанию романа продвигаешься, тем меньше остаётся в нём признаков лирического романа, и всё сильнее и отчётливее проступают черты историзма — ну вот, к примеру, гипотетических лирических героев становится гораздо меньше, а после падения Киева и перемещения военно-походных событий на территорию западной Европы упоминания о них практически пропадают, их личные судьбы как-то постепенно нивелируются, и только внезапно и вскользь узнаёшь о чём-то трагическом и значимом; текст романа всё больше напоминает строки исторического переложения изученных автором летописных записей о нашествии ордынцев на восточную и западную Европу — текст книги от этих перемен не становится менее интересным, но просто меняет свою модальность: меняется масштаб исторических событий, перед читателем уже мелькают не просто европейские города, но целые государства и народы, осады и битвы...

Пока уже в самом конце книги мы не узнаём о последних решительных переменах в судьбах Мусука и Юлдуз, Арапши и Субудай-багатура, Бату-хана и бытописателя всего похода старика Хаджи Рахима — всех тех, с кого и начиналось всё трёхкнижное повествование — круг замкнулся...

Возможно, что для многих этот роман трилогии покажется немного скучным и малоэмоциональным, однако для тех, кто интересуется историей народов, и здесь найдутся свои откровения и открытия, гипотезы и версии...

Могущество Василия Яна — писателя таково, что все первые главы второй части трилогии ты однозначно сочувствуешь Мусуку и Юлдуз, сочувствуешь Арапше, да и поначалу едва ли не гонимому преследуемому Бату сочувствуешь тоже. И только когда повествование переносит тебя — русского и славянского рода-племени человека — на просторы Руси, и когда ты начинаешь видеть картину военного похода монголо-татарского войска на родную твою землю, и сам этот поход превращается уже в погибельное нашествие вражеских орд, только тогда ты вдруг уже вновь воспринимаешь и Бату-хана, и Субудай-багатура, и всех прочих монголо-татар врагами, да и Мусук тоже становится чуть ли не личным твоим врагом. Таково мастерство Писателя!

Но вот знаете, на что обратил внимание? О том, что монголы задумали поход на Русь, говорится в книге ещё тогда, когда Бату-хан вовсе не является главой этого нашествия и всего монголо-татарского войска. Но тогда возникает закономерный вопрос — а кто же тогда задумал этот самый поход на Русь, кто конкретно, персонально и лично столкнул в горы машину трёхсоттысячного нашествия (кажется такая цифра мелькает где-то в тексте?)? Некий верховный всемонгольский каган, восседающий в Каракоруме? Но почему тогда его имя так и кануло в пучине времён и столетий? Почему мы (и вся Европа вкупе с остальным образованным миром) спустя восемь столетий вспоминаем именно о Батые (Бату-хане), имея ввиду именно его как самого главного нашего врага и супротивника? А если этим верховным и главным был некий верховный каган, то почему не он, а хан Батый по возвращении ордынского войска с Руси в половецко-кипчакские степи распоряжается, где ставить столицу нового своего (!) государства и решает, как жить всем этим самым монголо-татарам дальше? А ведь есть ещё старший брат Бату-хана, имя которого писалось впереди... Как-то я подзаблудился в этих вот вопросах иерархии...

Второй роман в сравнении с первым («Чингисхан») вызывает чуть более сильные чувства и эмоции, но это, скорее всего, связано не с тем, что тут автору больше удались эмоционально окрашенные главы и строки, а с тем, что речь идёт о страданиях русско-славянского народа, русско-славянских людей — родство крови сказывается...

И мелькали по мере чтения мысли о разрозненности русских земель и о соперничестве русских князей, помешавшей им собраться воедино под одним стягом и единым руководством, под «одной головой и одним сердцем» (как пишет в романе Ян) и попытаться дать отпор завоевателям... И дальше пошли мысли-рассуждения о том, где заканчивается свобода и независимость удельного князя и его вотчины, и где уже начинаются общенациональные интересы... в общем, уже куда ближе к современным нашим горьким и печальным делам потянуло. А ведь получается, что нас опять рассорили друг с другом и будут теперь опять тащить и волочить порознь по земле привязанными к их иноземным коням... Эх!

Свершилось! Книга, однажды прочитанная что-то около 40 лет назад и навсегда впечатавшаяся в кластеры эмоциональной памяти, вновь вернулась в моё «сейчас» и заняла там подобающее для чего-то лелеемого место. И моя эмоциональная память меня нисколько не подвела — вот как помнилось давнишнее мощное и едва ли не чувственное отношение к читаемому тексту, таким оно и возникло наново сейчас. Вот что значит настоящая классика исторической литературы — изменилась эпоха (и даже уже не одна), читатель из пацана-подростка вырос в солидного дяденьку, а отношения «читатель-книга» остались прежними!

Прежде всего вызывает чувство глубочайшего уважения такой скрупулёзно-документалистский и, наверное, уже историко-научный подход к изучению автором темы. Свидетельством этому служат не только строки предисловия, написанного Львом Разгоном, но ещё и буквально вставленные в текст романа в виде сносок многочисленные отсылы к свидетельству тех или других авторов — современников Чингисхана, а также ссылки на мнения солидных академических историков — специалистов по этим жутким временам; а в необходимых случаях автор просто упоминает названия письменных научно-исторических трудов. По сути, Василий Ян не даёт себе свободы в творческом фантазировании — только то, что подтверждают учёные-историки и только то, чему есть письменные свидетельства современников!

И такое тщательное и внимательное изучение всего интересующего автора периода не может не сказаться и на качестве литературного материала, на качестве текста романа — многочисленные детали и подробности буквально всего, что попадает в поле зрения писателя Яна, настолько достоверны и не подлежат сомнению, что так и кажется, что просто находишься сам внутри тех самым времён, тех самым событий, тех самых обычаев и нравов — эффект погружения в книгу чрезвычайный, почище любого 3D.

