Читая тему «Переводы и переводчики», задумался о том, что в русской литературе сложилась целая традиция иносказаний и эвфемизмов при передаче довольно отчетливо заметной привычки русского человека в обиходе выражаться крепко и без церемоний. Классики русской литературы, сами способные в устной речи высказаться прямолинейно и откровенно, не стеснявшиеся в личной переписке непечатных выражений, в своих произведениях тем не менее предпочитали эту характерную черту повседневной жизни передавать обиняками и иносказаниями, достигнув в этом деле немалого искусства. Очевидно, что при этом приходится балансировать между отвлеченным и незатейливым сообщением «такой-то грязно выругался/крепко выразился» и прямолинейным стенографированием самих грязных выражений. Надо ли говорить, что большей частью русскоязычные мастера слова выдерживали высший класс, достигая невероятной прозрачности своих иносказаний и при этом не проваливаясь в пошлость. Сразу же вспоминается классический пример от Антона Павловича Чехова:
цитата
Пристав к берегу, гребцы первым делом начинают браниться. Бранятся они со злобой, без всякой причины, очевидно спросонок. Слушая их отборную ругань, можно подумать, что не только у моего возницы, у лошадей и у них самих, но и у воды, у парома и у весел есть матери.
В связи с этим хочу спросить у почтенной публики — какие примеры наиболее прозрачных, но не пошлых иносказаний, вы знаете из русской литературы? Мне, например, пока что текущим рекордсменом представляется вот этот известный отрывок из знаменитого романа Леонида Соболева «Капитальный ремонт»:
цитата
Тюльманков же сидел на узкой беседке, спущенной за корму. Огромный — в ширину расставленных рук — медный орел, привинченный к броне, угрожал ему раскрытыми клювами обеих своих голов. На беседке стоял ящичек с банкой чистоля и ветошью. Круглые крылья орла были уже покрыты белой, едко пахнущей густой жидкостью, и она на глазах зеленела, отъедая окислы медной поверхности. Чистоль требует времени — чем дольше оставить его на меди, тем легче потом навести на нее блеск. Поэтому Тюльманков сидел в вынужденном бездействии и рассматривал коронованную птицу....................................................... ...................................................... ......
Орел безмолвно смотрел на него, кося своими выпуклыми слепыми глазами. Георгий Победоносец на щите, вделанном в грудь орла, неудержимо скакал на тонконогом коне через зелено-грязные потёки чистоля к новым победам.
Злоба вновь охватила Тюльманкова. Он встал на шаткой беседке и с маху начертал всей ладонью по тусклому налету чистоля, от крыла к крылу, короткое непристойное слово. Оно легло на орла, как пощечина.
— Вот и сохни так, сука! — сказал удовлетворенно Тюльманков и принялся яростно тереть когти и лапы орла. Тряпка мгновенно почернела, точно от крови.
Первая буква слова, ляпнутого Тюльманковым на орла, косым андреевским крестом накрест перечеркивала герб.
цитировать
свернуть ветку
