Говорят, что универсальных, вечных писателей не бывает. А вот кот Бегемот утверждал, что Достоевский – бессмертен. Интересно, что бы он сказал про Лукиных? Думается, гадость, типа: и будут читать тебя потомки в школе, и матюкаться на переменах, мол, развелось этих классиков! Живые же критики, наши современники, все твердят, точно попугаи: на бессмертие Любовь и Евгений уже обречены. А оно – бессмертие – штука тяжелая. Вот Гоголь в гробу вертелся, – он знает!
И ведь вызывали же главу волгоградского дуэта (то бишь Женю) в КГБ, пугали этим самым бессмертием. Доверительные беседы о собачье — кошачьих типажах в советской литературе проводили, – не помогло. Не успел Евгений из цепких лап майора вырваться, как тут же, вместе с женой за новую вещь взялся. Правда, не преминули собаку в действие ввести. И что же? Теперь-то мы точно знаем, «Когда ангелы отступают». Трудные они, писатели.
Впрочем, звезда Любви и Евгения Лукиных взошла на небосклоне российской фантастики намного раньше – в 1981 году. Тогда в газете «Вечерний Волгоград» увидела свет их повесть «Каникулы и фотограф». Это было как раз то время, когда гордились любой публикацией – пусть даже районного уровня. А Лукиных, надо сказать, заметили, стали привечать не только в газетах, но и в журналах. Творческий дуэт приобрел широкую популярность. А потом – начались гонения, со стороны советской власти, ставшие притчей во языцех. Нормальная, в чем-то даже героическая судьба.
О чем же писали Лукины? Как ни странно – о нас с вами. Мир Лукиных – это не космолеты, бороздящие вселенную, не бластеры, не голливудские ужастики, крапленые кровью. Нет, это, собственно говоря, наш мир, но с элементами обыкновенного чуда. Какой же из Мосина герой? Его голова забита одним: как бы подхалтурить и выплатить долги. Обнаружив за дырой в заборе новый, неведомый мир, любознательный фотограф, быстро смекнув, что к чему, тут же начинает с детьми будущего торгово-рыночные отношения. Нет, не может наш человек устоять перед таким искушением, не кинется он налаживать культурный контакт с инопланетянами. Увы. Мы, как туземцы, впервые увидевшие каравеллу с колонизаторами: либо кидаемся что-нибудь выменивать на приглянувшиеся бусы; либо, как в совершенно потрясающем рассказе — страшилке «Отдай мою посадочную ногу!» – попросту тащим у зазевавшихся хозяев приглянувшуюся вещь. Грустно, но факт. С братьями по разуму у нас разговор короткий: «По чем вобла сегодня, но большая?»… Вот такая она – будничная повседневность чуда.
Может ли гениальный художник изменить мир? Что бы случилось, если вдруг картины Босха, Бориса Валеджио, или, не дай бог, Федора Сидорова ожили? А Лукины знают точно: поэт Николай Перстков сильно бы огорчился и вместе с товарищем отправился бы бить морду эдакому новатору, дабы все непременно вернулось на круги своя.
Выросшие на городском фольклоре, волгоградцы сказали новое слово и в русской демонологии. В семействе мелких, порой дружелюбных демонических сил, как-то: лешие, водяные, огуменники, баенники, появился их коренной родственник – Строительный – дух замороженных на десятилетия новостроек.
Впоследствии, спустя годы, Е. Лукин вновь вернулся к городскому русскому постсоветскому бесоведению и даже создал пособие для люмпенов-экзорцистов: «Алую ауру протопарторга». На страницах этой невероятно смешной и в то же время немного грустной книги православные коммунисты (комсобогомольцы, партоиереи и иже с ними) противостоят демократам-колдунам. Казалось бы, нет более заклятых врагов, чем чудотворец Африкан и президент Баклушино Глеб Портнягин, однако, как выясняется, один без другого просто не может жить.
В общем, разработав ряд социальных тем и архетипов, Лукины вышли к читателю с небольшими, но очень изящными повестями. И награды посыпались на них точно из рога изобилия. Заслуженно, надо сказать.
Впрочем, если уж речь зашла о наградах, то волгоградцам грех жаловаться. Как заявили сами авторы в эксклюзивном интервью Сергею Смоленскому («ВДВ – Волжский», 2 ноября 1995 года), их – призов этих – «сплошной иконостас… Орденские планки в семь накатов». О некоторых из них просто трудно умолчать.