Однако ведь можно просто детально и подробно педантично написать очень правдоподобную книгу, читать которую, тем не менее, будет скучнейшим занятием. И тут уже речь заходит о писательском мастерстве и литературном таланте Василия Яна — безукоризненное владение слогом, очень точно выверенное соотношение исторических фактов и романных драматических событий и описаний (опять таки основанных на фактическом историческом материале), интересность книги не только как исторического полотна, но и просто как художественной литературы...

Высшая степень читательского удовольствия и нетерпеливая дрожь копыт — скорей, к книге второй...

Рассказ представляет собой один из эпизодов странствий Василия Яна по Средней Азии в 20-е годы, не более того, но написан он довольно интересно и правдиво. События происходят во времена борьбы с басмачеством, поэтому и некоторая жестокость присутствует, что лишь добавляет ему реалистичности. А вот встреча с эсдергхой описана вообще отлично! С трудом представляю себе впечатления человека, оставшегося в одиночестве в пустыне, с довольно призрачной надеждой на спасение, когда на него ещё и варан нападает! По крайней мере, у моего отца, который служил в Туркмении, впечатления от наблюдений за пустынными варанами даже издалека остались незабываемые...

Во времена своей далёкой юности, лет в 13-14, я прочитал четырёхтомное собрание сочинений Василия Яна от корки до корки. Остался он для меня (и уверен — не только для меня) прежде всего автором трилогии о нашествии монголов и романа «Огни на курганах». А вот рассказы автора не отложились в памяти от слова совсем. Перечитав эти рассказы через двадцать лет, с удивлением обнаружил, что среди них встречаются очень любопытные вещи...

Часто ли мы, современные городские жители, задумываемся, откуда взялась та или иная металлическая Вещь? Уверен, что по-настоящему понимают это только люди, каким-либо образом связанные с металлургией. А ведь были времена, когда каждая металлическая вещь была настоящим богатством, передающимся по наследству, а процесс изготовления металла был сродни тайному искусству. Рассказ «Плавильщики Ванджа» -именно об этом. О металлургических традициях, существовавших в малодоступных долинах Памира в начале XX века, когда руду переплавляли в «сыродутных домницах». Пока читал этот рассказ, жалел о двух вещах — о том, что это не повесть или небольшой роман, и о том, что автор смешал чистую этнографию с вторжением басмачей. Понимаю, конечно, что это веяния времени, но лучше бы автор до конца процесс плавки расписал, честное слово! Очень уж сочные получились в этнографическом плане описания! Понравилась стилизация под речь простого жителя горной долины Ванджа: «Реку Пяндж вы, конечно, знаете? Как, и ее вы не знаете? Так что вы знаете вообще? Пяндж – это самая большая река в Таджикистане, а может быть, и во всем мире» =))) Ну и, конечно, впечатляет отношение мастеров-металлургов, называемых «усто», к железу: «Имеется много сортов железа, и каждый сорт таит в себе такие неожиданные причуды, что если перед вами кусок железа, то не вы будете им распоряжаться, а он вами; один кусок скажет вам: «Из меня можно сделать только сковороду, ни больше и ни меньше», а другой кусок приведет вас в восторг: вы его сбережете, чтобы выковать винтовку, за которую каждый охотник даст много горстей серебра и в придачу только что убитого козла...»

Одним словом, если нравится творчество Василия Яна — однозначно рекомендую ознакомиться.

Я уже писал в отзыве на рассказ В.Яна «Плавильщики Ванджа», что читая по молодости четырёхтомник автора, рассказы его не оценил тогда совсем. А вот спустя двадцать лет некоторые из них воспринимаются совсем по-другому...

Рассказ «Тач-Гюль», он же «В горах Персии», понравился мне особенно. Это отличная этнографическая зарисовка, в которую автор, несмотря на её краткость, умудрился вложить очень многое. Рассказ представляет собой записанную со слов текинца по имени Хива-Клыч историю, повествующую о девушке Тач-Гюль, с которой он вместе вырос и которую выдали замуж за одного из курдских старейшин, оказавшегося териакши — курильщиком опиума. История эта даёт отличное представление о том, какие нравы царили в Средней Азии до того, как были образованы советские республики. К сожалению, до сих пор не написано объективных, лишённых идеологической составляющей, работ по этому периоду, всё остаётся на уровне широко известного демотиватора: «русские варвары врывались в кишлаки и аулы, оставляя после себя школы, больницы и библиотеки». Но читая рассказы Василия Яна «азиатского» периода творчества, поражаешься тому, насколько мало ценилась в те времена в тех краях человеческая жизнь: «Я жалел Тач-Гюль и спросил: хочет ли она, чтобы я старшину зарезал?» А ещё лучше понимаешь, что может сделать с человеческой жизнью опиум, который в Средней Азии всегда был легко доступен...

Хороший, одним словом, рассказ. На мой взгляд, именно такие рассказы нужно включать в программы о вреде наркотиков, а не идиотские истории в стиле «один раз покурил травки — стал наркоманом» и «у меня от этого брат умер». Прочитайте, не пожалейте нескольких минут жизни. Рекомендую.

Несмотря на то, что рассказ этот дал в своё время название сборнику Василия Яна 1961 года и с завидной регулярностью включается в антологии последних лет, посвящённые реликтам, назвать его удачным не поворачивается язык. Во-первых, это скорее охотничья байка, рассказанная у партизанского костра в Гражданскую, чем история о таинственном обитателе озера Кара-Нор. Если рассматривать как байку — претензий нет, да и написано очень «сочно», с кучей различных диалектизмов и мелких подробностей. А вот что касается самого обитателя озера... Ещё когда в юности читал, расстраивался — обещали последнего в мире ихтиозавра (по крайней мере, один из героев рассказа, учёный немец, называет обитателя озера «ишты заврус»), а в итоге имеем нечто, описываемое фразой «выбросилась из воды лошадиная морда с острыми щучьими зубами, вытянулась кверху на зеленой гусиной шее». А дальше вообще выясняется, что у существа этого «на макушке петушиный зеленый гребень» и оно «длинный зубчатый хвост узлом крутит». Какой же это ихтиозавр? Да и всё взаимодействие с неведомым свелось к фразе из аннотации: партизан Хаджимуков взорвал его гранатой. А так хотелось какого-то неожиданного сюжетного поворота...

