Марксизм и вопросы языкознания

Так вот о сравнительной лингвистике, с помощью которой можно было бы вытащить  всю цепочку срез реальности-мышление-ценности-мотивации-цель-действие, которыми оперирует автор. Можно бы. Бы, понимаете ли.

Оказалось еще интересней, чем я предполагала, но и значительно сложнее — никакой литературы о анализе текста на русском языке так и не удалось найти. То есть ничего конкретного, теории-то расписаны вдоль и поперек...в таких, однако, выражениях...мда.

Смысл, говорят, не является постоянным, но зависит от конструала. От конструала, значить. А языковые конструалы порождают проблемы концептуальности.

Богато излагают, что сказать.

Чтобы прорубить все это богатство нужен не один год, а чтобы перевести с птичьего языка на человеческий и надеть на него конкретику, вдвое больше.

Вот в этом месте надо сказать о том, почему  в России эта тема так неразвита. Все же помнят о гонениях на кибернетику и генетику в свое время? Не  знаю, насколько широко известно, что на лингвистику тоже были наложены очень жесткие ограничения; ну что там ограничения, целое направление лингвистики было объявлено вредительским и множество проектов свернули. Причем если происхождение языков и историческая лигвистика еще как-то выжили, то  самое важное для нас  — когнитивная лингвистика (просто говоря, анализ текста и речи на интеллектуальный/социальный уровень речующего и, ergo,  его групповую принадлежность) было совсем запрещено, как классово чуждое.

Язык как надстройка мыслящего сознания — вместе с его изменчивостью и непрерывным формированием — был объявлен буржуазным заблуждением, «после Октябрьского переворота русский язык не менялся» — было произнесено и впечатано в учебники, и вот вам результат, двенадцать негритят.

Милейшая Кадендула в прошлой колонке задала вопрос, примерно звучавший, как «сравнение каких языков?».  Если даже не считать, что  неполные фразы не всегда понятны, в тупик меня поставил сам факт того, что речь шла о анализе литературных текстов и все, на мой взгляд, было предельно ясно, —   мне  сложно вообразить человека, который в профиле заявляет о интересе к предмету, но не знает  о когнитивном аспекте сравнительной лингвистики.

(То есть — повторю для сугубых технарей — о предмете, изучающем то, как по синтаксису, грамматическим конструкциям и проч. понять, на каком уровне мыслит автор, как работает его понятийный и онтологический аппарат, а также много всяких занимательных подробностей).

То, что Календула не знала про такую область сравнительной лингвистики, само по себе не страшно — но потом я подумала-подумала и пришла к выводу, что  как  эту важную тему обескровил Величайший лингвист всех времен и народов (брошюра 1950 года «Марксизм и вопросы языкознания»), так она и осталась анемичной и вялой. До распада Союза историческая компаративистика так и превалировала над компаративистикой когнитивной и групповой , а потом, видно, не до этого оказалось — все увлеклись подсчетом слова «снег» у эскимосов. Хотя казалось бы.

***

Вот еще о когнитивной лингвистике — то есть устной или письменной речи как надстройки сознания.

Например, если пользоваться таблицей Грейвза (можно и любой другой, нам нужна только верибильная точка отсчета), то секрет писательского успеха раскладывается на составляющие неожиданно просто.

Возьму для примера Пелевина, ладно? Это очень богатый пример, очень. Ну не  брать же Перумова, скажем,  с его «два притопа, три прихлопа» — с этой позиции можно анализировать любой текст и найти там много гитик, но давайте посмотрим на максимально рястянутые по вертикали тексты.

Вот буквально в двух словах — следите за руками: Пелевин описывает мир третьего и четвертого уровня (выживание, бабло, власть, иерархия) картинками пятого (разнообразие образов и наукообразные, логикоподобные объяснения) с попутным развенчанием шестого (классический романтизм, интеллигентность, непрактичность, неконкретность). При этом он пользуется средствами седьмого (проработка  и описание нескольких систем и наведение мостиков между ними) и протаскивает читателя за собой в  якобы-восьмой (изнанка мира и универсализм). Восьмой на самом деле выглядит не так, реально вместо подъема читателя в восьмой он сваливает его  во второй (таинственный и страшный мир, задабривание духов для общей безопасности)  — и все в восторге, как дети на американских горках.

Повторить этот трюк никто не может, потому как талант Пелевина не литературного рода, а мыслительного — такой диапазон почти во всю октаву, моментальное переключение с любой модели мышления на любую другую.

Фактически, именно таким диапазоном задействуются разные читательские страты, а уровни становятся проницаемы.

Теперь возьмите дикого, только что с пальмы, МТА в худшем смысле этого термина. Писал бы он про внятную ему обезьянью жизнь в словах и конструалах (дивное  слово!) своего второго-третьего уровня, проводя героя на уровень-другой выше — этически, ценностно, прежде всего — цены бы этому не было. Но когда он — МТА, в смысле, в худшем значении — начинает мешать язык Тургенева и Лимонова, являющиеся надстройками совсем других способов жизни и сознания, то хоть святых вон выноси.

С точки зрения  моделей мышления анализировать текст худо-бедно мы можем, но хотелось бы подробней о средствах выражения.

Хотелось бы, а  нету.

Связка язык-мышление вообще вопрос первостепенный  для послевоенных лингвистики и философии и каждый образованный человек, казалось бы, должен в нем разбираться хоть на базовом уровне — для критиков и всяческих жюрений без этого  вообще никак. Никак не отличить коммерческую литературу от подлинной, а претензию от искренности, — все отдано на откуп случайности и личным качествам критика. Назад в дописьменную эпоху стройными рядами, ура, товарищи.

И вот сидим мы все такие, сожалеем об упадке русской литературы и недостатке Белинских, а ручки-то вот они. Более того, англо- и франкоязычная лингвистика нашу проблему не решат, поелику каждый язык обладает своими слепками; ну и с отсутствием профессиональной школы критиков тоже все становится понятно — откуда ей взяться, если главный метод и инструмент оценки текста изъят из обращения.

Так что я на эту тему буду дальше искать, а пока что скажу подробней о моделях мышления и о  том, как  они задают мировозрение. При желании из них тоже можно вынуть относительно беспристрастные критерии для оценки текста.

Кстати, когда мы говорим о том, что кто-то живет в другой реальности, это тоже к таблице Грейвза. Я ее перевела на русский, как просили, и сейчас выкладываю еще раз.

PS «дифференцированное мышление» можно перевести как «различающее». Ничего популярного я так и не нашла, но вот, например, работы Мераба Мамардашвили «Эстетика мышления» разрабатывает именно его — и не так сложно, как французкие постструктуралисты. Всячески рекомендую, для начала, наверное, одно из лучшего.

ТВС (Морген, морген)