Нам не дано предугадать...

"Фантлаб", как бы это помягче, не совсем "родной" для меня сайт. Точнее, совсем неродной. Третий, если быть абсолютно точным. Однако, уже давно и наиболее прочно я обосновался именно здесь, о чем ничуть не жалею. Здесь у него л-лежбище (цэ) Поэтому, несмотря на то, что со временем я основательно подзапустил колонку, решил притащить в эту свою местную норку то немногое, что еще не закуркулировано здесь.

Как не покажется это кому-то странным, "чистых" рассказов у меня всего два. Один стал порождением вдохновения в мгновенье получения темы и занял почетное первое место на одном из многочисленных, но малоизвестных сетевых литературных конкурсов. Меня до сих пор трясет, при одном воспоминании "прихода" той идеи и ее последующей обработки. Дивное чувство. Искренне завидую тем авторам, которые смогли испытать его не один раз.

И это моё чЮдо уже давно и надежно залегло в глубинах пыльных складских полок АК ФЛ.

Со вторым рассказом все было гораздо сложнее по самым разным причинам. Почувствовал-де себя великим пейсателем, решил, что поймал Пегаса за хвост — заявился там-же еще и на следующий конкурс. Играя в рыцарство, при тихом попустительстве админов сайта прибёг в прямом и переносном смысле к клоноводству, и-и-и... Упс... После раздачи тем понял, что я не могу сделать НИ-ЧЕ-ГО (Привет, Melamori, прими от меня запоздалую "пасибку" за такую "случайность")))...

Довелось мне тогда испытать еще одно непередаваемое и незабываемое чувство писательства — абсолютный творческий вакуум...

Но и исход получился интересным. После всех отведенных на работу дней и последней почти бессонной ночи в мозгу вдруг мелькнул какой-то отблеск, всего лишь искра. В полном соответствии с законами физики пустота заполнилась с "бабахом" реальной вакуумной бомбы. И хотя до конца приема текстов оставалось всего несколько часов, их удалось использовать по полной. Заодно и рассказ получился на диво лаконичным. Местами даже лапидарным)))

Наибольшей моей проблемой было то, что уже само название темы уничтожало всю интригу: "Тайна старого тюремщика". И что прикажете с этим делать, если каждый читатель заранее знает, что у меня есть тюремщик, а у того будет какая-то там тайна?

И хотя рассказ торжественно провалился в первом же туре конкурса, мне кажется, я удачно тогда выкрутился и эта работа мне по-прежнему очень по душе в силу самых разных причин, часть из которых я уже озвучил.

Вот, перечитал свое творенье снова буквально пару дней назад, и вновь довольно крякнул — все получилось, почти так, как и было задумано.

В общем, не ищите глубоких смыслов и не судите строго — это всего лишь литературные игры и плановое пополнение запасов до потребных норм.

Ветер рвал шинели генералов.

Такой эффект получился незапланированным. Яруса галерей вокруг стапеля были до отказа забиты людьми – от членов императорской семьи до простых рабочих – и инженерам пришлось включить на максимум системы вентиляции, обычно не рассчитанные на столь высокую посещаемость.

То, что в условиях лунной гравитации создавало определенные неудобства дамам с их пышными юбками и кринолинами, привело в нездоровое возбуждение репортеров, выжимавших из удачного стечения обстоятельств «по-полной» – операторы вовсю ловили удачные кадры в свои объективы.

