|
Я очень люблю читать статьи о переводе, переводах и переводчиках. Почти так же очень, как критические статьи о фантастике, фантастах и фантастических произведениях. Нет-нет, да и уловишь связь между этими вещами, вроде как на уроках закона Божьего объяснит наконец батюшка, что есть святая троица, и так станет радостно на душе. А если к тому же ругательство новое подарит, ну просто чего же еще желать?
Статья Николая Ютанова «Как врать за деньги, или Страсти по переводу» была воплем человека, уставшего «жрать Shit». По количеству прежде непечатных русских и английских слов и полному нежеланию считаться с запретами предреку Н.Ютанову роль ведущего кибераналитика в прозинах — кстати, именно в прозинах это первая достаточно аргументированная статься о переводах фантастики. *
Статья же Сергея Борисовича Переслегина «Проблемы перевода» напечатана тем же «Интеркомом» даже «невзирая на ее некоторую затеоретизированность и чрезмерную, на наш взгляд, наукообразность изложения». Ценим ваше мужество, но!..
Утешьтесь, господа! Видывали мы и чрезмернее. К несомненным достоинствам Переслегина-критика отнесем желание и способность сыскать законы, несущие волну нашего любимого вида литературы, и благодушное желание затевать литературные скандалы по поводам для него несущественным. Статья по-хорошему еретическая, написанная иероглифами, какие умный разберет, а дураку она не понадобится. В том числе и дураку-переводчику.
Однако в серьезном разговоре о том, во что превращается фантастика в переводе, эти статьи всего лишь первые. Разговор только начат. Весьма неслучайно в том же номере «Интеркома» Андрей Чертков и Борис Натанович Стругацкий чуть ли не треть всего материала говорят о переводах. Экселенц добивается от Черткова ответа на вопрос, низкое ли у нас качество перевода, а Чертков по всегдашней своей тактичности отмалчивается. Но все же обе эти статьи напечатал он — честь ему и хвала. Поглядим, из чего в будущем воздвигнут памятники всем троим.
Хотя важнее другое. Великолепно и ехидно написанную статью С.Переслегина, видимо, следует все же поставить за статьей Н.Ютанова, и не только по хронологии.
В ней автор слегка перебирает по части академического бесстрастия и сокрытия огня за терминологической броней. Кроме того на всем протяжении статьи понятие «литература» употреблено дважды: один раз в сочетании «военно-историческая литература» и один — «литературная деятельность». Еще там мелькнуло слово «беллетрист». Вовсе не собираясь выжигать в лице Сергея Борисовича каленым железом язву структурализма, напоминаю, однако, что речь вряд ли идет только о «тексте», настойчивое упоминание которого мало-помалу приобретает характер мелькания парика гипнотизера.
Уж коль скоро мы дрались и даже успели поседеть в борьбе за это, давайте же считать фантастику литературой. А из этого следует необходимость даже при критической аутопсии относиться к ней точно также, как и к прочим видам литературы, и, стало быть, видеть ее в контексте всего литературного процесса, имеющей прошлое, настоящее и будущее. Не следует увлекаться абстракциями: может оказаться, что, как и в известном анекдоте, причиной смерти и было вскрытие.
А еще Сергей Борисович лукавит. Он написал превосходную статью о том, как невозможно делать то, что уже много веков делается, и как невозможно в этой деятельности добиться идеального решения. Как бы отворачиваясь от некоторых фактов, он вызывает на их произнесение запальчивого оппонента, а сам после усмехнется в бороду, как бы говоря: «Ну кто ж этого не знал!..»
Усмехайтесь, Сергей Борисович. Произношу.
Примо. В распоряжении нашего переводчика небывало гибкий и богатый язык, предоставляющий неслыханные богатые возможности и создающий отменные трудности при переводе на языки другие. Вспомните несчастного японца, консультирующегося с Феликсом Сорокиным.
Русский язык адекватен практически любому языку мира. Все непереводимости в большей или меньшей степени преодолеваются в практике. Переведен даже «Улисс», традиционна считавшийся объектом класса «ультра-си».
Секундо. «Построение соответствия между культурами» вполне возможно, что доказано огромным количеством созданных за несколько веков блестящих литературных переводов да и всей переводческой практикой в целом. Автор словно бы говорит о хайлайновских марсианах, вырастивших Майкла Валентина Смита, а не об англичанах, французах и шведах. Елки-палки, Ду Фу переводим. Элюара, Мурасаки Сикибу, ацтекские тексты, Бориса Виана — и получается!..
Снова лукавит Сергей Борисович, приводя пример с памятником маршалу Фошу из «Саги о Форсайтах». Играет оный памятник важную роль в создании контекста — отсылай читателя в должным образом составленный комментарий. Прочтет и достроит. Не играет — валяй дальше.
Отчего это я, спрашивается, не должен по-русски взаимодействовать с английским романом английского писателя, написанном об англичанах конца XIX — начала XX века? Нет, «Вы, профессор, воля ваша, что-то неладное придумали!» Далее по тексту. А самое смешное, что роман-то переведен. И жалоб на контекстуальное несоответствие не поступало.
