Каждый раз я думаю — ну все, это последнее, больше не будет, так вообще не бывает. Но приступ графомании пока не отпускает.Спасибо вам, что читаете, вдохновляете, даете советы и вылавливаете блох.
Экспекто Патронум
Ловлю тебя на чувство долга,
как будто рыбу на блесну:
не покидай меня надолго —
без сказки на ночь не усну.
Возьми на кухне полотенце,
скорее выгони в окно
табунчик мрачных экзистенций
и пустоглазое «Оно».
Лишь ты один поможешь горю
и утешенье в скорби дашь,
не уходи же! — да, не спорю,
что это, в сущности, шантаж.
Чтоб не слегла я, занедужив,
и в ванне не пошла ко дну,
чтоб не стряслось чего похуже —
не оставляй меня одну.
* * *
Мечусь и мучусь, ожидая знака, —
я в гневе пострашнее, чем Атилла.
Да только из созвездья Пастернака
все не уходит глупое светило.
И на здоровье! — я порой капризна
ничуть не меньше, чем любая дама.
Прощай, моя суровая отчизна!
Плыву к тебе, созвездье Мандельштама!
* * *
Мой ежедневник оборвался на девятнадцатом июля,
и потому слегка смущаюсь, как седину встречая вдруг
на вечно юном настоящем приметы времени: мамуля
мне с дачи тащит помидоры, капусту, яблоки и лук.
И ветер треплет крылья тюля,
и надо гладить стрелки брюк.
Уютно дома, и все чаще на улице свежо и сыро,
под кленами трава и листья перегнивают на компост.
Кидаю ночью в морозилку остатки мяса, масла, сыра —
и не заметила, ворона, как начался Успенский пост.
Вопрос о том, откуда дыры
в девичьей памяти, не прост.
Наверное, все дело в счастье, которое во мне гнездится,
и не расспросишь ведь, откуда оно пришло, когда уйдет.
Застенчиво краснеют даты на девственно пустых страницах:
ну не писать же, в самом деле, как в тапочки нагадил кот...
А между тем блаженство длится,
минуты складывая в год.
* * *
Внимательно рассматриваю фото.
Ну что сказать? Непыльная работа —
широкий стол, компьютер, кресло, «Паркер».
Но этот ракурс в четверть оборота —
в нем чудится мальчишеское что-то:
пустынный берег моря, крики чайки,
сеанс в кино, индейцы в старом парке...
Мы понимаем рано или поздно,
что молодость убийственно серьезна:
карьерный рост с отдельным кабинетом,
и наконец-то отпуск будет летом,
опять болеют дети, дача, тёща...
Но стоит разобраться с этой прозой,
как жизнь течет приятнее и проще.
Мне кажется, твоя пора приходит,
одевшись не по моде — по погоде,
гулять по тихим улочкам часами,
кормить с руки нахальных рыжих белок
и с озорством пыхтелок и сопелок
читать «Под голубыми небесами...»
и даже «Муха села на варенье...»
Да, в сущности, вся жизнь – такая малость.
Но и она зачем-то нам досталась…
Прошу тебя, чудесные мгновенья
не упускай и так себя наполни,
чтоб не сумела впредь я разобраться,
где радостью глаза твои искрятся,
где плещутся о мол морские волны.
* * *
Выхожу в интернеты, как будто на сцену к рампе —
в каждой женщине, милый, есть что-то от Джулии Ламберт
(и во многих мужчинах внутренний Гумберт Гумберт
то ли спит, то ли прячется, но однозначно — не умер).
Даже так скажу: мир — набор симметричных проекций:
на любого Нестория отыщется свой Боэций,
по медали — Сале с Пеллетье, Литвиненко — полоний,
и любой Клеопатре — собственный Марк Антоний.
Есть места и для звезд, и есть для работников сцены —
и такая конструкция мира, пожалуй, бесценна:
только полной бездарности жизнь не покажется раем...
Bon courage, мой ягненочек, занавес поднят — играем!
* * *
ни нострадамуса, ни ванги
я не беру с собой в дорогу:
ведет меня безмолвный ангел —
и слава богу.
бреду за ангелом, считая
шаги по крошеву ступеней.
пугая, дышит в спину стая
моих сомнений.
куда идем — вовнутрь, вовне?
поднимемся — что будет дальше?
где слово истины во мне,
где нотка фальши?
крылами крепкими, как щит,
меня мой ангел обнимает —
и стая злится и ворчит,
но отступает,
и страх уже не тот, что прежде, —
обыкновенная химера...
одно крыло за мной — надежда,
другое — вера.
* * *
Мир музыкален. Всякий день звучат
мальчишеские вопли,
визг девчат,
покрышек скрежет,
тихий скрип дивана,
шипение повернутого крана,
шум ветра в листьях,
щебетанье птиц,
биенье сердца,
треск клавиатуры,
мурчанье кошки —
в этой партитуре,
как ни трудись, не сосчитать страниц...
Лишь иногда в симфонии слышна
особенная нота — тишина,
которой неприметно вечность дышит.
И нет для этой ноты ни ключа,
ни стана нотного,
поэтому она
бесследно исчезает, отзвучав,
но кто имеет душу —
да услышит.
* * *
По зеленым улицам
ходят, обнимаются,
старших не стесняются
девочки и мальчики.
Бережно сутулятся
плечики у мальчика,
и дрожат от нежности
девочкины пальчики.
Мы с тобою умницы —
по широким улицам
ходим мимо лавочек
и влюбленных парочек.
В полной безмятежности
парочки целуются —
что-то с ними сбудется,
что же с нами станется.
цитировать
Молодец!
) )
свернуть ветку
Мне больше Ежедневник нравится и Фото. 