Одним словом — не впечатлило. Ни в юности, ни тем более в настоящее время. В рамках знакомства с рассказами Яна прочитать стоит. Как история о реликте — очень и очень слабо.

Решила прочитать эту трилогию после 2 сезона сериала «Марко Поло». Прониклась тематикой. Не вижу смысла писать отызывы на все три книги по отдельности, так что пишу сразу на всю трилогию. Первая книга наверное самая интересная. Один минус — в книге о Чингисхане очень мало написано про Чингисхана. Первое упоминание о нем только в 9 главе. Уж я не знаю почему, толи потому что книга на большую часть историческая, толи потому что написана очень давно, но повествование суховато. Но тем не менее значимость фигуры Чингисхана автору передать удалось. Великий стратег, лидер и полководец. Это действительно удивительно, как он смог собрать под одно знамя столько племен...Подосланные шпионы, военные уловки, тактические ходы...а ведь он даже читать толком не умел. Хотелось бы отметить и то, что помимо военного гения автор описал и оборотную сторону медали. — припадки бешенства и взрывы жестокости. Дополнительные сюжетные линии про Хаджи-Рахима, и про молодую туркменку с ее джигитом для меня были скорее засорением «эфира». Ну с Хаджи-Рахимом интересно было было читать, т.к. он это своеобразный аватар автора, а вот остальные начаты непонятно зачем, закончены непонятно как. Например автор знакомить читателя с молодой женой Чингизхана. По ходу повествования про нее упоминается еще несколько раз. Потом — все. Пишут что она умерла, и скорее всего была отравлена. Как-то незавершенно на мой взгляд.

Вторая книга скорее о быте русского народа, который собственно из-за междуусобиц князей и отпора-то достойного не смог дать Орде. Но тут меняется и так сказать отношение автора к собственно монголам. Если в первой книге они были показаны как суровые дисциплинированные завоеватели, жестокие, но не мерзкие, то здесь они во главе с Бату-Ханом просто моральные уроды. После сцены с русскими послами создается впечатление, что монголы вели себя как изверги исключительно с представителями славянских народов. Но на сколько мне известно, они не делали различий. Так что мне не понятно почему автор не отразил этого. Батый в начале книги такой удалой молодец, можно даже сказать положительный что-ли. Продолжает дело своего деда, позже становится мезким, когда описываются события со стороны русских. Какой-то осадок остался после прочтения второй книги. И читать про русские обычаи интереснее от лица монгольского войска. Удивило имя попадьи — Олимпиада, вот уж не думала, что на киевской Руси так могут звать женщину.

Третья книга шла с трудом, она самая неинтересная из трилогии. Снова очень много дополнительных сюжетных линий не приводящих никуда, куча персонажей, которых сейчас уже вспомнить не могу. Множество вопросов, — например — почему об отравленном сыне Батыя упоминается вскользь? Бессмертный Хаджи-Рахим тоже вызывает вопросы. Повествование здесь самое скупое. Причем автор может несколько страниц описывать подробно разорение Рязани, а в следующих трех строчках написать что-то типа «а еще взяли такой-то город, такой-то и такой-то».

Резюме: в целом понравилось. Возникло желание почитать исторические книги про Чингисхана и Орду.

заключительная часть знаменитой трилогии «Нашествие монголов» — посвященная европейскому походу книга «К последнему морю», считается самой слабой в цикле.

увы, тому есть некоторые объективные причины.

вторжение в Восточную Европу в самом деле описано порой лапидарно, не сказать просто сухо. есть эпизоды прямо копирующие аналогичные из предыдущих книг. есть странные главы, будто взятые из черновиков, например описание венгерских просторов представляет собой подборку венгерских авторов разных веков.

это в самом деле последняя книга писателя, изданная уже после его смерти, и приходится признать, что преклонные годы автора отразились на веществе книги.

но ... но все равно, перед нами прекрасный текст, увлекательный и захватывающий, как крепкий боевик, грандиозный по масштабу описанных событий, глубоко проникающий в души своих многочисленных героев, живописующий безгранично далекие от читателя реалии так, что их вымышленное происхождение забывается.

монгольский поход на Европу и сам по себе вещь довольно мифологизированная, одна битва при Оломоуце чего стоит, и Яну, ловко жонглирующему хрониками и собственной фантазией, удается внушить читателю что «все было именно так», и переубедить в этом будет непросто, слишком уж живой и настоящей получилась созданная им картина.

прошло совсем немного времени после погрома, учиненного Батыем в Залесской Руси.

хан все еще молод, но уже обрел уверенность в себе, которой ему поначалу недоставало (в отличие от амбиций и энергии). этот Батый уже не будет плакать пьяными слезами и кидаться с саблей на приспешников.

пока не столь монументальный, как его легендарный дед, Батый, убедившийся в своей избранности, готов, однако, выполнить завет божественного правителя, дойти до «последнего моря», всюду неся покоренным ясу Чингисхана.

но есть у него и более земные заботы — обустройство своего собственного царства, строительство столицы.

в низовьях Волги-Итиля читатель, следуя за арабскими посланниками, сталкивается с новорожденной державой, что в истории останется как Золотая Орда (хотя сам Батый называл ее Небесной).

пока — куча шатров и землянок среди еще недавно девственной степи, но виден уже и прекрасный дворец, построенный по приказу джихангира для его жен...

сначала арабов весело, сопровождая процесс грабежа тем, что сейчас назвали бы «троллингом», грабят монголы, и лишь потом они попадают в строящийся волею Батыя город.

