Художник
— Эй, юный Рембрант шерстолапый, что у тебя там получается?
Мяф повёл ухом, которое жутко чесалось. Позади фыркала Ать, а восседавший на ней Оть пыхтел.
Полосатый Няф угукнул в ответ, мазнул кистью по мольберту:
— Что получается, то получается. Так, ага... Еще так... Ммм. Красота-то, красота, чувствую себя этим... как его... Эээ... Ай, не важно.
Няф прикусил язык и продолжил творить.
... Солнышко нещадно припекало, Мяфа сидение с третий лишний час начинало надоедать...
— Слушай, Няф, ну что там такое? Третий день уже. Ты говорил, что... Ай... Оть, ты чего?
Упавший на его голову хомяк мигом вскочил:
— Прости, я тут уснул.
Ать тихо хихикала.
Мяф резко вильнул хвостом:
— Еще с двадцать минут тебе, художник елочный!
Няф снова угукнул.
Мимо проходил Пушутка, увидел, как на поляне устроилась вся компания, и ему стало очень интересно — а что же там такое происходит? И почему его никто не пригласил?
Четыре лапки потрусили к коту у мольберта.
— Няф, марателем полотна заделался, пуф-пуф-пуф, да? — сказал ёжик, пыхтя. — Пуф-пуф-пуф, покажи своё творение.
Кот посмотрел на Пушутку, будто тот враг народа, но махнул рукой, мол, смотри.
Ежик пропыхтел, как маленький паровозик, и посмотрел на картину.
Потом на Мяфа, Отя и Ать...
Потом снова на картину.
— Эээ, — начал было он. — Это... что... они?!
Пушуткин показал на картину, потом вылупился на друзей.
Няф гордо выпятил полосатую грудь.
— Похоже?
Пушуткин закрыл один глаз, посмотрел. Потом закрыл второй глаз — посмотрел:
— Честно?
Няф мяукнул.
Ежик тихонько подошел к нему и еле слышно сказал:
— А эта вот штука к чему?
Кот ухмыльнулся.
... — Творец, скоро ты там, а?
Мяф обливался потом — его шерсть не могла столько выдержать на жаре. Полдень же!
Художник молчал.
Оть фыркнул и чуть было снова не упал, но Ать поддержала его носом.
Няф спросил снова — молчание.
Вдруг послышалось мурлыканье, и возглас:
— Все. Мое лучшее творение готово!
Оть спрыгнул с лошадки и подбежал к мольберту, чтобы посмотреть...
Побледнеть...
Упасть в обморок.
Няф посмотрел на поднятые ноги хомячка и открыл глаза.
Мяф и Ать сдавленно прихрипнули и стали медленно подходить к мольберту.
Кот стал медленно от мольберта отходить.
Собака и лошадь посмотрели на картину.
Ать гикнула, Няф отшатнулся.
— Это... мы? — прошептал Пес.
— Это... я?! — быстро произнесла Ать.
Няф стал отходить дальше:
— Ну... Я так вижу, а... Что? Не нравится? Былина! Красиво же, правда? — с надеждой спросил он.
На него смотрели две пары глаз. Смотрели не по-доброму.
— Ведь правда? — снова спросил Няф, уже тише.
— В следующий раз я тебя сам буду рисовать ... одного! — сказал Мяф, развернулся и побежал домой.
Скоро и Ать последовала за ним.
Оть так и лежал, только его лапки блестели на солнышке.
Няф подошел к картине:
— Ну прям, что тут такого? Ну вот что тут такого? Пушутке вот тоже понравилось...
Кот еще раз посмотрел на его рисунок: на синем-синем поле в зеленый горошек восседавший на Ате рыцарь в блистающих доспехах Оть грозил большим и длинным копьем черному, как смоль, Мяфу.
Няф улыбнулся.
(С) Рудди, 12.10.06
С Днём Рождения, Солнце!
Пожелания праздника
Топотундра сопел.
Уютная, красивая, замечательная, прекрасная, светлая…
В общем, лучшая для медведя берлога ходила ходуном от храпа спящего косолапого. Была ночь, но Топотундре всё было едино, когда спать: день, ночь. Потоп, землетрясение.