Вот посреди цеха высится громада готового к спуску новейшего линейного крейсера. Вот главком докладывает о готовности лично Его Императорскому Величеству Владимиру IV. Вот самодержец под руку ведет на специальную площадку солистку Императорских театров, прима-балерину и фаворитку венценосных особ в четвертом поколении, прелестную мадемуазель Волочкову, а ветер плотно прижимает к ее телу шелк платья, выгодно подчеркивая все прелести фигуры. Вот адмирал Заграйский передает Анастасии бутыль «Мадам Клико» и, щекоча роскошными вороными усами нежное розовое ушко, дает последние наставления, как дОлжно выполнить традиционную процедуру. Уверенно кивнув ему, крестная мать нового корабля произносит тщательно заученную формулу церемонии наречения: «Властью, данной мне, нарекаю тебя «Варягом». С гордостью носи это имя на просторах Солнечной системы во славу памяти всех твоих предков». И задорно рассмеявшись, с неожиданной силой и ловкостью отправляет драгоценный сосуд в короткий полёт. Хлопок у борта корабля, разлетаются в стороны осколки и клочья пены. Добрая примета, хорошее начало. Вежливые аплодисменты мехов, шелков и драгоценностей – от сливок общества с верхних ярусов. Радостный рев толпы в рабочих комбинезонах – с нижних. На большом голоэкране снова и снова транслируется повтор исторического момента, а Волочкова тем временем, быстро перебирая длинную розовую ленту, изловила горлышко бутылки и вручила его командиру корабля – на «вечное хранение». Директор завода, поймав кивок императора что-то командует в микрофон коммуникатора и тотчас стапель оглашают настойчивые гудки сирен, оборвавшись, стихла медь гигантского оркестра, а вместо него безликий приятный женский голос из динамиков раз за разом настойчиво рекомендует всем отойти от края обзорных площадок – во избежание. Народ зашевелился, отодвигаясь. Вдоль галерей опустились мощные ставни, надежно отделив зрительские трибуны от остального пространства цеха.

Далее динамики транслировали слегка искаженные голоса служебных переговоров:

- Герметизация смотровых галерей завершена… Выравнивание давления на стапеле… Давление – ноль… Получено разрешение на открытие створок главного люка…

Вот, вдоль всего потолка, теряющегося в свете прожекторов высоко над «Варягом», прорезалась быстро расширяющаяся щель, в которую хлынул яркий свет лунного дня, мгновенно затмивший искусственное освещение.

- Проверка маневровых… Докмейстер дал "Добро" на пробный запуск…

Сработавшие под корпусом рукотворного исполина малые ракетные двигатели выбросили со дна стапеля тысячи мельчайших частиц, мусора, накопившегося там за время постройки.

- Запуск произведен. Работа маневровых – стабильно, в пределах нормы… Прошу «Добро» на старт…

- Старт разрешаю!

Двигатели заработали в полную силу, наполнив всё окружающее пространство ровным мощным гулом. Вибрация от конструкций передавалась телам затаивших дыхание зрителей, заставляя бегать мурашки по телу. Корпус «Варяга» дрогнул, начиная движение. Медленно поползли вверх и скрылись там в ярком солнечном сиянии изящные надстройки, пусковые с башнями главного, универсального и всех прочих калибров. Вот уже мимо смотровых галерей всё быстрее и быстрее заскользила отливающая голубым бортовая броня из сплава мифрила с кевларом, а в динамиках послышалось неуставное, но традиционное и обязательно-негромкое: «Поехали!..» Ещё миг, и перед зрителями осталось лишь внезапно опустевшее пространство стапеля.

А всего через несколько секунд наступила оглушительная тишина и тут снова грянул оркестр. По галереям полились звуки гимна:

«Россия великая наша держава,

Россия – великая наша страна…»

Сразу по его окончании снова послышался приятный женский голос:

- Дамы и господа! Линейный крейсер «Варяг» успешно сошел со стапелей и в настоящий момент совершает маневр вывода на окололунную орбиту. Просим приглашенных пройти в солярий на верхнем ярусе сектора «Глаголь», где в честь этого знаменательного события состоится торжественный обед в Высочайшем присутствии…

* * *

Спустя час, когда отгремели все положенные в подобных случаях торжественные тосты, здравицы и хвалебные речи, а отличившимся при строительстве были пожалованы ордена, медали и целковые – в строгом соответствии с рангом и заслугами каждого – государь-император предложил участникам не стесняться, продолжать пиршество без него, а сам, сославшись на неотложные государственные дела, покинул общество.

* * *

В кабинете директора завода, временно занятом под походную царскую ставку, Владимира ждали с докладом несколько приближенных.

- Ну, что там? Давайте по-быстрому.

Министр иностранных дел открыл папку.

- Американский посол вчера объявил нам ноту протеста по поводу инцидента с патрульными катерами в секторе Фобоса от шестого октября…

- Это понятно, давайте дальше.