За повесть «Там за Ахероном» Евгений Лукин был награжден малым «Золотым Остапом», тем самым, которым до него выделили Виктора Пелевина и Михаила Успенского. Собственно говоря, эта повесть – ироничный боевичок, опирающийся на классику. Тут вам и «Божественная комедия» и «Повесть о Фроле Скобееве», и «Каменный гость». В ткань повествования включены мотивы творчества поэтов: от Бодлера до Цветаевой. А за основу была взята любимая идея Солженицына: «Лагерь – это ад», и – перевернута наоборот. То бишь, у нас в аду как? То дров не завезли, то котлы прохудились, то черти пьяные. Так что побег в реальную жизнь вполне возможен. Вот один из каторжников и решается. Был он не Иудой каким-нибудь, или Брутом – тех стерегут крепче, а оказался всего лишь сластолюбцем Дон Жуаном. И, опять же, оказия вышла: в впопыхах душа в вахтерке в женское тело влезла. Да к тому же в России очутилась… Мы не знаем как у них там, на Западе, а у нас – апостол Петр – друг человека и генсека родимой партии. В общем, как говаривал небезызвестный Гермес Трисмегист: «Что на земле – то и на небе».
Прошу прощения у ортодоксальных православных и католиков, но в мире Е. Лукина апостолы не с демонами бьются, а интриги плетут друг против же друга. Петр и в жизни-то был хитрющим малым: то отречется, то кается. А Павел быстренько возглавил другой мафиозный клан. Странно еще, что Андрея Первозванного не видать, не слыхать.
Конечно, не всех такая трактовка жития христианских святых привела в восторг, и, как отметил Сергей Доронин («Вечерний Волгоград», 10 октября 1996) «один не самый молодой волгоградский поэт в кулуарах Союза Писателей даже сказал Евгению Лукину, что Господь Бог сломал ему ногу за чудовищно нелояльную по отношению к Нему книгу». Впрочем, насколько помнится, Владыка Мира нахалам все больше бедра ломал и, опять же, восставшего на Себя осыпал потом милостями. У Лукина был сломан голеностоп, но на конгресс фантастов России он, пусть и на костылях, но допрыгал. И награда нашла героя.
Стоит, пожалуй, вспомнить еще одну регалию Лукиных. На международном «Волгаконе-91» авторы получили премию, присужденную Европейской конвенцией фантастов за повесть «Миссионеры». Суть повести сводится к тому, что некие энтузиасты, желая спасти туземцев от колонизации сородичами-европейцами, отправились в прошлое, обучили полинезийцев высоким технологиям, разделили их на Утренних и Вечерних, поддерживая в состоянии постоянного тлеющего вооруженного конфликта. Когда же каравеллы с миссионерами все же прибыли, аборигены не просто отразили их натиск, но, отследив обратный путь захватчиков, обрушились военной мощью самолетов и эсминцев на средневековую Европу.
Интересно, что почти десять лет спустя, Евгений вновь вернулся к своей любимой полинезийской теме. Фантастическая повесть «Слепые поводыри» – это попытка изменить ракурс зрения и понять, что же с нами случилось. Желание спасти туземцев от колониального ига европейцев на деле обернулось дорогой во власть. И вдруг стало ясно, что никому эти аборигены не нужны, что все, точно «Бесы» Достоевского, повязаны ритуальными человеческими жертвоприношениями и каждый «не тварь дрожащая, но право имеет». Правда, уже ни кому не мерещатся «мальчики кровавые», и только тот, кто успел – тот и съел.
Полинезийская мечта всплывает и в «Тупапау или сказке о злой жене». Видимо, для Лукиных – Полинезия, что Рио-де-Жанейро для Бендера: мечта поэта!
Однако, на перекрестии параллельных исторических и временных путей у Лукиных всё не так просто. Роман «Разбойничья злая луна» поднимает всё тот же вопрос о вторжении высокоразвитых технологий в жизнь полудиких племён. Но вновь меняется точка зрения на проблему. В этот раз Евгений глядит на мир глазами Ар-Шарлаха – пьяницы и пацифиста, ученого и разбойника поневоле… Где-то в степях потомки великих погонщиков основали собственные удельные ханства и плетут друг против друга интриги, а тем временем прямо у них под носом пришельцы разворачивают танковые дивизии, и наносят ракетно-бомбовые удары по секретной нефтяной компании.
Да, военная тематика разработана Лукиными основательно. Кроме «Миссионеров», были еще и «Пятеро в лодке, не считая Седьмых». Но более кровожадными оказались повести «Сталь разящая» и «Вторжение». В первой из них аборигенку загадочных земель проклинает Мать и изгоняет в степь, в которой владычествует вышедшая из-под контроля сталь. Она, то бишь эта самая сталь, ищет металлическую стружку, железные предметы и, притягивая их к себе, – убивает все живое. И лишь женщины-водительницы племен чувствуют появление разящей стали… ну да не будем уточнять, каким местом. Но мир меняется. С неба падают железные птицы, а племя Чаги гибнет. Вот тут-то и появляется на чужой планете сбитый, но живой летчик-истребитель Влад. Но судьба безжалостна к Чаге и Влада находят земляне, увозя его с собой в мир славы. Обычная история.