сам Батый практически при смерти, и его брат Орду хлопочет, стараясь найти врача, который реально что-то смыслит в болезнях, а не только может надувать щеки от важности. и такой найдется.

и так Орду переживает за брата, так радуется его выздоровлению, так они трогательно общаются, что становится ясно, перед нами не театральные «злодеи с черным сердцем», они ПО СВОЕМУ очень даже хорошие люди, просто без грабительских походов жить не могут. время такое, такая мораль, мораль степных вождей, привыкших к тому, что набег — единственное достойное мужчины занятие.

выздоровев Батый начинает вновь готовить к походу огромную многоплеменную армию.

картина этой страшной военной машины, как она функционирует, чем питается, как и кем управляется, завораживает. А входят в воинство самые разные люди, от обаятельнейшего Иесун Нохоя, до курда-живодера Утбоя, у которого попона на коне — из содранной с женщины кожи...

и вот вся эта орда (слово в оригинале означало «власть», «могущество», но для европейцев и русских навсегда закрепилось в значении «неисчислимое воинство») обрушивается сначала на Русь, потом на Польшу, Венгрию, Саксонию, сеет ужас и разрушение, гонит перед собой в страхе бегущие кочевые племена Причерноморья.

эпический размах описываемых трагичных событий, но как и обычно у Яна показаны они не только из ставок великих правителей, но так же из гущи народа, того самого, который сражался и погибал в тех битвах. Вот читатель знакомится с Вадимом, который мечтал стать иконописцем, узнает, как он шел к своей мечте, как с трудом добирался до стольного Киева, как делал первые успехи в избранном им искусстве, как дружил с соседями, как решился в трудный час взяться за оружие. И погиб.

Один из бесчисленных тысяч…

Храбро дрались поляки, венгры, германцы, но монгольский аркан все туже затягивается на европейском горле.

Король Франции готовится принять мученический венец, а германский император – бежать в Палестину.

Казалось спасет мир только чудо.

И оно приходит.

После учиненного в Восточной Европе погрома Батый не решается идти дальше, армия его обескровлена в тяжелейших боях, да и просто устала воевать.

Писатель снова переводит «объектив» на завоевателей, и оказывается у походных костров тоже сидят не демоны, а люди. Кто-то вот вообще подобрал сирот (которых сам же сиротами и сделал).

Поют они, пируя в разграбленных городах уже на берегах Адриатики.

В рядах предводителей похода тоже начинается разлад, кто-то за продолжение его любой ценой, кто-то стремится обратно в Каракорум, а кто-то вообще получил предложение от болгарского царя перейти вместе со всем своим туменом на службу.

К тому же за спиной осталась истекающая кровью, но не покоренная Русь.

Хотя Ян слишком уж выпячивает «Новгородского Искендера», Александра Невского.

Уж кого-кого, а святого благоверного князя, который приведет на Русь Неврюя, что бы тот помог ему одолеть брата в борьбе за престол, великий завоеватель Батый совершенно не опасался. Хотя бы потому, что Искендер был настроен проордынски.

Но были у внука Чингисхана многие причины, чтобы повернуть обратно, в свои владения на Итиле, и опасения получить войну на двух направлениях могли быть среди них.

Батый и те его воины, кто не пал в свирепых сечах, не умер от болезней, холода, голода и других напастей, возвращаются к своей новой столице, и Батыя ждет печальная весть – его знатные жены извели «черную», зато самую любимую – Юлдуз, которую любили все.

И владыки полумира не укрыты от ударов судьбы подобных этому.

А город растет, строится, в кровавых муках великой войны родилось новое могучее государство, которое будет определять судьбы всех своих соседей многие сотни лет.

Странное дело, книга, написанная вовсе не для того, чтобы как-то оправдать или прославить кочевых завоевателей, вызывает в их отношении больше восхищения, чем ужаса.

Сила всегда завораживает, даже если поставлена на службу злу.

Кху-кху-кху!

Чингисхана нет в живых, в Каракоруме сидит на престоле сын его Угэдэй, а внук Потрясателя Вселенной, молодой Бату, сын убитого по приказу великого кагана Джучи, рвется к власти в одном из улусов.

впервые мы встречаем Батыя как беглеца, который ищет убежища у нашего старого знакомого, дервиша Хаджи Рахима, одного из главных героев и повествователей первой книги.

это пылкий юнец мечтающий о великой славе и раздающий грандиозные, напыщенные обещания, так накормившей его девушке он за три лепешки обещает подарить три царства.

вот только царства эти сначала надо завоевать.

Батый, чьим именем назван роман, получился живым, но несколько «лоскутным» героем, отличным от монументального в своем зловещем величии Чингисхана.

он то предстает в роли похожего на статую, окутавшего себя загадками и церемониями, правителя, но закатывает истерики, то являет побежденным дикое степное рыцарство, то внезапно уходит в натуральный запой, который однако, потом подает как мистическое путешествие к своему великому предку.

исподволь складывается ощущение, что человек-то он сам по себе обычный, каких на дюжину десяток, и возвысился благодаря тому, что его вытолкнула наверх часть знати, мечтавшая о все новых походах, новой добыче и новых улусах.

особенно выпуклыми вышел зловещий старый Субудай, для которого война стала смыслом жизни, и самой жизнью.

впрочем, не только знать, но и простые степняки тоже мечтают о «священной добыче».

Яну удалось то, что может не каждый писатель.

не злоупотребляя одними только масштабными описаниями битв и переходов, он через главы, посвященные рядовым участникам похода, умудряется создать у читателя ощущение грандиозности, величия происходящих событий.

с места двинулись целые народы, полудикие племена и более цивилизованные, скованные железной дисциплиной монголы и увязавшиеся за ними в расчете на добычу кипчаки, силой угнанные китайцы и покорившиеся силе половцы...