- Палестина объявила ноту протеста Китаю, обвиняя в укрывательстве беглых израильских генералов на территории их лунной базы …

- Хорошо, знаю.

- Продолжаются волнения в американских марсианских колониях…

- Ясно, — нетерпеливый взмах руки.

- Эскадра корпорации «Майкрософт» попала под метеоритный поток в поясе астероидов. Атомные авианосцы «Миллениум» и «Виста» получили серьезные повреждения, при этом «Миллениум» вышел из строя минимум на год. Эсминец ХР-1997 восстановлению не подлежит и списан из боевого состава флота…

- С нашей стороны потерь нет, — негромко, но веско дополнил доклад главнокомандующий.

- Ай, молодца! Дальше.

Дипломат захлопнул папку.

- Срочных сообщений вам на доклад больше нет. Текучка, ваше величество.

- Благодарю вас. Господа, у кого что ещё? – вежливое молчание в ответ. – Отлично. Вылет на Землю – через три часа. Все свободны…

Собравшиеся выходили один за другим, кабинет быстро пустел.

- А вас, Хохорин, я попрошу остаться. – Очевидно, ожидая услышать эти слова, начальник тайной канцелярии заранее не особо рвался в первые ряды, тут же развернулся и замер, ожидая пока они с царем останутся одни.

- Присаживайтесь. Можно по-простому, без протокола.

Не проронив не слова, генерал сел в кресло напротив государя, внимательно глядя на своего визави. Его слегка косящие глаза часто выводили из себя собеседника – невозможно было понять, куда Хохорин смотрит. Но царь к такому давно привык.

- Всё готово?

- Так точно…

- Вас что-то беспокоит?

- Государь, вы знаете, я всегда был сторонником кардинального решения этого вопроса. Даже в более спокойные времена. А теперь, когда такая каша заваривается… Не мне вам объяснять – то, что когда-то смогли сделать мы, сможет сделать и кто-то другой – с нами…

- Это всё? – довольно резко перебил его Владимир.

- Собственно, да, — на губах генерала застыла грустная полуулыбка.

- Артем Викторович, я уже давно не мальчик, сам все прекрасно понимаю. Но для вас паранойя – профессиональное заболевание. Я же привык полагаться на свою интуицию, которая меня пока не подводила. Поверьте, как только я пойму, что иного выхода нет… — император выразительно замолчал.

- Воля ваша, Владимир Владимирович, — Хохорин поднял руки, как бы сдаваясь.

- Вот и славно. Я вернусь через два часа.

* * *

Анна Райх, личный пилот русского императора коротко доложила о готовности к полету. Владимир в комбинезоне с полковничьими нашивками – как он часто делал, путешествуя инкогнито – пренебрег пассажирским салоном и занял место второго пилота в кабине катера. Быстро прошли все предстартовые процедуры. Аппарат резво выпрыгнул со стартовой площадки и завис, ожидая, пока ему найдут окно в трафике изрядно озверевшие диспетчеры – для вывода «Варяга» за несколько часов перекрыли все движение в секторе и теперь прилагались максимум усилий, чтобы вернуть графики движения в норму.

Пока Анна деловито переругивалась с кем-то на вышке Золотых Ворот, царь открыл небольшой томик ин октаво и спокойно принялся перелистывать страницы, с интересом пробегая их взглядом.

Минут через семь-восемь катер наконец-то занял свой эшелон, лег на курс и Анна включила автопилот

Откинувшись на спинку кресла, она покосилась на своего «напарника».

- Позвольте угадаю – автор всё тот же?

- Стабильность – признак мастерества, не так ли? – иронично заметил Владимир. Райх фыркнула.

- Никак не могу понять – что же вы все-таки в нем нашли?

- Зная вашу язвительность, мон шер, вы будете смеяться, если я скажу, что ощущаю в нем родственную душу.

- О майн гот! – пилотесса закатила глаза, и тут же принялась преувеличенно размеренно декламировать:

Мы соблюдали правила игры,

Пусть даже судей не случалось рядом.

