Йохан Хёйзинга «Тени завтрашнего дня»

«Тени» — очерк, написанный Хёйзингой в 1935, когда Первая мировая закончилась уже достаточно давно, чтобы можно было делать из нее выводы, а нацисты пришли к власти достаточно недавно, чтобы можно было пророчить Вторую. Хёйзинга оптимистично утверждает, что второй мировой культурный мир Европы не выдержит...

В целом очерк посвящен проблеме, на которую примерно в это же время много говорили и писали в Европе: «Закат Европы» Шпенглера, «Восстание масс» Ортеги-и-Гассета, — проблеме разрушения современной европейской культуры в том виде, в котором ее знали примерно с эпохи Средневековья. Тогда самым «чутким душам» казалось, что мир рушится, культурные ценности нивелируются, идет духовное обнищание и развал во всех сферах общественной жизни — не только в собственно культуре, но и в науке, и в политике. Хёйзинга рассматривает различные аспекты общественной жизни своего времени, выискивает в них гнильцу и тяжело вздыхает. Не могу не признать, что некоторые его наблюдения весьма точны и интересны, но далеко не все. В очерке очень много чисто стариковского брюзжания, и упоминаемая, разумеется, в негативном аспекте «нынешняя молодежь» как-то снижает мой уровень уважения к автору — бабушки у подъезда приходят примерно к тем же выводам, пусть и другими путями, интуитивно.

И — что меня больше всего раздражает — это набившее оскомину требование возврата к христианским ценностям, будто Шопенгауэр уже тыщу лет как все это не проныл. Разумеется, пост и молитва являются панацеей от всего, вплоть до бактериологической войны, а двух третей человечества, которые исповедуют не

христианство, не существует. Самое трагичное — что Хёйзинга в этом навязывании христианской морали, увы, противоречит самому себе. Ведь в начале очерка, анализируя предыдущие культурные кризисы и выход из них, Х. пишет: «Все прежние провозвестники лучшего хода вещей и лучших времен: реформаторы и пророки, носители и приверженцы всякого рода ренессансов, реставраций, reveils, — неизменно указывали на былое величие, взывая к необходимости вернуть, восстановить древнюю чистоту. Гуманисты, реформаторы, моралисты времен Римской империи, Руссо, Мохаммед, вплоть до прорицателей какого-нибудь негритянского племени Центральной Африки, всегда устремляли взгляд к мнимому прошлому, лучшему, нежели грубое настоящее, и возврат был целью их проповедей... Но мы знаем и то, что всеобщего обратного пути не бывает». Чем же тогда является требование восстановить якобы высокую христианскую мораль, которую современное Х. общество якобы утратило? увы.

Интересна попытка Х. ответить на вопрос, что такое культура: 1)равновесие духовных и материальных ценностей, 2)направленность к идеалу, 3)власть над природой; 4)наличие морального импульса, идей долга и служения. Что касается современной культуры в совокупности своей, Х. не видит в ней единой цели, единого идеала. А те, которые являются общеизвестными — благосостояние, мощь, безопасность, были ведомы уже пещерному человеку. Авансом отвечая на вопрос, какие же цели Х. находит у культур иных периодов, скажу, что кроме идей христианства ничего не указывается.

Самая интересная и, на мой взгляд, актуальная часть работы — рассуждения про науку в контексте культуры. «Сумма всех наук в нас еще не стала культурой», несмотря на все их достижения, и, имхо, уже не станет. Х. сам отвечает на вопрос, почему — «Рассудок в его прежнем обличье, то есть привязанный к аристотелевой логике, не может больше идти в ногу с наукой» и «в науке мы подошли к границам наших мыслительных способностей» (замечу, имхо, не наших, а некоего «среднего человека»). Знаете, могу понять его страдания — иногда меня охватывает нечто вроде зависти к Аристотелю, который, как поговаривают, владел всей совокупности науки и культуры своего времени. Даже чтобы овладеть узким направлением одной из современных наук, надо жизнь положить. Из такого соотношения слишком далеко ушедшей науки, которую еще не догнала культура, Х. выводит идею «упадка способности суждения» — когда «средний человек ощущает себя все менее зависимым от собственного мышления и собственных действий» — когда ему всю науку разжевали и положили в рот в школе, дай бог и это-то переварить, о том, чтобы до чего-то дойти своим умом, не идет и речи. В результате формируется привычка верить всем навязываемым знаниям и суждениям, некритично, без проверки, тем более, что в эстетической и культурной сфере это компенсируется натиском дешевой массовой продукции. Из активного участника культуры — танцора, певца и тд. — человек становится все более пассивным — только слушателем и зрителем. «Два великих культурных завоевания, которыми особенно привыкли гордиться: всеобщее образование и современная гласность, — вместо того, чтобы регулярно вести к повышению уровня культуры, напротив, несут с собой явные проявления вырождения и упадка».

В целом Х. наблюдает правильно, но, имхо, делает неверные выводы. Суть озвученных достижений — не культурное развитие, а предоставление человеку средств к существованию. Тот, кто не умеет читать, писать и пользоваться компом, в нашем мире практически обречен. И если в Средневековье грамотность была признаком культурности, то теперь она стала просто необходимостью — как раньше было необходимостью знать, когда надо пахать и сеять. Имхо, размер пропасти между средневековым ученым теологом и средневековым крестьянином не меньше и не больше, чем между современным профессором и современным продавцом в ларьке. А общий культурный уровень — некая постоянная, просто наполнение понятия «культурность» меняется.

О критике расовых теорий Х. мне не хочется говорить, хотя она там есть — тут не о чем спорить и рассуждать, все и так понятно, с нашей ветки понятнее, чем ему, конечно. Главу про «упадок моральных норм» все уже слышали в исполнении бабушек у подъезда.

Хороша, хотя несколько неактуальная уже глава про мораль и культурность во взаимоотношениях государств. Мне кажется, Х. слишком наивен для своего времени, и принцип «против кого дружим» был актуален задолго до Макиавелли. Впрочем, Х. верно замечает, что государство, которое в числе прочих играет не по правилам и вызывает глобальное недоверие, рано или поздно будет уничтожено — остальные даже объединяться ради этого.

Забавно читать то, что Х. пишет о будущем, уже представляя, что его будущее — это ты. Вот моя любимая цитата: «Как средство передачи сообщений, в своей повседневной функции, это во многих отношениях шаг назад, к бесцельной форме передачи мыслей. Дело здесь не столько в таком общепризнанном зле, как вульгарное отношение к радио: когда, не вникая ни во что, слушают все подряд или бездумно крутят ручку настройки, превращая радиопередачи в пустое расточительство звука и смысле». Слышите знакомые нотки, непроизнесенное «зомбоящик» и «пошел бы лучше на улицу погулял, чем сидеть в своем компьютере»? Уверена, когда в Древнем Китае изобрели письменность, тоже нечто такое говорили

Абстрагируясь от упомянутых рассуждений про возврат к высокой христианской морали — под конец Х. делает отличный вывод, наиболее ценный и верный из всего. «История не может ничего предсказать, кроме одного: ни один значительный поворот в общественных отношениях не происходит так, как представляло себе предшествующее поколение. Мы определенно знаем, чтоб события проистекают иначе, чем мы можем подумать».