Орда предстает обычно в русских книгах как некая темная, злая сила, налетающая из-за горизонта, чтобы грабить, а ведь состояла она из самых обычных людей, которые до того, как встали под ханский бунчук, пасли где-то свои стада, кого-то любили, о чем-то мечтали, кому-то завидовали, кланялись сильным мира сего, строили планы...

и вот они уже с диким визгом наседают на русские рати, косоглазые, свирепые, будто бы не боящиеся смерти.

кем же они были, эти страшные кочевники, которых сравнивали с нечистью, мусульмане называли иаджуджами, а христиане — гогами и магогами?

всего лишь людьми.

вот где-то в глубине Азии жила себе семья бедного Назар-керизека. глава семья — ворчливый и хвастливый старик, жена его, измученная тяготами жизни, шесть его сыновей, да приемная дочь.

и подхватил их всех вихрь великого похода, обуяла старого Назара жажда славы и добычи, и отправился он на войну с четырьмя сыновьями, а пятый отправился один, потому что поссорился с родичами... ведь он хотел жениться на красавице Юлдуз, а они продали ее как овцу на базаре!

«Батый» наверное, жестче и кровавее «Чингисхана».

после долгого описания внутримонгольских интриг, подготовки великого воинства к походу, преодоления природных преград, армия Батыя обрушивается на Русь, и кровь течет рекой.

веселые и по-своему неплохие парни из далеких кочевий, за которыми так интересно было следить, когда они братались после борцовских поединков, уплетали сладкое печенье, слушали сказки про Аттилу и ловили в горах шарлатана-колдуна, будут раздевать на морозе пленных, насиловать женщин, а потом вспарывать им животы, сжигать людей заживо в храмах и разрушать плоды многолетних трудов.

над ними будет возвышаться скрюченный старый Субудай, за спиной которого сверкает глазами амбициозный молодой хан.

но и Субудай не абсолютное чудовище, а просто старый служака, привязанный к своему коню, любящий своего сына, не лишенный своеобразного чувства справедливости, а уж его попытки приударить за пленной «урусуткой» нескрываемо комичны.

просто время жестокое...

и взятому в поход в качестве летописца Хаджи Рахиму остается только патетически восклицать на страницах своей книги на тему «какие ужасы я видел!», и пытаться чуть смягчить эту разлившуюся над миром жестокость, спасая без разбора русских и монгольских раненых своим мастерством лекаря.

и русы действительно отпустят «татарского блаженного»...

к счастью, в дни, когда Ян писал свою книгу, «почвенная» картина мира, в которой бесконечно мирных русских почем зря террозировали все кому не лень, а они только молились, чтобы настало единое государство, и спасло их, еще не успела сформироваться.

поэтому древние русы тут отчаянно храбрые воины, верные товарищи, неунывающие оптимисты, склонные шутками встречать обрушивающиеся на них ужасы вторжения.

перед читателем предстают князья и бояре, простые крестьяне и духовные лица.

и князья не сплошь мыслят о том, как бы лечь под орду, и бояре горазды не только перебегать к победителю, и поселяне не склонны вздыхая смотреть на окоем, ожидая нашествия нехристей, с которыми бороться бесполезно.

все они вызывают симпатию, несмотря на некоторый налет сказочной лубочности.

наверное такой эффект сложился от того, что речь русских героев чуть стилизована «под старину» и пересыпана присловьями и прибаутками.

оттого выразительность русских персонажей вышла плоская, в сравнении с хорошо прописанными азиатами.

хотя не восхититься могучим Евпатием Коловратом или не проникнуться уважением жизнестокойкостью поселян из Перунова Бора, которые и нашествие пережили, и повоевали славно, и отстраиваться начали, едва «царь Батыга» ушел за Волгу, но самым живым и интересным персонажем вышел все равно предатель князь Глеб, совершивший злодейство поистине грандиозного размаха, и наказанный за то судьбой и жестоким Батыем тоже грандиозной, эпической мерой.

любопытна роль религии и церкви.

выразительна суеверность монголов, которые равно верят во всех богов, только одних считают своими, помогающими им, а других — вражескими (Евпатия он быстро провозглашают «урусутским Сульдэ»), она приводит порой к комичным сценкам, вроде попыток молиться святому Власию, покровителю скота, а их вера в собственных шаманов и прорицателей очень уж земная, те должны говорить то, что хан и войско хотят от них слышать.

по-своему не может не восхищать мусульманский фатализм.

православие в самом деле способно утешить души верующих, или вдохновить их на подвиг, но цветет среди русов и корневое, лесное-болотное родноверие с заговариванием снежных муринов на погибель врагам, столь же хтоническое, как и монгольские верования.

среди священников есть достойные люди, но когда церковь начинает в буквальном смысле кадить «царю нашему и повелителю Батыге Джучиевичу» еще до того, как не знающий по-русски ни слова, «Батыга» хотя бы одержит полную военную победу, удержаться от улыбки тоже невозможно.

да, эта жестокая книга, в которой рушатся стены городов, на огромных кострах сгорают тысячи трупов, по дорогам валяются трупы людей и животных, а наши предки терпят поражение за поражением, иногда дает читателю отдохнуть на бытовых и комических эпизодах.

в общем вторая часть эпического повествования Яна получилась ничуть не слабее первой, и если я и оценил ее цифрой чуть ниже, чем «Чингисхана», то это из-за чуть плакатных и публицистических выступлений от лица древнерусских крестьян, которые все-таки начинают иногда долбить как по учебнику истории Отечества, о вреде феодальной раздробленности и пользе единоначалия.

так и хочется возразить не то им, не то автору примером из его же книги, из первой ее части.

«вот у хорезмийцев все в порядке было с вертикалью власти, помогло оно им?»

но это в самом деле мелкая придирка, относящаяся не к таланту автора, не к его изобразительному дару, а скорее к общей исторической концепции советских времен.

«Батый» же силен не как исследование, а как масштабное художественное полотно.