Одни лишь королевские дары –

Или полцарства, или кубок с ядом.

Но выпит яд сто лет тому назад,

И государства больше нет на карте.

И лишь один маркиз Де Детский Сад

Читает нам трагедию дель-арте.

И не было, и было да прошло,

И было всё не так, как в самом деле.

Но всё-таки до боли, на пределе,

Как будто сквозь промёрзшее стекло,

Мои глаза в твоих, прощаясь, разглядели

След нежности случайной НЛО…

- Вот уж не подозревал, что вы тоже Бабочеком увлекаетесь.

- Ха, – увлекаюсь! Если мне будет позволено использовать в присутствии августейшей особы просторечное идиоматическое выражение – держи карман шире! Просто вы везде разбрасываете его книжонки, Ваше Величество. Хочешь – не хочешь, просто из любопытства заглянешь. А после этого даже при большом желании такой пафосный поэтический образ, как случайнОЕ НЛО, не забудешь — Анна специально выделила голосом окончание в прилагательном.

- Во-первых, вы излишне пристрастны, сударыня – снисходительно парировал Владимир. – В стихосложении подобные кунштюки вполне допускаются. Как никак и Наше Все во время оно ударения в словах менял в угоду рифме. А во-вторых, давайте на время этого полета обойдемся без титулов.

- Да что я первый раз замужем что ли? ТУТ всё проверено, а ТАМ я даже из кабины выходить не буду.

- И всё же. Тем более что вы так ни разу замужем и не были…

- А оно мне надо? — совсем уже под нос буркнула Анна.

* * *

О том, что под казематами Новопетропавловской лунной крепости располагается государственная тюрьма особого режима, знали не то, чтобы немногие. Просто те, кто знали – либо не распространялись на эту тему, либо не могли никому об этом поведать даже если бы захотели. Ибо охрана там была соответствующей.

Но перед прибытием этого катера меры были приняты экстраординарные: весь персонал крепости с шестой посадочной и близлежащих отсеков убрали вообще, а все посты в северо-западном крыле – вплоть до особой зоны на четвертом уровне – заняли здоровенные молчаливые бойцы какого-то спецподразделения в скафандрах высшей защиты.

После посадки катер быстро зарулил в закрытый бокс. Владимира встречал невысокий коренастый офицер, главной приметой которого были роскошные, залихватски закрученные усы.

- Здравия желаю, ваше превосходительство!

- Здорово, Ржевский, — Владимир, радостно улыбаясь, протянул руку для пожатия, каковую встречающий аккуратно, но сильно тиснул.

- Ох, и медведище ты, поручик! Гляди, раздавишь, — ничуть не пострадавший царь похлопал своего любимца по плечу. — Знаю, слышал уже. Отличились твои удальцы, — продолжал император, пока Ржевский вел его к лифту, они спускались вниз, а потом долго петляли по коридорам, то и дело задерживаясь в многочисленных тамбур-шлюзах. – Как-то оно всё прошло с «Миллениумом»?

- Да как прошло? Нормально всё. Врезали этим форточникам по первое число. Тридцатого числа начали, а первого закончили.

- Э нет, братец, так просто ты от меня не отделаешься. Со всеми этими своими подробностями потом всё расскажешь. Не забудь отличившихся мне представить. И не вздумай говорить, что отличились все.

- Не извольте беспокоиться, господин полковник. Доложим в лучшем виде – всё чин чином, как монашка на исповеди отцу-настоятелю.

- Пошляк ты, поручик…

Так, с шутками и прибаутками они наконец-то оказались перед глухой дверью нижнего уровня. Здесь Ржевский почтительно приотстал, а Владимир помешкав мгновение, как бы собираясь с силами, приложил ладонь к идентификационной панели…

* * *

- Он никогда не говорил, почему такой псевдоним – Иржи Бабочек? – наконец нарушил молчание царь, до того долго молча глядевший в монитор. Экран упорно демонстрировал одну и ту же картинку – некто, неподвижно разметавшийся среди смятых простыней на кровати. Он лежал навзничь, и камера во всех цветах и оттенках бесстрастно демонстрировала немногочисленным зрителям внешний вид утрированно-грубой, почти уродливой органопластической маски, скрывавшей лицо узника.

