В ГИПСЕ

Мне никогда не совладать с собою,

Точней двоим, где обе – это я,

Не стать одной. Безмолвной белизною

Одна горит, — другая как змея

Желтеет молча, мертвенною кожей.

Как я молчать хотела бы о ней.

Едва взглянув, я замечаю все же,

Что белая сильней и холодней.

Она ни сна не требует, ни пищи

Подобная святым, чей жребий скуп.

Ни слова, ни тепла она не взыщет,

Со мной в постели мой же бледный труп, —

Она лежит. И ненавидеть тело

Безликое сперва заставил страх

И в тишине я видеть не хотела

Подобие свое в своих руках.

Тогда зима все набирала силу,

И я была неделями без сна

И белая, сулившая могилу

Вторая я немела холодна.

Тогда за все на свете обвиняла

Я двойника, и вновь она молчит.

Я в гневе не могла понять сначала

Её слепой послушный монолит,

Что отвечал одним непротивленьем

На каждый крик и жар моей вражды,

И лишь тогда узнала я с волненьем,

В покорном двойнике любви следы.

Она теплела, после со сближеньем

Я пожинала радости плоды.

Вторая я была и тем прекрасна,

Что без меня её и вовсе нет.

Ведь я сама дала ей душу властно,

Сама взрастила чистый этот цвет.

Я создала изысканную вазу

Цветку души, футляр из хрусталя.

Из хрупкой белизны, что льстила глазу,

Но берегла и грела как земля.

Но, ни одна лишь белизна и прелесть,

Которыми и я порой цвела

Была она, и а мысли в сердце въелись,

Что я себя творенью отдала.

Я не сопротивлялась, с ней сливаясь,

И обожала белая меня

И много раньше утром пробуждаясь,

Вновь отражала солнца луч, звеня

Прекрасным торсом безупречно гладким.

А я глядела вновь со стороны,

С подругою своей играя в прятки.

Она мои подсвечивала сны

И делала веселым пробужденье

Как верная сиделка и сестра,

Храня усердно кости от движенья,

Но вскоре утомила нас игра.

Сестра меня уже едва питала

Корила чаше, строже и смелей.

Когда моя повадка обижала

Ее, мне становилось тяжко с ней.

Зудела и отслаивалась кожа.

Подруга стала снова холодна,

Меня своей заботой не тревожа,

Решила, что бессмертной создана.

И гордая, меня решив покинуть,

За то, что трачу дни ее во тьме,

Надеялась, что мне придется сгинуть.

Тогда она глаза закроет мне,

И рот забьет, и станет восхищенно

Лицо мое носить, как саркофаг

И мумия обличье фараона

Хранят во прахе, точно жизни знак.

Но я не собиралась дать ей воли.

Была сестра со мною так давно,

Что без нее, уже забыв о боли

Идти я не смогла бы все равно.

Её напрасно огорчить страшилась,

Пускай себе за это буду мстить.

В ней, как в гробу уютном, я укрылась,

Жалея, что о ней не позабыть.

Я думала, мы совладаем с этим,

Близки как два супруга столько дней,

И расставаньем мы черту разметим,

Ту грань меж «больно» и «ещё больней».

Я чувствую, грядущие печали.

Должна остаться лишь одна из нас.

Я стану вновь, какой была вначале

И одинокий близок этот час.

Пускай она – святоша, я – неряха,

Но я сумею узы разорвать.

Ей стать лишь пустотой, — сестрою страха,

Чтоб о своей утрате горевать.

Сильвия Платт