Не сказать, чтобы он так сильно устал – просто Топ-Топ, как его звали зверьки в лесе, любил дрыхнуть с причиной и без. А уж что может быть приятнее взять лапу в рот – и наслаждаться часами сна и свободы!
Знал бы бедный медведь, что к его «убежищу» уже подбираются желающие его разбудить.
— А может не стоит, а?
Няф трусил за Мяфом, который с решительностью шел к направлению опушки леса. Оттуда расходился храп.
— Почему это не стоит? Кого была идея? – спросил он, оглядываясь на полосатого друга.
— Моя, моя… А что? Обязательно Топ-Топа принуждать? – с мольбой в голосе ответил Няф.
— Не принуждать, а попросить. Мы ему за это банку варенья дадим, в честь великого свершения! – ораторствовал Мяф, чуть не споткнувшись.
Няф вздохнул и поспешил за псом.
Скрип двери – и два друга в берлоге Топотундры.
Б-р-р-р, думал Мяф, сколько раз ему говорил – устрой себе берлогу где потеплее, устрой! А нет, ему здесь надо, видишь ли у него тут вся родословная начинается.
Когда глаза привыкли к темноте, Мяф и Няф воззрели на спящего косолапого и… чуть не расхохотались, до того уморительный был у медведя вид.
— Ладно, — еле унял хихиканье Няф, — Давай будить. Чур ты первый!
— А почему я первый? – возразил Мяф. – А кто просил прийти сюда?
— И что? Ты у нас тут самый храбрый, а если Топ-Топ не в духе? Я не хочу потом всю его берлогу брюхом прочувствовать, вымывая до блеска.
— И что, что храбрый? Вот и научим тебя Храбрости! Давай, буди, не будь трусишкой, как Пушутка.
— Я трусишка? Я трусишка?! Я не трусишка, но.. Я не буду.
Они даже не заметили, как перешли с шёпота на крик.
Вдруг явственно за спинами обоих зверей кашлянули.
Они обернулись: Топотундра смотрел на них с укором, и взгляд его не сулил ничего хорошего.
Мяф и Няф замялись, но вовремя смекнули, что молчать сейчас – не самое верное решение, и разом сказали:
— Привет, Топ-Топ. Не хочешь варенья?..
— … Я тебе говорил! Я тебе говорил! Вот теперь половина берлоги моя, а половина – твоя… – прикрикнул Няф на Мяфа.
Пес даже не обернулся – придётся мыть, что тут поделать.
Сзади шагал Топтундра, позевывая. Его новый «день» уже начинался замечательно, если не считать, что его разбудили: в течение недели его дом будет чистым и аккуратным.
Они пришли.
Хыть Хытич копался в очередной клумбе, сажая новые цветы в получившиеся выемки, Пушутка бегал с метром, что-то высматривал, вымеривал и пыхтел, пыхтел, пыхтел…
Где-то поблизости бродила Ать с Отем.
Топотундра посмотрел на кролика – только его длинные уши виднелись за кустом роз, а лишняя земля прыгала с грядки на маленькую тележку.
— Рассказывайте, — пробасил медведь, почесав у себя за ухом.
Мяф и Няф встали перед ним и начали:
— Перед тобой грандиозный проект по облагораживанию территории нашего местожительства, — начал Мяф, но Няф так его толкнул в бок. Он замолчал.
— В общем, мы решили подарок в честь дня рождения сделать, вот, творим, созидаем, — продолжил полосатый кот Няф.
Топотундра ухмыльнулся:
— В честь кого день рождения?
Мяф подошел к нему, попросил наклониться: пес сказал ему на ухо пару слов. Медведь округлил глаза и рассмеялся:
— Ах так! Это дело благородное, Мяфус и Няфус, благородное. Ммм… Хорошая задумка, хвалю.
Няф выпучил грудь и покраснел.
— А что от меня требуется? – продолжил он.
— Ай, так, мелочь осталась. Мы уже основное проделали…
… Медведь пыхтел так, что Пушутка мог бы завидовать ему в полной мере: рюкзак за его спиной тянул вниз, набитые в него камни гулко перестукивались.