- Нет, Дима. Если хочешь, могу спросить при случае, — ответил царю второй находившийся в комнате человек, тихо стоявший за спиной древний старик в униформе тюремного надзирателя.

- Спроси… А впрочем, пожалуй, не стоит. Пусть всё остаётся как есть, — император, никак не отреагировавший на именование Димой, продолжал. – Он всегда такой… меланхоличный?

- Временами. Когда не пишет и не дрочит.

Царь, наконец-то оторвался от созерцания экранов, удивленно обернувшись к тюремщику.

- В смысле – мастурбирует, — смутился тот.

- Угу, понятно, — в свою очередь стушевался и император. Последовала неловкая пауза, прерывая которую Владимир-Дима потянулся к лежащей на столе стопке исписанных, исчерканных и мятых листков. – Это из последнего?

- Да. Фельдъегерская почта у нас по четвергам, вот и накопилось.

Царь перебирал листки, бегло пробегая рукописные строки и просматривая рисунки, в основном, изображающие анатомические подробности интимных мест человеческих тел обоего пола.

- Ладно, пора мне, — император решительно поднялся. Встал и его странный собеседник.

- Ну, что ж… Пора, так пора.

Подойдя к двери, человек, правивший гигантской империей, внезапно порывисто обернулся и крепко обнял идущего по пятам старика.

- Ты уж прости меня, Прохор Кузьмич. За всё прости. Сначала я, потом он… Столько лет…

- Да ладно… Господь с тобой… Чего уж там… Я же всё понимаю… Ступай с богом… — Прохор осторожно, но настойчиво оттолкнул от себя царя. Тот глубоко вздохнул, постоял пару мгновений с закрытыми глазами и вновь протянул ладонь к двери. «Как слепой за поводырем», — мелькнула у старика мысль…

* * *

Спустя малое время Прохор успокоился и сел к столу. Он вновь сложил в стопку все листки, разбросанные по столу гостем, и принялся их сортировать. Сразу отложил в сторону рисунки и обратился к написанному. Читал он медленно, вдумчиво, то и дело недовольно качая головой, или снисходительно хмыкая. Наконец большая часть прочитанного отправилась в утилизатор, а меньшую часть Кузьмич подверг решительной правке.

Затем он положил перед собой чистый лист, взял карандаш и начал писать сам. То и дело он останавливался, зачеркивал и исправлял написанное. Иногда подолгу сидел, уставившись в низкий потолок, при этом он что-то считал, шевеля губами и загибая пальцы. А то вскакивал и нервно мерял шагами помещение из угла в угол.

Постепенно бумага перед Прохором Кузьмичом покрывалась столбцами строф:

А потом отбурлит, отгрохочет

И привьётся кому-то другому.

Но останется несколько строчек,

Словно пепел сгоревшего дома.

И останутся только слова,

Как воронка от давнего взрыва,

Где уже прорастает трава,

И возможно, совсем не крапива.

И возможно, совсем зарастит.

Не отыщешь потом даже шрама.

Но останется дёрганый стих –

Прошлогодняя кардиограмма.

Уже давно у старого тюремщика была маленькая собственная тайна – он научился с лёгкостью копировать почерк своего узника…

06-07 октября 2011 года

Примечание: Ни в сихосложении, ни в стихопонимании я никогда не был силен. А сюжет сразу нарисовался именно такой — не сотрешь, не объедешь. Поэтому, ни секунды не задумываясь в условиях традиционного для сетевых конкурсов дэдлайна, я решительно уворовал для рассказа два творения своего доброго знакомого ТЫЦ и ТЫЦ. На мое счастье, после "срыва покровов" Аффтар не стал педалировать столь беспардонный и утилитарный подход к его творчеству. А единственные понравившиеся мне его стихи оказались настолько малоизвестны (почти забыты), что и самого хозяина копирайта удалось удивить ТЫЦ, ТЫЦ и ТЫЦ.

Что же до остального, рассказ этот близок мне и еще по одной причине.

Так что, пусть тонет в пыли веков здесь.

Вам ведь не жалко?