ставший невероятно популярным, благодаря подаренному ему создателями остроумию, жулик Остап Бендер, как-то раз взвился на дотошного обывателя «убивать надо таких знатоков!!!».

универсальный, право, совет, особенно на тему того, что делать со «знатоками», из десятых годов 21 века упрекающими авторов писавших 60-70, а то и все 200 лет назад в «исторических неточностях» и особенности в «вольностях», хотя речь идет о литературе художественной...

не, то чтобы писатели неподсудны по определению, но право, речь изначально идет о ВЫМЫСЛЕ, а не о претендующем историческую истину исследовании.

так что изыски на тему, «что такое Сульдэ, бог войны вообще, или своеобразный дух воинской удачи каждого военачальника», с точки зрения науки, несомненно интересны, но Ян был вправе изобразить его так, как хотел...

после такого пафосного вступления пора бы обсудить саму книгу.

Василий Ян, конечно, не мог пользоваться современными научными работами, зато он знал Азию, которая в начале 20 века, в чем-то изменившись, в чем-то оставалась той же самой что во времена Чингисхана. Ян пробирался по пустыням инспектируя состояние колодцев, бывал на приеме у самого настоящего Хивинского Хана, он укрывался от песчаных бурь, промерзал до костей на горных перевалах, пил с местными жителями приправленный солью чай...

потому его древний Хорезм и предстает таким живым, настоящим, лишенным искусственной экзотизации, слишком уж пышного-пряного ориентального колорита, но при этом несомненно Другим, иным, непохожим на современный мир.

богатые и могущественные мусульманские государства Средней Азии погружены во внутренние конфликты и повседневную жизнь, не зная еще, что над ними занесен меч Потрясателя Вселенной, овладевшего Великой Степью и покорившего уже Китай, непобедимого Чингисхана...

Ян, при всей нескрываемой симпатии к мусульманам, избегает соблазна сделать их невинными жертвами свирепых варваров.

Хорезмшах Мухаммед правит тиранически, сам устраивая грабительские походы на соседей, раздавая должности и города верным степнякам-половцам.

жизнь же простых хорезмийцев описанная с редким сочетанием этнографической яркости и житейского правдоподобия, тяжела, полна повседневных трудов и опасностей, притеснений со стороны власти, религиозной нетерпимости и бытовой жестокости.

но все же это привычная, устоявшая жизнь, это цивилизация, это культура, это оросительные каналы и школы, это изысканная поэзия и грандиозная архитектура, это ремесла, торговля, зарождение наук...

само вторжение монголов приходится на последнюю треть книги, и хотя Ян не из числа писателей, смакующих «кровищщщу», сцены вроде той, в которой обезумевшие от голода люди заживо раздирают случайно пойманного ими верблюда, надолго останутся перед глазами, тем более, что писатель лишь касается их, не обсасывая страницы напролет.

страшны монгольские мечи и стрелы, но еще страшнее — разрушение ирригационных сооружений, разрыв земледельческого цикла, благодаря которому благоденствовал Хорезм.

голод, эпидемии, опустение и одичание приходят на смену привычным тяготам.

мир рушится.

мусульмане называют своих врагов иаджуджами, давая им взятое из Корана имя проклятого народа, чей приход знаменует конец света.

вот только Махди не придет, и Аллах не уничтожит иаджуджей, закупорив им носы и рты...

полуразрушенные государства Средней Азии окажутся под пятой старого степного кагана, который с удовольствием будет пировать в «доме мусульманского бога», и потребует от покоренных, чтобы они услаждали его слух «жалобными песнями о гибели Хорезма», а некогда могущественную хорезмийскую царицу-мать изощренно унизит, сделав так, чтобы жила она у него в плену только на объедках, которые бросают ей пирующие победители.

Чингисхан появляется в книге далеко не сразу, но образ его на редкость убедителен.

он не фэнтезийный «темный властелин», а живой человек, в прошлом раб, сам хлебнувший унижений.

ему не чужды такие простые человеческие черты, как страх старости, сентиментальная любовь к младшему сыну, сомнения.

но все же это великий человек, великий и страшный, и величие его как раз и заключается том ужасе, который он внушает окружающим, а следом за ними и всему населенному миру.

жестокость великого кагана, поданная без излишней театрализации, проиллюстрирована сценами вроде этой:

старый деспот старается договориться со Смертью, он мечтает жить и править вечно.

но уже на смертном одре, зная, что ему немного осталось, отдает приказ сломать хребет собственному старшему сыну.

персонажи в книге вообще очень живые, не уплощенные до картонных «злодеев», «героев», «мудрецов» и тому подобного, у каждого своя правда и своя точка зрения.

более всего интересен Махмуд Ялвач, купец-мусульманин, добровольно взявший сторону монголов, способствовавший их победам.

но это не «законченный подлец на службе сил зла», он старается использовать свое влияние в том числе и для добрых дел.

хорезмшах Мухаммед не самый дальновидный правитель, не самый отважный полководец, и не самый лучший человек.

но и он не плоский «трусливый тиран», и судьба его трагична, а в описании его предсмертных мучений автор достигает чуть ли не эпических высот.

главные же герои, через которых автор показывает, как переживали нашествие монголов простые люди, по-своему типичны для исторического романа, традиция эта восходит чуть ли не к Вальтеру Скотту.

среди них есть молодой вольнодумец, бежавший от преследований имамов, превратившийся в бродягу-дервиша, есть простой крестьянин, здоровяк, что один дрался с многими за право отвести воду на свой участок, есть молодые девушки, ставшие пешками в играх сильных мира сего, есть старый книжник, есть рабы и разбойники, есть мусульманские принцы и монгольские военачальники.

и каждый из них — живой человек.

правда можно задать вопрос, что плохого автору сделали половцы — единственные, кому не дано шанса оправдаться.

