О коньяке, «незаконнорожденном» и мыльнице
Ялтинский 1992-го года семинар длился без малого месяц. Хватило времени и на работу, и на развлечения. Ну и забавных историй случилось немало, как же без них? Вот некоторые…
Начало любого семинара для меня — сущее мучение. С каждым нужно встретиться, с каждым потолковать по душам и, естественно, под разнообразные напитки… До Брайдера с Чадовичем добираюсь совсем уж вечером. Юра торжественно ставит на стол коньяк: «Вот! Не хуже тираспольского». Бутылка вызывает у меня сомнения, но соавторы их категорически отметают. Поднимаем стаканы… Слава богу, я успеваю только пригубить. Глаза Чадовича, залпом заглотившего содержимое, сходятся в одну точку, Юрка выплёвывает «благородный напиток», срывает куртку с вешалки и устремляется к двери. Николай торопится за соавтором. До города от Дома творчества неблизко, туда ведёт скользкая и извилистая дорога, но стараюсь не отставать — наверняка предстоит что-то интересное.
Выносной киоск, дымит мангал, за прилавком щупленький хозяин — «лицо кавказской национальности». Брайдер сгребает его за грудки: «Убью!» — «Ай! Нэ нада! Нэ сэрдись, дарагой! Это хароший напиток, им не атравишься. Настоящий чача, немного кофе для цвет и всё. Мамой клянусь!» — «Ты мне что говорил?!.» — «Каньяк нужэн? Есть каньяк! Хароший, лучше не бывает. Для тэбя — савсем дёшево!» Юра берет бутылку, открывает, пробует содержимое. Передает ёмкость соавтору. Николай тоже дегустирует, удовлетворённо кивает. Забрав несколько бутылок (чтобы лишний раз не ходить) уходим.
Каждый день Брайдер спускался в город и брал коньяк «лучше которого не бывает, совсем дёшево»… А в середине семинара произошла пересмена участников и белорусы уехали. Через какое-то время прохожу мимо ставшего памятным киоска. Хозяин робко окликает меня: «Скажи дарагой, гдэ этот маленький и сильный?» — «Уехал». — «Савсэм?» — «Совсем». По лицу торговца потекли слёзы. Вот только не думаю я, что его расстроила неожиданная разлука…
На семинар приезжает из Ашхабада Михаил Шалаев — давнишний друг Лукина. Женя собирается встречать его в аэропорту Симферополя. Наши попытки отговорить Евгения от этой поездки («Чай не маленький, сам не заблудится») результата не приносят. Становится ясно, что этот вечер придётся провести без песен Лукина…
Огромные хлопья снега неспешно ложатся на пальмы, проплывают в свете фонарей. Красиво! Но недаром говорят, что любая медаль имеет и оборотную сторону. Из-за снегопада закрыт перевал, и Лукин с Шалаевым вынуждены коротать ночь в аэропорту в кампании с каким-то морячком. До Ялты добираются только к вечеру следующего дня, изрядно уставшие. А наутро события начинают развиваться по весьма неожиданному сценарию…
Проснувшись по своей привычке к обеду и выбравшись из номера, встречаю страшно весёлого Логинова, который рассказывает следующую историю: «Захожу к Лукину с Шалаевым (Слава ходил в номер Жени, как на работу, дабы с выражением прочитать очередные страницы рукописи «Многорукого бога Далайна» и выслушать очередную партию оценок и замечаний — буде и такие возникнут). Не успели разговор начать, дверь распахивается, по-хозяйски входит какой-то морячок. “Здорово, мужики! — и оценивающе оглядывает номер. — А что, у вас неплохо. Я поживу денька два-три. Утюг есть?” Выпрыгнул из своих клёшей, натянул трико Шалаева… Вижу — ребята дар речи потеряли. Нужно что-то делать. Поскакал к тебе, но сообразил, что ты спишь, а шефа будить — себе дороже. Навстречу Звягинцев. Я к нему: “Вася, сыграй роль директора ВТО, выручи этих интеллигентов несчастных!” Тот меня выслушал. “Без проблем”, — говорит. Возвращаемся в номер, морячок уже штаны выгладил, ботинки начистил, отдыхает. Звягинцев номер шагами измерил, потом строго так спрашивает: “И как, товарищи, работа над рукописями идёт? Активней трудиться нужно, мы сюда не бездельничать приехали!” Потом на морячка воззрился, глаза нехорошо прищурил: “А вы почему, товарищ матрос второй статьи, не по форме одеты? Что у вас за ремень?” Короче, выставил этого прохвоста».
