1
ШУТ
06:03. Где-то на границе Чеченского Халифата и Турецкого Гурджастана.
Ходзаев выстрелил в меня сквозь дверь. Нервишки у него зашкаливали. Позади пули шмякнулись в дерево.
— Стой. Ближе не ходи! Куртку расстегни!
Я послушался. Всходило солнце. Горы стали нежно-розовые, точно застеснялись.
— Повернись. Открой сумку. Я же сказал – баксы, что непонятно? Где баксы?
— На, смотри, — я пошелестел пачкой свежей зелени.
— Мы не так договаривались, — перебил Ходзаев. – Мы в Дербенте должны менять людей.
Не мог же я ему сказать, за кем меня на самом деле послали. Судьба этих пленных куриц из Еврокомиссии меня мало волновала. Их подставили для фона.
— Для вашего удобства, я выехал вам навстречу. А вы, как будто не рады?
В Дербенте их действительно ждали. С хорошими документами и самолетом. Если я промедлю – дело швах. Уйдут.
— Ты кто такой смелый? – пошутили из глубины дома. – Ты кто, мент или десантник? Ты, наверное, забыл, что здесь тебе не Россия?
— А ты – забыл, кто тебе электричество продает? — ответно пошутил я. – У меня деньги, у вас люди. Я прилетел за ними. Если не нравится – уйду.
— Если ты не мент, откуда у тебя вертолет?
— Это не у меня. Это у твоих заложников. Их родственники наняли меня и машину. Мы меняемся или как?
— Раз такой умный, с нами полетишь, — засмеялись в доме. Через тепловой конвертер я видел их передвижения. Один засел справа, в кухне.
— С вами не полечу.
— Тогда мы не будем меняться. Мы пешком не пойдем.
— Значит, обмануть хотите? Зря.
Я легонько тряхнул саквояжем. Дно отвалилось, струганые газеты запрыгали на ветру, обе железки упали мне в руки. Два шага в сторону, с левой руки – выпустил бронебойную гранату в дверь, и следом за ней в готовый пролом – свето-звуковую. Зажмурился, бегом вперед, в дым.
Гранатомет я пока отбросил, „вереск“ – на автоматический огонь, приклад в плечо, две очереди крестом. В левую руку уже вкатилась „гюрза“ из рукава. Под ногами корчился тот тип, что недавно смеялся. Теперь смеяться ему было нечем. Есть первый.
Впереди чадил узкий коридор с ковровой дорожкой и картинками на стенах. Картины и ковер сейчас горели. Справа – поворот на кухню. В проеме коридора качался как пьяный Ходзаев в расстегнутом ватнике, тер ослепшие глаза. За ним виднелось зеркало и край камина. Под ватником темнел бронежилет. Ходзаев завопил, выпустил мне две пули в живот, на звук шагов. Татуированные пальцы тряслись, гильзы прыгали по стенам. Я пошел к нему зигзагом, наблюдая открытую дверь справа. На кухне сидел раненый Саидов. Он сразу шарахнул мне в лицо. Если у Ходзаева были серийные „ярыгины“, то Саидов палил из охотничьего „ругера-фронтира“. Бил хорошо, с бедра, без лишних движений. Про винтовку меня не предупредили. Но я не в обиде, наш Посох ведь не бог. Он видит и чует главное.