монголы — жестокие неумолимые убийцы, но в них есть несгибаемая отвага, поистине самурайская преданность вождям, готовность переносить лишения и опасности, верность воинскому братству.

среднеазиатские мусульмане представлены самыми разными людьми, по большей части достойными, выбирай на вкус, гордый принц Джелаль ад-Дин или остроумный дервиш Хаджи Рахим.

туркмены так и вовсе все как один джигиты-молодцы, и женщины у них гордые красавицы, и разбойники благородные, и простые чабаны держать себя вровень с принцами.

русы, как и положено в нашей традиции представлять самих себя, безалаберны и неорганизованы, излишне доверчивы и склонны быстро загораться самыми разными идеями, но уж храбрецы-удальцы такие, что даже у врагов вызывают восхищение, и друг за друга — горой.

китайцы — конформисты, сгибающиеся перед любой силой, но есть в них вековая хитрость и мудрость, позволяющая раз за разом побеждать своих победителей.

и только кипчаки одновременно жадны, жестоки, трусоваты и подловаты...

все же я не решился поставить книге высший бал, и причина тому — некоторые ходульные, словно из школьных учебников, рассуждения и эпизоды, призванные натянуть образ действий и мыслей людей далекого азиатского Средневековья на каркас упрощенного советского марксизма. как уже до меня писали рецензенты:

ну что ж, такова была историческая парадигма во время написания книги, которая, кстати, получила Сталинскую Премию.

но в отличие от множества монументально скучных соцреалистических «кирпичей», пригодных лишь как оружие ударного типа, книга Яна оказалась живой и увлекательной, пережив больше сотни переизданий.

я впервые читал ее в отрочестве, лет в 11-12, решил освежить в памяти недавно, и оказался нисколько не разочарован.

Трилогия Яна одно из тех произведений, которые определили наше представление о собственной истории. Романы трилогии написаны так убедительно, что даже ошибки или сознательные неточности автора (а в таком эпическом полотне без них не обойтись) теперь воспринимаются как историческая правда. Хорошо это или плохо? Думаю, что хорошо, ибо книги Яна порождают гордость за дела предков и не рождают злобы и ненависти к тем, кто был когда-то их противниками. Пользоваться этими книгами в качестве исторического учебника, конечно, не рекомендуется, а вот читать их обязательно.

Вульгарная социология, помноженная на несомненный писательский талант -- вот секрет успеха исторических романов Яна (во времена СССР, само собой). Александра Македонского он изображает одуревшим от сытости и роскоши (к тому же -- и от природы не слишком-то умным). Батыя, кстати, тоже -- хотя на самом деле это был довольно-таки мягкий, незлобивый правитель (с точки зрения монголов, конечно же); недаром ему дали прозвище Саин-хан, т.е., «справедливый, милосердный» (по тогдашним понятиям, это вовсе не было комплиментом).

В начале книги он и изображен дерзким, энергичным юношей, который рвется к трону даже не из властолюбия, но — прекрасно понимая, что консерваторы вроде Урду заведут славную империю Чингисхана в тупик. Но потом Ян снова свернул на накатанную дорожку — раз хан, да к тому же и враг России, значит, ничего положительного в нем быть не должно. (Ну да, ну да -- аналогии с фашистской Германией вполне очевидны... Вот только не стоило ТАК все примитивизировать).

В книге есть отдельные отличные моменты (к примеру, описание жизни бедняка Назар-бобо и его семьи). Есть трогательный юмор (монголы не разумеют простых слов «лайка», «блины» и «баба», но зато им вполне понятно, кто такие «беси». « -- Ты полезный человек, ты будешь их от меня отгонять!» ) Есть весьма чувствительные сцены, например, когда пленные русские бабы видят в монгольском шатре старика-раба, и узнают в нем земляка... Впрочем, кто хочет насладиться чисто литературным мастерством Яна -- пусть лучше читают «К последнему морю». Там куда больше хорошего языка и живописных исторических подробностей; а тут... Идеология вроде бы и не на первом плане, но сквозит, сквозит из-под описаний древнерусского быта. Хотя историк же, по идее, должен быть бесстрастен...

В целом — все-таки довольно средняя вещь. Даже «Чингисхан» с его антивоенной риторикой вышел гораздо лучше.

Когда начинаешь читать этот роман, возникает ощущение «калейдоскопичности» — автор рисует перед нами несколько красочных картинок прошлого, где сценки из жизни простых людей перемежаются с описанием пиров великих вождей и полководцев. Мало что их связывает друг с другом, ведь сюжетная линия начинает свое плетение очень незаметно, исподволь. И только мастерство рассказчика удерживает читателя, чтобы не бросить книгу в самом начале. К счастью, ближе ко второй четверти начинает проявляться сюжетная задумка, по глади которой и отправляет нас автор в путешествие в древнюю Сугуду, Самарканд и многие другие земли сказочного востока.

Искусство Василия Яна позволяет нам следить за перипетиями жизни героя — Спитамена, личности исторической и явно незаурядной. Нам покажут яркие эпизоды его борьбы с завоевателем Азии — Александром Македонским, путешествия и метания. Но, к сожалению, сам Александр получился у Яна гораздо более живым, чем главный герой романа. А уж окончание романа — явная выдумка автора, не подтвержденная и даже противоречащая существующим историческим знаниям.

Несмотря на то, что историческая эпоха, охватываемая произведением — великие завоевания Александра, а именно покорение Персидского царства, любители батальных сцен будут разочарованы — боевых столкновений, звона мечей и яростных стычек вы почти не увидите, автор предпочитает сообщать о них читателю косвенно. Только единожды, в самом конце, Василий Ян порадовал нас великолепием пьянящей схватки и лихими наскоками конных атак.