«Вторжение» – это не просто боевик, а философская притча; наиболее реальная, прогнозируемая встреча инопланетного и нашего разума. Никто ведь не исключает возможности, что космолеты пришельцев могут пересечь государственную границу. Для них ведь, для пришельцев, чтобы с воздуха было видно, специально китайскую стену не строили. Нет ничего удивительного в том, под огнем спецназовцев от кораблей и инопланетиан остается лишь пятно выжженной земли. Да, у нас всегда так: сначала метко стреляют, а потом разбираются – в кого…
Затронув военную тему, кондовость армейских законов, просто нельзя обойти вниманием и солдатскую сказку «Разрешите доложить». Ляпнул Пиньков колдуну из другого мира, что Бога-то и нет, так не прошло и полгода, как наступил в «земле обетованной» полный развал. Ну, прямо как в бывшем Советском Союзе. Журналисты, стало быть, глаза нам открыли и мы увидели: генсеки – не как боги, а как люди.
А когда Пиньков по нужде вернулся: автомат он казенный забыл, ох, как не понравились ему новые порядки! И в результате эксплуататоры пупырчатые и бедные гномики в голос возопили: «Нет бога, кроме бога, а рядовой Пиньков – проверяющий его!».
Опять же волгоградцы угадали: вечно наш народ ждет «проверяющего», и готов кого угодно за него принять и повиноваться, лишь бы жизнь кто-нибудь наладил. Ну, не Лукины, а прямо – пророки в своем отечестве. Впрочем, бог с ними, с пророчествами. Пусть ими Мишель Нострадамус балуется. А у Лукиных все взято из жизни – вот и получается полусумасшедший, невероятный, но жизнеспособный, правдивый мир. Вселенная Евгения и Любви, так же, как и реальная, полна черных дыр, необъяснимых явлений, колдунов, полтергейстов и демагогов.
Вот, к примеру, может ли Христос бродить среди нас и проиграть спор популярному проповеднику, основавшему Астроцерковь, при помощи которой так хорошо выгребать деньги из толстых кошельков? Почему бы и нет? А вдруг наш мир давно превратился в один из кругов ада и когда Сын Человеческий приходит, стучит в наши сердца, – мы противопоставляем ему пьяное сознание Коли Цоколева, который меняет историю России исключительно «приняв на грудь»? М-да. И религия у Лукиных какая-то наша, русская, с ехидством да юмором…
Вглядываясь в ипостаси, по сути, единой вселенной Лукиных, вдруг видишь смех и слезы О. Генри и уже не важно: где правда, а где вымысел.
Возьмем один из самых известных романов Евгения «Гений кувалды или Раздолбаи космоса», в подзаголовке которого значится: работа по специальности. И что же в нем фантастичного? Да у нас полстраны за трудодни спины гнуло. В романе же горбатятся за капсулы с едой. Хрен, как говорится, редьки не слаще. А то, что у нас в крови бурлит революционный гимн: «мы старый мир разрушим до основанья…» – так это не только особенности воспитания, это менталитет у нас такой. Да и то сказать: ломать – не строить! Эту-то специальность у нас еще в яслях осваивают. Самое поразительное, я бы даже сказал – фантастическое – во всем романе: это ж до чего бедного Рому довели – ломать ему стало не в кайф, вредителем заделался, принялся строить! Большую такую фигу. Чтобы, значит, инопланетяне хорошенько ее разглядеть смогли.
Интересно так же, что весь этот раздолбайский мир, в котором уживаются и люди, и вороватые шустрые аборигены, и даже нарисованная кукла Маша – все это шито белыми нитками цитат высокой российской словесности от Гавриилы Державина до Велимира Хлебникова. Тут вам вся антология золотого и серебряного века представлена. Вот такие мы на самом деле прямые потомки былой российской славы: бьем себя в грудь, знаем все социальные модели общества, да с легкой руки Рылеева не читаем поэзию, но вот свой гражданский долг (это, значит, выяснить, кто получает больше, и придумать, как бы этот выскочка поделился) – исполняем безукоризненно.