Между тем имеются люди, Сергея Борисовича понявшие и даже опередившие. Попробуйте-ка, любезный читатель, уловить по заглавию, а каком выдающемся произведении русской классики XIX века идет речь: «Любовь Мэри и Смита, или Золотая пчела над цветком персика».
Что? Не выходит? Добавлю, что речь идет о Пушкине. Опять не выходит? Вот то-то и оно. Так, добиваясь полного соответствия восприятия, перевели китайцы «Капитанскую дочку». Что Смит, что Гринев, что Маша, что Мэри — все едино белые. Ну, а золотая пчела и все прочее — это уж святое(?), в рамках традиции, украшать так украшать.
Терцио. И еще от одного факта Сергей Борисович отворачивается весьма опрометчиво. Опять-таки речь идет не об абстракциях, а о русской литературе. А ни в одной из литератур мира нет такой школы художественного перевода и таких переводчиков. Ни в одной из литератур мира не относятся к переводу и переводчикам (я понимаю и горестную двусмысленность этого утверждения) так, как в нашей. Проза ли, стих, драма ли, фольклор — все это переводилось, и переводилось блестяще по точности, по глубине проникновения, по колориту. Были и подвиги — Лозинский и его перевод «Божественной комедии». Заболоцкий и его перевод «Витязь в тигровой шкуре», шекспировские переводы Пастернака, «Сто лет одиночества», «Шум и ярость», переведенный Осией Сорокой, «Записки у изголовья», шедевр Веры Марковой, да мали ли еще...
Накоплен невероятно интересный опыт, в том числе и опыт неудач, какими были, к примеру большинство из переводов Диккенса в собрании сочинений; уже создана многообразная школа перевода, где учтены все возможные направления(?). Сергей Борисович в данном случае сам выступает переводчиком между этим сводом знаний и умений и малограмотными и неумелыми переводчиками; но не умоляя достоинств его статьи, надо сказать, что устыдить она халтурщиков не сможет да и не должна, очевидно...
Ведь написаны и изданы «Высокое искусство» Корнея Чуковского, «Непереводимое в переводе» Влахова и Флорина, «Слово живое и мертвое» Норы Галь, уже вышло множество выпусков «Тетрадей переводчика»; уже вышли пять томов «Мастерства перевода»; существуют подробные комментарии к переводу «Улисса». Для экзотики можно прочесть статью Фридриха Энгельса «Как не надо переводить Маркса» — Соч., т.21, стр.237. Еще напоминаю, что словарь «Ложных друзей переводчика» существует. И — ничего.
Кварто. Большинство публикуемых переводов плохи прежде(???) всего сточки зрения литературы. Заболоцкий утверждал: «Если перевод с иностранного языка не читается как хорошее русское произведение — это перевод или посредственный, или неудачный».
Эти переводы сделаны с почти полным отсутствием чувства стиля. Безликий, штампованный язык, в лучшем случае нейтральный, в худшем — канцелярский: глухота к авторской интонации и неспособность передать ее в русском варианте.
Сергей Борисович пускает в оборот замечательную формулу — «зависимое произведение». То есть, мол, как ни старайся, все равно от оригинала удалишься: обязательно что-то вмешается.
Но не пора ли определить, что же все-таки способствует рождению плохих, убогих и посредственных переводов?
Во-первых, невежество и плохой вкус переводчика, выбирающего, скажем, у Браннера самые дешевые из его вещей и считающего, что у Муркока все замечательно.
Во-вторых, когда вещь выбрана, срабатывает плохое знание русского и английского языков, неспособность к литературной работе. Среди переводчиков тоже есть свои графоманы.
В-третьих, дальше идет вина редактора и издателя, которым нужно отрабатывать зарплату и вкладывать деньги в производство. Они, эта пара, часто оказываются просто-напросто взаимно обделены вкусом, и тогда появляются изделия наподобие «Работорговцев космоса» или свалки наподобие «Фата Морганы» или лоскутные одеяла «Хайтеха».
В-четвертых... ну, тут я вторгаюсь даже дальше Ютанова. Мне, скажу откровенно, нравится далеко не всякий читатель. А он, мерзавец и решает судьбу издания, голосуя рублем. Порой страшновато, за что он голосует. Но тут хочется вспомнить один обворожительный эпизод из писем Всеволода Иванова. Он наблюдал во время гражданской войны и всеобщей бескормицы, как в зоопарке перед медведем стояла бочка ТУХЛОЙ КВАШЕНОЙ КАПУСТЫ. Медведюшко и ревел, и лапами замахивался, и башкой крутил... а все-таки ел. Нашему читателю приходится делать то же самое, даже не реветь(?) — куда реветь-то? Что есть, то и читай.
Но все же вернемся к переводчику. В чем его заслуга?
Когда он переводит пустяки, не требующие особой интеллектуальной натуги, Нортон какую-нибудь или еще что, это одно. Есть некий круг авторов, не предполагающих ни эрудиции, ни даже высокой грамотности — так сказать, для самых бедных (?).
Но есть и другие авторы, которые заставляют теплиться надежду, что капуста бывает не только тухлая.