Подойдя к грядке, он начал вытаскивать камни. К нему подскочил Мяф.
— Подойдет? Кстати, на будущее я запомню, что ваше слово «мелочь» означает не то, что следует означать.
Мяф фыркнул:
— Брось ты, Топ-Топ. Для тебя это дело пары секунд…
Он осекся – медведь посмотрел на него неодобрительно.
— Минут… Ну ладно, ладно – часа! Не все же мы такие сильные и выносливые, как ты?
Топотундра и ухом не повел от похвальбы. Он все также умело вытаскивал камешки.
Мяф посмотрел и довольно повел головой:
— Хорошие камни, будет чем огородить грядки. Эй, — крикнул он Хыть Хытичу, — Заканчиваешь?
Тот что-то невразумительное буркнул.
— Заканчивает, а ведь времени осталось совсем чуть-чуть…
Сзади послышался цокот – Ать с Отем возвращались с холма неподалёку.
Няф с Пушуткой всё по-прежнему вымеряли ряды посадок.
— Готово, Ать?
Лошадка одобрительно фыркнула, Оть отсалютовался, как заправской военный.
— Хорошо, — подтвердил Мяф, вытащил откуда-то из запазухи блокнот и спросил: — Что у нас следующее по повестке дня?
Прошла пара часов.
Весь вымазанный в земле Хыть Хытич потер руки от удовольствия – его работа выполнена на славу, он прошелся по всем грядкам, с улыбкой понаблюдал за цветами, не забывая гасить фонари, стоящие по углам.
Пушутка и Няф о чём-то спорили. Хомяк складывал метр, а Няф в это время что-то ему доказывал.
Ать и Оть смотрели на небо, Оть хрумкал морковку.
Мяф и Топотундра клали последний камень.
— Уф, наконец-то! Теперь можно и идти… — проголосил медведь.
Мяф кивнул.
… Все были в сборе: Хыть Хытич, одетый в парадный кремневый костюм, Мяф с бабочкой на шее, Няф с ленточкой на хвосте, Пушутка в красном комзоле, Ать – с красивым, вышитым тканевым одеянием на спинке и Оть в своем любимом жёлтом халатике.
Они смотрели...
Взад-вперёд по холму ходил Топотундра, на его голове был цилиндр, опоясанный в центре белой широкой лентой.
— Когда же? – торопливо спросил он.
— С минуту на минуту, Топ-Топ, — сказал Мяф, поправляя бабочку.
Безумно красивое небо наливалось светом, тучки блестели «яркой карамелью» – так думал сластёна Пушутка.
Вдруг край небосвода посветлел, первый луч солнца коснулся полянки с грядками. Зверьки с улыбкой и смехом посмотрели с холмика на появляющееся светило, потом вниз, где огороженные камнями грядки с большими-большими красивыми цветами под только что родившимся светом преобразились, превращались в буквы и слова:
«С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ, СОЛНЦЕ!»
Вскоре и все зверьки поздравили небесную красавицу с этим прекрасным и чудесным праздником…
Постскриптум:
— Ах, какой был день… — говорил Мяф.
— Угум, — вторил Няф.
— А какое красивое небо было сегодня утром, правда?
— Угум.
— А оно, оно какое красивое. Такое большое, теплое, радостное!
— Угум.
— Всем понравилось угощение, подготовленное Отем и Ать. А тебе?
— Угум.
— Что ты там угумкаешь?
— Угум…
— Эй, эй. Эй! Зачем ты съел земляничное варенье, ты, глупый полосатый?! Мне что?! Отвернутся уже нельзя, чтобы ты что-нибудь не напортачил?!
— Угум.
— Я тебе поугумкаю, поугумкаю! Будешь мыть всю берлогу сам, разбираться с Топ-Топом тоже сам будешь! Всё!
— Угум… Мммм… Ммммм… Мммм!!! – пытался сказать Няф уходящему Мяфу, но мешала пустая банка на голове.
(С) Рудди, 2.12.06
цитировать