Несмотря на это роман читается легко, хотя иногда и случаются провисания сюжета, чему способствует «лоскутная» композиция произведения. Ввиду большой удаленности по времени от наших дней историческая достоверность книги немного сомнительна, ведь часть историков даже сомневаются, относились ли те племена, из которых вышел Спитамен, к скифам. Да и идея социальной справедливости в том виде, в котором она так часто мелькает на страницах романа, смотрится чужеродно в декорациях древнего востока.

Не скажу что роман так уж понравился, но что-то в нём определённо есть. Как кажется, автор, несмотря на отличное знание предмета, о котором написал, всё же местами сгущает краски, что касается действий монголов. А вот воссоздание жизни и нравов Хорезма, а также раздробленной Руси вызывают неподдельное уважение.

В то же время, ощущается некий разрыв между линиями героев романа с общим историческим полотном, которое воспроизводит Ян. Хотя опять же, «мелкие пешки», то есть рядовые люди, не играющие никакой роли в историческом процессе показаны как одна из движущих сил этого самого процесса. Одним словом, «Чингиз-хана» стоит почитать. Восток, как говорится, дело тонкое... И очень загадочно-притягательное.

«Чингиз-хан» — это скорее фантазия автора на тему определенных исторических событий. Но какая же сладкая восточная фантазия со вкусом халвы и дыни получилась – оторваться от нее просто невозможно! Сам язык повествования настолько красив и пропитан песками Востока, что без малейших сомнений, веришь всему, о чем рассказывает автор.

Ковер этой книги соткан из десятка судеб людей, выросших на молоке монгольских кобылиц и туркменских верблюдиц, живущих в шахских дворцах и бедняцких хижинах, домах писцов и туркменских юртах.

Эта книга не столько о великом кагане Чингиз-хане, сколько о времени его величия, о падении городов великого Хорезма (Бухары, Самарканда, Гурганджа,..), о верных военачальниках Чингиз-хана и заклятых врагах, благородных разбойниках и мудрых дервишах, самовлюбленных шахах и отчаянных землепашцах.

Так, мы с замиранием сердца следим за трагической историей любви непокорной туркменки Гюль-Джамал и разбойника, барса степей Кара-Кончара, мы бредем по золотым пескам Хорезма с дервишем Хаджи Рахимом и слушаем вместе с маленьким писцом Туганом его сладкоречивые истории, мы бъемся в одной битве рядом с храбрым Джелаль эд-Дином, сопровождаем бегущего хорезм-шаха Мухаммада на остров прокаженных и оплакиваем его вместе с верным воином Тимур-Меликом, мы наблюдаем превращение в воина землепашца Курбана и вместе с Субудай-багатуром у берега Калки видим поражение русских князей.

«Великий хан над всеми племенами» предстает перед нами уже стариком, имеющим взрослых сыновей и подрастающих внуков. Он связующее звено, катализатор всех событий, описанных в романе. Что же есть такого в старом неграмотном человеке, что заставляет идти за ним тысячи воинов, в чем секрет его несокрушимой власти? Ведь Чингиз-хан как и любой смертный совершает ошибки, отнюдь не сладкоречив, боится собственных сыновей, могущих отобрать у него власть, он грезит бессмертием и косвенно виновен в смерти непокорного соперника — собственного сына Джучи.

Безоговорочное подчинение обусловлено верой в силу Темуджина, верой в то, что лишь под его началом монгольский народ сможет покорить Вселенную, дойдет до Последнего моря, ведь и сам Чингиз-хан совершил невозможное – бывший раб стал властителем душ и мира, сделал сильнейшим монгольское племя. И покоряли с его именем на устах суровые воины степей народы и земли, сеяли ужас и смерть на своем пути, подминали их легконогие кони всех, кто посмел восстать перед ними на древних путях Азии, кровавое солнце поднялось над Востоком.

Вот как поют о великом кагане монгольские певцы:

«Рубите, рубите

молодых и старых!

Взвился над вселенной

Монгольский аркан»

Повелел, повелел так

В искрах пожара

Краснобородый бич неба

Батыр Чингиз-хан.

Он сказал:

«В ваши рты положу я сахар!

Заверну животы вам

в шелк и парчу!

Все мое, все мое!

Я не знаю страха!

Я весь мир

к седлу моему прикручу!»

Так вперед, вперед,

Крепконогие кони!

Вашу тень

Обгоняет народов страх...

Мы не сдержим, не сдержим

Буйной погони,

Пока распаленных

Коней не омоем

В последних

Последнего моря волнах...»

Конные завоеватели покорили все от Китая до Каспия и пошли бы дальше, если бы не остановила их смерть мрачного владыки монголов. Но у дела Чингиз-хана остался достойный продолжатель – его осиротевший внук Бату-хан, готовый завоевать все земли Искандера Двурогого (Александра Македонского). Но это уже совсем другая история…

Одна из самых любимых книг детства. Привлекает подробным описанием домашнего быта, обычаев людей и впечатлениями ребёнка, который пустился в далёкое и опасное путешествие.

Если вы ночью не сидели у горящего костра и не слушали байки бывалых людей, вам не дойдет вся прелесть этого рассказа. А читаешь его и перед глазами так и встают- язычки пламени и подробности встречи двух партизан гражданской войны в Урянхойском крае, ныне Тува, с неизвестным существом обитавшем в озере. И полностью согласен с автором предыдущего отзыва, когда ломаются устои бытия, когда люди получают возможность агресссивно относится к не понятному- чем разобратся, просто уничтожить, ведь они сильнее всяких религиозно-мистичеких существ и результат- погиб возможно последний реликт доисторической жизни. И это не наш ответ Лох-Несскому чудовищу, а наш позор. Есть ли Лох-Несское чудовище или его нет, не важно, но слава о нем всемирна. А кто знает- про обитателя Кара- Нора, кроме тех, что читал этот рассказ. Грустно, ох как грустно. А сколько в действительности уничтожено исторического на просторах наших республик и продолжает уничтожатся.

«Охотничья байка» или реальная история- не главное, но тема уничтожения непонятного, неизведанного- вот, что важно.