Конечно, мир Лукина насквозь пропитан аллегориями и тройными рядами ассоциаций, но в этом-то и прелесть. Где он нынче, маленький человек, воспетый Гоголем и Достоевским? Думаете, до сих пор пуговицы в департаменте теряет и пишет жалостливые письма? Увольте-с! Его теперь зовут Вавочка, и род занятий он сменил. Теперь несчастный чиновник неустанно доказывает себе и миру, что из него «нельзя лепить». Да, повесть «Амёба» по необычности и оригинальности вполне может засунуть какой-то там «Бобок» за пояс. И, хотя Федор Михайлович, как известно, детально разрабатывал идею двойника в своих произведениях, только они не появлялись на свет в результате почкования, и не собирались идти друг на друга войной.
Выпуклая реалистичность, узнаваемость и уже не столько ведущая своими корнями в филологию, сколько в безумие жизни, в некоторых произведениях Е. Лукина поражают даже самого изысканного читателя. По духу правдивости, возможности и вероятности роман «Зона справедливости» – входит в золотой фонд отечественной фантастики. По детальному психологически верному подходу к возможным вариациям отклика человека на необычное: от скепсиса до веры, Лукин оставляет американского короля ужасов Стивена Кинга далеко за спиной. Ведь ставить вопрос ребром, со вселенским размахом, принимая решения чуть ли не за Бога, способны лишь мы, да еще, пожалуй, военные круги Пентагона. Только у них там, на Западе: то бомбами пошвыряют из прекрасного далека, то ядерной кнопкой мир стращают. А мы – люди с широкой душой, уж если справедливость, то одна на всех, пусть однобокая, но честная. И уж ежели карающий меч Господень опустился на город, – ни один святой его уже не спасет. Более того, – самый безгрешный Алексей Колодников – бежит прочь! Это американцы бы заварили все подворотни в городе или накрыли бы его цементным колпаком, как ядерный реактор. Мы себе этого позволить не можем. Хотя бы потому, что даже на апокалипсисе нужно делать деньги, а еще оттого, что не можем признать над собою чьей-то высшей власти. Уж больно бунтарский у нас дух. Не можем мы без трудностей. Такая вот она, Русская Правда…
Говорить о творчестве Л. и Е. Лукиных можно долго, но мы и так уже злоупотребляем читательским терпением выше всяких норм. Попробуем присоединиться к сестре таланта.
Увы, надо признать, что, сколько ни вглядывайся в грани хрустального кристалла, а ничего там не увидишь, кроме своего искаженного отражения. Потому как Пушкин был один, а все прочие, заикнувшиеся о столь порочных магических наклонностях, объявлены мистиками и «выброшены за борт современности». Но не видеть вещей очевидных – «тут надобно терпенье»! Е. Лукин сумел собрать чуть ли не все мыслимые награды едва ли не во всех номинациях. И так он наловчился писать, и эдак. И романы-то он сочиняет, и рассказами баловался, и эссе увлекался, и декрет лингвистов состряпать может. В общем, свой парень. Такому палец в рот не клади – откусит. И, хотя московский критик Евгений Харитонов условно делил творчество Лукиных на три периода, все же окончательную точку в классификации и характеристике ушедших и будущих творческих лет поставит если не история, то сам писатель. Лукин слишком мобилен и общителен, чтобы оставлять в своей биографии белые пятна.
Да, пройдя путь от публикаций в «Вечернем Волгограде» до «иконостаса в семь рядов», набивая в этой дороге синяки и получая заслуженные награды, Евгений остается феноменом в мистико-фантастической литературе. Неоспоримым остается тот факт, что, следуя лучшим традициям российской словесности, Лукин с каждым годом медленно, но упорно совершенствует свой талант. Глубокий интеллект, глобальные философские задачи и ироническая усмешка над вековыми и неискоренимыми нашими бедами – это портрет любого Писателя, если набрасывать его на холст широкими мазками. А если детализировать, вглядываться в морщинки, то, даже не зная основ физиогномики, можно утверждать: из-под пера (или, если хотите, винчестера) этого человека выйдет еще не одна замечательная книга. Удивительно и то, что всеобщее внимание не испортило Евгения, не заставило его гнать тексты на поток. Он остается верен себе.
Чета волгоградских авторов медленно, пядь за пядью детально изучала мир, рассматривала его в микроскопе своих рассказов и повестей. А сейчас, достигнув в своих исследованиях предельной ясности, Евгений занялся моделированием собственной галактики. Его все более влекут социальные модели устройства общества, утопии. Книги его стали приобретать пухлость, но не водянистость. Лукин входит в зенит расцвета и заслуженной славы.
И еще. Перечитав Лукина, доставая его книги у друзей и знакомых, и поняв, что все остальное еще не написано, вдруг взгрустнулось. И тогда стало предельно ясно, что хорошая литература не приедается. В ней сокрыто некое тайное, магическое притяжение и единожды заразившись ею, вырваться уже не возможно. Да и нужно ли?