День Победы Vol.2

Продолжим?

Заранее прошу прощения: никакой фантастики, сугубый реализЬм...

Лет пять назад дочка писала сочинение к этому дню. Валяется в памяти РС, глаза мозолит. Выложу сюда с некоторой правкой и дополнениями...

22 июня 1941 года – 9 мая 1945 года. Эти даты и лежащие между ними 1418 дней и ночей навеки останутся в истории нашей Родины. Хранятся они и в памяти членов моей семьи – удивительном историческом срезе, иллюстрирующем всю ту славную и страшную эпоху, ту страну – не только Россию, но и Украину, и Белоруссию, когда-то братские республики в составе великого Советского союза.

Редкий случай: непосредственный участник Великой Отечественной войны в нашей семье только один – мой прадед Василий Кривоносов. Он ушёл на фронт из Комсомольска-на-Амуре в самом начале войны, закончил её в Германии в звании капитана, а демобилизовался и вернулся домой только в 1946 году. Честно скажу, что о его службе я практически ничего не знаю. Такая специфика – в те времена разведчики даже родственникам не особенно распространялись о подробностях своей службы. За войну его наградили орденом Отечественной войны и несколькими медалями. Был он много раз ранен. Дедушка (зять прадеда) рассказывал – шрамы на теле Кривоносова выглядели так, что видавших виды мужиков, мывшихся с ним в бане, случалось, с непривычки мутило. Поэтому, дабы не смущать народ, прадед Василий на людях всегда носил рубаху с длинными рукавами, которые никогда не закатывал и не расстёгивал пуговку на воротнике, даже в самую страшную жару.

Семья другого прадеда Василия жила в Москве, хотя и был он украинцем. Он работал на Октябрьской железной дороге. Всю войну сначала помощником паровозного машиниста, а затем машинистом водил он эшелоны с военными грузами для Ленинградского, Волховского и Карельского фронтов, Северного флота. С самого начала войны железнодорожникам дали «бронь», но перевели на такое казарменное положение, что в первый раз прадеда отпустили в увольнение только весной 1942 года – вечером, до утра следующих суток. Но и позже забегал домой он крайне редко для труженика тыла – его паровоз месяцами не возвращался в столицу. Иногда они неделями курсировали между двумя станциями, расстояние между которомыми – всего-то пару десятков километров, где каждый километр был оплачен сотнями и тысячами жизней. Одна станция в прифронтовой полосе, другая в тылу. В одну сторону везли технику, боеприпасы и пополнение личного состава, а в другую – страшные, пропахшие кровью и гноем, стонущие на все лады, переполненные санитарные эвакопоезда. Несколько раз попадали под воздушные налёты. В конце войны прадеда наградили медалью «За победу над Германией», которой тот очень гордился – награда считалась боевой, хотя тружеников тыла обычно награждали специально учрежденной для них медалью, которая считалась рангом ниже.

Другие мои предки участием в той войне похвастаться не могут, но я считаю необходимым обязательно упомянуть и о них.

Жёны моих прадедушек, о которых я рассказывала выше, Ксения Кривоносова, с четырьмя детьми, и бабушка Наташа (которая жена железнодорожника) с пятью, долгие годы войны ждали возвращения мужей, в одиночку воспитывая сыновей и дочерей.

Прадед Василий Пивунов и супруга его Мария с тремя детьми жили в Белоруссии, в деревне под Могилёвом. В результате стремительного наступления германских войск уже летом 1941 года они оказались на оккупированной территории, вплоть до её освобождения в 1944 году. Что пережили они за это время – бог весть. Они не любили вспоминать о том времени.

Особенно трагична история семьи ещё одного моего прадеда, «не участвовавшего» в войне – Давыда Сергиенко. В 1934 году он, житель небольшого украинского села был осуждён за антисоветскую деятельность на десять лет лагерей и пять лет ссылки по «Закону о трёх колосках». Из доноса односельчанина следовало, что механизатор Сергиенко намеренно настроил жатку так, чтобы оставлять высокую стерню и тем самым снизить собранный колхозом урожай соломы. Жена его, прабабушка Елена с четырьмя маленькими детьми, беременная пятым ребёнком, осталась одна. Пережила оккупацию. В 1944 году, забрав детей, пешком больше двухсот километров бежала с немцами от наступающих советских войск, которые буквально сметали всё на своём пути (помните кадры советских фильмов о начале войны – колонны усталых отступающих советских войск, толпы беженцев вокруг них, а в небе безраздельно господствует германская авиация; а теперь представьте: наши же беженцы, а в остальном всё с точностью до наоборот – уходят немцы, а их постоянно атакуют краснозвёздные самолёты, не разбирающие, кто идёт по дороге). Дождавшись затишья в военных действиях, семье удалось перейти линию фронта на советскую сторону. Пешком же вернулись в сожжённое село, год жили в землянке. Получив известие о том, что прадедушке разрешили перейти на поселение, уехали к нему в Казахстан, хлебнув и там полную чашу лиха.

Зачем я рассказываю об этом? По моему мнению, такие истории даже в большей степени иллюстрируют войну, чем красочные описания сражений, боёв, ударов и атак. А, кроме того, именно такие рассказы, чем дальше от нас война, тем больше вопросов ставят перед нами.

Где то мерило, которым можно измерить, чей подвиг больше: офицера-разведчика, труженика тыла или женщины, в суровые военные годы в одиночку поднявшей четверых-пятерых детей? Нужно ли вспоминать в день Победы «ЗэКа» из ГУЛАГа и мирного жителя, оказавшегося на оккупированной врагом территории? Что тяжелее: сутками не покидать кабину паровоза, проводя эшелоны к фронту, или прокормить пятерых детей, когда в самом начале месяца у старшего сына украли продовольственные карточки на всю семью? Кто страдал сильнее: тяжело раненный фронтовик или политзаключённый, который и в зной и в стужу без выходных по восемнадцать часов в сутки вручную с одной лопатой перекидывал тонны грунта под угрозой лишения мизерной пайки хлеба и миски жидкой баланды в случае невыполнения заданной нормы. Кто настоящий враг: советский офицер, следователь НКВД, зверски истязавший арестованного Сергиенко, выбивая из него признание, или германский солдат, угостивший его дочь, девочку Галю (через пятьдесят лет ставшую моей бабушкой) первой в её жизни конфетой?

Где тот мудрец, который ответит на все эти и бесчисленное множество подобных им вопросов, поставленных самой историей? Думаю, что нет таких. Я – не рискну. А кто уверен, что сможет, тот не мудрец, а самоуверенный глупец.

Я не хочу, чтобы в памяти моей семьи появились новые подобные этим воспоминания о новой войне. А для этого нужно крепко помнить о войне прошедшей.