Посмеиваясь, доходим до номера Лукина. Ехидно осведомляюсь, как зовут их незаконнорожденного: Шалай Лукич или Лука Шалаевич? В ответ — сдавленный стон.
За обедом администратор столовой сообщает: «А к вам ещё один участник приехал». — «Кто?» — «Анатолий Павлюк». Что за Павлюк? Не знаю такого. Может, Людмила пригласила, а я запамятовал? Или кто из крымчан? Но и Козинец, и Иваниченко разводят руками. «А как он выглядит?» — «Да молоденький такой морячок…» Ах ты, зараза! Мимоходом даю втык Жене с Мишей: объесть нас конечно прохиндей не объест, но черт бы его знал, что он ещё выкинет… Народ веселится, обсуждая ситуацию.
Ужин. Спускаюсь из столовой и натыкаюсь на весело насвистывающего моряка. Уж не этот ли? «Молодой человек, представьтесь». Тот гордо: «Я участник писательского семинара!» — «Странно. Семинар провожу я, но вас не знаю». Заюлил: «Понимаете… Я… Меня Лукин с Шалаевым персонально пригласили…» — «А-а. Вы подождите их на крыльце. Они сейчас подойдут».
Покуривая, стоим в сторонке. Морячок топчется у дверей столовой. Настырный… Наконец от жилого корпуса доносится зычный голос Логинова, рассуждающего, кажется, о вкусовых достоинствах чавги. Компанию ему составляют Миша с Женей. Мимоходом сообщаю: «Вас там “незаконнорожденный” ждёт…» — «А-а-а!..» — Шалаев с рёвом устремляется к столовой. Лукин, подхватив валяющийся на газоне дрын, поспешает за другом.
В прекрасном рассказе Николая Самохина «Опасный возраст» есть фраза: «Моряк бежал легко и пружинисто, закусив поблескивающей фиксой ленточки своей флотской бескозырки». Бескозырки у Павлюка не было, но улепётывал он с удивительной скоростью. Писатели, измождённые сидячим образом жизни и отсутствием физических упражнений, догнать его не сумели, несмотря на все старания. Возвращаются, переругиваясь. Шалаев ворчит: «Стоит с тобой связаться, и обязательно влипнешь в какую-нибудь историю! Этого “незаконнорожденного” нам теперь в ВТО до скончания века не забудут…»
Век закончился. Несколько лет мы работали с Михаилом вместе, в редакции журнала «Филателия». Бывали случаи, когда (по разным причинам) тот или иной материал неудобно подписывать фамилией реального автора. На этот случай существовал редакционный псевдоним. Угадайте с трёх раз, какой? Правильно — Анатолий Павлюк!
Началось всё ещё в 1988-м. Сидим кампанией в «ледяном доме» на семинаре в Днепропетровске (о нём расскажу в другой раз). Одного стакана не хватает. Игорь Пидоренко берёт крышку от мыльницы, решительно ставит на стол: «Наливай сюда!» — «Ты что, Игорёк?» — «А что? Она чистая, мылом не пахнет». На следующий вечер ситуация повторяется, только пользоваться мыльницей пришлось кому-то другому. Постепенно это вошло в традицию, даже непьющий Логинов причастился из переезжающей с семинара на семинар мыльницы-рюмки. А в Ялте эту историю услышал Сергей Александрович Снегов и потребовал: «Давайте сюда эту мыльницу. Как это так — все фантасты страны из неё пили, а я — нет? Непорядок!»
цитировать
свернуть ветку