Только за одним-двумя исключениями в переводе они все становятся равны — Ван-Вогта не отличишь от Урсулы Ле Гуин. Какое нам(?) черт возьми, дело до «многочисленной совокупности переводов», равно как и до «процесса многократной трансляции»? Упрощать сложное — такой же грех, как усложнять простое. Герменевтика, толкование чистого текста, вещь прекрасная, но наш читатель по большей части сидел в другом семинаре, да и переводчик далеко не всегда осведомлен по этой части. Нам нужен на данном отрезке один и самый лучший перевод, который сможет отменить только время.
И тут обычно возникает еще один грех — смертный и незамечаемый(?), в который, как и во всякий грех, переводчики впадают с особым удовольствием.
Его лучше всех определил К.Чуковский: дело не в мелких ляпах(?) с которыми, ясное дело, надлежит бороться и к которым критики относятся легче всего, хотя это дело квалифицированного редактора. Гораздо важнее найти ту доминанту отклонений, при помощи которой переводчик _навязывает читателю свое литературное «Я»_ (курсив мой, — А.К.).
Так поступил Бальмонт с Шелли и Уитменом. Так поступил Маршак с сонетами Шекспира. Так поступил Вознесенский с поэзией многих авторов. Так, увы, поступил прекрасный переводчик А.Щербаков с романом Фармера «Любящие» — с поэзией Э.По он, слава Богу, в свое время обошелся помягче(?).
Но большинство переводчиков проделывает это не от избытка творческой значительности, а просто потому, что не врубаются в тонкости. От стиля переводчика зависит многое — по меткому замечанию все того же Н.Ютанова, так из холодной (добавлю и глубоко философской при всем прочем) романтической вещи Урсулы Ле Гуин получается детская сказка о мальчике, который прилежно учился и выучился на Архимага.
Требуется труд и талант, чтобы погрузиться в более широкий контекст, чтобы понять, что же оплодотворило могучее воображение Ле Гуин, Желязны, Сэма Дилени, Олдисса, Гибсона, Иэна Уотсона; за одним-двумя исключениями халтурщики не способны выделить скрытую цитату, расшифровать аллюзию: они ни при какой погоде не читали Библию даже на русском и считают, что французский поэт Сен-Жон Перс, музу которого призывает в помощь герой «Розы для Экклезиаста», это некий святой Иоанн Перси (ну и фантазия же у некоторых!). Искажения чудовищны. Но «...как бы ни были порой губительны отдельные словарные ошибки, даже они далеко не всегда наносят переводу такую тяжелую травму, какую наносит ему искажение стиля... Перевод может считаться отличным, заслуживающим всяческих похвал, если в нем передано самое главное: художественная индивидуальность, переводимого автора во всем своеобразии его стиля». Ах, Корней Иванович... Спите спокойно...
Еще возражу Сергею Борисовичу. Не надо сравнивать лодки и ФЛП. Пироги, катамараны и плоты — по-своему совершенство среди судов того же класса. ФЛП-пешки хорошо читать в школах перевода, как негативный пример, как штудию, но зачем же их печатать? Ведь моряк, плывущий даже на пироге, в эпоху лайнеров не может искренне верить, что не существует более совершенных методов навигации. Поразвлекался, ладно, а как возить грузы и пассажиров? Сообщаться-то как? Только не надо напирать на невозможность оного по причине трагического несовпадения психик, значит(?), и культур, нес па*. Их-то переводчик и уравнивает, переводя через Реку Народов лучшее, что у народов есть. Он еще и просветитель — при условии, что просвещен сам, как Апт, как Гинзбург, как Левик, как Щербаков, как Гурова, как Сорока, как Бунин, как Ахматова, как Британишский, как Маркова, как Аркадий Стругацкий.
В древних восточных школах единоборств есть разные способы ведения боя — даже косой с заплетенной в нее проволокой дерутся хитрые корейцы. Но стоит ли критике изобретать свой бой, когда предмет исчезает под вуалью терминологии и снисходительной игры в проблему? Она, право слово, не в том, чтобы узаконить право на перевоз и чудовищно вольную интерпретацию.
Она в том, чтобы усвоить лучшее из найденного и с презрением отринуть (Эх-эх, придет ли времечко? Приди, приди, желанное!..) халтуру, дешевку и нелитературщину. Элемент беспощадности тут необходим — вряд ли эти творцы примутся кончать с собой, как униженный Томас Чаттертон. Рынок воспитывает покладистых редакторов и давит грамотных: филолога, способного квалифицированно проанализировать и оригинал и русский текст, он отметает за ненадобностью, разве что, как у «Меги», попадется спонсор, поощряющий(?) и обеспечивающий любую строгость.
И все равно надежда жива. Она умирает последней. Да и не такая трагедия, чтоб ей помирать. Просто стыдно за коллег. Но ведь это же не аргумент в наше время. Аргументы печатаются в типографиях Госзнака и Монетного двора. Мы их только переводим. И переводим — в хорошие книги, отличные переводы, классные и на диво слаженные. Главное, не бросать дела-то.
Алан КУБАТИЕВ.
--
* ?
* нес па — не так ли
|
цитировать
свернуть ветку
